ПИСЬМО ГЕВОРКУ СТЕПАНОВИЧУ 1 глава

ОТ РЕДАКТОРА

Что входит в представление об Армении у современного среднестатистического русского человека? Из чего склады­вается набор так называемых «фоновых знаний»? Беско­нечные горы, держащие на своих снежных вершинах небо, гордые древние монастыри и крепости… Ноев ковчег и Арарат… Абрикосы, гранаты, матнакаш и коньяк… Гор­танная речь и завораживающая кудрявая лоза национальной письменности… Геноцид, кровь, расселение по всему миру... Хачкары, дудук, ковры… Хранилище древних рукописей Матенадаран, непревзойденные морские пейзажи Ивана Айва­зовского, проникающие в самую душу голос Шарля Азнавура и музыка Арама Хачатуряна… Потрясающее госте­приимст­во… И еще факт, что армянский и русский народы никогда не воевали между собой.

Я никогда не была в Армении и представляла эту дале­кую солнечную страну примерно так же. Однако с недавних пор у меня появилось чувство, что я знаю эту многостра­да­льную и благословенную землю, когда я увидела ее глазами русских поэтов. У вас, дорогие наши читатели, тоже появ­ляется эта уникальная возможность – совершить воображае­мое путешествие в Армению. В ЭТУ Армению вы никогда и нигде не купите билет. Ее нет на географической карте. Но она существует – в истории и культуре, точнее, в русской литературе. Несколько веков русской поэзии станет для вас машиной времени и погрузит в атмосферу самой разной Армении – древней и современной, каменной и утопающей в зелени, залитой кровью и воскресающей, щедро дарящей вам свои краски и звуки, гомон детей и мудрые слова стариков, возвышенность и постоянство чувств. ЭТУ Армению создали не армяне, а русские, волею судеб прикоснувшиеся к ее исто­рии и культуре. Воспетая русским стихом, она унаследовала то, что отличает наш национальный характер и нашу нацио­нальную литературу: способность к сопереживанию, со­вест­ли­вость, стремление извлечь исторические уроки, непрео­доли­мую тягу к воле, стойкость духа, преданность в дружбе и любви, неистребимую романтичность, очарованность красо­той.

Перед вами – уникальная книга, составление которой равнозначно подвигу – подвигу перед армянской культурой и русской словесностью одновременно. Главная заслуга по ее созданию принадлежит настоящему подвижнику и просвети­телю, выдающемуся филологу и педагогу, доктору филологи­ческих наук, профессору Михаилу Давидовичу Амирханяну. Всю свою жизнь он посвятил популяризации русской литера­туры на армянской земле. Книга «Армения в зеркале русской литературы» – настоящий подарок и армянам, которые полу­чи­ли собранные воедино страницы великой литературы, посвя­щенные Армении, и нашим соотечественникам, – как единое, 550-страничное поэтическое высказывание о своем со­седе. Эта книга – бесценный вклад в дело укрепления армяно-российской дружбы.

Книга будет интересна и полезна и широкому читателю, и специалистам. Она знакомит с большим количеством авто­ров, в том числе малоизвестных, и текстов – не переиздавав­шихся с XIX века или опубликованных исключительно в сети Интернет, а то и вовсе хранящихся в личных архивах и впер­вые обнародованных. Статьи об авторах позволяют просле­дить, какими путями русская поэзия шла к постижению Арме­нии как культурного феномена. Благодаря составителю – М.Д. Амирханяну – некоторые справочные статьи об авторах расцвечиваются богатейшим материалом личных воспомина­ний и впечатлений. Собранная антология фактически пред­ставляет собой «армянский текст русской поэзии», который для специалистов филологов обладает богатейшим исследова­тельским потенциалом.

Мы надеемся, что развитием проекта «Армения в зерка­ле русской литературы» станет сайт, на котором каждый пользователь сможет найти антологию в электронном виде – с текстами стихотворений и сведениями об авторах, культур­ны­ми и историческими комментариями, а также со всевозмож­ными электронными указателями и справочниками, помогаю­щими осмыслить армянский текст русской литературы.

