‒ Ты можешь мне доверять. Все сказанное тобой остается здесь. ‒ Она тесно сжимает губы и делает жест, словно закрывает рот на замок и выбрасывает ключ в неизвестном направлении.
‒ Я ценю это, ‒ мягко улыбаюсь я ей.
‒ Должна сказать, теперь, когда ты мне рассказала, твой пунктик "не встречаюсь с гонщиками" приобрел для меня смысл.
Я выдыхаю.
‒ Когда видишь, как на трассе умирает твой отец и потом наблюдаешь, как твоя мама проходит через боль утраты... ‒ Я поворачиваю голову в ее сторону и смотрю на нее. ‒ Для себя я такого не хочу.
‒ Но тебе нравится Каррик... верно?
‒ Ну да, он мне нравится. Но ничего не выйдет.
‒ Я понимаю, учитывая, что случилось с твоим отцом... но Каррик не твой отец, Энди.
Наши взгляды встречаются.
‒ Но он такой. За исключением его потанскунства ‒ мой отец тоже отчасти был таким, пока не встретил мою маму ‒ Каррик являет собой все, что было в моем отце. И именно это все говорят о Каррике. Он следующий Вульф. Все, что касается Каррика: от его ранней карьеры в Формуле-1 до его безрассудного и легкомысленного способа вождения... есть дохрена всего, в чем Каррик и мой отец похожи.
‒ Но это не значит, что ему предначертана та же судьба.
Я ежусь от ее выбора слов.
‒ Господи... прости. Я неправильно выразилась.
‒ Нет, все в порядке. Обычно я нормально справляюсь со всем этим. То есть, прошло четырнадцать лет. Но сегодняшний день для меня странный, вот и все. Я более чувствительная, чем обычно.
Недолгий момент тишины.
Затем она говорит:
‒ С Карриком сегодня все будет хорошо. Ты же знаешь это, так?
Я закрываю глаза и выдыхаю.
‒ Да.
‒ Слушай, я здесь в роли адвоката дьявола, но кристально ясно, что ты переживаешь, когда Каррик участвует в гонке, и он тебе нравится, так что с ним ты или нет, ты все равно беспокоишься, верно?
Я открываю глаза и смотрю на нее.
‒ Это так, но есть разница между беспокойством за друга и переживанием за парня, или и того хуже ‒ за того, кого ты любишь.
Она долго не отрывает от меня взгляд. Я вижу, как в ее голове крутятся шестеренки.
Ложась на спину, она кладет руки под голову.
‒ Как думаешь, поп-принцесска будет сегодня на треке?
‒ Это день гонки, так что я бы ждала ее.
Сиенна ни разу не была на трассе с момента, как прибыла в Монако, что было для меня идеальным раскладом, потому что это прекрасное место, чтобы прятаться.
‒ Она такая сука, ‒ бормочет Петра.
Улыбка касается моих губ, и я ложусь на бок, поворачиваясь к ней лицом.
‒ Ты же знаешь, что не должна ненавидеть ее только из-за того, что она не нравится мне.
Она хмурится, рассердившись на мои слова.
‒ Она мне не нравится, потому что она стервозно ведет себя по отношению к тебе, и потому, что ее музыка дерьмо.
Я смеюсь над выражением ее лица.
‒ Я ценю твою поддержку.
Я падаю на спину. Поднимаю руки к лицу и смотрю на них. Они грубые и сухие. Я кривлюсь.
Готова поспорить, что руки Сиенны красивые и мягкие.
Гр-р. Мне нужно прекратить сравнивать себя с ней.
Давая этим мыслям покинуть мою голову, я говорю:
‒ Интересно, почему он с ней. Ну, то есть, Сиенна красивая, но чертова злюка.
Петра громко смеется.
‒ Он не с ней, Энди. Он просто трахает ее. Прости. ‒ Она делает гримасу, видя мучение на моем лице. ‒ Но, серьезно, ты должна видеть это.
‒ Видеть, что?
