Анна сидела под навесом вигвама, укрывавшим ее от палящего солнца, и смотрела, как играют мальчишки. Они размахивали копьями и кольцами. Игроки разделились на две команды в соответствии с родами. Волк, Медведь, Бобр и Черепаха объединились (похоже, они считались двоюродными братьями) и выступали против союза Оленя, Ястреба, Дикобраза и Змеи. Однако, несмотря на подробные объяснения, которые давал маленький Дикобраз, устроившийся возле ее ног, Анна не до конца поняла сложные правила. Доне, который прилип к ней в первый же день ее появления в деревне и почти не отходил от нее все семь следующих дней, дал понять своей новой подруге, что дело вовсе не в плохом знании языка (которое заметно улучшилось благодаря его урокам). Нет, причина, скорее всего, заключается в том, что она – женщина и потому ее ум ограничен. Так что Анне не следует особенно тревожиться.
Полетело очередное копье, ударившее в кольцо, и Доне сделал попытку подпрыгнуть от радости. Однако его сухая левая нога не разделила энтузиазм мальчика. У Анны уже появилось чутье на его неожиданные движения. Она подхватила своего маленького собеседника под мышки и чуть приподняла. Ребенок встал на ноги, даже не заметив, что именно она сделала. Он тотчас выскочил из‑под навеса и запрыгал к толпе, окружившей удачливого игрока. Хотя сам он в игре не участвовал, но его род приветствовал калеку так, словно он играл с ними: объятия и похлопывания были такими же энергичными.
Раздалось знакомое покашливание, а потом – голос:
– Полагаю, ты нашла себе мужа, если ты его захочешь, Белый Можжевельник. – Женщина назвала Анну Ромбо именем, которое ей дали индейцы: название этого дерева на их языке звучало как «Анна‑эдда». – По‑моему, ни один из моих супругов не смотрел на меня с такой любовью.
Анна улыбнулась, как делала обычно при виде Гаки. На их глазах радостная возня мальчишек превратилась в потасовку. К толпе присоединилась проигравшая команда, и началось новое состязание, не имевшее отношения к разделениям на роды. Катаясь в пыли, Доне уже не воспринимал свою ногу как большую помеху.
– Если бы это была деревня в моей стране, – проговорила Анна, – мальчикам не разрешили бы так играть, тетя. Их родители уже повыбегали бы из домов и принялись колотить их палками, чтобы они перестали.
Старая женщина с шумом вздохнула и раскашлялась.
– Чем больше ты рассказываешь мне про свою землю, Белый Можжевельник, тем меньше она мне нравится. Как можно мешать детям оставаться детьми? И как можно оскорбить другого человека ударом?
– Дети там не считаются людьми. Они скорее воспринимаются как… – Девушка задумалась, подыскивая слово на языке тахонтенратов. – Как имущество.
– Здесь они – люди. Только маленькие.
Женщины звали своих отпрысков – готова была еда. Возня прекратилась, и сражавшиеся потянулись к своим домам. Мать Доне появилась в дверях и поманила его. Малыш быстро заковылял к ней, но сначала попрощался с Анной, жестом показав, что скоро вернется.
Анна с Гакой тоже ушли в дом, где старуха налила в деревянную миску немного похлебки. Опустив руку в очаг, индианка захватила щепоть холодной золы и посыпала ею еду. Анна не стала отказываться, но в который раз пожалела о том, что не догадалась захватить с собой в дорогу соли.
Мимо прошла одна из родственниц Гаки, ее внучатая племянница.
– Ты не хочешь супа, Синее Перо? – спросила Гака.
– Нет, спасибо, тетя. Мне надо… кое‑кого повидать. Обе увидели, что девушка смутилась. Румянец залил ей не только лицо и шею, но и обнаженную грудь. Девушка была еще очень юной, так что грудь у нее еще не налилась, но, когда она покраснела, соски немного набухли. Она тоже это заметила и, прикрывшись рукой, поспешно ушла.
– А! – сказала Гака. – Думаю, я знаю, кого она собралась повидать. Он – из рода Волка. Один из юношей, которые пришли сюда, когда сгорела их деревня. Ты же знаешь, каким интересным кажется новое лицо. Ну что ж, они сделают хорошего ребенка, если этого захотят боги. И день сегодня подходящий для того, чтобы полежать у прохладного озера с красивым парнем.
Теперь уже Анна почувствовала, что краснеет.
– Ты ведь не думаешь, что они… Они станут…
Старуха смотрела на нее с улыбкой.
– Но она показалась мне такой юной! – выпалила Анна. Гака явно удивилась.
– Она в состоянии родить ребенка, так что она не слишком молода. И потом, он будет не первым ее красивым юношей. Потому что она очень хорошенькая, моя Синее Перо. Так что этот парень может стать и не последним в ее жизни.
