– Так, ребята, вещи на кровать, – подсказываю гостям.
Сложив куртки на одной из кроватей, ребята расставили на столе пакеты с колбасой, фруктами, а рядом – вызывающую уважение емкость с жидким содержимым.
– О-о-о…
Взявший в свои руки инициативу, Иван, распорядился:
– Сделаем так: Валерка проводит вас в баню – парьтесь, мойтесь, а затем поужинаем. Возражений не будет?
– Ну, что ты, Иван Геннадьевич, все отлично, – приобнял Ивана, излучавший обаяние, командир экипажа.
– За мной, ребята, – увлекаю гостей за собой.
– Выходим, выходим, – Жихарев энергично выталкивал экипаж из палатки.
Гурьбой мы направились в баню, где издалека была слышна реактивная тяга горящих форсунок. Подумалось: «Ну, дает истопник – жару дадим».
– А где массажистки, Валер? – Оборвал мои размышления штурман, – у Славки заклинило спину?
С располагающей улыбкой Коля обернулся к парням. Дружный смех раззадорил второго пилота, которому, как и нашему Артемычу, вероятно, доставалось от своих сослуживцев. Славка замахнулся на штурмана, отскочившего от «правака» за спины ребят.
– Побузи» мне еще!
Второй пилот заводился.
– Не занимайтесь херней, – урезонил командир экипаж.
Как-то Леха рассказал мне историю, случившуюся со Славкой в одном из их прилетов в Ташкент – словом, гульнули ребята. «Нормальные парни, – усмехнулся я про себя, – вместе радости невзгоды, словом: экипаж – одна семья».
Неугомонным гостям я показал, как следует наливать холодную, горячую воду, как на раскаленные камни «кинуть» водички, чтобы их не залить и самому не обжечься. С шутками и смехом экипаж окунулся в приятное банное действо.
Присев в предбаннике, я вытянул ноги, чтобы расслабиться от очередного суматошного дня. На самом-то деле, не так уж и много нужно человеку, чтобы чувствовать себя уютно и комфортно. Баня – это не отдых, даже не средство гигиены, баня – сердце души: снимает усталость, расслабляет, восстанавливает, делает здоровее.
Экипаж выскочил из парилки, именно выскочил, а не вышел. Разгоряченные паром молодые тела были покрыты следами эвкалиптового веника. Больше всех пострадал Леонид.
– Мазохист ты, Леха?
Здоровый смех обязывал «развести» «бортача». Невозмутимо вытираясь солдатским полотенцем, Леха буркнул:
– Да уж, такой я извращенец, веничком люблю помахать.
– Не этим веником машешь, – подал голос Славка.
Смех заглушил ответную реплику Лехи, который вел себя так, как будто смеялись над кем-то другим.
Отдышавшись от влажного пара, парни устроились в просторном предбаннике, откинулись на стены, обшитые досками от ящиков, в которых хранятся снаряды от БМ-21.
– Подай «Фанты», Лех, – попросил командир.
Леша подал Александру бутылку апельсинового сока. После глоточка прохладного напитка, сделанного с нескрываемым удовольствием, Жихарев передал ее сидящему рядом Демьяну. Минут пятнадцать посидели, переговариваясь о чем-то не очень значительном, и снова в парилку. Хлопок шипящего пара, восторженный крик, шлепки веника по влажным телам. Доброго здоровья, ребята!
Накрытый в палатке стол, ожидал компанию. Шумной толпой мы ввалились в расположение, обсуждая последние новости.
– Товарищи офицеры, к столу, – сходу объявил Иван.
Не торопясь, расположились за длинным столом. Жихарев подал знак Леониду, который шустрым движением достал емкость литра на три, отработанным движением открыл и разлил по кружкам. Запах не вызывал сомнения – спирт. Мне еще подумалось: Леха у них в экипаже, как у нас Сашка Чернега, – специалист по разливанию жидкостей. Слово взял Иван, командир встречающего коллектива.
