Я видел желание твоего сердца




 

– Найдите ее! – рявкнул Константин. – Верните ее!

Но люди не шли в лес. Они прошли до края и замерли, бормоча про волков и демонов. Про холод.

– Теперь Бог ее осудит, батюшка, – сказал отец Тимофея, и Олег согласно кивнул. Константин замешкался. Тьма за деревьями казалась кромешной.

– Как скажете, дети мои, – тяжко сказал он. – Бог ее осудит. Бог с вами, – он начертил крест.

Мужчины пошли по деревне, бормоча, склонив головы. Константин ушел в холодную комнату. Его каша на ужин давила на желудок. Он зажег свечу перед Богоматерью, сотни теней яростно заплясали на стенах.

– Глупый слуга, – прорычал голос. – Почему ведьма сбежала в лес? Я не говорил ее связать? Отправить в монастырь? Я недоволен, слуга. Очень недоволен.

Константин рухнул на колени, дрожа.

– Мы старались, – взмолился он. – Она – демон.

– Демон с моим братом, и если он увидит ее силу…

Свеча дымила. Священник застыл на полу.

– С вашим братом? – прошептал Константин. – Но вы… – свеча потухла, осталось дыхание в темноте. – Кто вы?

Тишин была долгой, а потом голос рассмеялся. Константин не был уверен, то слышал это, но он видел трепет теней на стене.

– Несущий бую, – радостно шептал голос. – Так ты меня призвал. Но давным–давно меня звали Медведем.

– Ты дьявол! – прошептал Константин, сжав кулаки.

Все тени смеялись.

– Как скажешь. Но в чем разница между мной и тем, кого ты зовешь Богом? Я тоже упиваюсь тем, что делают во имя меня. Я могу дать тебе величие, если будешь слушаться.

– Ты, – прошептал Константин. – Но я думал… – он думал, что его выделили. Но он был глупцом, он слушался демона. Вася… Его горло сжалось. Где–то в его душе гордая девушка ехала на лошади в свете летнего дня. Смеялась с братом у печи. – Она умрет, – он прижал кулаки к глазам. – Я сделал это для вас, – но он понимал, что никто не должен узнать.

– Она должна была уйти в монастырь. Или ко мне, – сухо сказал голос, под этим тоном слышалось кипение гнева. – Но теперь она с моим братом. Со Смертью, но не мертвая.

– Со Смертью? – прошептал Константин. – Не мертвая? – он хотел, чтобы она была мертва. Чтобы она была жива. Он желал своей смерти. Он сойдет с ума от этого голоса.

Тишина тянулась, и когда он уже не мог выдерживать, голос вернулся:

– Чего ты хочешь сильнее всего, Константин Никонович?

– Ничего, – сказал Константин. – Ничего не хочу. Уйди.

– Ты как девица, – сказал кисло голос, а потом смягчился. – Но я знаю, что ты хочешь, – он продолжил со смехом. – Очистить свою душу? Вернуть невинную девицу? Знай, что я мгу забрать ее из рук Смерти.

– Лучше пусть умрет и покинет этот мир, – прохрипел Константин.

– Она будет жить в страданиях перед смертью. Только я могу ее спасти.

– Докажи, – сказал Константин. – Верни ее.

Тень фыркнула.

– Спешишь, человек Бога.

– Что вам нужно? – выдавливал слова Константин.

Голос тени стал громче.

– О, Константин Никонович, как я люблю, когда люди спрашивают меня, чего я хочу.

– Так чего? – рявкнул Константин. Почему он говорил с этим голосом? Потому что если он вернет ее, Константин будет чистым.

– Пустячок, – сказал голос. – Всего пустячок. Жизнь за жизнь. Ты хочешь вернуть ведьму, мне нужна ведьма. Принеси мне одну, и я отдам твою. И оставлю тебя.

– Что ты имеешь в виду?

– Приведи ведьму в лес, к границе, к дубу на рассвете. Ты узнаешь место, когда увидишь.

– И что будет, – сказал едва слышно Константин, – с ведьмой, которую я приведу?

– Она не умрет, – сказал голос и рассмеялся. – Какой мне прок от смерти? Смерть мой брат, я его ненавижу.

– Но нет ведьм, кроме Васи.

– Ведьмы видят, человек Бога. Разве видит только девица?

Константин молчал. Он вспомнил бесформенную фигуру у иконостаса, сжимающую его ладонь влажной рукой. Ее голос зазвучал в его ушах: «Батюшка, я вижу демонов. Всюду. Все время».

– Подумай, Константин Никонович, – сказал голос. – Но она нужна мне до рассвета.

– И как я тебя найду? – слова были тише снегопада, смертных их не услышал бы. Но тень услышала.

– Иди в лес, – прошипела тень. – Ищи подснежники. Ты поймешь. Отдай мне ведьму, получишь свою и получишь свободу.

 

Птица, что любила деву

 

Вася проснулась от солнца на ее лице. Она открыла глаза и увидела голубой потолок, нет, открытое небо. Все размывалось, и она не помнила… А потом вспомнила.