Анна покраснела еще сильнее.
– И это в моей стране тоже бывает совсем по‑другому. Там, когда ты берешь мужа, он должен быть твоим первым – и последним.
Гака запрокинула голову и громко рассмеялась. Смех быстро превратился в кашель. Несмотря на то что Анна составила для нее хорошую микстуру, у старухи по‑прежнему болело горло, и кашель с каждым днем все усиливался.
Отдышавшись, Гака молвила:
– Но это все равно как если сказать: «Думаю, мне понравится оленина – когда‑нибудь, – и потому я не стану сначала пробовать медвежатину и лосятину». Откуда ты узнаешь, что захочешь только одного на всю жизнь, если сначала не попробуешь других?
– Значит, когда они заключают брак, они тоже…
– Когда ты берешь себе мужа, тогда дело другое. Ты бываешь с ним, и только с ним. Как и он – только с тобой. – Гака помолчала, и глаза у нее заблестели. – Но, по крайней мере, ты кое‑что помнишь, и в те ночи, когда твой муж не ублажает тебя, тебе не возбраняется помечтать о медвежатине, лосятине, бобре…
Старая женщина снова затряслась от смеха и кашля и хохотала, пока у нее по лицу не потекли слезы.
Обычно Анна не могла противиться заразительному веселью Гаки и подхватывала ее смех, но на сей раз девушку сдержало воспоминание – выражение глаз юной индианки. Где‑то в этой деревне мужчина, за которым она последовала из Франции, пытался родиться заново. Все его желания сосредоточены на том, чтобы снова стать частью своего племени. Во всем. И когда кто‑то вроде Синего Пера поднимет на него взгляд, а потом переведет выразительные очи в сторону леса…
Анна залилась багрянцем. Но теперь причиной стало вовсе не смущение. Это новое чувство потрясло ее своей необузданностью. Девушка испытывала настоящую ярость, которая была направлена на всех гологрудых молодых женщин поселения.
Старуха пристально наблюдала за своей собеседницей. Она поставила свою миску и сжала руки Анны.
– Думаю, наши обычаи не для тебя, Белый Можжевельник. Ты попала к нам слишком поздно. К моему восемнадцатому лету я имела уже троих детей.
– Прекрасно, – проговорила Анна с нескрываемой горечью. – Значит, я уже такая старая, что ни один мужчина не захочет на меня смотреть.
– Я говорю совсем не это. – Гака бережно встряхнула руки Анны. – Я говорю, что тебе не нужно искать любовь. Ты уже сделала свой выбор.
Анна отвела взгляд.
– И мужчине, который мне желанен, я больше не нужна. Если я вообще была когда‑то ему нужна.
Произнеся вслух слова, которые прежде говорила только мысленно, Анна почувствовала, что по ее лицу потекли теплые слезы.
– Думаю, твои страхи заставляют тебя читать знаки неправильно. Дело не в том, что он тебя не хочет. Дело в том, что он не может хотеть никого – пока. Потому что он не знает, кто он. Он – как медвежонок, у которого на охоте убили мать. Он бродит по огромному, непонятному лесу. Он видит в воде свое отражение, так что знает, что выглядит, как медведь, но он ничего не знает о том, как ведут себя медведи. Он не умеет охотиться, как медведь. Он не спит всю зиму напролет, как медведь. И он не в состоянии выбрать себе подругу, как медведь.
Анна ответно сжала ей руки и горячо спросила:
– Так что же мне делать, Гака?
– Ждать.
– Но времени уже не осталось! Всему вашему народу грозит опасность. Тагай может родиться заново только для того, чтобы на следующий день пойти воевать – и, возможно, умереть. Как он успеет понять, что говорит ему сердце?
Гака прошептала:
– Ты думаешь, что мудрость живет только там, где приходили и уходили многие луны? А я говорю, что мудрость приходит в один яркий, ясный миг. Тагай был рожден мудрой матерью, его род – самый мудрый из всех родов племени. Его дядя Доннаконна был Охотником Рассвета. А рассвету довольно одного мгновения, чтобы показать нам мир. Анна попыталась улыбнуться в ответ.
– Надеюсь, ты права.
– Я знаю, что права. И уверена, что Тагай любит тебя, как ты – его. Это ясно видно по его лицу. Но ему необходима минута силы, которая заставит его понять это. Ну, для того и существуют на свете мудрые старые тетки!
Анна не успела ничего ответить: послышались крики, доносившиеся с дальнего конца поселка.
Гака еще раз сжала руки Анны и оперлась на них, чтобы встать на ноги.
– Пойдем, – добавила старуха. – Надо посмотреть, что значит этот шум!
