- Да, теперь мне понятно, почему епархиальные съезды после февральской революции сразу начали брать дела в свои руки и ставить вопрос о возвращении к древним образцам церковного устройства! Видимо, наболело у народа церковного…
- Ты совершенно прав. Необходимость возврата к древним канонам, преданию и соборному устроению Церкви стала осознаваться уже в синодальную эпоху не только клириками и мирянами, но и многими видными иерархами Российской Церкви.
- Например, кем?
- Например, об этом писал святитель Игнатий (Брянчанинов) в своей записке о «О необходимости Собора по нынешнему состоянию Российской Православной Церкви».
- Неужели святитель Игнатий выступал за выборность епископата?
- В числе многих поднятых им вопросов была, в том числе, и проблема сословного характера духовенства, и вопрос о восстановлении древнего предания в части выборности клириков и епископов:
«Главнейшие предметы занятий Собора должны быть нижеследующие: …
2) Уничтожение касты так называемого духовного звания, как неправильности, которая вкралась сама собою, в противность правилам Св. Апостолов. Восстановить древнейший обычай Церкви: епархия да избирает для себя архиерея, а приход иерея, диакона и причетника, свидетельствуя об их благочестии ».
Конечно, отнюдь не один святитель Игнатий думал и говорил об этих проблемах. В начале XX века шла интенсивная подготовка к поместному Собору, готовились материалы, велись оживленные дискуссии, было даже учреждено «Предсоборное присутствие». Но императорская власть так и не решилась на созыв Собора…
- Но после февральской революции запрос на возвращение к нормальному каноническому строю еще более возрос?
- Да, в значительной мере из-за того, что формально христианская Российская империя ушла в прошлое, союз церковной и государственной структур распался, чего не было со времен Константина Великого. И Церковь оказалась в ситуации, во многом аналогичной ситуации первых трех веков – то есть безо всякой поддержки государства, а с приходом к власти большевиков – еще и перед лицом новых гонений.
- И как по-твоему – удалось Поместному Собору 1917 – 18 гг. вернуть церковную жизнь в русло древнего предания?
- На мой взгляд, значение Собора было неоднозначным. С одной стороны, Собор предпринял ряд шагов, безусловно, имевших целью возвратить церковную жизнь к древним нормам: принял положение о епархиальном управлении, где было прописано право участия клира и мирян епархии в избрании епископов и управлении делами епархии, утвердил приходской устав, где широкие права самоуправления были признаны за приходскими общинами (в частности, они получили возможность выдвигать кандидатов на рукоположение для прихода), восстановил древнюю норму о недопустимости перевода епископа с кафедры на кафедру без серьезных оснований. Были приняты решения, согласно которым учреждались постоянно действующие выборные органы из мирян и клириков, которые в соединении с епископатом должны были обеспечить принцип соборного управления на поместном уровне, согласно определению Собора: «управление церковными делами принадлежит Всероссийскому Патриарху совместно со Священным Синодом и Высшим Церковным Советом». Высший Церковный Совет – избранный Собором орган из мирян и клириков, на епархиальном уровне – епархиальные советы, на приходском – приходские советы. Правда, следует заметить, что эта структура не смогла полноценно работать в условиях большевицких гонений, особенно это относится к Священному Синоду и Высшему Церковному Совету, срок полномочий которых истек.
- А с другой стороны?
- С другой стороны, еще до революционных событий 1917 года в определенных церковных кругах возникла и начала формироваться группа будущих обновленцев. Ее участники, тоже представленные на Соборе, внешне поддерживали возвращение к древним нормам соборного устроения, – но отнюдь не из любви к преданию, а потому что надеялись под маркой соборности протолкнуть свои инициативы, сводящиеся к внедрению протестантско-демократической модели церковного устройства, чтобы затем в ее рамках провести широкую «модернизацию» церковной жизни – упразднение монашества, второбрачие духовенства, введение женатого епископата, упрощение богослужения и т.д.
- Однако, судя по всему, эти деятели не получили поддержки со стороны других участников Собора – ведь главным итогом Собора были совсем не реформы в обновленческом духе, а восстановление патриаршества!
- Это так. Но здесь тоже есть нюанс. Да, фигура патриарха, избираемого Поместным Собором по жребию, задумывалась в качестве противовеса как обновленческим идеям, так и синодальной бюрократической «коллегиальности». Патриарх воспринимался как пастырь и отец, символизирующий духовное и соборное единство Церкви – епископов, клира и народа, предстательствующий перед гражданскими властями и защищающий Церковь от крайностей бюрократической корпоративности и обновленческого протестантизма. В каком-то смысле так и было: патриарх Тихон (а после его кончины – местоблюститель патриаршего престола митрополит Петр и до определенного момента его заместитель митрополит Сергий), действительно, противостоял различным раскольникам – обновленцам, живоцерковникам, григорианам.
- А тогда в чем состоял, как ты выразился, «нюанс» с введением патриаршества?
- Во-первых, в том, что с точки зрения канонов фигура всероссийского патриарха была вообще необязательной. 34-е апостольское правило, говорящее о необходимости наличия «первого епископа», изначально относилось к так называемым «митрополичьим округам», а вовсе не к поместным Церквям, соотносящимся с границами национальных государств. Другие каноны говорят опять же либо о митрополичьих округах, либо о «диоцезах» и «архиепископиях», которые не совпадали с границами государств.
- Чем же тогда объяснить намерение Собора восстановить патриаршество? Неужели тем, что для русских людейвообще свойственна склонность к объединяющим символам, в том числе в виде духовных лидеров?
- Да, в этом сказалось желание иметь некий центральный символ церковного единства. Вот как об этом сказал на Соборе епископ Астраханский Митрофан (Краснопольский) в своем докладе, посвященном восстановлению патриаршества:
«Во все опасные моменты русской жизни, когда кормило церковное начинало накреняться, мысль о Патриархе воскресала с особой силой; …время повелительно требует подвига, дерзновения, и народ желает видеть во главе жизни Церкви живую личность, которая собрала бы живые народные силы».
- Красиво и точно сказано…
- Сказано, конечно, красиво, но при этом надо понимать, что, наложенное на неизжитые (особенно у епископов) синодальные привычки и традиции, патриаршество могло, при определенных обстоятельствах, привести не к преодолению, а к закреплению бюрократической модели церковного устроения в новой форме, в которой сакрализованные значение и власть патриарха как центрального администратора (по сути – нового «монарха» и «обер-прокурора» в одном лице) будут вполне сосуществовать с властью «корпорации епископов», при попрании подлинных принципов соборного устроения. Что, собственно, и произошло в сергианстве, которое представляет собой продолжение и обновленчества, и григорианства, но только в более приемлемой для церковных людей традиционной «упаковке».