– Товарищи офицеры, прапорщики, сегодня радостный день. Не только потому, что наступила весна, и через несколько дней поздравим своих жен с праздником 8 Марта, но и потому, что за тысячи километров, в другой стране, встретились земляки, которые вместе несут трудную службу. Выпьем за знакомство, дружбу, за нас. Ура!!!
Встали, стукнулись кружками. Леха, встретившись взглядом со мной, подмигнул. Выпили. Ребята с экипажа привезли из Ташкента, минералки, фрукты, которые замечательно украшали застолье. Чернега колдовал по второму заходу, уверенно наливая из непривычной емкости. Но не запятнал чести Воздушно-десантных войск: с блеском справился с задачей.
– Алаверды! – крикнул Иван, приглашая командира экипажа к ответному тосту.
Саша Жихарев с достоинством встал, обвел взглядом сидящих за столом:
– Товарищи, выражу общее настроение вверенного мне экипажа: спасибо за приглашение, за прекрасную баню. Ничуть не сомневаюсь, что дружба ВВС и ВДВ продолжится на должном уровне. За нас, ребята. Будем жить!
Громкое «ура» сотрясло палатку. Так началась дружба двух коллективов, встретившихся на земле Афганистана за многие тысячи километров от Белоруссии. Последующие полтора года все тяготы и лишения службы переносили вместе – весело, с юмором. Чудили? Конечно, чудили, но в самые трудные, пасмурные для души и сердца дни находили слова участия и поддержки друг для друга. И сегодня, спустя тридцать лет, также перезваниваемся, чтобы сказать несколько теплых слов приветствий и пожеланий друг другу.
Чернега налил ТРЕТИЙ – молча встали, выпили. После чего начался мужской разговор о войне, о жизни в Союзе. Экипаж часто летал в Ташкент, оставаясь там на ночь, они в гостинице смотрели телевизор, читали газеты и получалось, что нас на Родине забыли. Даже не верилось, что там, в Союзе, шла веселая нормальная жизнь, а нас как будто бы и не было. Мы не существовали для страны, пославшей нас выполнять интернациональный долг, о котором каждый день мы рассказывали солдатам. Оказывается, чтобы услышать правду, советские граждане поздними вечерами, прильнув к радиоприемникам, слушали «Голоса» о том, что делается в Афганистане, где гибли их дети, мужья, отцы. Мы сами слушали «Голос Америки», ужасаясь цинизму пропаганды, распространяемой деятелями от партии. Дешевая ложь народу, воспитанному на патриотизме, вызывала тревогу и недоумение граждан, которым политические маразматики не удосужились поведать правду. «Черные тюльпаны» летали домой, увозя в последний путь оцинкованные гробы интернационалистов. Всему миру была понятна акция первого в мире социалистического государства, только собственному народу о ней почему-то не говорилось. Мы выполняли воинский долг, взрывая себя гранатами, гибли под огнем противника – нам не было стыдно за себя, Родина! Вспомнишь ли ты когда-нибудь о своем долге перед нами?..
ГЛАВА 35
После морозной и снежной зимы, сезона проливных и холодных дождей весна 1980 года в Афганистане принесла много солнца, пыли и мух. Замиравший в мареве Кабульского смога раскаленный воздух насыщался белой цементирующей пылью, ставшей бичом для личного состава ограниченного контингента советских войск. Проклятой пылью забивались личные вещи, ею переносились вирусы заразных заболеваний, валивших интернационалистов в палаточные медсанбаты. Энтероколит, гепатит, паратиф, лихорадки укладывали в койки сотни солдат и офицеров 40-й армии.
Зарождавшийся воздушными массами «афганец» – ветер с заснеженных гор, закручивал в турбулентных потоках воронки, атаковавшие базовый лагерь 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. «Хоттабыч», как мы его называли, несся с бешеной скоростью, срывая крепления палаток, забивая глаза и уши пылью афганских дорог. Обожженная солнцем кожа лица, покрывалась коростой, вызывавшей сильную боль при бритье «Невой» и улучшенным «Спутником». Попадая в порезы и трещины кистей рук, инфекция зачастую проявла себя сплошными кровоточащими ранами.