* * *
Эта неделя отняла бы все силы даже у самого сильного мужчины. А те, кто его испытывал, не желали принимать во внимание то, что он столько времени провел на тесном корабле. И никого не заботило, что прежняя его жизнь во Франции была сплошной ленью и злоупотреблениями. Они ничего не понимали в этом и прерывали его всякий раз, как он пытался заговорить о прошлом. Для них все обстояло очень просто. Он был потерянным членом их рода. Его необходимо найти. А в свете опасности, угрожавшей всему их племени, найти его нужно было поскорее.
И еще оставалась проблема его смерти. Все, кто уплыл с французским капитаном, – Доннаконна и другие заложники, включая мать Тагая, – все Охотники Рассвета были мертвы. Хотя их кости не заворачивали в бобровые шкуры и не зарывали в яме рядом с деревней, церемония была проведена, их оплакали. К счастью, прецеденты уже имелись.
Случалось, воины, считавшиеся захваченными в плен и убитыми, бежали и возвращались к своим. Порой группе охотников, отрезанных наводнением или пожаром, удавалось перезимовать и вернуться с весной. И каждому восставшему из мертвых необходимо было пройти через ритуал нового рождения.
Вот почему Тагай провел первую ночь в своей родной деревне, лежа голым в каноэ из березовой коры, наполненном речной водой и кусками оленьего жира. Хотя стояло лето, вода охладила его тело и сморщила кожу. Его сотрясала такая сильная дрожь, что он даже боялся разбить утлую лодку. Утром все члены его рода, мужчины, женщины и дети, собрались посмотреть, как его опускают под воду, так что он уже готовился утонуть. А потом стенки каноэ вскрыли, и Тагай выпал на речной берег, барахтаясь, словно пойманный лосось. После этого четверо мужчин швырнули его в реку, где с его кожи смыли олений жир. А потом эти же мужчины – и в их числе его двоюродный брат Сада – отнесли его, беспомощно дрожащего, в шалашик, сделанный из тонких деревьев, накрытых оленьими шкурами. И лютый холод сменился своей противоположностью, потому что крупные камни прокаливали в очагах целую ночь и жар ударил «новорожденного» в лицо, словно пощечина. Позади него в шалаш набивались все новые, и новые обнаженные мужчины, так что вскоре все пространство заполнилось потными телами. В трубки вложили сладкий душистый табак, и облака табачного дыма скрыли от Тагая даже ближайшего соседа. Он больше не дрожал. Теперь его тошнило, так что беднягу пришлось вывести наружу, чтобы его вырвало. Однако постепенно жара стала казаться приятной, а в облаках табачного дыма начали возникать странные видения. К этим видениям добавились рассказы – истории о говорящих зверях, летающих людях, рождении народа, войне и охоте, а также о нелепости жизни. Смех плыл в завитках дыма, видения мерцали в жарком мареве, и время тянулось медленно, пока уже на закате с шалаша не сняли оленьи шкуры. И тогда обнаружилось все племя, собравшееся рядом. Тагая снова подняли, и он со всеми своими товарищами из шалаша опять оказался в реке. Выйдя из воды, он прошел мимо своего рода, выстроившегося двумя рядами, и все мужчины, женщины и дети дотрагивались до него по очереди.
Этой ночью Тагай спал крепко и видел множество радостных снов. Однако его сон был непродолжительным. Задолго до рассвета его разбудили, грубо тряся за плечо. Стоявший над ним Сада отрывисто приказал брату встать и следовать за ним. Еще примерно сорок воинов – как оказалось, полный боевой отряд рода – ждали нового родича у входа в хижину. Набедренная повязка служила ему единственной защитой от ночной прохлады, да еще ноги были обуты в кожаные мокасины. Сада вывел их из поселка и повел по едва различимой тропе вверх по скалам, через игровое поле, в лежащий за ним лес. Они шагали быстро, бесшумно, не останавливаясь, пока утро не застало их на высоком голом плато.
– Ты – один из тахонтенратов, ты снова стал одним из народа Оленя. Но ты еще не Медведь.
Вручив Тагаю лук, колчан со стрелами и небольшой мешочек с зернами, воины рода начали его обучение.
В течение двух дней и ночей они обращались с ним крайне сурово. Ему было сказано, что есть время только на то, чтобы испытать его и найти пределы его силам и способностям. Его ни разу не ударили, потому что, по словам Сады, это было бы оскорблением его личности. Но любая неудача или неумение встречались презрением. Тагаю приходилось выслушивать множество оскорблений по поводу его умений, его мужского достоинства и его происхождения от жалких пожирателей падали. А потом Тагаю все равно приходилось снова выполнять то задание, в котором он потерпел неудачу. Каждую ночь он оставался в одиночестве. Иногда дремал, но чаще – не спал и смотрел в небо, придавленный необозримостью просторов и трудностями, которые его ожидали. Иногда он плакал. И часто в эти минуты ему в видении являлась Анна, которая протягивала руки, чтобы утешить его. Тагаю хотелось ощутить ее прикосновение, испытать ее утешительные ласки. Однако позже, когда слезы высыхали, он начинал злиться на ту роль, которую она играла в его слабости.