Она садится на кровати и руками обхватывает колени, я разворачиваюсь на бок и подпираю голову рукой, упираясь локтем в постель.
‒ Во-первых: продолжительные взгляды, что Каррик бросает на тебя, когда думает, что никто не видит, а во-вторых: ты на самом деле присматривалась к Сиенне?
‒ Он не бросает на меня продолжительные взгляды. ‒ Я показываю Петре язык. ‒ И да, к несчастью, я видела ее.
‒ И ты не замечаешь этого?
‒ Чего? ‒ раздражаюсь я.
‒ Как вы похожи.
‒ Я не выгляжу как она! Боже! Спасибо большое! ‒ оскорбляюсь я.
Конечно, Сиенна красивая, но она настолько уродлива внутри, что это портит ее внешний вид, и я никоим образом не похожа на кого-то вроде нее.
Петра издает звук недовольства, качая головой.
‒ Я не имею в виду, что ты мега-сука. Я говорю о том, что вы невероятно похожи.
‒ Да ладно, Петра. Во мне нет ничего примечательного. У меня каштановые волосы, карие глаза и оливковая кожа.
Она закатывает глаза.
‒ Конечно в тебе нет ничего примечательного с твоими километровыми ногами, телом супермодели и потрясающим лицом. При том, что я ненавижу стервозную Сиенну, я признаю, что она красивая, как и ты. У нее точь-в-точь те же параметры, что и у тебя.
‒ Как и у миллиона других девушек.
‒ Ну да, конечно, ведь все женщины выглядят, как супермодели. ‒ Она вытягивает свои ноги, показывая, что они короче моих, чем заставляет меня рассмеяться.
‒ Только подумай. Каррик возвращается в Англию взбешенный не на шутку из-за того, что ты его отшила, и потом возвращается обратно, привозя с собой практически копию тебя. Совпадение? Я думаю, нет. ‒ Она пальцем стучит по своей голове.
‒ Может такие просто в его вкусе, ‒ протестую я.
‒ Единственные, кто был во вкусе Каррика ‒ это симпатяжки с вагиной, готовой для дела. Но теперь я начинаю думать, что сейчас в его вкусе один единственный человек ‒ Энди Амаро.
‒ А я думаю, что ты, скорее всего, еще пьяна, ‒ я показываю ей средний палец.
Громко смеясь, она показывает мне язык.
‒ Отрицай, если хочешь, но глубоко внутри ты знаешь, что в моих словах есть смысл. ‒ Спуская ноги с кровати, она встает. ‒ Так, я в душ.
Я наблюдаю, как она исчезает в ванной. Затем натягиваю одеяло на голову и пытаюсь не думать о ее последних словах, но, к сожалению, они плавают вокруг, вгрызаясь в мой мозг, как маленькие акулы.
Через три часа, спустя гору круассанов и кофе, я все еще чувствую себя дерьмово.
Хотя мое настроение уже было фиговым из-за похмелья, мамин звонок перед завтраком оставил на мне эмоциональный отпечаток. Сегодня может и не дата смерти моего отца, но эта конкретная гонка для нас всегда будет сложной.
Когда мы с Петрой выходили из отеля, я и так чувствовала себя расклеившейся, так еще и стала свидетелем поцелуя Каррика и поп-принцесски прямо у входа.
Видеть его с ней чертовски больно, словно кто-то пробивался сквозь грудную клетку и выжимал жизнь из самого сердца. Сегодня видеть подобное еще труднее, потому что я совершенно выбита из колеи.
Но язык его тела будто бы говорил о его отстраненности. Как будто ему некомфортно целоваться с ней на публике. Он держит свои руки на ее предплечьях, а не обнимает ее, и он не кажется притягивающим ее к себе поближе, скорее пытающимся оттолкнуть ее прочь. Не то чтобы я изучала их или все утро провела за детальным изучением их пары под микроскопом в моей голове, но это бросалось в глаза.
Что я вообще знаю? Возможно, я вижу именно то, что мне нужно видеть в данный момент.