Ирина Романова

Доктор филологических наук, профессор

Смоленского государственного университета

К ЧИТАТЕЛЮ

И остановился Ковчег в седьмом

месяце, в семнадцатый день месяца,

на горах Араратскиих. Библия.

“Бытие”, гл. VIII, ст. 4

Начало общения между русскими и армянами восходит к глубокой древности. В XI в. после длительной борьбы с византийцами (1041-1045)[1], затем с турками-сельджуками (1048, 1049, 1064, 1071гг.) армянский народ лишился самостоятель­­ности. Пала столица Армении — город Ани. Страна потеряла независимость. Эти события вынудили многих армян искать убежище в других странах. Так, еще в XI веке в Киевской Руси воз­никло первое армянское поселение. В это же время армяне по­селялись в столице Волжско-Болгарского государства — Болгаре, потом — в Крыму и Польше. А со временем армянские поселе­ния, переросшие в дальнейшем в колонии, стали возникать в русских городах — Москве, Моздоке, Астрахани, Новгороде, Пе­тербурге и других местах[2].

Имея глубокие истоки, многогранные русско-армянские от­ношения получали свое развитие на протяжении многих веков.

Поселяясь в России, армяне избавлялись от физической тира­нии, приобретали относительно более благоприятные условия жизни и развития. Завоевывали признание армянские промыш­ленники, живописцы, торговцы, ремесленники, медики, полко­водцы русской армии. Со временем русское государство разре­шало поселянам строить церкви, фабрики, заниматься торговлей[3]. Жизнь в армянских колониях текла в русле окружающей среды, с сохранением, естественно, национальных традиций.

Так зарождались ростки дружбы между двумя народами, которая потом принесла армянам спасение от физического ист­ребления, дала возможность обрести свое место в государствен­ном и культурном строительстве России и нашла яркое отобра­жение в поступательно развивающейся русской историографии, различной документальной и художественной литературе, пу­блицистике, многих жанрах материальной и духовной культуры.

Но прежде чем приступить к исследованию проблемы “Армения в зеркале русской поэзии” автор считает целесообраз­ным кратко познакомить читателя с прозаическими сочине­ниями русской литературы раннего периода, поскольку русская поэзия об Армении возникла значительно позже. В этой связи следует заметить, что неоднократные и разносторонние сообщения о взаимных контактах представителей двух народов, встречающиеся в различных дошедших до нас сочинениях путешественников, писателей, историков, ху­дожников, являются богатым источником для исследования проблемы в целом. Это двухтомный труд С. Глинки “Обозрение истории армян­ского народа от начала бытия его до возрождения армянской области в Российской империи” (ч. 1, М., 1832; ч. II., М.1833); “Альма­нах. Россия и Азия. Историко-литературный сборник по гео­гра­фии, истории и литературе армянского наро­да” (1899) в составлении и переводе приват-доцента Киевского уни­вер­ситета А. Грена; различные многочисленные сборники до­кументального, этнографического и справочного характе­ра, большое количество разножанровых материалов перио­ди­ческих изданий, полотна русских художников М.М. Ива­нова “Остатки крепости Анталя при реке Лори в Великой Армении” (1782), “Развалины города Ани” (1783); А.Г. Ухтомского “Вид Эчмиадзина” (1805); В.И. Машкова “Ба­зальтовые горы в Сомхетии (Арме­ния)” (1828); “Пере­селение 40000 армян в Российские пределы...” (1828), гравю­ра 1832 г.[4]; Г.С. Сергеева “Вид города Еревана близ горы Арарат на реке Занге”, а также гравюра Петрова по этой картине (1796); около сорока картин и рисунков Г.Г. Гагарина, хранящиеся в Государственной картинной гале­рее Армении[5] и т.д., привлечение армянских мастеров, худож­ни­ков и ремесленников к архитектурно-строительным работам в России, начиная с времен Киевской Руси, широ­кое участие армянских купцов и промышленников в разви­тии торговли и промышленности России. Все это является свидетельством добрых взаимоотношений русских и армян и имеет не только огромное культурно-историческое, но и общественно-политическое зна­­чение в межнациональных двусторонних отношениях.