Рассвет третьего дня на плато оказался великолепным. Тагай не спал почти всю ночь, ошеломленный множеством звезд, падавших с небес. И чувство удивления оставалось с ним все время, пока они возвращались в деревню. Он даже обнаружил, что перешучивается с другими членами отряда, участвует в их дружеских потасовках.
А потом Тагай наконец обнаружил нечто такое, в чем превосходил их всех.
Они как раз добрались до края долины, которая должна была привести их к игровому полю. Тагай, как всегда, ступал последним в цепочке воинов.
– Ты медлителен, Тагай. Едва тащишь ноги по земле, – сказал Отетиан, самый высокий воин. – Ты похож на дикобраза! Вот как ты ходишь.
Он присел на корточки и двинулся вперед, задрав зад. Остальные засмеялись.
– А Отетиан – цапля. Летает неуклюже, а шагает, переставляя свои длинные ноги вот так.
Тагай изобразил походку этой птицы, нелепо выбрасывая свои длинные ноги.
Все опять захохотали. Отетиан подошел к Тагаю. Он раздражал Тагая больше всех его «наставников».
– И ты думаешь, что дикобраз может победить цаплю? Стоит мне один раз хлопнуть крыльями – и я буду уже у того дерева, а ты даже не успеешь оторвать свой колючий зад от земли.
И с этими словами воин указал на дерево, стоявшее примерно в двухстах шагах от них. Сада крикнул:
– Берегись, Тагай! Не спорь с ним. Отетиан в беге победил всех жителей всех поселков.
Тагай посмотрел в хвастливое лицо воина.
– Не всех, – негромко заявил он.
Раздался хор презрительных возгласов. Отетиан выпятил грудь.
– Ты готов бежать со мной наперегонки, Медвежонок? И он демонстративно выделил интонацией часть имени, означавшую «Маленький».
Тагай подался вперед. Лица соперников сблизились.
– Готов.
Они передали остальным свои луки, колчаны и сумки. Сада встал перед противниками, приложив ладонь к груди каждого. Остальные побежали вперед, к дереву. Когда они добрались до цели и выстроились неровным рядом, Сада сказал:
– По моему слову – летите.
Тагай пригнулся, готовясь бежать. Рядом с ним Отетиан лениво улыбнулся и небрежно встал в позу.
– Вперед!
Они сорвались с места одновременно и побежали вровень друг с другом. А потом Отетиан начал удлинять шаг – и между ними образовался небольшой зазор. Была пройдена примерно половина расстояния.
Тагай позволил сопернику вырваться вперед. Индеец бежал быстро, и, когда до приветственно кричавших воинов оставалось пятьдесят шагов, разрыв между ними составил пять шагов. Затем Отетиан увидел у своего плеча тень, а потом эта фигура промчалась мимо него. Несмотря на его отчаянные усилия, Тагай достиг цели на три шага раньше, чем индеец. Победителя моментально окружили, хлопая по спине и сжимая его руки. Члены рода впервые хвалили Тагая – и он наслаждался этим.
Чей‑то голос заглушил приветственные крики.
– Ну что ж, Медвежонок, тебе удалось здесь меня провести. – Отетиан безуспешно пытался изобразить улыбку. – Но не думаю, чтобы тебе удалось схитрить и во второй раз.
Торжествующий Тагай сказал:
– Цапля желает бежать со мной снова?
– Да, – услышал он в ответ. – Но не такое жалкое расстояние. Ты готов бежать наперегонки со мной до ворот поселка?
Тагай задумался. Они находились на плато, которое заканчивалось игровым полем. Вдали он уже видел тот дуб, с которого впервые наблюдал за игрой. До него придется идти шагом примерно четверть часа. Там из небольшого леска вниз по скалам уходила тропа. От основания скал до поселка уже недалеко: дорога вела вдоль берега речки и составляла не более полулиги.
– Да. Я побегу с тобой до поселка.
– И я тоже! – закричал еще один воин. – Такое расстояние мне подходит.
– И я! И я! – подхватили остальные, не менее возбужденные соревнованием, которое они только что наблюдали. – Давайте побежим прямо сейчас!
– Подождите! – сказал Сада, и его негромкий голос тотчас заставил замолчать сорок человек. – Такое соревнование – вопрос чести. Почему бы всему нашему народу не присоединиться к спору и не отдать должное победителю? – Молодой индеец повернулся к одному из членов отряда, который не выказал особого желания участвовать в беге (возможно, из‑за некоторой полноты). – Поспеши, Ганогие, и сообщи роду Медведя, что мы здесь делаем. Когда ты скроешься за деревьями, мы побежим.