«Я в доме в еловой роще», – ее коснулся подбородок, и она открыла глаза и снова оказалась нос к носу с жеребцом.

«Ты слишком много спишь», – сказал конь.

– Я думала, ты – сон, – сказала удивленно Вася. Она забыла, каким большим он был, каким огнем пылали его темные глаза. Она отодвинула его нос и села.

«Обычно, нет», – ответил конь.

Вася вспомнила прошлую ночь. Подснежники зимой, хлеб и яблоки, медовуха еще ощущалась на языке. Длинные белые пальцы на ее лице. Боль. Она вытащила руку из–под одеяла. Бледная метка осталась в центре ее ладони.

– И это был не сон, – прошептала она.

Конь смотрел на нее с тревогой.

«Лучше верь, что все настоящее, – сказал он, словно безумной. – А я скажу, если это не так».

Вася рассмеялась.

– Хорошо, – сказала она. – Я теперь проснулась, – она съехала с кровати уже не так болезненно, как раньше. Ее голова прояснилась. Дом все еще был лесом, но трещал огонь. Котелок стоял на печи. Вася проголодалась и пошла к огню, нашла там кашу с молоком и медом. Она ела, пока жеребец стоял рядом. – Как тебя зовут? – сказала она коню, когда доела.

Жеребец вылизывал ее миску. Он склонил к ней ухо и ответил:

«Я – Соловей».

Вася улыбнулась.

– Соловей. Маленькое имя для большой лошади. Как ты его получил?

«Я родился в сумерках, – мрачно сказал он. – Или вылупился. Не помню. Это было давно. Порой я бегу, порой вспоминаю полеты. Так меня и назвали».

Вася смотрела на него.

– Но ты не птица.

«Ты не знаешь, кто ты. Как ты можешь знать, кто я? – парировал конь. – Меня зовут Соловей. Разве важно, почему?

Вася не смогла ответить. Соловей доел ее кашу и посмотрел на нее. Он был самым красивым конем. Мышь, Буран и Огонь были рядом с ним как воробьи рядом с соколом.

– Прошлой ночью, – осторожно сказала Вася, – ты сказал, что я буду на тебе кататься.

Он тряхнул гривой. Его копыта застучали по полу.

«Он сказал мне терпеть. Но обычно я не терпелив. Покатаемся. На мне еще не катались».

Вася опешила, но заплела спутанные волосы, надела кофту, плащ, варежки и сапоги, лежащие у огня. Она пошла за конем на слепящий свет дня. Снег густо лежал под ногами. Вася смотрела на голую спину жеребца. Она проверила конечности, но они были слабыми, как вода. Конь стоял гордо, ждал ее, как лошадь из сказки.

– Думаю, – сказала Вася, – что мне потребуется пень.

Уши прижались к голове.

«Пень?».

– Пень, – твердо сказала Вася. Она подошла к удобному, где дерево треснуло и упало. Конь был сзади. Он подумывал, похоже, сменить всадника. Но он встал у пня, терпел, пока Вася осторожно взбиралась на его спину.

Его мышцы напряглись, он вскинул голову. Вася уже каталась на юных лошадях, так что ожидала похожее. Она замерла.

А потом жеребец выдохнул.

«Хорошо, – сказал он. – Ты хотя бы маленькая», – он пошел немного неровно. Каждый пару секунд он оглядывался на девушку на своей спине.

* * *

Они катались весь день.

– Нет, – сказала Вася в десятый раз. Ночь в снежном лесу сделала ее слабее, чем она думала. От этого было сложнее. – Ты должен опустить голову и использовать спину. Беги так, словно по бревну. Большому и скользкому.

Жеребец недовольно оглянулся.

«Я знаю, как ходить».

– Но не как носить человека, – парировала Вася. – Это другое.

«Ты странно ощущаешься», – пожаловался конь.

– Я могу лишь представить, – сказала Вася. – Не хочешь, не неси меня.

Конь промолчал, тряхнул черной гривой. А потом…

«Я буду тебя носить. Мама говорит, со временем станет легче, – он звучал скептически. – Ладно, хватит об этом. Посмотрим, что мы можем сделать», – он помчался. Вася не ожидала этого, направила вес вперед, обвила руками его живот. Жеребец оббегал деревья. Вася вопила. Он был изящным, как хищный кот, не шумел. И скорость была отличной. Он бежал как вода, белый мир принадлежал им.

– Мы должны вернуться, – сказала Вася, румяная, веселая и тяжело дышащая. Соловей замедлился, поднял голову, в ноздрях было видно красное. Он забрыкался, и Вася держалась, надеясь, что он не сбросит ее. – Я устала.

Конь недовольно повернул к ней ухо. Он даже не запыхался. Но вздохнул и повернулся. За удивительно короткое время еловая роща возникла перед ними. Вася съехала на землю. Ее ноги ударились о землю с болью, она погрузилась, охнув, в снег. Ее исцеленные пальцы ног онемели, часы езды не улучшили ее слабость.

– Но где дом? – сказала она, сжав зубы, поднимаясь на ноги. Она видела только ели. Конец дня придавал лесу лиловый оттенок.