Таким образом, взаимоотношения русских и армян на про­тяжении многих столетий складывались в обстановке добрососедства и доброжелательности.

Вместе с тем, судьба армянского народа полна самых тяжелых драматических событий. “Кто не знает трагического, кошмарного прошлого этого народа! Находившаяся на рубеже двух миров, двух стран света — Европы и Азии, бывшая некогда одной из могущественных стран древнего Востока, Армения была ареной бесконечных битв и нашествий. Одних завое­вателей сменяли другие. Смерчем и ураганом проносились над страной гунны, персы, римляне, арабы, византийцы, сельд­жуки, монголы, османы. Едва народ успевал опомни­ться от одной опустошительной грозы, как надвигалась но­вая. И снова разру­шались села и города, разрушалась куль­тура, гибли трудящиеся армяне...”[6].

В 1639 г. Армения была разделена между султанской Тур­­цией и шахским Ираном: Западная Армения отошла к Турции, Восточная — к Ирану. “В истории армянского народа наступили самые мрачные времена”[7] — писала “Правда” в передовой статье по случаю 15-ой годовщины установления Советской власти в Армении.

Судьба армянского народа исторически сложилась так, что в одном случае он встречал доброе расположение и сочувствие, в другом — переживал гонения и избиения. И в этих, благо­приятных, с одной стороны, и трагических, с другой, условиях жизнестойкая сила армянского народа находила самоутвер­ждение и развитие.

Армянский народ, по словам В.Я. Брюсова, “при всех пре­вратностях судьбы, <...> за тысячелетия своей исторической жизни создал самостоятельную культуру, внес свой вклад в науку, оста­вил миру богатейшую литературу”[8]. Многогранная жизнь армян находила отображение в художественной литературе, как рус­ской, так и других народов.

В силу своего характера русская художественная литература, поэзия, наряду с разносторонним отображением русской действитель­ности, исстари немало места уделяла инонациональной теме. Она с давних пор стала отображать английскую, французскую, немецкую, шведскую, горскую, татарскую, грузин­скую, армянскую действитель­ности. Это один из компо­нентов ее гуманистического и интернацио­нального характера.

И, как следствие, в русской литературе образовался ог­ромный пласт, отображающий инонациональную действитель­ность. Русская литература не формально описывала в художест­венном слове факты из жизни других народов, она вникала в суть событий, одобряла или осуждала отображаемое. И пер­востепенная роль в этом принадлежала и принадлежит ху­дожественной публицистике, которая, идя в ногу со временем, первой откликается на животрепещущие события, а зачастую, опережая их, указывает пути разрешения проблем.

Уходящие в глубокую древность исторические взаимоот­но­шения между русскими и армянами нашли отображение в па­мятниках материальной и духовной культуры русского народа.

Одно из наиболее ранних упоминаний об армянах встре­чается в памятнике религиозного содержания, в памят­нике XI в., в послании Феодосия Печерского к князю Изясла­ву Ярославовичу, в котором Феодосий выступает апо­ло­гетом православия, считает его самой благочестивой ре­лигией. Это весьма ценный в научном и любопытный в позна­вательном аспектах факт. Дело в том, что после Крещения Руси в 988 г. православие сразу же стало вести борьбу не только с другими религиями, но и с другими направлениями христиан­ства. Не значит ли это, что на Руси в это время было уже такое количество представителей дру­гих народов, других религий, в том числе и армян, которое позволяло заявить о себе, о своем вероисповедании и вызвать соответствующую реакцию по отно­шению к себе у коренного населения. Об этом не без намеков го­ворится в “Слове святого Феодосия игумена Печерского монас­тыря”, написанном в 1069 году. Феодосий признается, что отец сказал ему: “Ты, чадо, избегай кривоверных и всех их дел, ибо наполнилась и наша земля людьми той злой веры. И спасаясь, тот спасет свою душу, кто будет жить в право­верной вере. И нет иной веры лучшей, чем наша, единствен­но чистая и честная, и святая эта вера правоверная. Живу­щие этой верой избегают гре­хов и мук вечных не примут, причастны к вечной жизни и будут без конца со святыми радоваться. А бывшему в иной вере: — в латинской ли, в армянской ли, в сарацинской[9] ли — не видеть жизни веч­ной, ни чести быть со святыми”[10].

