Посол МОРРИС и я прибыли во Владивосток вечером 6 сентября 1919 года, и вскоре у меня появился первый опыт общения с новой японской марионеткой в лице генерала Розанова, которого Колчак послал из Красноярска во Владивосток для командования русскими войсками Дальний Восток.
У меня на столе было сообщение, что русские 2 сентября в присутствии японских войск арестовали американского капитана и капрала в Имане, в двухстах пятидесяти милях к северу от Владивостока, по той причине, что эти люди имели нет паспортов. Поскольку они носили форму американской армии, и поскольку в Сибири не было признанного правительства, и, кроме того, так как ни один военный представитель в Сибири не был призван для получения паспортов, причиной ареста этих людей было оскорбление почти на наравне с арестом.
Утром 7-го числа я отправил начальника штаба полковника Робинсона в кабинет генерала Розанова и потребовал немедленного освобождения капрала; Капитану было разрешено покинуть день, когда они были арестованы. Генерал Розанов сказал полковнику Робин-сыну, что он проведет расследование и сообщит мне позже.
Это ни в коем случае не удовлетворило меня, поэтому я приказал полковнику Робинсону вернуться и сказать генералу Розанову, что он не должен заниматься этим вопросом, и отказ от приказа об освобождении капрала Сперлинга будет истолкован мной как определенный отказ. Когда генерал Розанов получил это сообщение, он приказал освободить капрала.
Когда капрал вернулся, мы обнаружили, что его жестоко избили.
Перед его освобождением и как только майор Шаматульский, местный командир, узнал, что американцы арестованы, он получил поезд, взял несколько американских солдат и отправился в Иман. Когда он прибыл туда, японский офицер уведомил его, что японцы не позволят американцам нападать на казаков, и, если он нападет на них, они присоединятся к казакам и окажут сопротивление американцам. Майор Шаматульский уведомил японского командующего, что он намерен спасти капрала, и любое сопротивление со стороны японцев будет на их риск.
Тем временем майор Шаматульский арестовал трех казаков в форме. Казаки построили окоп и заняли его, готовясь к сопротивлению американцам. Японцы присоединились к казакам в окопе, очевидно, намереваясь начать неприятности, на которые они надеялись в течение некоторого времени, но они, очевидно, потеряли самообладание, так как до начала стрельбы они уведомили американского майора о том, что капрал не в Имане, а был отправили в Хабаровск. Майор Шаматульский вывел свои войска и начал возвращаться на свою станцию. Затем подошел японский командир и сказал ему, что не может забрать с собой трех казаков, которых он ранее арестовал, но майор Шаматульский сказал, что возьмет их и будет держать их до тех пор, пока американец не будет возвращен. Японцы пригрозили применить силу,
По возвращении в американское командование капрал заявил, что он был избит двумя казачьими офицерами, находясь в поезде, и в течение пятнадцати минут на платформе после прибытия в Хабаровск, когда его взяли под контроль японцы.
Часто невозможно получить определенные юридические доказательства, чтобы установить то, что вы знаете, как факт, и это именно тот случай. Я уверен, что этот арест и порка американского капрала были не только разрешены японцами, но и весь этот жалкий поступок был спроектирован ими, хотя я не могу обвинить любого японца, обладающего более высоким авторитетом, чем майор в Имане, этим трусливым и подлым поступком акт.
Я делаю это, потому что Калмикофф и его солдаты входили в состав японского командования, а японский командир командовал этими казаками, когда это оскорбление было направлено против Соединенных Штатов. Поскольку Иман находился не на участке железной дороги, предназначенной для охраны Японии, японские войска не несут ответственности за этот город. Они были там с какой-то целью, и настоящая цель показана арестом американцев.
3 сентября полковник Сарджент, командовавший во время моего отсутствия в Омске, частично телеграфировал военному министерству:
«Семёнов и Калмиков выехали из Владивостока в Хабаровск сегодня».
Эти две японские марионетки собирались вместе в Хабаровск с какой-то целью. С этой целью планировалось атаковать американских солдат.
