Далее операция развивалась по самому драматичному варианту: бомбоштурмовой удар авиации успеха не имел – противник заранее вывел свои подразделения из-под удара и потерь не понес, сохранив при этом систему обороны. Через 15 минут после десантирования на горное плато и спуска в долину тактический десант попал в «огневой мешок» – опорные пункты противника, оборудованные на склонах хребтов, господствовали над местностью.
Разведка района боевых действий руководителем операции должным образом не проводилась и командиры подразделений тактического десанта систему обороны противника не знали. Бой с первых же минут развивавлся по наихудшему сценарию, что заставило личный состав батальона залечь под сильнейшим огнем противника. Через 30 минут после начала боя полковник Петряков вынужден был приказать командиру разведывательной роты старшему лейтенанту Мостибродскому о выделении двух его взводов для оказания помощи 7-й и 9-й ротам. Противник с заранее подготовленных позиций шквальным огнем стрелкового оружия наносил невосполнимые потери. Командование оперативной группы 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии уже понимало, что замысел, цель операции противнику каким-то образом известны, он основательно подготовлен к бою. Своими силами и средствами изменить динамику боя в сторону улучшения оперативная группа соединения была уже не в состоянии.
Бой развивался под массированным огневым воздействием противника, разорвавшего мелкими, активно маневрирующими группами, боевые порядки парашютно-десантных рот. Противник, просачиваясь в бреши боевого порядка батальона, атаковал тылы наших подразделений. Командиры рот и взводов, растерявшись, оказались не в состоянии реально оценить обстановку, чтобы объективно разобраться и принять грамотные решения на бой. Мятежники, маневрируя мелкими группами, применили активную тактику «просачивания», чем и разрознили боевой порядок десанта, превратив его в «слоеный пирог»: противник – наши, опять противник – снова наши.
|
|
Расстановка сил на поле боя запутала командование десантной группы, ввело в заблуждение. Сложилось впечатление, что противник был везде и всюду, вел огонь со всех направлений, о чем в последствии подтвердили участники боя. Отчасти это так и случилось: командиры не могли «привязаться» к местности и контролировать боевой порядок подразделений. В этой сумятице мятежные горные стрелки воздействовали на подразделения десанта с разной плотностью огня, поэтому одни подразделения батальона, не встречая активного воздействия, проскочили вперед, другие же лежали под шквальным огнем. В силу этого, боевой порядок рот, его «рисунок» нарушился, чем и воспользовался активно маневрирующий на поле боя противник. Просачиваясь через бреши и стыки подразделений, он наносил удары с тыла и флангов.
9-я рота капитана Хапина, находясь на правом фланге батальона, с первых же минут подверглась массированному огневому воздействию, что совершенно не предполагалось замыслом операции. Бой для десантников приобрел очаговый и непредсказуемый характер. Развиваясь стремительно, он перечеркнул все планы командования – появились раненые, убитые. Взвод старшего лейтенанта Клепикова, «выпав» из боевого порядка подразделения, был вынужден залечь под огнем противника. Десантников отсекли от основного состава роты, окружили. Командир взвода, проявив малодушие, с одним из сержантов покинул поле боя и ушел по сухому руслу ручья. Гвардейцы, оставшись без командира, приняли последний бой. Два других взвода роты, проскочив вперед, оказались ниже по высоте и уже не могли обеспечить выход из окружения попавшим в беду товарищам. Подкрепление, высланное командиром роты, не смогло пробиться к окруженным десантникам и в полном составе погибло.
|
|
Командование брошенным взводом принял рядовой Ефимов. Управляя боем, он поддерживал устойчивую связь по радиостанции с командиром батальона. Десантники, отбивая бесконечные атаки противника, несли тяжелые потери. Мятежники атаковали беспрерывно, но бойцы стояли насмерть. Раненый в ногу Ефимов доложил об этом командиру батальона, но поле боя не покинул, продолжая командовать десантниками. Получв ранение в голову, он также не вышел из боя – командир батальона Кустрьо принимал доклады солдата. Несколько часов длилась неравная схватка, в которой противник усиливал натиск. Командир десантников, получив третье ранение, продолжал вести неравный бой.
