– Пойду к бойцам, Иван Геннадьевич, посмотрю отбой.
– Давай, Валер.
Вышел на свежий воздух. Морозный вечер был заполнен невероятным светом луны. Синий фон заснеженных гор создавал удивительную картину Востока. Фантастика! «Развиднелось, однако», – подумалось мне, завтра выход за Черную гору, а тут хоть иголки считай. Впрочем, сутки еще впереди… Разберемся.
Под «грибком» часовой в тулупе с автоматом в положении «для стрельбы стоя». Солдат методично мерил шагами расстояние вдоль линии палаток роты и обратно, через два часа его сменит другой часовой и так до утра. Дальше располагались тылы дивизии, охраняемые личным составом их подразделений. Несколько дней назад перед сном я вышел подышать морозным воздухом и вдруг услышал одиночный выстрел – присел. Из палатки выбежал прапорщик автомобильной роты, мы с ним кинулись на звук только что прозвучавшего выстрела. Возле ограждения из колючей проволоки нашли часового, пустившего пулю в висок – солдат не выдержал тягот и лишений воинской службы и выполнения интернационального долга.
А сейчас я решил пройтись к туалету, обозначенного на местности в виде вырытой на пустыре траншее. Оправление естественных надобностей в полевом туалете требовало определенных физических данных, в противном случае, можно было поскользнуться и упасть в … туалет. Подходить к нему надо было также с умом – по всей солдатской науке, как, если бы идти по минному полю – осторожно и взвешенно. Сам процесс был не таким уж простым и … естественным, он отличался наличием особой сноровки при двадцатиградусном морозе, бодрящем открытые части тела и почему-то не располагавшим к лирическому настроению.
Возвращаясь к линии палаток, я услышал разговор и смех подчиненных:
– Вижу, выскочил Чернега, – узнал я голос Сокурова, – он подошел к движку, тот пару раз чихнул и заглох – взводный побежал в туалет. Следом выбежал Родин, матеря всех на свете чертей.
Стало, действительно, смешно от байки взводного балагура – бойцы все видят и подмечают. Розыгрыш заместителя командира по связи не остался незамеченным в солдатском коллективе и живо обсуждался бойцами.
– Встать. Смирно, – скомандовал Архипов, первым увидевший меня.
– Вольно.
– Сокуров, значит, анекдоты про офицеров рассказываешь?
– Никак нет, товарищ лейтенант, – парировал разведчик, – я просто обратил внимание на взрывную энергию товарища старшего лейтенант Родина! – бодро доложил солдат. Бойцы засмеялись.
– Так, может, мне Родина пригласить и вместе обсудим тему резкости, а? Тебя, «Зигфрид», за одно потренируем, кстати, где у нас лопаты?
Разведчики умирали со смеха, но в глазах Сокурова веселые чертики уже не прыгали.
– Ладно, садитесь.
Володя Сокуров по кличке «Зигфрид» был отличным парнем. За арийскую внешность получил знатное прозвище, которому вполне соответствовал: высокого роста, с голубыми глазами, чувством природного юмора, такта. Несмотря на то, что он служил разведчиком первый год, завоевал авторитет коллектива. Боевым друзьям рядом с ним было легко и весело – контактный, отзывчивый, он всегда был в стабильно ровном настроении.
– Как отдохнули, гусары?
– Нормально, товарищ лейтенант, – за всех ответил Фетисов – самый возрастной солдат в подразделении: серьезный, основательный. До армии Александр окончил институт, получил высшее образование, но был объектом частых шуток и приколов Сокурова. На мой взгляд, с Александром Фетисовым больше никто не пытался шутить – он был физически крепким и здоровым мужиком. Впрочем, Архипов тоже мог «проехаться» по здоровяку, но в рамках дозволенного: «Дед» себя в обиду давал.
– Как с письмами, все получили?
– Получили, товарищ лейтенант.
– Как там, на дембеле, Сокуров?
– О-о-о, товарищ лейтенант, на дембеле…
Разведчики засмеялись. «Зигфриду» рано думать о дембеле – служить, да служить, что не могло не вызвать смех сослуживцев.