Генерал Хорват, который был против моей политики невмешательства, подошел ко мне и предупредил, что Калмикофф собирается убить некоторых американских солдат, и если я не сконцентрирую небольшие отряды, охраняющие железную дорогу, я потеряю некоторые из них. Он сказал, что Япония санкционировала это и дала Калмикову тридцать тысяч иен, и они были готовы послать телеграммы по всему миру о том, что русские будут относиться ко всем большевикам одинаково.
Полковник Бутенко, командующий крепостью, имел доступ ко всем телеграммам, идущим через Владивосток. Он пришел ко мне примерно в то же время, что и генерал Хорват, подтвердил то, что сказал мне генерал Хорват, и сказал, что Семёнов телеграфировал Калмикову идти вперед и атаковать американские войска, и если ему понадобится какая-либо помощь, он, Семёнов, отправит его казаки, чтобы помочь ему. Японцы телеграфировали Калмикову, что они не могут оказать ему активную поддержку, но будут оказывать ему моральную поддержку.
В связи с этим министру иностранных дел правительства Омска г-ну Сукину сообщил майор Убой в Омске:
«Я также могу сказать вам, если вы этого еще не знаете, что у американцев недостаточно войск на Дальнем Востоке, чтобы справиться с чрезвычайной ситуацией, которая будет создана, если у вас возникнут какие-либо проблемы с Семёновым и Кальмиковым, потому что японцы договорились о поддержке Семёнов всячески, с войсками, если это станет необходимым ».
В это время ко мне подошел господин Медведев, глава земства в Приморском крае, и подтвердил то, что сказал мне генерал Хорват. Эти трое мужчин были причислены к разным социальным группировкам, а Медведев - к другой политической партии, отличной от двух других, следовательно, эти трое мужчин никогда не соберутся ни с какой целью, а тем более с целью придумать сказку для скажи мне.
Полковник французской армии, чье имя я помню, но не думаю, что публиковать его, тоже пришел ко мне и сказал, что казаки пытаются купить у французов несколько винтовок, и он уверен, что они планируют атаковать. американцы.
Когда капрал, которого избили казаки, вернулся, я написал письмо генералу Розанову и потребовал имена казаков, арестовавших капрала, имена двух казаков, избивших капрала, и извинения в местном нажмите для безобразия. Я не получил ответа.
Через неделю после того, как письмо было отправлено, начальник штаба генерала Розанова приехал в американскую штаб-квартиру по некоторым делам, но я уведомил его, что не буду иметь дела с штаб-квартирой Розанова, пока на мое письмо не будет дан ответ. Я никогда не слышал об этом напрямую, но увидел в прессе, что в Вашингтоне было объявлено, что за оскорбление были сделаны соответствующие извинения. Я понятия не имею, где и кем были сделаны извинения, и после этого времени у меня никогда не было никаких дел со штабом генерала Розанова или с ним. Он был свергнут 31 января 1920 года.
По возвращении из Омска на моем столе было сообщение о жестоком и отвратительном убийстве японцами. В этом сообщении говорилось о том, что 27 июля 1919 года рота японских солдат под командованием майора Японии арестовала девять русских в городе Свягина, который находился в железнодорожном секторе, назначенном для охраны американцами. Японцы сказали американскому командиру, что эти люди подозревались в том, что они большевики.
Этим русским сказали, что если они дадут информацию о большевиках, они отпустят их. Четверым из девяти было разрешено уйти. Остальные пять были «грубо обработаны и избиты», но отказались говорить.
Японцы снова не несут ответственности за Свягина.
Японцы начинали вести себя так, как будто они хотели казнить пятерых русских, которые не давали им никакой информации, и, как только цель японцев стала очевидной, американский командир протестовал, но безрезультатно. Отчет об этом исполнении выглядит следующим образом:
«Пятеро русских прошли к нескольким могилам, которые были вырыты в непосредственной близости от железнодорожной станции; им завязали глаза и заставили встать на колени на краю могил, наклонившись вперед со связанными за ними руками. Два японских офицера убирают свои оделся и вытащил свои сабли, затем продолжил резать жертв на задней части шеи, в то время как каждый падал вперед в могилу, три-пять
Японские солдаты штыкнули его несколько раз с криками удовольствия. Два были обезглавлены одновременно сабельными ударами; остальные были, по-видимому, живы, поскольку земля была брошена на них ".