Воин кивнул и, не тратя лишних слов, устремился вперед со скоростью, неожиданной для его сложения. Пока остальные криками подбадривали убегающего друга, Сада отвел Тагая в сторону.
– Слушай внимательно, Тагай. Отетиан быстр и неутомим. Он – из тех, кто бегает между деревнями, разнося новости и «палки вызова», когда нашему разобщенному по этим долинам племени нужно собраться вместе. С тех пор как он стал мужчиной, он ни разу не проигрывал в беге. Возможно, и потому, что, по слухам, он жульничает. – Сада ухмыльнулся. – Так что следи за ним на тропе в скалах.
Тагай кивнул и забрал свой лук и колчан у воина, который держал их во время первого состязания. На этот раз каждому придется нести свое оружие самому.
Товарищи смотрели, как вестник скрывается в лесу над вершинами скал. Вскоре он уже превратился в облачко пыли – для всех, кроме одного из самых молодых. Этот взобрался на нижнюю ветку орешника и следил оттуда, ладонью притенив глаза от солнца.
– Он уже близко! – сообщил наблюдатель стоявшим внизу. – Еще десять вздохов – и он будет на месте.
Он спрыгнул вниз и занял свое место в ряду отталкивающих друг друга мужчин. Тагай демонстративно прошел вдоль ряда и втиснулся в шеренгу рядом с Отетианом. Высокий воин наклонился и с силой двинул Тагая плечом.
– Освободи мне место, малыш, – проворчал он.
– Сейчас у тебя будет его сколько угодно, – отозвался Тагай, с улыбкой ответно отталкивая его. – Потому что ты будешь видеть мою спину.
– Готовы?
Сада поднял знамя рода – медвежью лапу, насаженную на копье, – высоко над головой, чтобы все его видели. Раздался всеобщий возглас подтверждения.
– Тогда всем… вперед! – крикнул Сада, делая первый шаг.
Он удерживал первенство всего несколько шагов. Потом его обогнали несколько более молодых воинов, которые сразу же помчались на полной скорости. Образовалась группа человек из десяти, которая быстро ушла вперед. Вторая, более многочисленная, включившая в себя Саду, ненамного отстала. Примерно в дюжине шагов позади них Тагай чуть отклонился влево. Он стал держаться рядом с Отетианом, преследуя обе группы. Соперник разок презрительно посмотрел на него и перешел на ритмичный бег.
Вырвавшиеся вперед быстро поняли свою ошибку. Бегуны, возглавляемые Садой, скоро догнали их, и на полпути через равнину обе группы слились в одну. Только двое из новых смогли удержать скорость, а остальные начали отставать, так что даже Тагай и Отетиан, все еще бежавшие сзади, их обошли. Правда, отставшие присоединились к ним и не теряли из виду.
Род Медведя племени тахонтенратов дружно мчался вперед. Обутые в мокасины ноги гулко ударяли по земле, пыль поднималась с земли и тянулась за ними, словно полосы дыма. Слышалось ровное дыхание и – изредка – стук и ворчание, когда сталкивались работающие локти. Тагай дышал легко, наслаждаясь свободным движением ног не меньше, чем общей волей, которая гнала вперед бегущих. Все то время, которое он провел с ними в уединении, он служил мишенью их насмешек. И это отделяло его, держало в стороне. А здесь он был просто одним из бегущих и ни в чем не уступал собратьям.
Нет, Тагай был лучше! Ему необходимо быть лучше их. Ему никогда не сравниться с ними во владении луком или копьем. Он не научится выслеживать добычу по следу, или находить дорогу по звездам, или так хорошо заучить древние предания своего народа. И ему никогда не удастся выйти на игровое поле и послать мяч между столбами, победив род Волка, как это сделал его двоюродный брат Сада. Но бегать он может. И когда Отетиан внезапно увеличил скорость и начал продвигаться через группу воинов, Тагай понял, что способен победить.
Рывок Отетиана вывел его в начало группы. Тагай бежал на шаг позади. Они обогнали Саду, который все это время задавал скорость и досадливо фыркнул, когда соперники пробежали мимо него. Однако Отетиан не удовлетворился тем, чтобы просто возглавить бегущих. Он продолжал рваться вперед, и Тагаю пришлось следовать за ним.
Топот ног и сопение остальных остались позади. Прямо перед противниками уже виднелись деревья, а в ста шагах за ними начиналась тропа, которая вела в поселок. Однако Тагай продолжал держаться сзади. Тропа в скалах местами была коварной, а в последний раз Тагай спускался по ней, неся на закорках тетку. Тогда его глаза были устремлены всего на шаг вперед. Тагай понимал, что Отетиан намерен спускаться гораздо быстрее, и ему хотелось видеть, куда именно этот хитрый воин будет ставить ноги.