В памятнике 1114 г., “Прениях Иллариона Меглинского” содержится полемика между армянином и епископом Илла­рионом относительно соблюдения преданий церкви, жертво­приношения, божьей плоти, поста и т. д.

В “Прениях”, нам, кажется, не столь важна суть полемики, сколько тот факт, что Иллариону, а значит обобщенно можно сказать и православию, были известны постулаты армяно-григорианского вероисповедания, что, собственно, и привело к прениям между Илларионом и безымянным армянином. Этот факт, несомненно, свидетельствует, прежде всего, о том, что на Руси уже тогда проживало такое количество армян, которое и позволяло в определенной мере узнать Иллариону, а равно и другим служителям культа, суть армяно-григорианского вероисповеда­нии и выразить свое несогласие с ним. А чтобы армяне сумели довести до своего окружения постулаты своей веры, они должны были, безусловно, владеть древнерусским языком, в противном случае отцы православной церкви не имели бы возможности узнать об армяно-григорианском вероисповедании. Ведь источ­ником любой информации в основном служили тогда только устные сообще­ния. Эти единичные случаи контактов представителей двух народов, нашедших отображение в названных выше памятниках, не­сомненно, наводят на мысль, что уже с XI века армяне имели возможность проживания на Руси и участия в общественно-политической жизни. Об этом свидетельствует и незадачливый рассказ монаха Киево-Печерского монастыря Поликарпа, содержащийся в “Слове 27. О святом и блаженном Агапиде безмездном врачи”, древнейшем летописном своде “Повести временных лет” (XII в.)

Поликарп сообщает, что в Киево-Печерском монастыре блаженный Агапит пользовался репутацией хорошего врача. Зна­ли о нем не только в монастыре, но и в Киеве-“граде”.

Был в Киеве в это же время и княжеский врач “некий армянин родом и верою хитр бе врачеванию”, который обладал фантастическими качествами лекаря. Он был так искусен, что, посмотрев на больного мог определить степень тяжести болезни и предсказать ее исход, и даже мог, якобы, назвать день и час смерти больного.

Наполненное вымыслом, субъективное повествование мо­наха показывает соперничество монастырского и княжеского врачей на протяжении длительного времени и в различных си­туациях, раскрывает их взаимоотношения. Причем симпатии Поликарпа явно на стороне монастырского врача. Да это и по­нятно, ведь он, также как и Агапит, был монастырским, а кня­жеский врач — мирским. Вот некоторые отрывочные сообщения Поликарпа.

Однажды армянин осмотрел у князя Всеволода больного и предсказал “по осьми дни смерть”. Больного перенесли в мо­настырь, где Агапит дал ему “зелиа” и вылечил его. “И промчеся о нем слава по всей земли той. Арменин же уязвлен бысть за­вистною стрелою”.

Другой случай. Предсказав смерть больному, армянин, со­гласно Поликарпу, послал его в монастырь с повелением, якобы, дать ему “смертного зелиа”, который, вкусив его, стал умирать. Увидев это, Агапит дал больному “монастырского язди” и спас от смерти “молитвою своею”.

В ответ на это армянин “научи на святого Агапита единоверники своа — дати ему испити смертоносного зелиа, хотя его сим зелием уморити”. Испив яд, Агапит не пострадал, ибо "Господь благочестивый от смерти избавляти". "Втыя же дни разболеся князь Володимер Всеволодович Мономах. И прилежаще ему Армении врачуя его". Однако армянин не сумел, согласно повествованию, в этом случае излечить князя. Тогда князь через игумена монастыря Ивана призвал на помощь Агапита. В ответ на просьбу Агапит воспротивился и заявил игумену, что если он должен идти к князю, тогда он пойдет ко всем больным вне монастыря.