Через некоторое время на связь с комбатом вышел другой солдат, доложив ему о гибели Ефимова, о том, что принял командование горсткой героев, силы которых заканчивались - в живых оставалось несколько человек, но сдаваться врагу они не собирались. В неравном бою все погибли героями! После завершения операции командир батальона ходатайствовал перед командованием соединения о присвоении гвардии рядовому Ефимову звания Героя Советского Союза – посмертно.
|
|
Во второй половине дня мелкие группы противника, не углубляясь в боевые порядки 7-й и 9-й парашютно-десантных рот, маневрируя, входили в ближний бой с десантом. В открытый эфир один за другим следовали доклады командиров 7-й и 9-й парашютно-десантных рот: «У меня двое «двухсотых», трое «трехсотых», через несколько минут снова доклад: «У меня один «двухсотый», трое «трехсотых». Потом выяснилось, что мятежники контролировали наш радиообмен и знали, что десантники несли большие потери, поэтому до самой темноты не ослабевали натиск. Командный пункт батальона, оперативная группа дивизии едва успевали принимать доклады командиров подразделений о потерях. В сложившейся ситуации командиры рот уже не владели обстановкой: бой по всему фронту наступления батальона принял многослойный, очаговый характер.
Позиции и огневые точки мятежного полка, примкнувших к ним душманских отрядов, были замаскированы камнями. Они были неуязвимы от воздействия стрелковым оружием. Имея на вооружении английские «буры» калибром 7,65 мм., дальностью прямого выстрела в 600 метров, мятежники вели эффективный огонь по наступающему десанту. Характер рельефа местности располагал к ситуации, при которой, чем ниже спускались в долину десантники, тем больше оказывались на линии огня противника. Общее направление наступления батальона – вниз, в пологую седловину, открывало мятежникам его правый фланг и тыл разрозненного боевого порядка. Снайпера противника, в первую очередь, поражали военнослужащих с радиостанциями – антенна демаскировала органы управления, офицерский состав, который выделялся наличием средств связи, формой одежды. Если бы не активные действия разведывательной роты гвардии старшего лейтенанта Мостибродского, личное мужество самого командира полковых разведчиков, батальон бы понес катастрофические потери.
В одном из эпизодов боя создался критический момент, при котором возникла угроза захвата в плен или уничтожения оперативной группы дивизии полковника Петрякова. Разведчики Мостибродского, приняв на себя удар противника, обеспечили выход оперативной группы в безопасное место. Наступившая ночь с огромной луной стали союзницей тем, кто дошел до крепости и уцелел в кровавом бою, но эта ночь стала Варфоломеевской резней для бойцов, кто, истекая кровью, лежал среди камней и ждал последней минуты...
Из воспоминаний командира разведывательной роты 317-го гвардейского парашютно-десантного полка гвардии подполковника Мостибродского Александра Львовича, десантировавшегося на горное плато Кунара 29 февраля 1980 года :«В феврале 1980 года я получил приказ прибыть в штаб 317-го парашютно-десантного полка на совещание, на котором присутствовали командир 3-го батальона капитан Кустрьо, командиры рот Тарасевич, Самохвалов, Хапин. Начальник штаба полка сориентировал нас на участие в боевой операции в составе усиленного батальона полка в провинции Кунар, в том числе и моей разведывательной роты.
Вслед за этим была организована рекогносцировка для командиров подразделений, задействованных в операции. На самолете Ан-26 с аэродрома Кабул мы совершили перелет в Джелалабад, где прямо в самолете Маршал Советского Союза Соколов поставил нам задачу на боевые действия. В отношении противника Маршал Советского Союза отметил следующее: один из полков афганской армии вышел из-под контроля Министерства обороны Афганистана и выступил против правительства. Мятежники подчинили себе разрозненные отряды душманов и координировали их действия. Командир мятежного полка, начальник штаба полка окончили академию Фрунзе в Москве. В данный момент командир полка находился в Пакистане, полком командовал начальник штаба, который в настоящий момент готовит боевые действия против советских войск и подразделений афганской армии. Под предлогом борьбы с отрядами душманов, для боевой подготовки командование мятежного полка вытребовало у своего начальства большое количество боеприпасов, оружия. Полк вооружен основательно.