«Его не найти поисками, – сказал Соловей. – Нужно смотреть в сторону», – Вася так и сделала, и со вспышкой среди деревьев появилась изба. Конь шел рядом с ней, и она чуть стыдилась, что ей нужна поддержка его теплого плеча. Он подтолкнул ее в дверь.

Морозко не вернулся. Но в печи была еда, оставленная невидимыми руками, и что–то горячее и пряное в кувшине. Она вытерла Соловья тканью, причесала шерстку, распутала длинную гриву. За ним никогда еще не ухаживали.

«Глупости, – сказал конь, когда она начала. – Ты устала. Не важно, расчесан я или нет», – но он был рад, когда она уделила особое внимание его хвосту. Он ткнулся носом в ее щеку после этого и весь ужин проверял ее волосы, лицо и тарелку, словно она что–то от него утаила.

– Откуда ты? – спросила Вася, когда не смогла сдержаться, пока кормила ненасытного коня крохами хлеба. – Где ты родился? – Соловей не ответил. Он вытянул шею и жевал яблоко желтыми зубами. – Кто твой отец? – настаивала Вася, но Соловей молчал. Он украл остатки ее хлеба и отошел, жуя. Вася вздохнула и сдалась.

* * *

Вася и Соловей катались вместе три дня подряд. И с каждым днем коню было все проще, а сила Васи медленно возвращалась.

Когда они вернулись в дом на третью ночь, Морозко и белая кобылица ждали их. Вася прошла, хромая, через порог, радуясь, что может сделать это сама, и застыла при виде них.

Кобылица стояла у огня, лениво лизала кусок соли. Морозко сидел на другом краю. Вася сняла плащ и подошла к печи. Соловей прошел к своему привычному месту и ждал. Как для коня, за которым до этого не ухаживали, он привык очень быстро.

– Добрый вечер, Василиса Петровна, – сказал Морозко.

– Добрый вечер, – сказала Вася. К ее удивлению, демон холода держал нож и резал брусок дерева. Что–то, похожее на деревянный цветок, появлялось под его умелыми пальцами. Он отложил нож, голубые глаза коснулись ее в разных местах. Она не знала, что он видел.

– Мои слуги были добры к тебе? – сказал Морозко.

– Да, – сказала Вася. – Очень. Благодарю за гостеприимство.

– Не за что.

Он молчал, пока она вычесывала Соловья, хотя она ощущала его взгляд. Вася протерла коня, убрала колтуны из его гривы. Когда она умылась, и стол был накрыт, она напала на еду как волчонок. Стол ломился от разного – странные фрукты и орехи с шипами, сыр и хлеб, творог. Когда Вася насытилась и замедлилась, она поймала насмешливый взгляд Морозко.

– Я проголодалась, – извинилась она. – Мы так хорошо не едим дома.

– Это я знаю, – ответил он. – Ты выглядела как привидение.

– Да? – Вася была недовольна.

– Более–менее.

Вася притихла. Огонь постепенно угасал, и свет в комнате из золотого стал красным.

– Куда ты уходишь, когда ты не здесь? – спросила она.

– Куда хочу, – сказал он. – В мире людей зима.

– Ты спишь?

Он покачал головой.

– Не так, как ты думаешь.

Вася невольно посмотрела на кровать с черными столбиками и одеялами, похожими на сугроб. Она подавила вопрос, но Морозко уловил ее мысль. Он вскинул изящную бровь.

Вася покраснела и сделала большой глоток, чтобы скрыть пылающее лицо. Когда она посмотрела на него, он смеялся.

– Не надо так стесняться, Василиса Петровна, – сказал он. – Эту кровать сделали для тебя мои слуги.

– И ты… – начала Вася и покраснела сильнее. – Ты никогда…

Он снова принялся вырезать. Он убрал ее кусочек дерева с цветка.

– Часто, когда мир был юным, – сказал он мягко. – Они оставляли мне дев в снегу, – Вася поежилась. – Порой они умирали, – сказал он. – Порой были упрямыми или смелыми и… не умирали.

– Что с ними случалось? – сказала Вася.

– Уходили домой с подарками, – сказал сухо Морозко. – Ты не слышала сказки?

Вася, все еще краснея, открыла рот и закрыла его. Варианты ответа летали в голове.

– Почему? – выдавила она. – Почему ты меня спас?

– Это позабавило меня, – сказал Морозко, не отрывая взгляда от работы. Цветок был почти готов, он отложил нож, взял кусок стекла – или льда – и начал разглаживать его.

Вася коснулась лица, где оно было обморожено до этого.

– Да?

Он промолчал, но посмотрел ей в глаза. Она сглотнула.

– Зачем ты спас мне жизнь, а потом попытался убить?

– Храбрая жизнь, – ответил Морозко. – Трусы умирают в снегу. Я не знал, какая ты, – он опустил цветок и протянул руку. Его длинные пальцы задели место, где была рана – на ее щеке и челюсти. Когда его большой палец коснулся ее губ, она затаила дыхание. – Кровь – одно дело. Зрение – другое. Но смелость редчайший талант, Василиса Петровна.

