– Ты озадачиваешь меня, Момоджон, я думал ты угрюмый парень, но, похоже, нет. Думаю, командир разрешит тебе натуральный обмен. А, товарищ командир?
Встретившись взглядом с Александром, мы грохнули смехом – все в этом мире продается и все покупается...
– Развеселил ты нас, парень. Ладно, свободен.
Мысль опроса местных аборигенов нам с Александром понравилась.
– Саш, ты его проинструктируй детально. Пусть ведет беседы на свободные темы. Языковые диалекты разные, но они прекрасно понимают друг друга. Главное: что делается за горным хребтом и Черной горой. Скрынникову я доложу о новом способе получения информации – против, я думаю, не будет. Сейчас нужны любые данные, пойдем к карте, глянем.
Нанесенная на карте обстановка обозначала: красный цвет – наши войска, синий – противник, данных было немного. Западнее Кабула – Пагман – «яйцо» синего цвета, район Суруби – тоже синее «яйцо». И все! Почти ничего.
Вспомнилось, как жестко требует данные о «духах» начальник штаба дивизии Петряков, размахивая кулаком с наколкой «Коля». Давай ему координаты противника, места баз, маршруты выдвижения, связь с кишлаками. Где их взять? Как раздобыть? Втереться в доверие к «духам», чтобы предоставили на блюдечке с голубой каемочкой? Ни одной зацепки, на которые можно опереться, чтобы начать работать! Я рассчитывал на охранение, думая, что за неделю у них что-нибудь будет конкретное. Полистал журнал наблюдений, в котором отмечались данные, записей было много: зафиксирован проезд машин, движение людей, один «отличник» записал проход двух ишаков. Но все не то, исходной информацией для работы это не служит.
– Шурик, покажи свои «огоньки», время их появления, характер сигналов. Какие у тебя соображения? – устраиваюсь за столом командира.
– Черт их поймет, Валер, стройной системы нет ни по времени, ни по характеру. В горах фиксирую отблески света, прямого огня не видно, он скрыт рельефом. Ночью в прицел хорошо наблюдается зарево открытого пламени: колеблется. Через 10-15 минут исчезает. За ночь зажигают два-три раза. Кому они предназначены? Черт его знает!
– Постой, – вскочил я, – а может в звездную ночь преобразователь прицела дает фон, похожий на источник огня?
– Да нет. В ясную ночь видно невооруженным взглядом, – отмахнулся Александр, но обзор кишлачной зоны ограничен Черной горой. Что там, не знаю, но сигналы, похоже, адресуются в то направление.
– Черная гора, «черная леди»… Что же делать с тобой? – в голове появились кое какие мыслишки, которые формировались в решение, но тревожно на душе, беспокойно. Подошел к карте и молча смотрел на подходы к горе.
– Чой ми хури? – вернул на землю Александр. (Чай пить будешь?)
– Хуб, – я посмотрел на часы. (Хорошо).
– Мажмунов, – крикнул хозяин за полог палатки. Топот кирзовых сапог и влетел измазанный сажей Момоджон. – Передай повару, пусть принесет что-нибудь покушать и чай с сахаром.
– Понял я вас, товарищ старший лейтенант.
– Не «понял я вас», а «есть, товарищ старший лейтенант», – гаркнул взводный.
– Так точно, товарищ старший лейтенант, – вытаращив черные глаза, бухнул Мажмунов.
– Уйди от меня, ради Аллаха, – безнадежно отмахнулся Александр.
– Пей чай, Валер, пойду своих подниму – пора к ночи готовиться.
– Хорошо, я погреюсь немного.
Тепло печки разлилось по телу вместе с настоящим чаем, крепким, ароматным. «У «духов» берет, не иначе», – подумалось мне.
С командиром боевого охранения мы сдружились недавно. По приказу начальника разведки дивизии я прибыл к нему на заставу для организации взаимодействия на случай, если при ведении разведки в зоне его ответственности, мы нарвемся на «духов» и потребуется помощь. Связь, сигналы, порядок действий мы с ним отработали до деталей. Прикинули варианты эвакуации группы при неблагоприятном развитии событий. На этот случай санинструктор заставы по кличке «Таблетка» подготовил кое-что из медикаментов, но лучше бы, конечно, они не потребовались. Взвод охранения сейчас поднимется, наведет порядок, поужинает, и личный состав до утра заступит на боевое дежурство. Оно сегодня будет тревожным: в «духовский» тыл уходит разведка дивизии. В темной холодной мгле десантники взвода будут слушать ночь, изучать местность, отслеживая обстановку, всматриваться сквозь метель и пургу, чтобы не упустить красной ракеты беды – звуки боя у Черной горы. Они знают, разведчики рассчитывают на помощь боевого охранения, если ввяжутся в непредвиденный и никому не нужный бой.