Должно быть, Сиенна ему действительно нравится, независимо от того, что он говорил об отношениях с ней для публики. Каррик не из тех, кто делает то, чего ему не хочется.
На следующее утро после того инцидента в баре Бен рассказал мне, что когда Каррик вернулся в бар, у него с Сиенной случилась серьезная ссора. Очевидно, он отчитывал ее за то, как она общалась со мной. Бен рассказал, что Сиенна пыталась сгладить ситуацию, говоря Каррику, что тот делает много шума из ничего. Тогда Каррик сказал ей, что если она не умеет себя вести, то может к херам уматывать домой. Бен рассказал, что она начала плакать прямо перед всеми ними, причитая о том, что ей жаль, и что она извинится передо мной ‒ чего я жду до сих пор. Бен сказал, что все это было действительно неловко, и что Сиенна с Карриком вскоре после этого ушли.
Вероятно, для того, чтобы заняться примирительным сексом.
Гр-р! Пора прекращать пытать себя подобными мыслями. Если не перестану, то сведу себя с ума.
‒ Пенни за твои мысли? ‒ раздается из-за спины голос Петры.
Я кручусь на табурете с колесиками, чтобы увидеть ее, держащую в руках чашку, из которой идет пар.
‒ Я принесла тебе кофе.
Это вызывает улыбку на моем лице.
‒ Я говорила тебе, какая ты потрясающая?
‒ Я потрясающая, ‒ соглашается она. ‒ И так как я невероятно потрясающая, я подумала, что тебе не помешает приободриться после тяжелого утра. Ну, знаешь... ‒ И из-за спины она достает огромный шоколадный маффин.
‒ Ах, беру свои слова назад. Ты не потрясающая. Ты шикарная. ‒ Я тянусь и забираю у нее кофе и маффин. Чашку ставлю на стол, а сладость держу в руке.
‒ К тому же, я подумала, что тебе стоит знать, что поп-принцесска здесь, ‒ говорит она мне тихо.
Даже подозревая, что Сиенна скорее всего будет здесь в день гонки, я молила богов, чтобы она не появлялась. Я не в силах сегодня наблюдать очередные публичные сцены или проявления.
Ворча про себя, я откусываю огромный кусок от маффина.
Ох, шоколад божественно мягкий. Ничто с ним не сравнится.
‒ Где она? ‒ спрашиваю я с набитым ртом.
‒ Наверху, и ‒ сюрприз-сюрприз ‒ ведет себя, как сука. Она говорила со мной так, словно я кусок дерьма только потому, что ей в чай я добавила полу-обезжиренное молоко вместо обезжиренного. О мой бог, какой кошмар! ‒ И талантливо изображает драматизм.
Я смеюсь.
‒ Я должна была плюнуть в него, корова.
Кивая, я кусаю маффин.
‒ Это так вкусно, ‒ бормочу я. ‒ Хочешь? ‒ предлагаю я ей.
‒ Нет, спасибо. Тебе он нужнее. Просто не поднимайся наверх, если не хочешь натолкнуться на нее, хорошо? Не думаю, что она спустится сюда.
‒ Боже, да, она бы не хотела оказаться в окружении низменных механиков. ‒ Я прижимаю руку ко рту, когда вижу, как из него летят крошки, часть которых попадает в Петру. ‒ Ох, господи! Прости! ‒ Я фыркаю и смеюсь сквозь руку, пытаясь удержать маффин внутри.
‒ Ты отвратительна, ‒ ухмыляется Петра, очищая топ от крошек. ‒ У тебя шоколад на щеке, бродяга.
Я тру щеку рукой.
‒ Все? ‒ я поворачиваюсь щекой к ней.
Она бросает быстрый взгляд.
‒ Да, все хорошо. Только посмотрись в зеркало, когда закончишь с ним, ладно?
Я показываю ей большой палец и откусываю еще кусок.
‒ Так мы идем сегодня вечером куда-то? ‒ спрашивает она, опираясь о стол.