А когда заболел Агапит, к нему пришел армянин “и нача стязатися с ним в врачевней хитрости, глаголя: “киим зелием целится какий недуг?” И отвеща блаженный: “Им же Господь подаст здравие”. Не узнав ничего от Агапита, армянин сказал: “Не умеет сий ничто же”. Потом, потрогав руку Агапита, сказал, что “в третий день сий умрет”. Рассвирепев, Агапит стал в ярос­ти укорять армянина, что вместо помощи тот предсказывает ему смерть. И если не может помочь, так лучше не предрекать смерти ему “в третий день”. “Мне же известил Господь в 3-й месяц умрети”, — заявляет Агапит. Когда он узнал от больного, которого сам излечил, что его соперник “Арменин есьми”, он “выставил” его из своей кельи, как иноверца[11], осквернившего келью.

Агапит скончался через три месяца, как и было “пред­сказано” ему Богом. После всех этих перипетий, согласно рассказу, армянин ушел в монастырь. Он заявил игумену: “От­селе уже и аз буду черноризец[12] и оставлю арменскую веру и истинно верую и Господа Иисуса Христа... Сий Арменин пострижеся в Печерском монастыре, и туг живот свой сконча в добре испове­дани”.

Мы не будем оспаривать Поликарпа, фантастика его утверждений очевидна. Нас лишь интересует: был ли в действительности армянин-врач при Владимире Мономахе? Был ли он единственный или было много армян на Руси? Как долго он жил на Руси?

Фраза монаха “И прилежаще ему Арменин врачуя его” имеет реальные истоки, поскольку в исторической литера­туре есть сведения, доказывающие, что, начиная с XI века, армяне поселялись на Руси[13]. Да и мысль автора “ научи на святого Агапита единоверники своа... ” (Подчеркнуто мною — М.А.) свиде­тельствует о том, что армянин имел “еди­­но­верников”, а “единоверниками” его могли быть лишь армяне и никто другой. Ака­демик М.Н. Тихомиров утверж­дает, что во времена Владимира Мопомаха в Киеве су­щество­вала “целая армянская колония”[14].

Далее. Армянин, естественно, в короткий период времени не мог стать врачом у столь высокопоставленного лица, как Владимир Мономах. Для такого “продвижения” нужно было время, а главное, он должен был быть известен как искусный врач. Значит врач-армянин жил на киевщине действительно долго, и слава о нем, безусловно, была ши­роко известна в округе. Кроме того, армянин должен был вла­деть древнерус­ским языком, чтобы прилежно исполнять свои “врачебные” обязанности. Понятно, что на изучение языка нужно было также время. Значит длительное пребыва­ние врача-армянина на Руси не вызывает сомнения.

Таким образом, малоправдоподобные сообщения Поли­карпа о лекарских качествах монастырского врача Агапита и мирского врача-армянина имеют не только огром­ное куль­турно-­историческое значение для раскрытия межнацио­нального обще­ния, но и являются ценным сведе­нием о кон­так­тах предста­вителей двух народов в те старо­давние времена[15].

Литературные памятники ранней поры донесли до нас самые разнообразные упоминания об Армении. Это геогра­фи­ческие упоминания, процесс прохождения русских через Ар­мению, и сообщения о духовной культуре армянского народа и т. д. Интерес русских к Армении, надо полагать, был обуслов­лен, особенно на раннем этапе, общностью христиан­ской религии, заманчивостью Арарата — “колыбели” челове­чества, и межнациональными отношениями. В сообщениях русских авторов, кем бы они ни были — паломниками, торговцами или послами — проявляется не только интерес, но и стремление по их возвращении на родину рассказать своим соотечественникам об увиденном в чужих краях. Вместе с информацией в их слове выражалось и оценоч­ное отношение. Так, в “Путешествии иеродиакона Зосимы по Святой Земле в 1420 г.” Армения упоминается в географическом смысле, как нечто хорошо знакомое: подойдя к Понтийскому морю, где на самом берегу стоит город Троада[16] иеродиакон Сергиевского монастыря Зосима увидел, что “отселе выходят пути на Великое море: направо поидти ко Святой горе, и ко Арменской земле, и к Риму...”[17] А в “Истории о Казанском царстве” (XVI в.), в главе “О встретени царя и великого князя епископ всего народа москов­ского и о красоте облачении его” автор пишет, что в почестях всенародной встречи царя вместе с представителями других народов принимали участие и армяне: “... и изыдоша на поле за посад встретити царя и великого князя князи и велможи его, вси старейшины града, богатии и убози, юноша и девы, и стари со младенцы, чернцы и черницы, и спроста все множество бесчисленное народа московского, ти с ними же вси купци иноязычныя, турцы, и армены, и немцы, и литва, и многия странницы...”[18].