Затем Маршал Советского Союза Соколов дал команду генералу ВВС нанести бомбоштурмовой удар по позициям мятежного полка. Немедленно взлетела пара Миг-21, через некоторое время еще три пары истребителей, которые отработали по противнику и вернулись на базу. После этого участники рекогносцировки пересели в вертолеты Ми-24 и полетели в район предстоящих боевых действий.
Я летел в одном вертолете с Хапиным. Чтобы не попасть под огонь противника, полет проходил на высоте нескольких метров над землей. Непосредственно в районе боевых действий мы набрали высоту до двух километров. С вертолета хорошо просматривалась крепость (штаб мятежного полка), угадывались позиции опорных пунктов противника, БТР. С земли наблюдались проблески огня – по нам вели огонь из ДШК. После возращения на аэродром в корпусах вертолетов мы обнаружили множество пробоин от пуль, в том числе от крупнокалиберного пулемета.
Затем началась подготовка к боевым действиям: занятия, стрельбы, смотры. Получили бронежилеты, каски. Состав тактического десанта насчитывал до 300 человек личного состава. Мою разведывательную роту доукомплектовали несколькими солдатами из внештатной 6-й разведывательной роты полка.
Февраля 1980 года, утром, мы загрузились в вертолеты и вылетели в район боевых действий. Десантировались на горное плато в нескольких километрах от пакистанской границы. Моей роте была поставлена задача: обороной на плато прикрыть действия батальона с господствующей высоты. 3-й батальон в боевом порядке начал спуск вниз. День был ясный, тишина. Ничто не предвещало каких-либо трудностей в выполнении задачи.
Минут через 15 по радиостанции пошли первые доклады командиров 7-й и 9-й рот о раненых и убитых. Через 30 минут бой разгорелся по всему левому и правому флангу батальона. Плотность огня противника была очень сильной. Полковник Петряков приказал мне одним взводом поддержать 7-ю роту. Я дал команду командиру 2-го взвода Мельнику выдвинуться на левый фланг батальона и подержать 7-ю роту огнем. Заместителем Мельника был сержант Мироненко. Взвод вовремя вышел к разрозненному боевому порядку 7-й роты и сходу вступил в бой.
Затем полковник Петряков дал мне команду об оказании помощи 9-й роте. Начальник разведки полка майор Качанов забрал четыре человека из 3-го взвода лейтенанта Султанова, дополнил их солдатами другого взвода и с группой в десять человек выдвинулся для поддержки 9-й роты. Но пробиться к десантникам разведчики не смогли, огонь мятежников разил на повал.
Оперативная группа дивизии полковника Петрякова, штаб батальона спустились вниз метров на 500, после чего я получил команду выдвинуться к ним. Взвод лейтенанта Султанова в количестве 10 человек я оставил на плато для прикрытия оперативной группы и начал спуск к штабу батальона. Перед фронтом 9-й роты я наблюдал выдвижение двух групп противника до 50 человек в каждой, которые, поднимаясь вверх, охватывали правый фланг роты, совершая маневр с подъемом на плато.
Через полтора часа по радиостанции Султанов мне доложил, что противник ведет по нему огонь из стрелкового оружия, ему требуется помощь. Султанов паниковал, это чувствовалось по разговору в эфире, через некоторое время связь с ним прекратилась. Я доложил об этом Петрякову. Начальник штаба дивизии приказал мне взять с собой 10 человек, подняться на плато и оказать помощь Султанову. С группой разведчиков я начал подъем к площадке десантирования. Противник обстрелял меня с направления плато, отрезав подходы к взводу Султанова. В этот момент в эфир по радиостанции в открытом режиме вышел рядовой Перешеин, молодой солдат из взвода Султанова: «Товарищ старший лейтенант, взвод погиб, раненых «духи» добили. Я тяжело ранен».
Под огнем противника я ускорил выход на плато и с двумя солдатами пробился к взводу Султанова. Остальные остались внизу: моим кавказским горцам не хватило мужества померяться силами с афганскими горцами, они залегли в кустах и не двинулись с места. На плато я нашел раненого в голову рядового Перешеина, которому пуля по касательной сорвала кожу, что вызвало сильную кровопотерю. Он доложил: в момент боя на плато, когда мятежники вышли наверх, командир взвода Султанов бросил позицию и убежал. «Духи» вышли к ним и добили раненого Тулегенова (из 6-й роты усиления), забрали автомат, боеприпасы и ушли. Рядовой Перешеин в брошенном рюкзаке своего командира лейтенанта Султанова нашел радиостанцию, включил ее и доложил обстановку.