‒ Э.... не знаю. Скорее всего нет. Я все еще восстанавливаюсь после вчерашнего.
‒ Это ты сейчас так говоришь, но когда Каррик выиграет гонку, ты захочешь отпраздновать. ‒ Она опускает голову, когда понимает, что именно сказала.
Я поднимаю руку, останавливая ее извинения, и улыбаюсь, успокаивая ее.
‒ Ты права. Вероятно, мне не помешает развеяться. И будет приятно отпраздновать победу Каррика.
‒ Молодчина! Ну, мне лучше подняться наверх. Увидимся позже.
Разворачиваясь к своему столу, я кладу на него наполовину съеденный маффин и делаю глоток кофе, вытирая рот.
‒ Эй, а я получу кофе? ‒ Это Робби зовет Петру.
‒ Прости, у меня лишь две руки, и они обе были заняты. ‒ Она подмигивает мне и уходит.
‒ Слышала о таких штуках, как подносы?
‒ Слышал о таких штуках, как ноги? Используй их, если хочешь чего-то. Ты знаешь, где я. ‒ Подпрыгнув, она разворачивается и взбегает вверх по лестнице.
‒ Что у тебя есть такого, чего нет у меня? Кроме очевидного, ‒ говорит Робби, взглядом скользя по своей промежности.
Боже, сегодня он ведет себя как абсолютный мудак. Обычно я могу мириться с его чудаковатостью, но сегодня у меня нет сил быть к нему терпимой.
‒ Не знаю, Робби. Может того, что называют индивидуальностью? ‒ Я отворачиваюсь, но чувствую незавершенность. Я завелась и подозреваю, что весь стресс и накопившаяся внутри меня печаль жаждала вырваться наружу, чтобы обрушиться на него.
Я разворачиваюсь на табурете обратно.
‒ Знаешь, если тебе так сильно хочется поиметь Петру, тогда почему бы не перестать вести себя все время как придурок и для разнообразия побыть милым? Она могла бы заинтересоваться тобой.
Его лицо краснеет. Я смутила его.
Дело в том, что если вы смущаете мужчину перед другими мужчинами, то он будет бить в ответ, и удары будут грязными.
‒ Ты имеешь в виду, как ты сделала с Карриком? Не думай, что мы все не знаем, что ты полировала его член. А потом он послал тебя к херам куда подальше, вот ты и стала такой взвинченной язвой.
Чувствую, как в горле встал ком, а глаза начинает щипать.
Не плачь. Не смей, мать твою, плакать, Энди Амаро.
А что я могу сказать? Он еще как прав.
‒ Какого хера происходит?
Я смотрю туда, откуда раздается жесткий голос Каррика. Он стоит внизу лестницы и выглядит злым. Нет, не так. Он выглядит так, словно он в ярости.
Сначала я подумала, что он говорит со мной, но затем увидела его взгляд, сосредоточенный на Робби.
‒ Ничего, ‒ заикаясь, отвечает Робби. ‒ Мы просто...
‒ Не неси херню. Я слышал, что за гребаное дерьмо ты говорил. Дерьмо вроде этого доведет тебя до крупных проблем. ‒ Каррик смерчем проносится к доске объявлений, срывает оттуда листок, и даже не обращает внимания на упавшую на пол булавку.
Я застыла на своем табурете. Он до сих пор не посмотрел на меня.
Мне становится интересно, моя ли очередь следующая, но он начинает уходить, и я перестаю задерживать дыхание.
Быстрое втягивание воздуха заставляет Каррика остановиться у начала лестницы и развернуться к нам. Он шагает к Робби с яростной решимостью.
Я замираю в шоке, не уверенная, что делать. С остальными ребятами то же самое. Полагаю, Робби думает так же. Мы не знаем, что будет происходить дальше.
Когда Каррик останавливается в дюйме от лица Робби и сжимает руки в кулаки, я вздрагиваю, боясь того, что он собирается ударить Робби.