С сожалением могу сказать, что эти казни были засвидетельствованы несколькими офицерами и солдатами американской армии.
Эти казни были совершены японцами не потому, что жертвы совершили какое-либо преступление, а потому, что их подозревали в том, что они являются большевиками.
Я так сильно чувствовал это убийство, что привел командира свягина в штаб-квартиру американских во Владивостоке и в присутствии начальника штаба Японии сказал ему, что ему следовало применить силу, чтобы предотвратить это. Я также сказал начальнику штаба Японии, что если когда-нибудь снова предпринять такую попытку на американских участках железной дороги, это вызовет конфликт между японскими и американскими войсками.
Он сказал, что хотел бы изучить доклад. Я сказал ему, что не может быть никаких возражений против его проведения расследования, но я надеялся, что он сообщит мне результат своего расследования, которое он обещал сделать. Примерно через пять недель он пришел ко мне в кабинет и сказал, что им придется признать правдивость полученного мною доклада, но он хотел, чтобы я знал, что это не соответствует практике японской армии.
9 июня 1919 года я получил от полковника Морроу в Верхне-Удинске следующее:
«Из-за того, что бронированные машины Семёнова непрерывно вмешивались в работу железной дороги, конфисковывали автомобили, угрожали работникам, вмешивались в рабочие группы, продолжали угрожать моей охране, а также обстреливали и арестовывали российские войска, идущие на фронт, я вчера в 17:00, 8 июня на совещании генерал-майора Йоше, военного губернатора японской армии генерала Меяка и командующего русскими войсками в Березовке генерала Печинко, они попросили их на вышеуказанных основаниях вывести из США бронированные машины. сектор и, в то же время, сообщил им, что, если моя просьба не будет выполнена в течение двадцати четырех часов, я уничтожу эти машины ».
Генерал Йоше в присутствии полковника Морроу согласился сохранять нейтралитет, но позже отправил полковнику Морроу следующее:
«Японцы говорят, что они будут противостоять силовому удалению бронированных автомобилей Семёнова американскими войсками и доставят бронированные машины под японской охраной в Березовку и защитят их от американских войск».
Поскольку это было в американском секторе, единственной основой для действий японцев было то, что японские войска и войска Семёнова составляли одну силу. Это было хорошо известно всем в Сибири, но японцы неоднократно заявляли, что они не несут ответственности за действия Семёнова и Калмикова.
Отказываясь рассматривать отчеты армии, Государственный департамент, вероятно, не знал о современных методах, используемых нашим союзником в Японии для уничтожения большевизма. К этому времени представители Госдепартамента от всей души присоединились к борьбе за Колчака, и их союзниками в этой работе были англичане, французы, японцы, атаманы Семёнов, Калмиков и генерал Розанов.
По-видимому, единственной рябью в море удовлетворения был мой отказ присоединиться к Государственному департаменту и их союзникам в их решимости уничтожить большевизм, несмотря на объявленную Соединенными Штатами политику невмешательства.
Г-н Август Хейд, Совет по военной торговле, действующий при Государственном департаменте, был достаточно небрежен, чтобы отправить информацию, которая была явно неполноценной. По крайней мере, мистер Хайд принес телеграмму в мой кабинет, прочитал ее мне и сказал, что она поступила из Государственного департамента. В телеграмме сказано:
«Вы не посылаете информацию из Сибири, которую мы хотим, чтобы вы отправляли».
Поскольку г-н Хайд был сотрудником Государственного департамента, я полагаю, что было бы неэтично игнорировать его доклады, как они сделали мои.
В этот критический период, когда казаки на востоке пытались получить оружие для использования против американских войск, винтовки и боеприпасы, поставляемые Соединенными Штатами для боевых сил Колчака, начали поступать на транспорт Соединенных Штатов. Эти винтовки были отправлены в Колчак по условиям соглашения г-на Уилсона от 12 июня 1919 года: «Помогать правительству адмирала Колчака и его сообщников с боеприпасами, припасами и продуктами питания». Мне сообщили из Вашингтона:
«Генерал Хакен, начальник отдела постановлений специальной комиссии по Дальнему Востоку, был назначен российским правительством в Омске для приема всех военных грузов, отправляемых во Владивосток для боевых сил адмирала Колчака».