Они вбежали в тень под огромным дубом. Бросив взгляд на густую крону, Тагай на миг изумился тем переменам, которые произошли в его жизни с тех пор, как он прятался в этих ветвях – всего неделю назад.
Тагай смотрел вверх всего мгновение. Он отвлекся в самом начале склона, всего в нескольких шагах от опушки. Но этого краткого мгновения оказалось достаточно, чтобы Отетиан, который не взглянул на своего противника ни разу с начала забега, ударил его. Он нанес резкий удар локтем – прямо по губам Тагая. Толчок на бегу оказался достаточно сильным, чтобы Тагай рухнул, словно подстреленная птица. Он тяжело упал на землю и покатился вниз, глотая пыль. Падение резко остановил серебристый ствол ясеня, который выбил у него из груди остатки воздуха.
Чьи‑то руки подхватили молодого человека под мышки. Его подняли и удержали – собственные ноги отказывались слушаться Тагая.
– Надо смотреть на тропу, малыш, тогда не придется ссориться с деревом.
Семь лиц Сады вращались вокруг него. По обе стороны от двоюродных братьев пробежали воины, делавшие глубокие вдохи. Тагай тряс головой снова и снова, но это не помогало рассеять туман, застлавший ему глаза. Ощутив на губах что‑то теплое, он поднял руку. Вид крови на его пальцах помог ему наконец собраться. На лице Сады, вдруг ставшем отчетливо видным, играла улыбка. Брат поднял руку и стер с губы Тагая остатки крови.
– А может быть, кто‑то бросил тебя в объятия дерева? А? Разве я не предупреждал тебя, что Отетиан не любит проигрывать?
– Да, – только и смог ответить Тагай.
– Тогда у тебя есть еще одна причина его догонять. Ты должен отплатить ему за это. – Сада вытер кровь о волосы Тагая. – Вперед.
– Он уже слишком далеко, – пробормотал Тагай распухшими губами.
Улыбка оставила лицо Сады.
– Ты не понимаешь. Неужели ты ничему не научился? Медведь из племени тахонтенратов не сдается. Никогда. А теперь беги!
И Сада побежал по тропе, подталкивая перед собой своего молодого родича.
– И потом, – добавил он, когда Тагай сделал несколько неуверенных шагов вперед, – ты прав. Отетиан действительно цапля. И длинным худым ногам не нравится крутой спуск. Даже он потеряет скорость на скалах.
Из следующих ста шагов половина шла не столько вниз, сколько в сторону. Однако постепенно к ногам вернулась сила, и вскоре Тагай уже ковылял самостоятельно. Сначала он то и дело поднимал руку, чтобы стирать кровь, которая продолжала литься у него изо рта. Потом он заметил, что это движение сбивает его с ритма. И кроме того, вкус крови был вкусом гнева.
К тому времени, когда Сада и Тагай оказались у вершины скал, они уже догнали отставших. Спуск был узким, но подгоняемый Садой Тагай начал проталкиваться мимо других. Некоторые пропускали его легко, другие медлили – этих Тагай отталкивал плечом. Сада скакал в шаге позади него, ставя ногу там, куда ее ставил Тагай, делая такие же прыжки вниз и сгибая колено во время приземления на каменные уступы или сланцевые осыпи.
Они обогнали примерно половину состязающихся и были близки к основанию скал. Впереди уже расстилалась ровная часть пути – и тут Тагай услышал у себя за спиной звук скольжения и крик. Оглянувшись, он увидел, что Сада растянулся возле огромного валуна, через который сам Тагай только что перепрыгнул. Молодой человек сделал быстрое движение, словно хотел вернуться назад, но Сада, сжимавший щиколотку, которая опухала прямо на глазах, махнул рукой, гоня родича дальше.
– Не останавливайся. Беги, Тагай, беги!
И Тагай снова повернул вперед. До конца спуска он добрался всего в три прыжка, а потом полетел по ровной тропе. Поначалу от непривычного ощущения его шатало. Но вскоре ноги его привыкли, и юноша снова вошел в ритм. Он уже начал обгонять наиболее упорных. Самые молодые, поначалу убегавшие вперед, отставшие и затем обретшие второе дыхание, снова начали сдавать, жадно ловя ртами воздух. Однако им все же хватило дыхания, чтобы ободрить Тагая криками, когда он обгонял их. Это произошло как раз в тот момент, когда вся группа бегущих выскочила из каньона, который выводил от скал к деревне.
Теперь поселок оказался прямо перед ним. Вечернее солнце заставляло деревянный частокол пылать, словно в огне, отражаясь от широкой реки. А между Тагаем и целью неслась по берегу одинокая фигура. Услышав крики воинов, бегущий словно почувствовал, как Тагай вырывается вперед, и попытался увеличить скорость. Однако длинные ноги цапли‑Отетиана уже сдавали.