Робби отступает на один шаг.
‒ Ты надоедливый, мелкий мудак, Робби, и я по горло сыт твоим дерьмом. Собирай манатки и уматывай отсюда. Ты уволен.
‒ Ч-что? ‒ с трудом выдавливает из себя Робби.
Каррик делает очередной угрожающий шаг вперед, не оставляя пространства между ними.
‒ Ты глухой настолько же, насколько и тупой? Я сказал, ты уволен, так что катись отсюда на хер! ‒ Затем он разворачивается на пятках и стремительно несется из гаража.
Наступила кошмарная тишина.
С широко раскрытыми глазами я смотрю на Робби, который просто стоит, шокированный до черта.
Тогда я приступаю к действиям. Спрыгнув с крутящегося табурета, я бегу через гараж, добираясь до лестницы. Затем начинаю быстро по ней подниматься.
‒ Каррик! ‒ кричу я ему в спину, когда он уже почти на последней ступеньке.
Он останавливается и медленно поворачивается ко мне.
Я делаю еще пару шагов, уменьшая расстояние между нами.
‒ Прошу, пересмотри увольнение Робби. Он может быть придурком время от времени, но на самом деле это моя вина. Честно, это я начала. Я завела его, когда влезла не в свое дело. Я была сукой, а он огрызался в ответ. Если кто и должен быть уволен, то только я.
Он долго смотрит на меня, у него напряженное выражение лица, брови сведены на переносице.
Затем я вижу на его лицо расслабление, что-то теплое мелькает в его глазах.
Он качает головой.
‒ Робби оскорбил тебя на глазах у всех. А ты после всего этого бежишь ко мне просить о помощи для него, предлагая взамен свое рабочее место?
Я сделала шаг вперед, поднявшись на ступеньку.
‒ Я никогда не была умной. ‒ Я приподнимаю уголок губ в полуулыбке.
Подобие улыбки касается его глаз, а затем он снова становится серьезным.
‒ Еще раз так заговорит с тобой и пойдет прочь.
Я выдыхаю.
‒ Не заговорит. Спасибо.
Наши взгляды встречаются, и воздух между нами внезапно становится густым и наэлектризованным.
Я вижу, как это возникает в его глазах в тот же самый миг, когда и в моих ‒ воспоминания о Барселоне. Я в его руках... он во мне.
Он делает пару шагов вниз, приближаясь ко мне. Все это время он не отрывает от меня глаз. Мой желудок переворачивается, как какой-то акробат.
Он останавливается в шаге от меня.
Мое сердце начинает вырываться из груди.
‒ Я скучаю по тебе. ‒ Его голос такой низкий, настолько наполненный смыслом, что он крепко западает мне в душу.
Я делаю движение губами, выдыхая, чтобы начать говорить...
‒ Карр!
Я бледнею от звука голоса Сиенны.
Каррик поднимает взгляд к потолку и выражает досаду.
Момент испорчен.
Я делаю шаг вниз по направлению от него.
‒ Мне стоит отпустить тебя. И мне нужно вернуться и известить Робби о том, что у него пока еще есть работа.
Каррик смотрит на меня долгую секунду и затем резко кивает. Он поворачивается, и уходит, переступая через две ступеньки.
‒ Вот ты где, ‒ слышу голос Сиенны. ‒ Мне становится одиноко без тебя.
Я перестаю слушать и сбегаю по лестнице, и все это время мое сердце колотится как бешеное.
"Я скучаю по тебе".
Когда я возвращаюсь в гараж, Робби все еще там и по-прежнему выглядит контуженным. Несколько пар глаз поднимаются на меня, в том числе и Робби.
Я подхожу к нему.
‒ Все в порядке. У тебя все еще есть работа.
Он расслабленно выдыхает.
‒ Черт подери... спасибо, Энди. ‒ Он рукой проводит по своим волосам. ‒ Слушай... мне правда жаль, что я все это наговорил.