Значительные по информативности сведения, отображаю­щие различные стороны армянской действительности, внесли в русскую среду памятники паломнической литературы. Так, в “Хождении купца Василия Позднякова по святым местам Вос­тока в 1558-1561 гг.” [19] повествуется об уроженце Смоленска куп­це Василии Позднякове, занимавшемся торговыми делами в Москве. Ему было предложено в ответ на просьбу Александрий­ского патриарха Иоакима и архиепископа Синайской обители Макария в составе послов везти в 1558 г. милостыню царя Ивана Грозного, предназначенную для отстройки обветшавшей Синайской обители. В “Хождении” неоднократно встречаются различные упоминания об Армении. В Александрии папа Иоа­ким, интересуясь Русью, спросил: живут ли “у вас в земле в государеве царстве иноверцы жидове и бусурманы и еретики, Кофти, Армени и прочия...”[20].

Говоря о церкви на Голгофе и самой горе, Поздняков пи­шет, что “по обе страны великия церкви престолы стоят ерети­ческие приделаны к стенам. А се еретики суть называются хрис­тиане: Латыни, Хабежи, Кофти, Армени, Арияне...”[21].

Большую наблюдательность проявил автор “Хождения" в церкви Воскресения Христова. Он рассказывает, что за два часа до наступления вечера луч солнца пал на крест, что стало бо­жественным знамением, знаком начала вечерни. Выходит пат­ри­арх, а за ним идут иноки-христиане и “за ним армен­ский игумен со армяны”. Позднякова заинтересовал и про­цесс богослужения: “Дивно же видехом в ту нощ в церкви еретиков бесящихся и чистоту их. Армени ходят и един от них ходит пред их владыкою — болшо их поп, а звонит в колоколец, а дьякон их ходит перед тем же владыкою назад пяты с кадилом и кадит его. А Арияне тако же ходят, яко Армени”[22].

В другом сочинении этого жанра, в “Хождении” Ф. Ко­това дано уже одно из первых описаний природы Армении, одно из ранних сообщений отрывочных сведений об Эривани, сведений о духовной культуре Армении. Рассказ ав­тора занимателен и вы­годно характеризует самого Ко­това, подчеркивает широту его кругозора. Во время путе­шест­вия автор обратил внимание не только на город “Раван” (Ереван), церкви Эчмиадзина, но и в ме­ру своих возможностей описал пейзаж этих мест и даже вскользь упомянул, что здесь когда-то было “Армянское царство”.

В 1623 г. “Московский гость Федот Афанасьев сын Ко­тов, а с ним в товарищех 8 человек, ходил за море в Пер­сидскую зем­лю”[23]. Свое путешествие Котов начал из Моск­вы. Придя в Гянд­жу, он в Персию должен был идти через Армению. “От Геньжи 6 дней ходу до Равана горами, — пишет Котов, — а в Раване город каменной, стоит на ров­ном месте над рекою над Зетичею (Зангу-Раздан. — М.А.), а широка река человеку каменеем бросить. А от города Ра­вана полдни ходу, тут стоят три церкви Арменские велики, и бывали стройны, и то место и Раван бывало Арменское царство, тот настолной город был, а церквами для того называем, что на них кресты, а две церкви стоят пусты, а в третьей поют Армени, а в церкви образов никаких нет, только крест да образ Пречистые Богородицы и колокол есть невели­кой, а звонят временем бояся Бусурман. Да над тем же городом Раванию на полдень стоит гора добре высо­ка и велика, а верх взошел, что колпак, а Русских верст до ней ходу от города Равана больши 10, а около тое горы сказывают ходу 5 дней, и на той горе лежит вековой снег зимою и летом: а на ту гору восходу нет никому, а на той горе стоит Ноев ковчег, а Персы и Турки тое гору называют Султана-агры-Тогорезов, — по их, да они зовут Башьдака­ми.., а у нас тое гору зовут Арарат”[24].