Соперников разделяло примерно двести шагов, а до ворот ограды оставалось втрое больше. Тагай заметил там движение: люди выходили наружу, чтобы выстроиться вдоль дороги, ведущей в деревню. Ветер уже доносил крики. Прилетел и запах очагов тахонтенратов, народа, для встречи с которым Тагай пересек полмира.
Его народа.
Тагай снова ощутил на губах вкус крови – той же крови, что текла в жилах людей, начавших собираться у входа в поселок.
Его поселок.
Тагай устал так, как не уставал ни разу во время охоты в лесах короля Генриха. Грудная клетка болела от удара о ствол. Лицо ныло там, куда попал локоть воина, который сейчас бежал чуть впереди него и становился все ближе с каждым новым шагом Тагая.
До ворот оставалось примерно двести шагов, когда Тагай услышал дыхание соперника. Услышал потому, что этот человек, который никогда не оглядывался, на этот раз оглянулся. На лице Отетиана ясно отражалось острое желание прибавить скорость. Но его длинные ноги отказались исполнить это желание. Тагай отставал теперь всего на десять шагов, когда Отетиан поравнялся с первым из вышедших им навстречу жителей; на пять – когда они пересекали ручей по сланцевому мосту. Мостик был узким, и соперники бежали там плечом к плечу, локоть к локтю. Отетиан больше не смотрел на Тагая, не попытался поднять локоть, чтобы ударить его во второй раз. Его глаза были прикованы к отверстию в частоколе – как и глаза его противника. И в считанные шаги, отделявшие их от цели, Тагай опередил противника и ворвался в ворота деревни под приветственные крики жителей.
Какое‑то время кругом был только туман. И еще боль. Лица вихрем носились вокруг того места, где лежал Тагай. Тетя Гака, вождь Тододахо, другие люди, которых он не знал, но которым теперь хотелось поддержать его… Все они наклонялись, чтобы похлопать его по плечу, отчего его тяжелое дыхание затруднялось еще больше. Тем временем другие бегуны, шатаясь, заканчивали бег, чтобы упасть рядом с победителем и Отетианом. Какое‑то время спустя два воина принесли Саду и положили его рядом с двоюродным братом.
– Ну что ж, детеныш, – проговорил Сада, перекрывая всеобщий гвалт, – похоже, ты больше не мертвый.
– По‑моему, он не похож на духа, – сказал Отетиан, подползая к ним ближе. – Ты посмотри только, что его зубы сделали с моей рукой.
Он поднял локоть. На сгибе явно виднелся след укуса.
– Ну, не будем об этом, – продолжил длинноногий. – Я прощаю тебя за то, что ты меня укусил: ведь ты детеныш, а они всегда кусаются.
Это заявление остальные члены рода Медведя встретили таким ревом, что Тагаю даже не пришлось протестовать. Вместо этого он засунул пальцы в рот и, чуть‑чуть покачав расшатавшийся от удара зуб, извлек его наружу. Вручая его Отетиану, он сказал:
– Бусина для ожерелья твоей жене.
Это вызвало новые крики и хлопки по плечу. Буйные члены рода Медведя не сразу заметили, что к ним обращаются. У ворот собрались все жители поселка. Перед ними стояли вожди. Суматоха гонки заставила их выйти из дома советов. На вождях были церемониальные бусы‑вампумы, и каждый держал в руке длинную трубку.
– О люди из рода Медведя! Похоже, ваш потерявшийся детеныш нашелся. Это правда?
Сада поднялся с земли, балансируя на одной ноге, и обратился к задавшему этот вопрос человеку. Смущенный всеобщим вниманием, Тагай тоже поднялся на ноги.
– Это решаешь ты, Тододахо, потому что ты – наш вождь. Но мы, проведшие время с этим малышом, говорим, что он достоин вернуться к нам.
Тододахо кивнул.
– Тогда примем его, как и было задумано, на церемонии луны, через три рассвета. А тем временем он может жить со своей теткой, моей сестрой Гакой, у нее в доме.
Тагай посмотрел туда, где стояла его тетка. Старуха улыбнулась ему, и юноша улыбнулся ей в ответ. Рядом с Гакой находилась Анна – и Тагаю вдруг показалось, будто ее лицо разделилось на две половинки: одна радовалась за него и улыбалась, а вторая выражала печаль. И при виде этого Тагай почувствовал, что его лицо стало отражением ее лица.
Прежде чем Тагай успел задуматься над такой странностью, Пойманный заговорил снова, повысив свой голос так, чтобы его услышало все племя, которое уже собралось на площади за воротами.