Через некоторое время на плато стали по одному собираться оставшиеся в живых солдаты взвода Султанова. Появился и он сам. Я высказал ему все, что думаю о нем, возложил на него личную ответственность за гибель солдат. До конца боя Султанов, словно привязанный, находился со мной – не мог совладать собой по низким психологическим качествам. Задач я ему больше не ставил.
Сержант Александр Мироненко (заместитель командира 2-го взвода), ефрейтор Задворный (наводчик-оператор), рядовой Сергеев (механик-водитель) решили захватить БТР мятежников, который стоял на огневой позиции недалеко от кишлака. При выдвижении к нему произошла неожиданная встреча с противником. Начался бой. Ефрейтор Задворный, получив ранение в бедро, погиб в первые минуты боя. Рядовому Сергееву удалось скрыться от пуль противника и уйти. Сержант Мироненко принял неравный бой в одиночку и вел его до последнего патрона. Когда нашли его тело, рядом валялось множество стреляных гильз его автомата. Кисти рук были оторваны, возможно, отстреляны из автоата. Ефрейтору Задворному душманы отрезали голову (уже мертвому). Рядового Сергеева мы нашли на третьи сутки. Парень безвольно сидел на камнях. Его подозвали. «А вы стрелять не будете?» – был вопрос сломленного солдата. Успокоили бойца, забрали с собой…
Бой продолжался. Погиб рядовой Кальной – высокий симпатичный парень, родом из Минской области. Пуля снайпера попала прямо в лоб. Только с наступлением темноты мы смогли пробиться к крепости, где размещался штаб мятежного полка. Пять километров от площадки десантирования до рубежа встречи с усиленной группой 350-го парашютно-десантного полка дались нам большой кровью. Наступила лунная ночь, солдаты упали от страшной усталости и уснули. Кое-где слышались выстрелы «духов».
На следующий день мы собирали убитых. Местность была очень сложной – молодые горы, закрытое пространство. В отдельных местах на тропе – двоим не разминуться. Для того чтобы эвакуировать убитых, нам приходилось сбрасывать их с 20 метровой высоты. По-другому вытащить тела погибших не представлялось возможным.
На следующий день выяснилось, что система обороны мятежного полка была направлена на дорогу, на колонну бронетехники 350-го парашютно-десантного полка. Именно таким образом были оборудованы опорные пункты и огневые точки противника. Тактический десант связал боем противника, и бронегруппа не понесла больших потерь. В противном бы случае удар на себя приняла колонна парашютно-десантного батальона Фроландина, мотострелки и два батальона афганской армии.
Личный состав мятежного полка, за исключением дежурных средств, находился в кишлаке и выходил к подготовленным опорным пунктам, занимая их по сигналу. Огневые позиции противника были выстроены таким образом, что обеспечивали автономное ведение оборонительного боя в течение нескольких суток. Для этого в огневых точках имелся запас пищи, воды, боеприпасов. После окончания боя несколько дней батальон оставался в районе боевых действий. Затем на вертолетах нас вывезли в Кабул.
В июне 1980 года 3-й парашютно-десантный батальон перебросили в Кандангар, а в июле меня назначили начальником штаба этого батальона. Афганская война только начиналась. В Кандагарской «зеленке» развернулись ожесточенные бои. Батальон практически не выходил из боевых операций и рейдов, но об этом потом».
Разведывательная рота 317-го парашютно-десантного полка, проявив мужество, стойкость, самоотверженность с честью выполнила боевую задачу. Потери в бою составили 5 человек убитыми – тяжелых боев без потерь не бывает. Александр Львович служил в Ферганской воздушно-десантной дивизии, где личный состав подразделений едва ли не каждый день отрабатывал учебно-боевые задачи в горной местности. Дивизия занималась горной и специальной подготовкой и, вне всякого сомнения, на местности провинции Кунар могла бы вести боевые действия профессионально. Но в июне 1979 года приказом начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР Н.В. Огаркова ее расформировали, она перестала существовать как оперативная единица в составе Вооруженных Сил СССР. Александр Львович с болью говорил об этом. В Афганистан бросили воздушно-десантное соединение, которое по своему предназначению было направлено на западный театр военных действий.