– Не задерживайтесь с ответом, пишите, – сказал я, присаживаясь на кровать.
– Товарищ лейтенант, после утреннего осмотра письма сдам почтальону, – уточнил Сафаров.
– Хорошо, Сергей, возьми на контроль.
Посмотрел на разведчиков, наверное, они поняли важность прихода своего командира – притихли, смотрят, словно, галчата.
– Завтра в ночь за Черную гору, ребята … самоотводов нет?
Разведчики подтянулись, в наступившей тишине «Паларис» завывал дикую «песню» об афганской войне.
– Настало время сунуться в душманское логово – нужен «язык»… С утра поработаем над деталями, отдохнете, а в ночь – в Тарахейль.
Сразу все заговорили: вспомнили прошлую ночь, подняли общие темы, обсудили обстановку в Афганистане, задачи, которые нас ожидают, но завязавшийся разговор о войне, которую мы ощущали собственной кожей, постепенно затих – выговорились и полегчало.
– Товарищ лейтенант, – обратился Архипов, – самоотводов не будет, только вот Сокуров задницу натер на горе.
Смех зашатал палатку.
– Не задницу, Архипов, а промежность, – изящно парировал «Зигфрид».
– Это яйца, что ли?
Дальше в теплой палатке сидеть было невозможно – разведчики «катились» от смеха и слез. Во взводном закуточке, пропахшем соляркой, скипидарным запахом портянок, можно было говорить и шутить до утра, но было пора – вечерняя поверка, разведчикам необходимо сбегать в туалет и перекурить за палаткой.
– Ладно, ребята, скоро отбой, отдыхайте. Письма сдать Сафарову до политзанятий. Сергей, командиры отделений, проверить ноги, болячки, утром доложить.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Всем до свидания, – вставая, я попрощался с бойцами – пора и самому засыпать.
Выйдя наружу, поглядел на луну – красота необыкновенная! Неужели рядом война? Просто не верилось, что сказочная красота скрывала смерть и печаль.
В нашей палатке офицеры лежали. Толик Родин крутил приемник, все еще пытаясь что-то услышать в эфире, но «глушилка» забила «вражеский» голос. Николай Андрейчук собирался на вечернюю поверку, надевал десантную куртку с портупеей. Николай Владимирович проведет отбой, назначит дежурных следить за «Паларисами», чтобы не сгореть в палатках. Такие случаи в армии были, и приказы о ЧП до нас доводили – личный состав сгорал вместе с палаткой за считанные секунды.
Шура Ленцов, сосредоточенно думая, дописывал письмо. Не было видно Сашки Чернеги, наверное, тоже беседовал со своими парнями. Его разведчики «отличились». Охраняя литерный борт Маршала Советского Союза Соколова, они нацарапали на шасси самолета: «Дембель – весна 1980». Надпись увидели сотрудники 9-го управления КГБ, сопровождавшие военачальника в поездках по Афганистану. Был неприятный разговор.
Серега Коробицын с Николаем Тютвиным спали снами праведников. Пора и мне было раздеться, упасть на кровать, но из головы все не выходил завтрашний выход к кишлачной зоне – разведка душманского гнезда увеличивала опасность. Все ли пройдет нормально? Может быть, Санек что-нибудь «накрутит» через местных «бачат». Взрослые афганцы тоже ходили вокруг да около, близко к линии охранения не подходили, но какие у них глаза! Как смотрят! На секунду зевнешь и порубят на куски. Что-то они готовят, замышляют... Вроде бы и нет против них ничего, но опасность витала вокруг неведомой тенью – непредсказуемый народ. Вряд ли они знают, что такое душа. Хорошо, что Сафаров может общаться с ними на одном языке, Гена Баравков понимал канву разговора – тоже сгодится. Пора отдыхать, голова "раскалывалась" от забот и мыслей.
ГЛАВА 21
На зарядке я пробежался вдоль кромки аэродрома с бойцами. Утренний моцион взбодрил тело, поднял настроение. Умывальник у нас был за палаткой – в снег и мороз мы умывались на свежем воздухе, что придавало свежести и бодрости на целые сутки.