- Раз уж ты упомянул о Декларации, то объясни мне такой момент: чем же плоха объявленная Сергием лояльность? Ведь и патриарх Тихон делал лояльные заявления, но при этом никто его за это не упрекал!
- Дело не в том, что лояльность сама по себе плоха, а в том, что Сергий понимал ее неправильно. Да, патриарх Тихон тоже делал заявления о лояльности, однако его интерпретация лояльности отличается от сергиевской. Прежде всего, патриарх не навязывал лояльность клиру, народу и епископату. Одно из самых сильных проявлений лояльности, которое было вырвано у патриарха под нажимом Тучкова – патриарший указ о поминовении властей, – на практике был «спущен на тормозах» самим патриархом и нигде не исполнялся.
- Погоди, но ведь патриарх Тихон объявил в 1923 году, что «Церковь отмежевалась от контрреволюции и стоит на стороне Советской власти»?
- Как явствует из текста этого документа, которое называется «Воззвание патриарха Тихона и группы высших иерархов Православной Русской Церкви к верующим об отмежевании Церкви от контрреволюции», быть на стороне советской власти означает «соблюдение церковных канонов и законов Советской республики». По сути, здесь патриарх призывает поступать по слову Христа: «воздадите кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф. 22:21). При этом «Воззвание» делает акцент на том, что «государственный строй Российской республики должен быть основой для внешнего строительства церковной жизни» – внешнего, а не внутреннего.
- То есть патриарх делал некие внешние действия с целью успокоить большевиков, которые на самом деле никого в Церкви ни к чему не обязывали?
- Именно так. При этом патриарх не допускал вмешательства большевицкого государства во внутреннее устройство Церкви – в поставление епископов, наложение церковных наказаний за «нелояльность» большевицкому режиму и вообще в управление внутренними церковными делами (то, что впоследствии будут активно допускать и практиковать Сергий и его преемники).
Таким образом, патриарх исходил из позиции, которая была сформулирована устами святых отцов в диалоге с государственной властью: «Мы покорны тебе, царь, в делах, касающихся жизни [т.е. в делах века сего]: податях, пошлинах, получении [твоих] даяний, в том, в чем вверено тебе управление нашими делами; в церковном же устройстве имеем пастырей, глаголавших нам слово и изготовивших церковное законоположение. Не удаляем со своего места предел вечных, яжеположиша наши отцы, но удерживаем предания, как приняли их. Ибо, если начнем, хотя в малом, ниспровергать здание Церкви, то оно понемногу будет разрушено все» (св. Иоанн Дамаскин, «Второе защитительное слово против порицающих святые иконы»).
В этом же духе выдержано знаменитое «Соловецкое послание», авторы которого – ссыльные епископы – тоже предлагали советскому правительству вполне лояльные условия совместного сосуществования: невмешательство государства в жизнь Церкви и невмешательство Церкви в государственную политику, подчинение советским законам, если они не противоречат православному учению и церковным канонам. Все в точном соответствии с большевицким декретом об отделении Церкви от государства и с каноническими требованиями!
- В чем же было отличие позиции Сергия от позиции патриарха Тихона и соловецких епископов?
- В отличие от патриарха Тихона и авторов «Соловецкого послания», Сергий понимал под лояльностью не только законопослушность и невмешательство в политику, – но и принятие Церковью ценностей большевицкого режима.
- Ты имеешь в виду его знаменитые слова из Декларации: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи»?
- Да. Ведь что означает тождество радостей и печалей православных с тоталитарным советским обществом? Оно означает не просто соблюдение законов, – но активную политическую поддержку большевиков и включение в систему советской идеологии, слияние Церкви и большевицкого государства. Но это был не просто политический выбор. Мы уже говорили с тобой в начале беседы, что большевицкий режим был не просто атеистическим – это была, по сути, другая религия, со своими «священными писаниями», «догматами» и «богословием» в виде «диамата», своим культом, своей эсхатологией. Поэтому соединение с этой системой означало отступничество от веры во Христа и служение ее идолу – светлому коммунистическому будущему на земле. В этом состояла измена Сергия Христу и Церкви, переходящая в лживые слова о лояльности, то есть, в еретическую проповедь о «радостопечалии» с большевиками. Но не только в этом.
Многие совершают ошибку, отрывая декларацию от всего остального контекста деятельности группы Сергия, но именно в этом и состоит фокус: еретический характер "Декларации" как основополагающего сергианского документа окончательно проясняется только в контексте всех прочих действий и заявлений Сергия, которые следует рассматривать как ее практическое продолжение и, одновременно, вероучительное истолкование, устраняющее двусмысленности в ее понимании.