Кровь отлила от кожи Васи, и она ощущала, как трепещет воздух.

– Ты задаешь слишком много вопросов, – резко сказал Морозко и опустил руку.

Вася смотрела на него большими глазами в свете огня.

– Это было жестоко, – сказал он.

– Тебя ждет долгий путь, – сказал Морозко. – Без смелости тебе лучше было бы умереть тихо в снегу. Может, я желал тебе добра.

– Не тихо, – сказала Вася. – И не добра. Ты ранил меня.

Он покачал головой и снова взял деревянный цветок.

– Потому что ты боролась, – ответил он. – Это не должно было ранить.

Она отвернулась и прижалась к Соловью. Повисла тишина.

А потом он очень медленно сказал:

– Прости меня, Вася. Не бойся.

Она посмотрела ему в глаза.

– Я не боюсь.

* * *

На пятый день Вася сказала Соловью:

– Этой ночью я заплету тебе гриву.

Жеребец не застыл, но мышцы напряглись.

«Ее не нужно плести», – сказал он, тряхнув гривой. Тяжелый черный занавес раскачивался, как женские волосы, ниспадая с его шеи. Это было непрактично, но удивительно красиво.

– Но тебе понравится, – уговаривала Вася. – Разве тебе не хотелось бы убрать ее с глаз?

«Нет», – твердо сказал Соловей.

Девушка попыталась снова:

– Ты будешь выглядеть как князь всех лошадей. У тебя такая красивая шея, ее не нужно скрывать.

Соловей вскинул голову. Но, как и все жеребцы, он был тщеславным. Она ощущала, как он колеблется. Вася вздохнула и прижалась к его спине.

– Пожалуйста.

«О, ладно», – сказал конь.

Той ночью, как только конь был чист и вычесан, Вася придвинула стул и начала плести его гриву. Жеребец был чувствительным, и она не стала плести сети, завитки и много косичек. Вместо этого она собрала его длинную гриву в одну косу вдоль изгиба шеи, чтобы она казалась мощнее. Она радовалась. В порыве веселья Вася попыталась незаметно взять со стола пару подснежников и вплести в его косу. Жеребец насторожил уши.

«Что ты делаешь?».

– Добавляю цветы, – виновато сказала Вася.

Соловей топнул.

«Никаких цветов».

Вася долго боролась с собой, а потом убрала их, вздыхая.

Завязав концы, она замерла и отошла на шаг. Коса подчеркивала гордый изгиб темной шеи и изящную голову. Вася воодушевилась и подвинула стул к хвосту.

Конь обреченно вздохнул.

«И хвост?».

– Ты будешь выглядеть как владыка лошадей, когда я закончу, – пообещала Вася.

Соловей оглядывался, тщетно пытаясь понять, что она делает.

«Как скажешь», – он ворчал из–за такого ухода. Вася не слушала его, напевала под нос и заплетала короткие пряди у спины.

Вдруг холодный ветер коснулся гобеленов, огонь подпрыгнул в печи. Соловей насторожил уши. Вася повернулась, и открылась дверь. Морозко пересек порог, белая кобылица прошла за ним. От тепла дома над ней поднимался пар. Соловей вырвал хвост из хватки Васи, с важным видом кивнул, не повернувшись к матери. Она направила уши на его заплетенную гриву.

– Добрый вечер, Василиса Петровна, – сказал Морозко.

– Добрый вечер, – сказала Вася.

Морозко снял свой синий кафтан. Он слетел с его пальцев и пропал в облаке пыльцы. Морозко снял сапоги, которые растаяли, оставив мокрое пятно на полу. Он босиком прошел к печи. Белая кобылица – за ним. Он схватил солому и начал натирать ее. За миг солома превратилась в щетку из шерсти кабана. Кобылица стояла, покачивая ушами, приоткрыв рот от наслаждения.

Вася подошла ближе с восхищением.

– Ты изменил солому? Это была магия?

– Как видишь, – он продолжил вычесывать лошадь.

– Можешь сказать, как ты это сделал? – она подошла к нему и посмотрела на щетку в его руке.

– Ты слишком привязана к облику вещей, – сказал Морозко, вычесывая шерстку кобылицы. Он опустил взгляд. – Ты должна позволить вещам быть такими, как нужно тебе. И так будет.

Вася растерялась и не ответила. Соловей фыркнул, добавляя свое мнение. Вася тоже зачерпнула солому и начала с шеи коня. Как она ни смотрела на нее, солома не менялась.

– Ты не можешь изменить ее в щетку, – сказал Морозко, глядя на нее. – Потому что веришь, что сейчас это солома. Просто позволь ей стать щеткой.

Вася недовольно смотрела на бок Соловья.

– Не понимаю.

– Ничто не меняется, Вася. Вещи не такие, какими были, ведь магия – это забыть, что что–то было другим до того, как ты пожелала ему измениться.

– Все еще не понимаю.

– Это не значит, что ты не можешь научиться.

– Думаю, ты играешь со мной.