Воспоминания командира разведчиков 317-го парашютно-десантного полка Александра Мостибродского вряд ли кого оставят равнодушным. Передо мной сидел интеллигентный, тактичный офицер и ровным голосом рассказывал о событиях почти тридцатилетней давности. Человек с высоким чувством офицерского долга, чести, мужества, пронесший через годы боль и трагедию первого боя. Он вспоминал без снисхождения к самому себе и сложившейся ситуации для его разведчиков. Он мог много раз погибнуть в этом бою, но судьба распорядилась так, что пришлось вести своих солдат только вперед, а потом выносить тела погибших, чтобы ни одного не оставить на растерзание «духам».
Жизнь его разведчикам предоставила одинаковую возможность проявить себя с достоинством и честью в тяжелейших испытаниях, навязанного противником боя. Командир разведчиков знает, кто из его подчиненных и как заявил себя в момент истины и спустя тридцать лет помнит по фамильно солдат, которые рядом с ним сражались в том жестоком бою…
ГЛАВА 31
Бой в Кунаре развивался не по боевым уставам Советской Армии. К полудню 29 февраля 1980 года противник полностью контролировал обстановку в полосе боестолкновения. Тактика действий мобильных отрядов мятежников предохраняла их от ударов армейской авиации. Войдя в близкое соприкосновение с наступающим десантом с плато, душманы навязали ему ближний и не выгодный бой.
Командиры рот Хапин, Мостибродский пытались наводить вертолеты по скоплениям находившегося в движении противника, но это не приносило положительной динамики в развитие боя. Обойдя батальон с флангов, противник группами в 40-50 человек вышел на плато, где занял удобные во всех отношениях позиции и воздействовал огнем на разрозненный десант, подразделения которого, оставляя раненых и убитых, продолжали спускаться в долину…
Смешанная группировка 350-го парашютно-десантного полка с приданными ей средствами пробивалась по ущелью Шегал к зажатому в тиски и погибавшему без поддержки десанту. Задача бронегруппы – к полудню завершить окружение противника, оставалась не выполненной. Противник, выставляя засады, на всем протяжении ущелья делал завалы, взрывал мосты, нарушал управление колонной – снайперы отстрелили часть антенн радиостанций боевых машин. Тем не менее, связь не была потеряна, группировка управлялась на марше и в бою.
Огромную роль в обеспечении устойчивой и бесперебойной связи сыграла качественная работа начальника связи дивизии гвардии подполковника Горового. Евгений Иосифович со своими связистами сделал все возможное, чтобы командиры управляли войсками на всех этапах боевой операции. Более того, каждое подразделение имело радиостанции УКВ и КВ диапазонов, командир батальона Василий Кустрьо держал надежную связь со штабом дивизии в Кабуле, оперативной группой и командирами подразделений. Десантники, вооруженные коллективным оружием: пулеметами, гранатометами, имели приемники Р-254, Р-255, что также сыграло положительную роль в управлении боем.
Из воспоминаний начальника связи 3-го батальона 317-го парашютно-десантного полка гвардии майора Быкадорова Алексея Петровича, десантировавшегося на горное плато Кунара 29 февраля 1980 года: «Батальон высадили с вертолетов на господствующие вершины около 7.00 утра. Внизу, в долине, находился противник, в 3-х километрах за спиной – Пакистан. Через 15 минут движения батальона вниз мы попали под шквальный огонь противника, который заблаговременно замаскировался. Входы в пещеры были закрыты камнями: убрал камень – огневая точка, из которой «духи» вели огонь из стрелкового оружия. Поражали они в первую очередь офицерский состав, отличавшийся формой одежды и связистов, имеющих на себе радиостанции с полутораметровыми антеннами.
Так в первые минуты боя погибли авиационные наводчики из ВВС 40-й армии. Связь с авиацией была утеряна, ее пришлось осуществлять через командный пункт дивизии, находившийся в Кабуле, с помощью Р-129. Поэтому эффективной работы с авиацией по целеуказаниям позиций противника не получилось.
Связь с ротами обеспечивалась радиостанциями Р-129 КВ диапазона и Р-107м. У командиров рот и взводов были радиостанции Р-148, в отделениях – приёмники Р-254 и Р-255. Таким образом, радиосвязью были обеспечены все звенья управления батальона, она доходила до каждого солдата и в течение всего боя была устойчивой.