– Мой народ! Мы совещались в тот момент, когда до нас дошло известие о состязании в беге. Мы пришли смотреть на него с радостью. Ибо, по правде говоря, желанной возможностью отвлечься от спора. Мы не смогли прийти к заключению по вопросу, который так нас тревожит. – Вождь указал на реку. – Мы все знаем, что наши враги объединяются. Они разрушили наши деревни, уничтожили дома многих из вас, пришедших искать укрытия у ваших братьев и сестер под скалами. Почти все наше племя собралось здесь, и «палки вызова» отправлены в последние три поселения, чтобы созвать наших людей сюда на Большой Совет. В том, что мы все находимся здесь, – наша сила, но тут же таится и опасность, потому что даже это поселение не в состоянии прокормить всех тахонтенратов. И наш совет не может решить, ожидать ли нам опасности здесь и разбить врага о нашу ограду, как Большая Вода разбивает прибрежные скалы, или же оставить эти места и уйти далеко – туда, где этого врага нет.
Анна уже заметила, что на всех собраниях каждого говорящего выслушивают в полной тишине, отдавая дань его мудрости и выражая уважение к его мнению. Однако последние слова вождя вызвали общий стон и даже перешептывания.
Пойманный продолжил:
– Нам предстоит решить этот вопрос окончательно во время пира. Но в наших котлах слишком мало мяса для наших желудков. Необходимо сделать новые запасы, чтобы наш пир не опозорил гостеприимства наших предков. Вот почему молодые воины должны пойти на охоту. Мы знаем, что это стало опасным делом, потому что с каждым днем враги занимают все больше и больше наших охотничьих угодий. И было решено, что роды больше не будут охотиться по отдельности. На каждую охоту отправятся по два члена от каждого рода. Тогда, если им придется сражаться и, может быть, умереть, ни один род не лишится всех своих молодых мужчин. – Пойманный сделал паузу, и другой вождь подал ему восемь палок, окрашенных в разные цвета. – Каждая из этих палок – охота. На земле над скалами, где множество бобров и дикобразов, на лососевой реке на севере, на гусиных пастбищах, на медвежьих холмах. А вот эта, – он поднял палку, ярко окрашенную в кроваво‑красный цвет, – означает остров Винограда на реке. Там во множестве водятся олени. Но эти места расположены близко от деревень наших врагов.
Вождь выложил палки перед собой, одну за другой, а потом заговорил снова:
– Мы решили, что боевой вождь каждого из восьми родов возьмет по одной палке. Мы знаем, что каждый захочет взять красную, означающую наибольшую опасность, поэтому мы сделали этот выбор за вас. Наш выбор не говорит об особенном мужестве, которое присуще этому роду. Просто некоторые знают какие‑то места лучше, чем другие. Каждый вождь примет ту палку, которую мы ему дадим, а потом по два члена от каждого рода присоединятся к его отряду. Это понятно?
Все дружно выкрикнули:
– А‑ум!
После этого стали называть имена родов. Анна смотрела, как боевые вожди один за другим подходят, чтобы получить свое задание. Боевой вождь рода Медведя погиб, защищая свою деревню. Его наследник, Сада, не был официально назначен на его место. К тому же Сада получил травму, так что его место занял толстенький Ганогие. Под конец осталась только красная палка – и только род Волка не был вызван. Анна наблюдала за тем, как Черный Змей выходит вперед, кланяется и поднимает красную палку.
Собравшиеся разделились. Каждый из воинов пытался попасть в число охотников. Большинству предстояло остаться, как решили вожди. Не время оставлять деревню без защиты. Однако участие в охоте поднимало престиж воина, было для него честью. Анна видела, как множество воинов толкаются вокруг вождей. Некоторые выражали радость, большинство отходили разочарованными. А потом она заметила, что Черный Змей идет через толпу к роду Медведя который все еще толпился вокруг Сады и Тагая.
Задавая свой вопрос, Черный Змей выгнул бровь – шевельнулась и змея, наколотая вокруг его левого глаза.
– Найдутся ли два Медведя, у которых достанет храбрости пойти со мной на остров Винограда?
Его мгновенно забросали предложениями, летевшими со всех сторон.
– Конечно, – сказал Черный Змей, – я хотел бы взять своего соперника по игре, но… – тут он посмотрел на отекшую ногу Сады, – похоже, ты упустил случай.
Сада проскакал вперед на одной ноге:
– Я все равно могу бегать вокруг тебя, Черный Змей. Улыбка исчезла с татуированного лица.
– Повременим проверять это. Сейчас племени нужна еда. Мне нужны не подшибленные птички, а воины, которые в силах двигаться, и двигаться быстро.
Не успел разъяренный Сада ответить, как Отетиан встал перед татуированным.
– Тогда тебе нужен я.
За ним моментально рванулись другие. Черный Змей дождался, чтоб<