‒ Не парься, ‒ отмахиваюсь я. ‒ Мне тоже жаль. Мне не стоило говорить этого о Петре. ‒ Ей я тоже задолжала извинение.
‒ Ну, все равно. Ты спасла мою задницу, так что первый напиток сегодня за мной, ладно? ‒ Он поднимает кулак.
‒ Ладно, ‒ отвечаю я, ударяя по его кулаку своим.
Для меня это напряженная гонка, особенно когда у Каррика пробивает шину и он останавливается на пит-стопе. Ребята быстро производят замену и возвращают его на трассу.
Но после этого я не могу оторвать взгляд от экранов. Остаток гонки я на нервах.
Петра отвлекается от дел на кухне и спускается посмотреть гонку вместе со мной. Мне нужно сделать перерыв, мне необходимо в уборную, но я слишком боюсь двинуться, ведь мало ли что может случиться.
Затем мне становится плохо, мне хочется, чтобы я тогда сказала Каррику, что тоже соскучилась. Хочу, чтобы у нас все было в порядке, чтобы мы вернулись к тому, что у нас было до Барселоны. И тогда в голове начинают проигрываться все самые ужасные сценарии, в каждом из которых я необратимо теряю его.
Внезапно я чувствую жар, комната начинает кружиться.
‒ Эй, ты в порядке? ‒ Петра прикасается к моему плечу.
Я поворачиваюсь лицом к ней.
После единственного взгляда на меня она говорит:
‒ Вставай. Давай выведем тебя отсюда. ‒ Она ведет меня из гаража, взяв под руку.
Вместо того, чтобы отвести меня в уборную, она ведет меня в комнату Каррика. Удивительно, но от нахождения среди его вещей мне становится немного лучше.
Она сажает меня и дает попить воды.
‒ Спасибо. ‒ Я пальцами обхватываю пластиковый стакан и делаю глоток прохладной жидкости. ‒ Я не знаю, что произошло. Я просто почувствовала себя несколько странно.
Я не уточняю тот факт, что воспоминания об аварии моего отца перетекли в видение о том, как Каррик умирает точно таким же образом.
Раздается стук в дверь, затем она открывается и на пороге появляется дядя Джон.
Его взгляд следует от Петры ко мне.
‒ Я видел, как ты ушла. Все нормально?
‒ Да. Все хорошо. ‒ Я улыбаюсь, чтобы успокоить его.
Он снова смотрит на Петру. Я знаю, что он остерегается сказать что-то в ее присутствии.
‒ Петра знает... об отце, дядя Джон. Я рассказала ей этим утром.
‒ Хорошо. ‒ Он кивает. ‒ Наконец хоть кто-то здесь это узнал. ‒ Он улыбается мне. ‒ Я не могу остаться. Мне нужно вернуться. Я просто хотел проверить, все ли с тобой в порядке.
‒ Спасибо, дядя Джон.
Я останавливаю его, когда он приоткрывает дверь.
‒ Как там справляется Каррик?
Он поворачивается ко мне.
‒ Действительно хорошо. ‒ Его улыбка делается шире. ‒ Он по-прежнему лидирует.
Это заставляет меня улыбнуться.
Я остаюсь с Петрой в комнате Каррика еще на несколько минут, пока не чувствую себя пришедшей в норму, и затем мы спускаемся досмотреть остаток гонки.
Я все еще напряжена. Но, во всяком случае, я не выхожу из себя.
Каррик финиширует первым.
Когда я вижу въезжающим его в гараж, я испытываю колоссальное облегчение. И знание того, что он выиграл в Монако, и понимание грандиозности этого события для него превращает мое облегчение в эйфорию.
Он снимает шлем и огнеупорную балаклаву, выбирается из болида, и видно, что его волосы прилизаны к голове. У него на лице счастливейшая улыбка. Он выглядит таким невероятно прекрасным, что мое сердце переполняется чувствами.
Наши взгляды встречаются, и он ухмыляется мне.