Пока Александр занимался бойцами, готовя их на дежурство, пожалуй, загляну к своим разведчикам, погляжу им в глаза. Они не знают, по какому принципу я одних беру с собой в разведку, других оставляю на базе. «Глаза – зеркало души», – сказано умным человеком. Не всех парней я беру с собой на задание: наряд по роте, больные – само собой, но психологически неготовых к работе бойцов, по разным причинами, я тоже оставляю в лагере. Они никогда не узнают причины, по которой кто-то из них остался в расположении роты, а не пошел с группой на боевое задание. Спрашивать нельзя – не положено: командиру виднее, оставил – так надо.
В тылу противника разведчик должен думать только о том, как лучше выполнить приказ командира группы, чтобы сработать на успех операции. Все действия разведчиков подчинены грамотным, хладнокровным и взвешенным решениям. Никакие другие мысли не должны отвлекать их от боевой задачи – эмоции, лирика души приведет к провалу группы. Психику молодого человека легко разбалансирует письмо из дома, от девушки, неважное настроение, самочувствие. В эти минуты важно поддержать человека душевным участием, вниманием, глядишь, и проходит хандра: улыбается – цели, задачи командира достигнуты.
Солдатские письма – лакмусовая бумажка внутреннего состояния разведчиков. Они уходят в них и видят себя дома, с мамами, любимыми, друзьями. Все сопереживания в глазах: хорошие, тревожные, веселые. Почта для солдата – это, собственно, жизнь! Когда почтальон приносит письма из штаба дивизии, я располагаюсь где-нибудь возле парней, фиксирую выражение их глаз, лиц. В разведывательной группе всего 14 человек и состояние каждого просчитывается довольно легко. Личное время – лучший момент для понимания своих подчиненных. Кто-то уединяется, перечитывая письма в уголочке, грустный, задумчивый, я всегда подойду побеседую, поддержу – иначе нельзя. Нам, если не сегодня-завтра в бой и морально-психологический настрой должен быть высоким. Молодым разведчикам уделяю больше внимание не в плане опеки, а человеческой поддержке словом, взглядом.
Бывает, приболеет солдат, сказать об этом стесняется, крепится изо всех сил, полагая, если признается, другие примут за симуляцию. Солдат переносит болезнь на ногах, а когда открывается правда – у него третий день температура под 40. Быть очень внимательным надо к бойцам – это обязанность командира, знать каждого из них, чувствовать, чем дышит, необходимо в двойне. Армейский коллектив, скажу я вам – такая штука, где надо быть на уровне: контактным, коммуникабельным, общительным. Тогда легче жить на равных, среди равных себе, но, к сожалению, не всем дано быть таковыми. К примеру, Володя Сокуров неделю ходил в горы на боевые задания с растяжением ступни, пока я не обратил на него внимание. Заставил снять сапог – нога опухла, парень терпел страшную боль, но все время держался в строю. Мне своих парней вести туда, откуда не всегда возвращаются, поэтому здоровье разведчиков – прежде всего.
В расположении десантники охранения заканчивали ужин, моих ребят напоили чайком, они сидели, ждали команды, негромко беседуя о чем-то своем. Солдатские разговоры всегда начинаются с одной темы: есть ли «земеля», откуда родом, где призывался. Архипов что-то бубнит Сокурову – подначивает Вовчика, оба смеются. Миша Гапоненко немного смурой, замкнутый – паренек из белорусской деревеньки, тихий, спокойный, иногда бывает в подавленном настроении. Ему уделяю больше внимания: он только что окончил «учебку» и сразу в Афганистан. За его спиной нет разведывательных выходов, проверок, втягивание его в ритм боевых задач проходит гораздо труднее. Да, что там говорить – всем достается, но хватит мысленной лирики, парни бодры, веселы, не сомневаюсь – готовы к работе, психологический настрой соответствует норме.
ГЛАВА 18
На последнем рубеже боевого охранения, отделявшего нас от противника, в сознание каждого разведчика я вбиваю мысль – здесь мы переходим черту, за которой только озверевший и жестокий враг. Требую до предела собрать волю, разум, сознание, забыть обо всем, что мешает задаче – на кону наши жизни, ребята. Уточняю действия дозорных при встрече с противником, последние наставления группе захвата, прикрытия тыла в обеспечении выхода из боя. Довожу порядок отрыва и ухода на базу в случае огневого контакта с противником. Проверяю связь и с внутренним пожеланием всем нам: «С богом!» – даю команду на выдвижение. Как-то само собой сложился своеобразный ритуал выхода в тыл противника – важный элемент психологической подготовки.
– Перекусил?
– Что, Саш?
– Перекусил, спрашиваю?
– В порядке, спасибо.
– Мои минут через пятнадцать будут на постах. Местных в округе не видно, похоже, спрятались от стужи. Мороз, Валера, усиливается и ветер тоже – тебе на руку, спокойненько перемахнешь долину. Увидишь овраг – иди по нему, хотя, черт его знает, могут мины поставить. В случае чего, человек пять на лыжах, у меня будут в готовности встретить тебя. Кажется, все. Ну, ни пуха, – хлопнул меня Александр.
– К черту, Сань, пока.