16 сентября я телеграфировал военному министерству:
«Один миллион золота был предложен мне сегодня утром, и мне потребовалась доставка винтовок. Из-за антиамериканских действий агентов Колчака здесь я отказался взять золото и отказался бросить винтовки. Мистер Моррис вот и утвердил ".
Мой отказ стал поводом для негодования генерала Нокса. Он заявил в местной прессе, что эти винтовки были оплачены Россией, и я держал их, чтобы ранить Колчака. Я также видел в американской прессе заявление о том, что Госдепартамент сказал, что я вмешиваюсь в вещи, которые меня не касаются, хотя я полностью сообщил Вашингтону о причинах отказа отказаться от оружия.
Что касается отказа отдать это оружие Колчаку во Владивостоке, было несправедливое и несправедливое представление о ситуации, если газеты правильно сообщали о том, что, по их словам, было действиями Государственного департамента.
Кто-то выдал информацию о том, что я поднял колчакское оружие из-за «антиамериканского характера статей во владивостокской газете». В другой газете, которая сейчас находится передо мной, говорится, что я поднял оружие «в ответ на антиамериканские статьи в газете Владивостока». В другой газете говорится, что я поднял оружие «из-за публикации насильственных антиамериканских статей в газете Владивостока». В одном из этих документов говорилось, что Государственный департамент отказался от моих действий. Один из других документов утверждает, что Госдепартамент "обеспечил доставку винтовок". В другой статье не упоминается Госдепартамент, но я очень критически относился к моим действиям.
Два вопроса приходят мне в голову, со ссылкой на эти статьи. Во-первых, «Была ли эта информация передана корреспондентам газеты в Вашингтоне? Мне кажется, что информация имеет такой характер, что было бы несправедливо предположить, что это так. Вторая мысль:«Если ее дать людям газеты Каким департаментом правительства была передана эта информация? «Независимо от того, где и кем она была выдана, информация была несправедливой, несправедливой и не соответствовала фактам.
Военное министерство знало мои реальные причины отказа от сдачи этих винтовок во Владивостоке.
Причина, указанная в прессе, для моего отказа перевернуть их, конечно же, не будет одобрена народом Соединенных Штатов, и, если бы люди знали правду, я не верю, что один американец бы осудил это. Реальная причина отказа от поставок оружия во Владивосток, как сообщили в военное ведомство, заключалась в следующем:
«Ссылаясь на ваши 357, один миллион золота был предложен мне сегодня утром, и я попросил доставить винтовки. Из-за антиамериканских действий агентов Колчака, Семёнова, Кальмикова и Розанова, я отказался взять золото и Я отказался от сдачи винтовок. Запросите одобрение этой акции. Мистер Моррис здесь и одобрил. Я велел Слотеру сказать омскому правительству, что мы не будем давать им никаких военных поставок, пока агенты Колчака на Востоке угрожают использовать военную силу против Соединенных Штатов ".
Я не вижу ничего о возмездии за газетные статьи в этой телеграмме. На самом деле, у меня было множество информации, в которой я не мог сомневаться, я не сомневался и не сомневаюсь сейчас, что эти русские, о которых говорилось выше, планировали атаковать американские отряды и были в то время Пришли винтовки, пытаясь заставить винтовки вооружать больше казаков, чтобы иметь большое превосходство над любой американской силой, которую я мог собрать вместе.
У американских войск не было полевых частей, а у казаков было, а американцы были разделены почти на две тысячи миль на отряды, охранявшие железную дорогу. Из-за разрушения небольших мостов я не мог собрать команду вместе, и семь тысяч человек, которых я имел, были бы разделены не менее чем на четыре отряда и, вероятно, на многие другие.
Я не могу думать, что любой американец ожидал бы, что я передам эти винтовки людям, которые хотели использовать их против американских войск. На самом деле я считал ситуацию настолько серьезной, что сознательно и преднамеренно отказался бы передать винтовки любому россиянину во Владивостоке, независимо от того, от кого поступил приказ. Если мои действия были когда-либо отклонены Государственным департаментом, я никогда не слышал об этом.