С самого начала боя на командный пункт батальона поступали доклады командиров 7-й и 9-й рот о наличии раненых и убитых. Ребята вынуждено залегли и заняли круговую оборону. До темноты батальон отстреливался. Потери были большие, особенно в 9-й роте капитана Хапина, где взвод старшего лейтенанта Клепикова был полностью окружен, было много убитых.
Капитан Хапин пытался выдвинуть к позиции этого взвода другой взвод, но они не пробились – 7 человек погибло. В результате взвод Клепикова был полностью уничтожен, в живых остался сам Клепиков и один из его сержантов, которым удалось выбраться по высохшему руслу реки. В этом взводе был сапер сержант Чепик, который вместе с остальными бойцами взвода занял круговую оборону по 4-5 человек. Десантники отбивались, пока не были тяжело ранены или убиты. Так, Чепик, когда у него закончились боеприпасы, взорвал себя и окруживших его душманов миной…
Батальон не мог поднять головы под шквальным огнем. Командный пункт батальона вместе с оперативной группой дивизии полковника Петрякова от верной гибели спасли разведчики Мостибродского, не допустившие выхода душманов к командному пункту. Все они, в том числе сержант Мироненко, который подорвал себя и душманов гранатой, погибли. Эти 20 минут боя позволили командному пункту батальона переместиться в более безопасное место. С наступлением темноты батальон вышел из окружения и спустился в долину, куда к этому времени подошел батальон Фроландина и подразделения афганской армии.
На следующий день были организованы группы поиска раненых, которых мы не смогли вынести. В ходе поиска были видны и душманы, которые также собирали своих убитых и раненых – они уходили в Пакистан. В этот момент мы друг друга не трогали. Были найдены все наши бойцы, их тела были изуродованы. Потом батальон возвратился в Кабул в расположение полка. Так закончилась эта операция. Мы приобрели в этом бою огромный боевой опыт, жаль только, что ценой многих молодых жизней.
В последующем наш батальон был переброшен под Кандагар, затем Лашкаргах. Нами было проведено много боевых операций с хорошими результатами. Потерь личного состава было не много, людей берегли. В батальон из Союза за приобретением боевого опыта приезжали офицеры из академии, учебной дивизии, Рязанского воздушно-десантного десантного училища. До декабря 1981 года наш батальон был признан лучшим в составе ограниченного контингента советских войск по эффективности ведения боевых действий».
Бездарный руководитель операции генерал Меримский, в силу абсолютной неспособности влиять на ситуацию в ходе завязавшегося боя, не принял внятных своевременных решений, которые бы смогли изменить рисунок боя. Он занимался более знакомым для себя делом, кроя матом по радиостанции командиров, оказавшихся исключительно по его вине в «огневом мешке» мятежников. Воздушный десант погибал под огнем, находившегося в более выгодном положении противника. Наземная группировка войск, разгребая завалы в ущелье, также отбивалась от противника. Она не успевала выйти на указанные рубежи с целью охвата противника в установленное планом операции время.
Командир 350-го парашютно-десантного полка гвардии подполковник Шпак уверенно руководил подразделениями. В тяжелейших условиях, сложившихся для его «бронегруппы», Георгий Иванович, проявляя личное мужество, командирскую волю, делал все возможное, чтобы избежать неоправданных потерь. Вне всякого сомнения, он уже понимал, что противник подготовился к встрече и понять бы это генералу генерального штаба Меримскому (извиняюсь за каламбур), что противник знает план, задуманный им и Маршалом Советского Союза Соколовым операции. «Огневой мешок» был подготовлен заранее и в него втянулся, истекающий кровью десант.
Если бы десантируемая группа 317-го парашютно-десантного полка не связала боем мятежников, не подставила себя под удар, всю тяжесть атаки приняла бы на себя «бронегруппа» 350-го парашютно-десантного полка, мотострелки и приданные батальоны афганской армии. Противник выдвинул тяжелую технику на позиции, с которых подготовил систему огня по принципу «огневого мешка» – туда войти можно, обратно – нет! Воздушный десант, спускаясь к крепости, штабу мятежного полка, сковал силы мятежников, а группировка на боевых машинах, опоздав на двенадцать часов, не вышла вовремя на рубеж атаки – бой десанта в седловине уже закончился. Два основных фактора, не позволившие мятежникам расстрелять «бронегруппу» 350-го парашютно-десантного полка. Десант же был обречен.