Я кричу ему: “Поздравляю” сквозь гул и вопли нашей команды, когда те празднуют и набрасываются на него с радостными возгласами.
Но его глаза не отрываются от меня, и когда он начинает идти в моем направлении, отталкивая ребят в стороны, мое сердце начинает биться сильнее, а живот наполняет рой бабочек.
Потом я слышу жуткий визг и поворачиваю голову, чтобы увидеть Сиенну, бегущую через весь гараж. Она бросается на Каррика, запрыгивает на него и обхватывает его талию длинными ногами. Руками она обвивает его шею и с силой вжимается в его рот с всепоглощающим поцелуем.
Неспособная смотреть на это, я отворачиваюсь. Моргаю, борясь с жжением в глазах, и тихо покидаю гараж.
Глава шестнадцатая
Монте-Карло, Монако
— ХОРОШО ПРОВОДИШЬ ВРЕМЯ? — спрашивает Петра, нетвердо держась на ногах.
Она стоит передо мной с выпивкой в руке и выглядит слегка пьяной. Ну, мы все навеселе. Мы в баре «Ля Раскасс», расположенном у знаменитого поворота трассы Формулы-1, в который Каррик вошел как профессионал, которым и является, и увез домой награду.
Все мы празднуем победу. Без Каррика. Ему пришлось посетить запланированное спонсорское мероприятие. Его отец и дядя Джон тоже там. Как и Сиенна.
Но этим вечером я о них не думаю. Я отдыхаю и хорошо провожу время с друзьями.
Я испытала облегчение, когда узнала, что Каррика здесь не будет, так как не хотела быть вынужденной проводить время с ним и его поп-принцесской. Теперь же, отдыхая и развлекаясь, я понимаю, что скучаю по нему. Это странно — праздновать его победу без него.
— Хорошо, — улыбаюсь я Петре.
Затем к нам подходит несколько шатающийся Бен и обнимает нас обеих.
— Девочки, как насчет того, чтобы выпить?
— У меня есть. — Я показываю ему наполовину полный стакан. Сегодня я собираюсь держаться, набирать обороты постепенно, ведь знаю, что эта ночь обещает быть долгой, а я и так уже чувствую себя несколько подвыпившей.
— Я буду, и Энди тоже, — информирует Петра Бена.
Бен стреляет в меня вопросительным взглядом. Краем глаза я смотрю на Петру и вижу ее выражение лица "ты возьмешь себе еще выпить".
— Ладно. Кажется, я буду еще.
Я опрокидываю тот стакан с выпивкой, что в моей руке, и вздрагиваю от жжения. Я пью двойную водку с лимонадом, из чего следует, что постепенное набирание оборотов идет коту под хвост.
Петра радостно вскрикивает и хлопает в ладоши, когда я ставлю пустой стакан на ближайший стол.
Я следую за ними к бару.
— Итак, что будем? — спрашивает Бен.
— Шоты! — кричит Петра.
Я бросаю взгляд на ухмыляющегося Бена, и он пожимает плечами.
— Кажется, мы пьем шоты, — бормочу я.
Но мои слова никого не волновали, ведь Петра уже облокотилась на барную стойку и захватила внимание бармена, заказывая нам выпивку.
Я честно не знаю, как ей это удается. Помещение переполнено людьми, но стоит Петре приблизиться к бару, как ее незамедлительно обслуживают. Мне же все время приходится стоять здесь подобно растению, годами ожидая, пока меня обслужат.
Мне нужно раскрыть ее секрет вызывания барменов.
— Итак, как дела? — Бен толкает меня плечом.
— Вообще или сегодня? — усмехаюсь я.
— И то и другое.
— Отлично.
Его взгляд задерживается на моем лице слишком надолго, словно он пытается прочитать меня. И должно быть он что-то увидел, потому что спросил:
— Ты уверена?
— Конечно, уверена, — выдавливаю я нервный смешок.
— Просто... тот утренний случай с Робби, и что он наговорил о тебе и Каррике.