Теперь, почему эта ошибочная информация о моих действиях была передана общественности? И кем это было выдано? Я не могу думать, что это было выдано военным министерством, так как это министерство не было упомянуто в газетных статьях, и, кроме того, у военного министерства были мои причины прямо от меня.
Я считаю несправедливым заключить, что информация должна была быть предоставлена Государственным департаментом. Поскольку Государственный департамент полностью полагался на своих собственных представителей в Сибири для получения информации и, как следствие, игнорировал информацию, представленную представителями Военного департамента, я вынужден сделать вывод, что информация поступила от представителей Государственного департамента в Сибири.
Генерал Хакен пришел ко мне с винтовками, и я согласился доставить их в Иркутск, который находился за пределами казачьей территории. Это было для него удовлетворительным, на самом деле, он был доволен, потому что он чувствовал себя более уверенным в получении их. Эта договоренность не удовлетворила. русские военные на Дальнем Востоке, и они подошли ко мне с предложением, что американцы будут охранять один поезд, а русские - один, но я отказался это сделать.
Японии и генералу Ноксу удалось вызвать такой антагонизм против американских военных со стороны сторонников Колчака, что 17 сентября я телеграфировал Вашингтону:
«Казаки под руководством Калмикова угрожают начать действия против американцев, эта акция поддерживается Семёновым, и я полагаю, что это спровоцировано Японией. У этих казаков есть бронированные машины, которые не могут пробить наши нынешние вооружения. Наглость. Попросите, чтобы один батальон с трехдюймовой или горной артиллерией был отправлен, чтобы доложить мне. Я не верю, что что-нибудь случится, если это не будет отправлено, и я абсолютно уверен, что с американцами ничего не случится, если их отправят ».
Следует помнить, что Семёнов и Калмиков были разбойниками и убийцами. У них не было характера, который удерживал бы их от совершения какого-либо оскорбления. Ничто, кроме физического страха или страха потерять поддержку со стороны Японии, не позволит им напасть на американцев или кого-либо еще.
Первый поезд винтовок и боеприпасов для доставки правительством Соединенных Штатов "боевым силам адмирала Колчака" прошел в Иркутск без каких-либо происшествий. Когда второй поезд прибыл в Читу, штаб-квартиру Семёнова, 24 октября, он был остановлен, и Семёнов потребовал пятнадцать тысяч винтовок. Лейтенант Райан, который руководил поездом с пятьюдесятью солдатами в качестве охранника, сказал, что не может отказаться от винтовок без указаний из Владивостока. Семёнов сказал лейтенанту, что если он не откажется от винтовок в течение тридцати часов, их заберут силой. С этим заявлением Семеонов привел два своих броневика и батальон казаков рядом с американским поездом.
Начальник штаба Семёнова, но ему сказали, что если они не будут доставлены, их заберут силой. Консул предложил передать этот вопрос генералу Грейвсу во Владивостоке, так как Семёнов утверждал, что Колчак разрешил ему взять винтовки, а русские предоставили мне телеграмму. Телеграмма лейтенанта Райана дошла до меня около полуночи 24-25 октября. Я телеграфировал лейтенанту Райану не давать ему винтовку.
Я чувствовал себя в безопасности, давая эти инструкции, потому что я знал, что генерал Ои, японский командующий в Сибири, был с Семёновым в Чите в то время, когда требовался лейтенант Райан для оружия. Так как это было в железнодорожном секторе, назначенном для охраны Японии, и поскольку действия Семёнова, без какого-либо протеста генерала Ои или японского командующего в Чите, были неспособностью Японии выполнить железнодорожное соглашение, я был уверен, что Япония Не разрешать ему идти до крайности, нападая на лейтенанта Райана.
Семенов держал лейтенанта Райана в течение сорока часов, а затем сказал ему, что он может идти.
Как только Колчак был изгнан из Омска и направлялся на восток, я почувствовал, что его конец был виден, поэтому я отказался присылать ему больше винтовок. Отчеты, которые я получил до отъезда из Омска, показали, что его власть исчезла, и большая часть колчаковских войск перешла к большевикам.