К началу операции противник насчитывал до 1200 человек личного состава горно-пехотного полка афганской регулярной армии, имеющего статус «специального назначения». Мятежный полк был полностью вооружен советским вооружением, средствами связи, командование полка имело дипломы выпускников академии М.В. Фрунзе в Москве. Мятежники обладали качественной горной и специальной подготовкой для ведения боевых действий в горах. Даже по самой поверхностной оценке нам противостоял серьезный противник, владеющий замыслом операции, ее целями, задачами, способный активно действовать мелкими подразделениями в автономном режиме. Теперь понятно, почему противник, «разорвав» боевой порядок десанта, «просочился» в образовавшиеся бреши и оказался в боевых порядках 9-й роты капитана Хапина? Попавший в окружение взвод Клепикова и посланное ему подкрепление также было обречено на гибель и не имело никакой возможности оказать поддержки товарищам. На него воздействовал противник, находившийся выше по ярусу господствующих высот. Это тоже один из способов действий в горах: те, кто находится выше, прикрывают огнем действия находившихся ниже.
Напомню: противник подготовил позиции заранее, зная замысел операции. Командование десанта это поняло тогда, когда оказалось в огневой ловушке. Командование группировок 317-го, 350-го парашютно-десантных полков, оперативная группа дивизии докладывали сложившуюся обстановку генералу Меримскому, но у руководителя операции, кроме брани по средствам связи, не было вариантов решений. Ни он сам, ни его штаб, как заместителя руководителя оперативной группы Министерства обороны СССР, не внесли коррективы в ход боевой операции, чтобы направить ее в нужное русло. Этого не случилось даже тогда, когда обстановка полностью вышла из-под его контроля и требовала кардинального вмешательства в ход боевой операции.
По сложившейся традиции командно-штабных учений и тренировок подготовка к этой операции носила поверхностный характер. Руководством оперативной группы Министерства обороны СССР были проведены только аэрофотосъемка дислокации противника силами 263-й отдельной разведывательной эскадрильи на МиГ-21Р и воздушная рекогносцировка. Другие же мероприятия по разведке противника не проводились, как не проводилась и качественная оценка противника, без чего не может быть верным решение командира на боевые действия. Личный состав войсковой группировки даже не представлял, что его противником является мятежный горно-пехотный полк регулярной афганской армии специального назначения, а не разрозненные группы душманского отребья.
Штаб руководителя операции не занимался анализом возможных рисков в ходе проведения боевых действий, замысел операции был рассчитан на «ура»: пройдем, мол, походным маршем до встречи с бронегруппой, уничтожим противника в его же «логове». Американская тактика действий «молота и наковальни», которую никогда и нигде не отрабатывали на практике, не сработала в реальных условиях.
Генерал Меримский учился искусству войны только на учениях и академиях, рисуя на картах «красные яйца» – за свои войска, «синие» – за войска противника. Другого опыта у него не было, но уж очень хотелось «отличиться» как на полевых занятиях: дерзко и уверенно. Дух, разработанной им операции, строился не на трезвом расчете выработанных решений, а по «накатанной» практике учебных полигонов: десантироваться, выйти на рубеж, окружить противника и уничтожить. То есть по принципу: пришел – увидел – победил. Но лавров победы и звона фанфаров не было! Матери погибших солдат к 8 марта 1980 года получили страшные подарки, и музыка там была совершенно иная…
Итог операции в Кунаре возвращает нас к вопросу о том: насколько советский воинский контингент был готов к боевым действиям в Афганистане? Насколько качественной и эффективной была наша готовность вести бой с мятежной частью регулярной афганской армии? Замечу! Не с армией какой-либо страны, входящей в НАТО, а афганской, где народ и поныне живет в эпоху средневековья. Что мы фиксируем реально? Рядовой войсковой операцией, в которой задействовалось-то всего несколько батальонов, командовал генерал-лейтенант, а Маршал Советского Союза страховал его действия. То есть, продолжалась та же самая порочная практика Советской Армии – перестраховка. Не должен был генерал-лейтенант, тем более – Маршал Советского Союза командовать полком или бригадой!