Я застываю. Затем возвращаю себя к реальности.
— Это не имеет значения, — равнодушно пожимаю я плечами. — Сейчас все в порядке.
Бен мягко кивает головой.
— Это было здорово с твоей стороны, что ты утрясла все с Карриком, чтобы Робби сохранил свою работу.
Я снова пожимаю плечами и отвожу глаза.
— Было бы несправедливо, если бы Робби потерял работу из-за такой глупости.
— Да, ты права, но не у каждого были бы яйца обратиться к Каррику и поговорить с ним, как это сделала ты. Это было круто с твоей стороны, Энди. Ты хороший человек.
На моем лице растягивается широкая улыбка.
— Мне действительно нужно проводить больше времени с пьяным Беном. От него я всегда получаю самые лучшие комплименты.
Посмеиваясь, он качает головой, и затем его взгляд становится серьезным.
— Но он ведь был прав, не так ли?
— Кто? — я смотрю на него в смятении.
— Робби.
Улыбка соскальзывает с моего лица. Я почти уверена, что и красок на моем лице также не осталось.
— Не во всем. — Лицо Бена проясняется. — Но между нами кое-что происходит.
Происходило.
— Слушай, ты не обязана рассказывать, — продолжает он.
И хорошо. Потому что мысль о том, чтобы говорить сейчас об этом, выводит меня из себя. Я все еще прихожу в себя, избавляясь от шока из-за того, что Бен заговорил об этом.
— Просто хочу, чтобы ты знала: я думаю, что Каррик придурок, раз дал тебе ускользнуть. И если тебе нужен будет друг, чтобы поговорить... я в твоем распоряжении. — Он хлопает рукой по моему предплечью.
Но это же я, и я не хочу, чтобы Бен думал о Каррике плохо, потому что Каррик вообще-то не делал того, что на него вешает Бен. Каррик не давал мне ускользнуть. Что мы сделали, так это занялись сексом и в процессе разрушили нашу дружбу, мы оба виноваты, и теперь мы на странном этапе: он-то движется дальше, чего не скажешь обо мне, хотя я и знаю, что должна.
Ну ладно, это уже только моя вина.
— Спасибо, — я прочищаю горло, в котором что-то будто бы застряло. — Но все не так, как ты думаешь.
— Не так? — хмурится он. — То есть, если я скажу тебе, что Каррик с Сиенной в нагрузку только что вошли в дверь, для тебя это не создаст никаких проблем?
Задерживая дыхание, я сжимаю губы в форме глупой улыбки и качаю головой.
— Нет. Никаких проблем.
— Хорошо, потому что он только вошел в дверь вместе с Сиенной.
Твою мать.
Поворачивая голову, я смотрю через плечо через толпу людей и вижу Каррика. Невозможно не заметить его. Он выделяется везде, куда бы ни пошел.
В своем смокинге он выглядит роскошно, верхняя пуговица рубашки расстегнута, а галстук-бабочка потерялся по пути. Пряди его волос, уложенные в свойственном ему небрежном стиле, падают ему на лоб. Его голубые глаза блестят под светом огней, когда он останавливается и начинает общаться с каким-то фанатом гонок.
Сердце колотится и глухо стучит в моей груди. Бух-бух-бух.
Мне нужно взять себя в руки, потому что я начинаю походить на втрескавшегося подростка. Я только довожу себя то того, что начинаю чувствовать себя отвратительно из-за этих пьяных мыслей.
— Ты точно в порядке? — раздается в моем ухе голос Бена. — Потому что мы можем сбежать, пока они не добрались сюда, если хочешь.
Я поворачиваюсь и смотрю на него, улыбаясь его замечанию.
— Все хорошо. Но спасибо тебе за то, что ты такой потрясающий.
Он подмигивает мне и затем улыбается.
Я знаю, что он видит мое вранье, и ценю, что он не выговаривает мне за это.
Моя маска начинает соскальзывать и мне нужно вернуть ее на место раньше, чем Каррик тоже увидит это.