– Как хочешь, – сказал Морозко. Но он улыбнулся при этом.

Той ночью, когда они доели, и огонь стал красным, Вася сказала:

– Ты обещал мне историю.

Морозко долго пил из чашки, а потом ответил:

– Какую, Василиса Петровна? Я знаю много историй.

– Ты знаешь, какую. Историю твоего брата и врага.

– Это я обещал, – с неохотой сказал Морозко.

– Я дважды видела кривой дуб, – сказала Вася. – Четыре раза с детства видела одноглазого мужчину, и я видела, как ходят мертвые. Ты думал, я попрошу другую историю?

– Тогда пей, Василиса Петровна, – тихий голос Морозко скользил по ее венам с медовухой. – И слушай, – он налил медовуху, и она пила. Он выглядел старше, напоминал далекого чужака. – Я – Смерть, – медленно сказал Морозко. – Так сейчас и так было в начале. Давным–давно я родился из разумов людей. Но не я один. Когда я посмотрел на звезды, рядом со мной стоял мой брат. Близнец. Я впервые увидел звезды в один момент с ним.

Тихие ясные слова падали в голову Васи, и она видела в небесах кольца огня, что образовывали силуэты, которые она не знала, и снежную долину, что целовала горизонт, голубое и черное.

– У меня было лицо человека, – сказал Морозко. – Но у моего брата было лицо медведя, ведь люди боятся медведей. Это роль моего брата – пугать людей. Он питается их страхом, запасается и спит, пока не проголодается. Больше всего он любит беспорядок, войны и чуму, огонь всю ночь. Но когда–то давно я сковал его. Я – Смерть и страж порядка. Все проходит передо мной. Так заведено.

– Если ты сковал его, то как…?

– Я сковал брата, – сказал Морозко, не повышая голос. – Я его страж, его надзиратель, его тюремщик. Порой он просыпается, порой спит. Он все–таки медведь. Но теперь он проснулся, он сильнее, чем когда–либо. Такой сильный, что вырывается на свободу. Он не может покинуть лес. Пока что. Но он уже покинул тень дуба, чего не было за сотню жизней людей. Твои люди боятся все сильнее, они бросили чертей, и теперь твой дом не защищен. Он уже утоляет вами голод. Он убивает твоих людей по ночам. Он заставляет мертвых ходить.

Вася молчала, обдумывая это.

– Как его можно одолеть?

– Порой хитростью, – сказал Морозко. – Давным–давно я одолел его силой, но мне помогали другие. Теперь я один, и я ослабел, – недолгая пауза. – Но он еще не свободен. Чтобы вырваться, ему нужны жизни – несколько жизней – и страх того, кто умер от пыток. Жизни тех, кто его видит, сильнее всего. Если бы он схватил тебя в лесу в ночь нашей встречи, он бы освободился, хотя все силы мира были против него.

– Как его можно сковать заново? – сказала Вася с нетерпением.

Морозко слабо улыбнулся.

– Есть один трюк, – ей показалось, или он задержался взглядом на ее лице? Талисман тяжело висел на горле. – Я закую его в середине зимы, когда я сильнее всего

– Я могу тебе помочь?

– Можешь ли? – сказал Морозко с тенью удивления. – Дитя, полукровка без обучения? Ты ничего не знаешь о законах, о бое, о магии. Как ты мне поможешь, Василиса Петровна?

– Я поддерживала жизнь домового, – возразила Вася. – Я отгоняла упырей от очага.

– Молодец, – сказал Морозко. – Новорожденный упырь, убитый при свете дня, едва живой домовой, девушка, что глупо убежала в заснеженный лес.

Вася сглотнула.

– У меня есть талисман, – сказала она. – Моя няня отдала его мне. Передала от отца. Он помог в ночь, когда пришли упыри. Может помочь еще раз, – она подняла сапфир из–под туники. Он был холодным и тяжелым в ее ладони. Когда она повернула его в огню, серебристо–синий камень вспыхнул шестиконечной звездой.

Ей показалось, или он немного побледнел? Его губы сжались, глаза были глубокими и бесцветными, как вода.

– Побрякушка, – сказал Морозко. – Старая хрупкая магия как щит для дитя. Это не поможет против Медведя, – но он смотрел на кулон.

Вася не видела. Она опустила кулон и склонилась.

– Всю жизнь, – сказала она, – мне говорили, куда идти. Говорили, как жить и как умирать. Я должна быть служанкой мужчины и кобылицей для его наслаждений или скрыться в стенах и отдать плоть холодному молчаливому богу. Я бы пошла в пасть ада, но сделала бы это по своей воле. Я лучше умерла бы в лесу, чем жила бы сто лет так, как мне указали. Прошу. Прошу, дай помочь тебе.

На миг Морозко замешкался.

– Ты не слышала меня? – сказал он. – Если Медведь получит твою жизнь, он будет свободен, и я ничего не смогу поделать. Лучше держись от него подальше. Ты просто девица. Иди домой, где безопасно. Это мне поможет больше. Носи свой камень. Не уезжай в монастырь, – она не видела, как он сжал губы. – Будет тебе мужчина. Я прослежу. Я дам тебе приданое, как от князя, как из сказки. Это тебе понравится? Золото на руках и горле и лучшее приданое во всей Руси?