Среди авторов “Хождений” Котов по праву занимает особое место. Он оставил не только красочное описание пей­зажа Армении, но и ознакомился с духовной культурой некото­рых восточных народов. Его фраза “а звонят коло­кола временем бояся Бусурман” напоминает нам о том, что в XVI-XVII вв. Ос­манская Турция и Сефевидская Персия неод­нократно завое­вывали и делили между собой Арме­нию[25].

Любопытно другое. Котов транскрибировал русскими буквами количественные числительные турецкого, персидского и грузинского языков, и, указав повторы после 10, 20, 30 и т. д., объяснил методику их сче­та. Вместе с тем Котов записал также русскими буквами и наз­вания букв армянского алфавита: «Се же азбука арменская: айн, пень, кень, та, ечь, за, е» и т. д. К сожалению, запись названий букв искажена (айб, бен, гим, да, эдж, зат, хе). Вероятно, она была сделана на слух, поэтому он не смог адекватно передать армянский алфавит. Важно то, что, ознакомившись с армянским алфавитом, которым обозначались у армян и числительные (первые 30 букв), Ко­тов пожелал сделать их достоянием русского читателя. Од­нако он не объяснил методику счета. Она имеет свои слож­ности и, очевидно, в силу каких-то причин Котов не вник в их суть. Но как бы там ни было, такой подход к эле­ментам духовной культуры других народов, если учесть, что это к тому же и первая попытка, свидетельствует о большом инте­­ресе русского паломника, указывает на пытливость и под­черки­вает его стремление к духовному самообогаще­нию[26].

Подобная информация со временем встречается все чаще. Ценное упоминание о географическом местонахождении Армении начала VI века встречается у Феодосия, в его описании "О местоположении Святой Земли начала VI века". "Там где Иерусалим, — пишет Феодосий, — зовется про­вин­ция Палести­на, земля Ханаанская, затем Галилея, затем Сирия, затем Месо­потамия, влево Армения первая и вторая Армения и Персидская, и эти Армении под Императором”[27].

Более содержателен в отображении армянской дейст­ви­тельности памятник паломнической литературы “Житие и хождение в Иерусалим и Египет казанца Василия Яковлева Гагары, 1634-1637 гг.”[28]. Его сообщения имеют большое поз­навательное значение, они изобилуют наблюдениями светско­го характера. “Житие” Гагары начинается с описа­ния маршрута, по которому совершал он свое путешествие до Иерусалима. Будучи родом из Плеса Костромской губер­нии, Василий Яковлев по прозвищу Гагара жил в Казани, тор­говал с Восточными странами и вел распутный образ жизни: “от юности своеа житие свое блудно и скверно препроводил”. Когда на склоне лет он лишился всего состояния (его корабль затонул на пути в Персию), он рас­каялся в грехах и дал обет совершить паломничество в Ие­ру­салим. Путь Василия Яковлева до Иерусалима был дол­гим (более года) и проходил через Тифлис, армянские го­рода Эривань, Ардаган, Карс, Эрзрум, Себастию и далее — Кесарию, Алепо, Амидонию, Дамаск и Самарию. Приме­ча­тельно, что от меткого взора автора “Хождения” не ускольз­нуло выселение армян с насиженных мест, запусте­ние края. Вместе с тем красочное описание Тифлиса, Эчмиад­зина, Ара­рата и других мест делает “Хождение” Гагары весьма интерес­ным и раскрывает незаурядные способности писателя-паломни­ка допетровской поры. После Тифлиса Гагара “шел на град Родян, а близ того града Родяни 15 поприщ на ровне месте стоит монастырь арменский, а в нем три церкви; в одной собор­ной церкви препочивает Григорий Великия Армении. Да от того же гради Родяни 2 днища есть горы Араратские, а на них Ноев ковчег, а мимо тех гор идет река велми быстра, и лето и зиму не мержет...”[29].