Совместная группировка советско-афганских подразделений по личному составу, технике и вооружению равнялась усиленному мотострелковому полку. Искусственно вводимые звенья управления при ведении боевых действий: оперативные группы полков, дивизий, Министерства обороны СССР в элементарном тактическом бою вносили только сумятицу, неразбериху, что не приводило к желаемым результатам. Начальники тем и отличаются от командиров, что они за все «болеют», но ни за что не отвечают - ответственность лежит на командирах.
Приведу один из примеров из моей командирской деятельности в Афганистане, когда бестолковое вмешательство в боевые действия моего парашютно-десантного батальона оперативной группы Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, привело к многочисленным жертвам. В июле 1988 года командир 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майор Грачев поставил моему батальону задачу блокирования высокогорного перевала Тир с целью обеспечения выхода в Союз гардезско-газнийской группировки советских войск. Обстановка сложилась следующим образом: подразделения моего батальона заняли позиции в скалах гардезского горного «серпантина» и воспрепятствовали противнику выход к магистральной дороге. Колонна выводимой группировки войск, медленно, но уверенно поднимаясь на перевал, преодолевала его в штатном режиме. Большая часть техники уже спустилась вниз и следовала по открытой долине в сторону Кабула. Все шло по плану до тех пор, пока противник, пытаясь выйти к дороге, не открыл огонь по позициям 7-й парашютно-десантной роты.
Более того, душманы сделали попытку «сбить» несколько «блоков», чтобы выйти к трассе и нанести поражение беспомощной на подъеме колонне. В этот момент в боевые порядки взвода старшего лейтенанта Плотникова прибыло несколько полковников оперативной группы Генерального штаба. Старший офицер оперативной группы, обругав командира взвода за, якобы, неправильный выбор позиции, распорядился выдвинуть боевые машины на другой рубеж. Полковник с отборнейшим матом совершал действия вопреки приказу командира дивизии генерала Грачева, на который ссылался командир взвода Плотников. Представитель оперативной группы Генштаба, не владея обстановкой в районе боевых действий (а «порулить-то» хотелось), направил взвод из трех БМП на рубеж, где было выставлено минное поле системы спецминирования. Под гусеницами БМП сработали мины, взвод вынужден был остановиться под огнем противника на открытом заминированном плато. Командир взвода, оказавшись в «патовом» положении, не мог спешить личный состав, потому, что кругом были мины, и по той же причине он не мог выйти на новый рубеж, чтобы огнем боевых машин сдерживать противника.
Плотников, доложив мне по радиостанции о сложившейся обстановке, запросил о срочной помощи. Я выслал к нему БТР с отделением саперов под командованием старшего лейтенанта Мельника, которому поставил задачу по выводу парашютно-десантного взвода с минного поля и обеспечению его прикрытия. Командир саперного взвода, конечно, не знал, как не знал этого никто, что силами специальной разведки (в Газни дислоцировался 177-й отдельный отряд спецназа ГРУ) было установлено минное поле системы «Охота-2», которое не обезвреживается обычными средствами. Саперы старшего лейтенанта Мельника вместе с командиром подрываются на минах.
Противник усиливал давление на участке попавшего в беду взвода Плотникова, пытаясь выйти к дороге – узкой, извилистой ниточке, по которой шла колонна выводимых войск. Колесная техника с личным составом тыловых служб была беспомощна перед огнем душманского отряда, занимавшего выгодные позиции и готового вот-вот ударить по колонне. Плотников, понимая, что с саперами оказался в сложном положении и не в состоянии обеспечить прикрытие «ниточки», доложил мне о нависшей над колонной опасности. Мне ничего не оставалось делать, как сорвать со своего командного пункта хозяйственный взвод, связистов, водителей, и, посадив их на два БТР-80, «полететь» по гардезскому серпантину на помощь к Плотникову. Ну, благо, мы успели и буквально сходу, с дороги, вступили в бой. На противника обрушился шквал огня крупнокалиберных пулеметов (КПВТ), стрелкового оружия и мы заставили его отойти в ущелье. Подоспевшие к нам «вертушки», которых я вызвал по радиостанции (опять же не на прямую, а через оперативную группу полка), завершили уничтожение душманской группы, создавшей угрозу колонне.