Вася резко встала, и стул рухнул на пол. Она не могла подобрать слова, и она выбежала в ночь босиком и с непокрытой головой. Соловей хмуро посмотрел на Морозко и последовал за ней.

Дом остался в тишине, только трещал огонь.

«Это было плохо», – сказала кобылица.

– Я ошибся? – сказал Морозко. – Ей лучше быть дома. Ее брат защитит ее. Медведь будет скован. У нее будет мужчина, она будет жить в безопасности. Она должна носить камень. Она должна прожить долго и помнить. Я не дам ей рисковать жизнью. Ты знаешь, что на кону.

«Ты отрицаешь, какая она. Она увянет».

– Она юна. Она подстроится.

Кобылица промолчала.

* * *

Вася не знала, как долго ехала. Соловей догнал ее в снегу, она слепо забралась на его спину. Она бы ехала вечно, но конь вернул ее к еловой роще. Дом среди елей трепетал перед глазами.

Соловей тряхнул гривой.

«Слезай, – сказал он. – Там огонь. Ты замерзла и устала. Ты напугана».

– Я не напугана! – рявкнула Вася, но слезла со спины коня. Она вздрогнула, когда ноги ударились о снег. Хромая, она прошла меж елей к знакомому порогу. Огонь стал ярче в печи. Вася сняла мокрую верхнюю одежду, не заметила тихих слуг, что забрали вещи. Она как–то добралась до огня. Она опустилась на стул. Морозко и белая кобылица пропали.

Потом она выпила чашку медовухи и задремала, грея ноги у печи.

Огонь догорел, но девушка спала. И в темный час ночи увидела сон.

Она была в комнате Константина. Пахло землей и кровью, чудище склонилось над корчащимся телом священника. Когда оно подняло лицо, Вася увидела, что губы и подбородок чудища в крови. Она подняла руку, чтобы изгнать его, чудище закричало и выпрыгнуло в окно, пропав там. Вася опустилась у кровати, подвинула изорванные одеяла.

Но лицо между ее ладонями было не отца Константина. Мертвые серые глаза Алеши смотрели на нее.

Вася услышала рычание и обернулась. Упырь вернулся, это была Дуня – мертвая, шатающаяся Дуня была у окна, ее рот был зияющей дырой, кости выпирали на пальцах. Дуня была ей матерью. Потом тени на стене священника стали одной тенью, одноглазой и смеющейся над ней.

– Плачь, – сказал он. – Ты боишься, это вкусно.

Все иконы в углу ожили и громко смеялись. Тень открыла рот, а потом вместо тени появился большой медведь с голодной пастью. Он изверг пламя, и стена загорелась. Ее дом горел. Где–то кричала Ирина.

Улыбающееся лицо мелькало меж огней с голубым отливом, большая темная дыра была на месте глаза.

– Идем, – говорило лицо. – Будешь с ними, будешь жить вечно, – ее мертвые брат и сестра стояли рядом с этим привидением и словно манили ее из–за огня.

Что–то ударило Васю по лицу, но она не реагировала.

Она вытянула руку.

– Алеша, – сказала она. – Лешка!

Но боль пришла быстрее и острее. Васю вырвали из сна, она издала звук, схожий с всхлипом и воплем. Соловей встревожено тыкал ее носом, он укусил ее за руку. Она схватилась за его теплую гриву. Ее ладони были двумя кусками льда, зубы стучали. Она уткнулась лицом в его шерстку. В голове были крики и смеющийся голос.

«Идем, или больше их не увидишь, – а потом она услышала другой голос в холодном воздухе:

– Назад, бык, – Соловей возмутился, холодные руки обхватили лицо Васи. Она пыталась посмотреть, но видела, как горит дом ее отца, как манит ее одноглазый мужчина.

«Забудь его, – сказал одноглазый мужчина. – Иди сюда».

Морозко ударил ее по лицу.

– Вася, – сказал он. – Василиса Петровна, посмотри на меня.

Она словно преодолевала большое расстояние, но все же увидела его глаза. Она не могла увидеть дом в лесу. Она видела только ели, снег, лошадей и ночное небо. Воздух был холодным вокруг нее. Вася попыталась утихомирить паническое дыхание.

Морозко прошипел что–то, но она не поняла. А потом:

– Вот, – сказал он. – Выпей.

У ее губ оказалась медовуха, пахло медом. Она глотала, давилась и пила. Когда она подняла голову, чашка была пустой, а ее дыхание замедлилось. Она видела стены дома, хотя они трепетали по краям. Соловей опустил голову к ней, касался губами ее волос и лица. Она слабо рассмеялась.

– Я в порядке, – начала она, но ее смех стал слезами, она разрыдалась и закрыла лицо.

Морозко смотрел на нее, прищурив глаза. Она еще ощущала следы его рук, одна щека болела там, где он ее ударил.

Наконец, ее слезы замедлилась.