Американский генеральный консул г-н Харрис был настойчив и не сдавался. Он телеграфировал, что отъезд Колчака из Омска должен быть истолкован не как признак слабости, а скорее как признак силы. Генерал Хакен, естественно, хотел, чтобы я продолжал давать ему винтовки, так как это позволило бы ему распоряжаться ими как наиболее подходящими для его собственных интересов.
Что касается винтовок, которые я телеграфировал в Вашингтон 29 октября:
«По моему мнению, если мы бездействием или добровольно позволим американскому оружию добраться до Семёнова, Кальмикова и Розанова, мы будем помогать вооружать худших преступников в Сибири; мы будем пренебрегать интересами народа, вызывая тем самым возмущение подавляющее большинство людей Сибири против Соединенных Штатов, и мы будем помогать Японии откладывать урегулирование условий в Сибири, потому что господство и эксплуатация более чем девяноста процентов людей такими преступниками, как указано выше, не может быть постоянным Неважно, какая помощь им предоставляется ".
Позже японский штаб сообщил мне, что оружие, доставленное лейтенантом Райаном в Иркутск, было возвращено Семёнову, и единственный другой интересный инцидент, связанный с винтовками, которые я передал Колчаку, произошел всего за месяц или два до моего отъезда из Владивостока.
Русский пришел ко мне и заявил, что четыре машины, в которых указаны номера автомобилей, были загружены американскими винтовками, все еще в оригинальных коробках. Он сказал мне, что машины находятся на некотором отдаленном пути и отвечают за японских солдат. Я попросил у этого русского подробностей, но вместо ответа он схватил шапку и ушел, сказав, что он вышел:
«Я не могу больше тебе говорить».
Я был уверен, что русский говорит мне правду, хотя у меня не было доказательств, на которые я мог бы действовать. Через несколько дней после того, как я получил эту информацию о винтовках, ко мне пришел японский начальник штаба. Я развлекал его так, как он любил, и, когда он чувствовал себя довольно счастливым, рассказал ему об автомобилях, заряженных американскими винтовками, и сказал ему, что за них не заплатили русские, поэтому я потребовал эти винтовки как американские имущество. Я наблюдал за реакцией и решил, что русский доклад правдив. Он не отрицал, что у них есть винтовки, но сказал, что ему придется провести расследование.
Вскоре ко мне пришел другой японский генерал, и я сказал ему, что ничего не слышал от начальника штаба и хотел эти винтовки. К этому времени я был уверен, что русские сказали мне правду.
Через неделю или десять дней я написал письмо японскому командующему, констатируя факт наличия у японцев винтовок и рассказывая о моих прежних попытках завладеть ими, и констатируя, что не получил ответа в течение сорока восьми По прошествии нескольких часов я предпринял бы такие шаги, которые считал необходимыми для получения оружия. Я отправил требование в японский штаб-квартиру посланником и велел ему получить квитанцию для письма на конверте. Я ждал двенадцать, двадцать четыре, и через тридцать шесть часов из штаба Японии пришло сообщение с просьбой о встрече со мной всего за полчаса до моего. указанное время истекло.
На следующий день, в назначенное время, ко мне в кабинет пришел японский начальник штаба с саблей и перчатками, что указывало на то, что он считает свои дела очень официальными. Он держал мое письмо в руке и сказал:
«Мы считаем это письмо очень«неприятным », вы подразумеваете, что Япония ворует американскую собственность».
Я попросил его сесть, а затем напомнил ему о моих усилиях по приобретению этой собственности и о том, что я не получил никакого ответа. Я предложил ему, что если бы столы были перевернуты, то это стало бы международным делом. Я сказал ему, что мне жаль, что они плохо к нему относятся, но я не смог извиниться за письмо или отозвать его. Затем он сказал, что мы были хорошими друзьями так долго, что они ненавидели иметь такое письмо, как я написал, часть их записей. Я сказал ему, что не горжусь этим письмом, но у меня будут эти винтовки. Он ответил, что я могу взять винтовки в любое время, когда отправлю за ними. Я сказал ему, что войска будут в поезде в 3:30 дня и завладеют винтовками. Затем я согласился отозвать свое письмо.
Я послал за винтовками и обнаружил, что в оригинальных коробках их осталось пять тысяч девятьсот. Это были части винтовок, переданных Соединенными Штатами "для боевых сил адмирала Колчака".