Гепатит расцветал скрытым инкубационным периодом в течении 45 суток, когда появлялись первые клинические признаки заболевания. Офицерским составом 80-й отдельной разведывательной роты принимались строгие меры соблюдения солдатами и сержантами правил личной гигиены, приема пищи. Питьевая вода в бочках и емкостях различных объемов насыщалась хлорным раствором до белесого цвета – умывальники, мыло стали для разведчиков нормой жизни, а фляжки с водой – атрибутом формы одежды.
После очередного приема пищи ложки, котелки и поддоны для них замачивались в специальные баки с хлорным раствором, но гепатит, не отступая, «косил» людей. Старшина Андрейчук организовал сбор верблюжьей колючки, которую повара заваривали крутым кипятком и настаивали ее для употребления вместо чая: утром, в обед и вечером. Настой из верблюжьей колючки укреплял желудочно-кишечного тракт, работа которого зачастую расстраивалась, угрожая боевой готовности разведывательной роты. Отсюда у солдат появилось пикантное выражение – «сесть на струю», что не вызывало улыбки разведчиков, вынужденных переносить болезнь на ногах с температурой и общей слабостью организма.
С началом весны 1980 года в войсках армии возникла проблема массовых инфекционных заболеваний, лихорадок. Медицинская служба 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии под руководством подполковника Хамаганова организовала поточный метод прививки от гепатита, паратифа и других не менее опасных инфекций. Военная медицина дивизии и армии в целом принимала всевозможные меры предупреждения болезней южных регионов. Обострение инфекционных заболеваний приходилось на весну и лето – самый благоприятный период их появления и распространения среди личного состава, жившего в условиях пыльных палаток.
Заболел гепатитом Саша Перепечин, командир первого взвода разведчиков и ближайшим бортом убыл на лечение в Ташкент. Несколько солдат специальных взводов нашей роты были также госпитализированы и отправлены в Союз для борьбы с болезнью, в том числе и рядовой Владимир Климов, который после излечения в госпитале, совершив солдатский подвиг разведчика, вернулся в дивизионную разведку через государственную границу СССР самым невероятным способом. Позднее ташкентский госпиталь уже не справлялся с наплывом инфекционных больных, их будут направлять на лечение в другие округа Советского Союза, а в районе Кабульского аэропорта откроется инфекционное отделение армейского госпиталя.
Тем не менее, пауза, возникшая в боевых действиях после Кунарской операции, не вводила нас в заблуждение. Мы прекрасно понимали, что итоги операции анализировались, делались выводы, они включались в разработки новых планов предстоящих боевых операций. Разведчики, исследуя зону ответственности соединения на полную ее глубину, приходили к выводам, которые отнюдь не радовали командование дивизии и штаб 40-й армии. Наша работа была не заметной для парашютно-десантных подразделений, она проходила, как правило, в темное время суток, о ней в войсках знали не очень много, но каждую ночь в поиск и засады уходили разведывательные группы соединения. Порой нам казалось, что ночь поменялась с днем.
Гораздо хуже было с повседневной жизнью разведчиков, возвращавшихся с заданий под утро. Мы завтракали и ложились отдыхать в раскаленные солнцем палатки, кишевших синими мухами, которые кусали через простыни потные, уставшие за ночь, тела солдат и офицеров.
Это вам не черные мушки средней полосы России – афганские, кусавшие больнее, чем слепни сибирской тайги. От них не скроешься в полуденной жаре пыльных палаток и духоте наспех собранных модулей. Мы ополаскивали простыни водой и накрывались ими, чтобы как-то забыться и уснуть до наступления полуденной жары. Но минут через 30-40 простынь становилась сухой, и процесс ее полоскания в холодной воде повторялся сначала.
Остальные же подразделения дивизии только приступали к служебной деятельности в огромном механизме войны, создавая невыносимый шум перемещаемой по лагерю техники, команд, нормального русского мата. Находившийся рядом столичный аэродром также не способствовал сну и отдыху разведчиков ревом реактивных турбин, принимая и отправляя в кабульское небо боевую и гражданскую авиацию.