– У меня был кошмар, – сказала она. Она не смотрела на него. Она сжалась на стуле, холодная и смущенная, в слезах.

– Не так, – сказал Морозко. – Это был не просто кошмар, это была моя ошибка, – видя ее дрожь, он издал нетерпеливый звук. – Иди ко мне, Вася.

Она замешкалась, и он добавил:

– Я не буду тебя ранить, дитя, это тебя успокоит. Иди сюда.

Она потрясено выпрямилась, подавляя свежие слезы. Он укутал ее плащом. Она не знала, откуда плащ – может, он призвал его из воздуха. Он поднял ее и опустился на теплую печь с ней на руках. Он был нежным. Его дыхание было зимним ветром, но его плоть была теплой, и сердце билось под ее ладонью. Она хотела отодвинуться, хмуро посмотреть на него, защищая гордость, но ей было холодно и страшно. Ее пульс оглушал. Она неуклюже прижала ладонь к изгибу его плеча. Он провел пальцами по ее выбившимся волосам. Ее дрожь медленно утихала.

– Я в порядке, – сказала она после паузы немного неуверенно. – Что значит, твоя ошибка?

Она ощутила, а не услышала его смешок.

– Медведь – мастер кошмаров. Гнев и страх для него мясо и мед, и он захватывает разумы людей. Прости меня, Вася.

Вася промолчала.

Через миг он сказал:

– Расскажи о своем сне.

Вася рассказала. После этого она снова дрожала, и он держал ее без слов.

– Ты был прав, – сказала Вася. – Что я знаю о древней магии, древних врага или другом? Но я должна идти домой. Я могу защитить семью, хотя бы временно. Отец и Алеша поймут меня.

Ее терзала картинка ее мертвого брата.

– Хорошо, – сказал Морозко. Она не смотрела на него, не видела, как он мрачен.

– Я могу взять Соловья с собой? – осторожно спросила Вася. – Если он захочет?

Соловей услышал и тряхнул гривой. Он опустил голову и посмотрел Васе в глаза.

«Куда ты, туда и я», – сказал жеребец.

– Спасибо, – прошептала Вася и погладила его нос.

– Завтра ты отправишься домой, – сказал Морозко. – Поспи остаток ночи.

– Зачем? – сказала Вася, отодвинувшись, чтобы посмотреть на него. – Если Медведь ждет мои сны, я не буду спать.

Морозко криво улыбнулся.

– Но я буду здесь в этот раз. Даже в твоих снах Медведь не посмел бы зайти в мой дом, ели бы я был здесь.

– Откуда ты знал, что мне такое снится? – спросила Вася. – Как ты вернулся вовремя?

Морозко вскинул бровь.

– Я знал. И я вернулся вовремя, потому что ничто под этими звездами не бежит быстрее белой кобылицы.

Вася открыла рот для вопроса, но усталость ударила по ней волной. Она вырвалась из сна, вдруг испугавшись.

– Нет, – прошептала она. – Не… я не смогу это вынести снова.

– Он не вернется, – ответил Морозко. Его голос уверенно звучал у ее уха. Она ощущала в нем годы и силу. – Все будет хорошо.

– Не уходи, – прошептала она.

Что–то мелькнуло на его лице, но она это не поняла.

– Не уйду, – сказал он, а потом это не имело значения. Сон был темной волной, что нахлынула на нее. Ее веки закрылись. – Сон – двоюродный брат смерти, Вася, – прошептал он над ее головой. – И оба мои.

* * *

Он все еще был там, когда она проснулась, как и обещал. Она выбралась из кровати и прошла к огню. Он сидел неподвижно, глядя на пламя. Казалось, он вообще не двигался. Если присмотреться, Вася видела лес вокруг него, и он был белой тишиной без формы в середине. А потом она села на свой стул, и он посмотрел на нее, отдаленность пропала с его лица.

– Куда ты уходил вчера? – спросила она его. – Где ты был, когда Медведь понял, что ты далеко?

– Тут и там, – ответил Морозко. – Я принес тебе подарки.

Свертки грудой лежали у огня. Вася взглянула на них. Он вскинул бровь, приглашая, и она как ребенок тут же развернула первый сверток, сердце быстро билось. Там было зеленое платье с красной вышивкой и плащ с соболиным подбоем. Там были сапоги из кожи и меха, расшитые алыми ягодами. Там был кокошник для ее волос, много украшений. Вася касалась их рукой. Там было золото и серебро в мешках из кожи. Там были мягкие ткани, какие она не знала.

Вася все осмотрела.

«Я как из сказки, – подумала она. – Это подарки. И теперь он отвезет меня в дом отца всю в подарках».

Она вспомнила его руки ночью, пару мгновений нежности.

Нет, ничего такого. Не так было в сказке. Она была девицей из сказки, а он – злым демоном холода. Девушка покинет лес, выйдет за красивого мужчину и забудет о магии.

Откуда эта боль? Она отложила ткань.

– Это мое приданое? – ее лицо было мягким. Она не знала, что там за выражение.

– Тебе нужно это, – сказал Морозко.