Время от времени генеральный консул Харрис позволял своему энтузиазму по отношению к омскому правительству вести его к тому, что, казалось, было попыткой не дать определенной информации попасть в Соединенные Штаты. В качестве примера:
Мистер Моррис и я были уведомлены англичанином, когда в Омске, что Аннанкофф, глава Семипалатинского казачества, убил три тысячи евреев в Екатеринбурге. Аннанофф был известен как казачий убийца, и соответствующие знаки отличия, которые были на его кепке и блузке, состояли из черепа и скрещенных костей. Доктор Розенблатт, которого евреи послали в Нью-Йорк, чтобы сделать все возможное для евреев в Сибири, также слышал об этом погроме. Доктор Розенблатт сообщил об этом через мой офис, поскольку Генеральный консул осудил его за предыдущий отчет, и мистер Харрис, очевидно, пожаловался, потому что я позволил доктору Розенблатту сообщить об этом погроме. Мистер Харрис телеграфировал доктору Розенблатту следующее:
«В то время как в Екатеринбурге вы сообщили, что казаки ранили или убили три тысячи евреев. Такие ложные и безответственные сообщения, как эти, исходящие от вас, не могут не иметь тенденцию озлобить омское правительство против евреев, поэтому я хотел бы предположить, что в вашем В будущих телеграммах вы констатируете только реальные факты.
Генеральный консул Харрис бормотал. Точное количество убитых было неважно по сравнению с тем, что в Екатеринбурге произошел погром евреев. Это было хорошо известно, и мистер Харрис знал это, или он не хотел этого знать. Военный отчет, который я получил об этом погроме, гласил, что тридцать пятьсот человек были убиты аннаковскими казаками. Далее говорится:
«На допросе сотрудники в Омске не делали прямого признания, но не отрицали этого и намекнули, что в Екатеринбурге что-то произошло, что заставит евреев задуматься».
Я получил телеграмму из Вашингтона, в которой говорилось, что генеральный консул Харрис «заявляет, что сообщение Розенблатта о еврейском погроме является абсолютно ложным. Не передавайте никаких новостных рассылок, которые не были проверены на точность».
Даже представители Колчака не пошли бы так далеко, как американский генеральный консул, и отрицают правдивость сообщения о том, что там был погром евреев. Как генеральный консул Харрис получил информацию? Он не поехал в Екатеринбург. Он позволил своему энтузиазму по отношению к правительству Колчака убежать по своему усмотрению. Д-р Розенблатт, имея больше оснований, чем генеральный консул, мог бы охарактеризовать заявление г-на Харриса «как ложное». Если генеральный консул Харрис имел в виду, что число убитых доктором Розенблаттом было слишком большим или слишком маленьким, он, вероятно, мог бы оправдать свое заявление, поскольку никто не мог дать точное число убитых. Если мистер Харрис хотел сказать, что не было убитых евреев, он был ужасно дезинформирован.
Доктор Розенблатт был не единственным американцем, клевещущим сторонниками Колчака, потому что они не закрывали глаза на факты. YMCA в Сибири была проведена в духе лучших традиций этой организации. Г-н Г.В. Фелпс, глава YMCA, был человеком характера, человеком принципов, человеком с высокими идеалами долга и человеком, который не мог отойти от своей концепции долга желанием получить похвалы самозваные правители. 20 октября 1919 года Генеральный консул телеграфировал г-ну Фелпсу следующее:
«Что касается ваших трудностей с таможенными органами Владивостока, то министр финансов сообщил мне, что он владеет определенной информацией, которую шкуры были приобретены YMCA для экспорта, и что они хранятся в хранение во Владивостоке. Поскольку вывоз тяжелых шкур запрещен, они считают YMCA таким же, как и любые другие экспортеры и импортеры ".
Это обвинение не имело никакого основания, и это было оправданием для раздражения YMCA. На самом деле, правительство Колчака пыталось заставить американскую YMCA стать агентом по снабжению для военных Колчака, как и Американский Красный Крест, и когда это не могло быть сделано, они прибегали к раздражению всеми возможными способами. Единственный способ, которым YMCA или любое другое американское агентство могли дружно ладить с сторонниками Колчака, было не только работать на них, но и подчиняться диктату, как они должны их поддерживать.
Следует помнить, что окружение Колчака было частью правящего класса в России. История покажет, что такой класс всегда будет в любой стране сражаться до последнего рва, чтобы сохранить свои привилегии, и этот конкретный класс был очень близок к последнему рву в Сибири. Единственная цель, которую преследовал типичный царский русский офицерский класс, - это восстановление условий, которые были до революции.
21 октября я телеграфировал в Вашингтон:
«Британский офицер, только что вернувшийся из более чем трехмесячной службы в Сибирской армии, описывает военную ситуацию следующим образом:«Истории боевых действий и побед сильно преувеличены; ничто не могло помешать большевикам взять Омск некоторое время назад, если бы их план кампании имел таковой ». разрешено: сброд, одетый в британскую форму, отправляется на фронт, и при первой же возможности они дезертируют к большевикам ». "
Если бы генерал Нокс знал об этом заявлении этого британского офицера, он предпринял бы столь же решительные действия, как британское правительство, предпринятое с г-ном О'Рейли, которого послали в Сибирь вместо сэра Чарльза Элиота, как британского верховного комиссара, когда сэр Чарльз отправился в Японию в качестве посла.
Примерно через месяц после того, как мистер О'Рейли прибыл во Владивосток, я был удивлен, когда он пришел ко мне в кабинет и сказал мне:
«Вы - единственный иностранный представитель в Сибири, выполняющий объявленную цель своего правительства. Я изучил условия здесь как можно лучше, и я убежден, что политика«невмешательства »- это единственная политика, которая может дать любому надежда на успех. С сегодняшнего дня британцы с вами и будут следовать той же политике, что и вы ».
Я был, конечно, очень доволен заявлением г-на О'Рейли и выразил ему глубокую благодарность, поскольку услышал очень мало добрых слов с момента подписания перемирия, когда я подумал, что время для использования американских войск во враждебных действиях прошло.
Представьте мое удивление, когда примерно через четыре дня мистер О'Рейли снова пришел ко мне в кабинет и показал мне телеграмму из Лондона, которая гласила:
«Вы выходите из Сибири на первом корабле, покидающем Владивосток, не ждите британского корабля».
Поскольку транспорт Соединенных Штатов вскоре отправлялся в Сан-Франциско, я дал своему единственному британскому другу, с какой бы то ни было властью, транспорт в Сан-Франциско на военном транспорте.
Чем ближе правительство Колчака приближалось к полному краху, тем более ожесточенные его сторонники, русские и союзники, казалось, выступали против американских военных, которые, по их мнению, могли помочь Колчаку и не будут. Фактически, мы поддерживали Колчака, помогая держать железную дорогу открытой для его исключительного использования.
Почти ежедневно публиковались отчеты об американском оружии, захваченном во владении большевиков. Штаб-квартира Розанова выпустила сводную информацию о том, что:
«Казаки открыто заявляют, что американцы помогают большевикам; что, по словам Красного заключенного, его отряд имел целую коробку с бомбами, поставленную им американцами; также у них есть коробка с револьверами Кольта, которую им предоставляют американцы».
Эти ложные заявления были сделаны для того, чтобы газеты на Дальнем Востоке могли их копировать, и такие заявления могли бы иметь некоторый желаемый результат, если бы телеграфировали в Лондон и Токио. Было невозможно бороться с этими ложными утверждениями. Люди в Соединенных Штатах могут не иметь представления об условиях в Восточной Сибири, где не было никакого закона, кроме закона о джунглях, который использовали сторонники Японии и Колчака, и они знали, что американцы не могут его использовать.
То, что меня ранило так же сильно, как и все, что происходило в Сибири, произошло на железнодорожной станции во Владивостоке. Американский солдат пил и ждал поезда. Русский военный офицер заметил его, подошел к этому солдату и назвал его «пустой большевик». Американский солдат ударил русского кулаком, но не ударил его. Русские вытащили пистолет и убили солдата, и, чтобы сделать сцену более эффективной, некоторые японские офицеры, которые были на станции и увидели убийство, поздравили русских, пожав ему руку над телом американца. Русские сразу пошли в фальшивый гражданский суд, сдались, пред