Включавшие на взлете форсаж, равный звуком залпу гаубичной батареи, истребители МиГ-21Р улетали на разведывательные задания в зоны боевых операций. Следом совершали посадку военно-транспортные борта Ан-12, Ан-22 ”Антеи“, Ил-76, привозившие в Афганистан не обстреляных с “учебок” бойцов с грузом боеприпасов, авиационных бомб и коробками армейского имущества, продовольствия.
Потом «раскручивались» «вертушки», хищно растопырив навесное оборудование «нурсов» и авиационных пушек, они улетали в ущелья Гиндукуша «отработать» по духам, долбившим колонны КАМАЗов при подходе к Салангу и после него – под Джабаль-Уссараджем и Чарикарской «зеленке». Сна и отдыха разведчикам выделялось немного, а с наступлением ночи мы опять уходили на задания в горы и кишлаки, отслеживая процессы в душманской среде.
Но сегодня был особенный день – 8 Марта – праздник женщин, который мы решили отметить своим армейским коллективом, «как положено»: вечером баня, «фуршет» с экипажем только что прилетевшего из Ташкента «05» борта. Будем говорить тосты, приятные слова, на которые были горазды ребята соседней авиабазы, и кушать фрукты, которые они привозили к нашим совместным застольям. Мне же не повезло с мероприятием, связанным с 8 Марта, я его вынужден был пропустить в силу полученного от начальника разведки дивизии задания по ведению разведки самой северной границы зоны ответственности соединения.Сегодня в ночь я увожу группу за перевал Паймунар, чтобы впервые приблизиться к глиняным дувалам кишлачка Дехъийхья, раскинувшего виноградные плантации на изрезанной вдоль и поперек арыками степи Альгой. Там возникали интересные варианты взаимодействия душманских отрядов, концентрирующих силы и средства в горном массиве хребта Хингиль, к которому подходит кряж Нарайгашай с отдельными вершинами Ходжачишт, Хуласахтгар, Манджнунгар, Джойбаргар и Карадушман высотой в 2000 метров. Цепочка небольших кишлачков подлежала тщательному исследованию силами дивизионной разведки, чтобы командование соединения, планируя боевые операции вдоль магистральной трасы Кабул – Баграм – Чарикар, располагало информацией о местах возможного скопления душманских отрядов в непосредственной близости от столицы Афганистана.
После февральского мятежа в Кабуле обстановка в нашей зоне носила относительно спокойный характер, но это совсем не означало, что «духи» залегли в своих пещерах и ничего не предпринимали. Под Кандагаром, Лашкаргахом и Джелалабадом шли кровопролитные бои, в которых наши войска несли большие потери. Ситуацию в целом надо было менять в сторону укрепления позиций нового правительства и ограниченного контингента советских войск, вынужденного включиться в вооруженную борьбу с афганской оппозицией. Офицерский состав 80-й отдельной разведывательной роты ощущал накал событий по интенсивной работе штаба дивизии и понимал, что разведчикам вот-вот «нарежут» задачи и мы пойдем воевать по полной программе.
Утро 8 Марта 1980 года было жарким и пыльным, с тучами адаптировавшихся к «шурави» подлючим афганским мухам. Коля Андрейчук, приспособив несколько досок к прямым солнечным лучам, загорал. Медно-красного цвета лицо старшины приобрело некую схожесть с индейскими героями фильмов Гойко Митича. Присев рядом от нечего делать, я решил уточнить у него новости в родном подразделении.
– Чем занят, старшинка?
– Ай, Валер, кости грею, – отмахнувшисьь от от злючих мух, ответил Николай.
– Как женщин-то поздравим? Прикинул?
– А что прикидывать? Команду дал – попаримся, стол накроем, посидим, поговорим.
– Ясно. Письма были?
– Почтальона отправил в дивизию, скоро вернется. Борт из Ташкента пришел.