– Не от тебя, – прошептала Вася, он растерялся. – Я принесу подснежники мачехе. Соловей пойдет со мной, если захочет. Но я не возьму ничего больше, Морозко.

– Ничего не возьмешь от меня, Вася? – сказал Морозко, она услышала в этот раз голос человека.

Вася отпрянула, споткнулась о подарки под ногами.

– Ничего! – она знала, что кричит, нужно было взять себя в руки. – Одолей брата и спаси нас. А я иду домой.

Ее плащ висел у огня. Она обула сапоги и схватила корзинку подснежников. Часть ее хотела, чтобы он возразил, но он этого не сделал.

– Ты пересечешь границу деревни на рассвете, – сказал Морозко. Он был на ногах. Он замер. – Верь в меня, Вася. Не забывай меня.

Но она уже миновала порог и ушла.

 

Оттепель

 

«Она – бедная безумица», – думал Константин Никонович. – Он не убьет ее. Он должен оставить меня в покое», – никто не знал правды.

Серый рассвет и красное солнце. Где грань, о которой он говорил? В лесу. Подснежники. Старый дуб до рассвета.

Константин проник в комнату Анны и коснулся ее плеча. Ее дочь спала рядом, но Ирина не дрогнула. Он приглушил ладонью ее крик.

– Идемте со мной, – сказал он. – Бог позвал нас, – он посмотрел ей в глаза. Она лежала, раскрыв рот. Он поцеловал ее в лоб. – Идемте.

Она смотрела на него большими глазами, где вдруг появились слезы.

– Да, – сказала она.

Она пошла за ним как собака. Он готовился шептать глупости, а хватило взгляда, и она пошла за ним. Было темно, но восточное небо светлело. Было очень холодно. Он укутал ее плащом и вывел из дома. Анна уже давно не уходила далеко, но она следовала за ним, лишь задышав чуть быстрее, пока они пересекали границу деревни.

Они пришли к старому дубу чуть глубже в лесу. Константин не видел его раньше. Вокруг была зима, снег и железная земля, голубой мрамор реки. Но под дубом снег растаял, Константин подошел, а земля там была в подснежниках. Анна сжала его руку.

– Отец, – прошептала она. – О, отец, что это? Еще зима, еще рано для подснежников.

– Проталина, – сказал Константин, уставший, ошеломленный, но уверенный. – Идемте, Анна, – она обвила его руку своей. Ее прикосновение было жестким. В рассветном зареве он видел черные промежутки между ее зубов.

Константин повел ее к дереву, где росли подснежники. Все ближе и ближе.

Они вдруг оказались на поляне, которую не видели. Дуб стоял в центре, белые цветы сгрудились у его корней. Небо было белым. Земля была мягкой, влажной.

– Молодец, – сказал голос. Он доносился из воздуха, из воды. Анна вскрикнула, всхлипнув. Константин увидел тень на снегу, она разрослась, была большой, искаженной и черной. Но Анна смотрела не на тень, а на воздух. Она указала дрожащим пальцем и закричала. Она кричала и кричала.

Константин посмотрел туда, куда смотрела Анна, но ничего не увидел.

Тень тянулась и дрожала, словно собака от ласки хозяина. Крик Анны расколол воздух. Свет был тусклым.

– Молодец, слуга, – сказала тень. – Она–то мне и нужна. Она видит меня и боится. Кричи, ведьма, кричи.

Константин ощущал себя пустым и удивительно спокойным. Он отодвинул Анну от себя, когда она царапалась и извивалась. Ее ноги впились сквозь шерстяной рукав в его руку.

– Теперь, – сказал Константин, – исполни свое обещание. Оставь меня. Верни девушку.

Тень замерла, как кабан, услышавший шаги охотника.

– Иди домой, человек Бога, – сказал он. – Иди и жди. Девушка придет к тебе. Клянусь.

Ужасные крики Анны стали еще громче. Она бросилась на землю, целовала ноги священника, обвив их руками.

– Батюшка, – молила она. – Батюшка! Нет, пожалуйста, не бросайте меня. Умоляю. Умоляю! Это дьявол. Дьявол!

Константин ощущал утомленное отвращение.

– Хорошо, – сказал он тени.

Он оттолкнул Анну.

– Советую помолиться, – она зарыдала сильнее. – Я пойду, – сказал Константин. – Я буду ждать. Не нарушай данное слово.

Зимний медведь

 

Вася вернулась в Лесную Землю с первым светом ясного зимнего рассвета. Соловей принес ее к частоколу у дома. Она встала на его спине, чтобы дотянуться до вершины зубчатой стены.

«Я буду ждать тебя, Вася, – сказал жеребец. – Если потребуюсь, только позови».

Вася коснулась его шеи. А потом она перепрыгнула через частокол и рухнула в снег.

Она нашла Алешу одного на зимней кухне, вооруженного и расхаживающего в плаще и сапогах. Он увидел ее и застыл. Брат и сестра смотрели друг на друга.

Алеша сделал два шага и обнял ее, прижав к себе.

– Вася, ты меня



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-05-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: