Уголки губ Калеба слегка подернулись в сдерживаемой улыбке, но он не улыбнулся. Сейчас я понимала, что его забавляли мои вспышки злости, но тогда мне казалось, что они с отцом просто издевались надо мной.
Нагнувшись, он поднял мое оружие и протянул его мне. Я же настоящая снова погрузилась во тьму. Почему я видела именно эти воспоминания? И будет ли им когда-нибудь конец? В моей жизни было слишком мало хороших воспоминаний, чтобы мне хотелось видеть все это снова и снова.
Время перестало существовать для меня. Я не знала, как долго нахожусь во тьме. Это могли быть секунды, а могли быть даже года. Я парила в невесомости, надеясь, что мои воспоминания больше не посетят меня. Но мои надежды никогда не сбывались. Даже после смерти.
Это воспоминание было особенным. Именно в тот день я по-настоящему поняла, почему так важно тренироваться и изучать всевозможные тактики ведения боя, почему отец настаивал на том, чтобы я научилась владеть практически всеми видами оружия и при необходимости могла превратить в оружие даже то, что не являлось таковым.
Мне было десять.
— Что мы тут делаем? — спросила я, ежась от прохладного ветра, который был слишком необычным явлением для Лос-Анжелеса.
Калеб привел меня в самый опасный район города, и я не до конца понимала, зачем. Просто накануне вечером он вручил мне пистолет, несколько ножей и приказал одеться в черное. Я сделала все, как он велел, и когда мы вышли в гостиную, у мамы на глазах были слезы, а отец стоял с непроницаемым лицом. Он кивнул Калебу, будто одобряя все, что тот делал. Как и всегда.
— Что происходит? — спросила я, непонимающе глядя на маму.
С каждой моей тренировкой, с каждым моим успехом она становилась все более напуганной. Я знала, что она переживает за меня, но сейчас все было иначе. Мама прижала ладонь ко рту и покачала головой, а когда ее слезы покатились по щекам, она практически убежала в свою спальню, и я не видела ее больше тем вечером. Тогда я перевела взгляд на отца. Он любил мою мать, но ненавидел, когда люди проявляют слабость. Даже когда эти люди его родная семья. Поэтому он даже не взглянул в сторону мамы, а направился прямо ко мне.
— Сегодня особенная ночь, Мэри, — проговорил отец, глядя мне в глаза.
Я вопросительно на него взглянула. Чем эта ночь была особенная? Они снова задумали для меня какую-то тренировку? Или же решили, что я не подхожу им и пора от меня избавиться? Тогда я бы не удивилась такому исходу, ведь я и вправду верила, что отец не видит во мне ничего, кроме разочарований.
— Сегодня ты узнаешь, от чего мы защищаемся, — сказал отец, отвечая на мой немой вопрос. — Это будет сложным испытанием, но ты помнишь, чему я тебя учил?
Я помню, что тогда все во мне сжалось от страха. До этого момента я понятия не имела, для чего меня обучали, словно я была международным киллером уже в десять лет. Я хотела узнать, что означает быть стражем Энохиана, но в то же самое время я боялась. Боялась не справиться или же умереть. Да и кто не боялся бы?
— Только семье мы можем доверять, — проговорила я, повторяя любимые слова отца.- Только за нее мы должны сражаться.
Отец кивнул, но в его взгляде не было никаких эмоций. Он легко подтолкнул меня к дверям, а затем повернулся к Калебу.
— Отвези ее, — приказал отец. — Ты знаешь, что нужно делать.
Я обернулась, чтобы посмотреть на брата. Он совершенно не выглядел, как пятнадцатилетний подросток. Его фигура уже была мускулистой и изящной, а его черты лица не оставляли равнодушными девушек. Но его постоянная задумчивость в глазах утомляла. Будто он всегда был на автопилоте и не слышал ничего, что его окружало. Хотя, сейчас я не увидела обычной задумчивости или покорности перед отцом. Впервые я увидела, что мой брат, который всегда делал все, что приказывал ему отец, без каких-либо возражений, был полон сомнений. Это был очень плохой знак.
— Я не уверен, что она готова, — проговорил Калеб, когда отец уже повернулся к нему спиной, чтобы уйти.
Поначалу папа замер, а затем медленно повернулся к моему брату. Вид у него был такой, будто он не был уверен, что понял значение слов Калеба.
— Повтори?
— Я не думаю, что она готова, — отчеканивая каждое слово и сжимая кулаки, проговорил Калеб.
Взгляд моего отца полыхнул опасным огнем, и мне захотелось как-то защитить Калеба от этого, но я стояла, словно к месту примороженная. Кажется, тогда я даже забыла, как дышать. Если Калеб решился выступить против решения отца, значит, дело было по-настоящему серьезным.
— Ты прошел испытание в более раннем возрасте Калеб, — тоном, не терпящим возражений, проговорил отец. Он сделал шаг вперед, но Калеб не отступил. Уже в свои пятнадцать он был почти под два метра ростом и выглядел весьма внушительно. Сжимая и разжимая кулаки, он смотрел на отца твердым взглядом.
— Я не хочу, чтобы она погибла, даже не понимая, за что, — сухо произнес мой брат.
Мой отец лишь мельком взглянул на меня. Я всегда чувствовала себя лишней в этой семье, но тогда мне показалось, что он испытывает ко мне отвращение. Будто это я попросила Калеба заступиться за себя, будто это я подняла бунт и не оправдала его надежд. Это было несправедливо. Я всегда делала то, что мне говорили, и не заслужила такого отношения. А еще я никогда не нуждалась в защите. Никогда.
— Калеб, — сказала я, стараясь выглядеть не испуганной девочкой, а взрослой и сильной девушкой, которая готова к любой опасности. — Не нужно. Я справлюсь.
Брат тоже посмотрел на меня, и в его взгляде я увидела сожаление и печаль.
— Нет, Мэри, нужно. Ты моя сестра, и я не дам тебе умереть просто так, — сказал он мягко, но его взгляд снова становился жестким, когда он смотрел на отца.
— Только так она сможет понять, — резко осадил его отец. — Только так ей откроются тайны Энохиана. Ты тоже прошел через это.
Губы Калеба сжались в тонкую линию.
— В этом-то все дело! — резко сказал брат. — Я помню, через что ты заставил меня пройти! Я не хочу, чтобы Мэри…
— Я сделаю это, — неожиданно даже для самой себя сказала я. — Это ведь то, к чему вы меня готовили, верно?
Отец молча кивнул, а взгляд Калеба стал усталым.
— Ты не понимаешь…
— Я знаю, что меня полжизни готовили к этой ночи. И я хочу понять, зачем.
Теперь, когда Калеб вел меня по сырым и пустынным улицам Лос-Анжелеса, я не чувствовала себя такой уж уверенной. По крайней мере, так я помню свои ощущения в ту ночь. Мы шли вдоль каменных стен, по переулкам, в которых не было фонарей или даже окон. Это были какие-то склады и промышленные помещения, которые слишком часто пустовали. Калеб крался вдоль стен бесшумно, словно кот. В его руках был пистолет, заряженный серебряными пулями. Именно такой он вручил и мне, когда мы уходили из дома. Легкий моросящий дождь быстро намочил мои волосы, и теперь они липли к лицу.
— Будь осторожна, — прошептал Калеб, остановившись у какого-то склада со стальной дверью. Его взгляд был мрачным. — Не верь ничему, что тебе попытаются внушить. И помни, что я не смогу тебе помочь, как только ты войдешь туда.
Я сглотнула ком в горле, не спуская взгляда с двери. Она казалась очень тяжелой и непробиваемой. Калеб вставил ключ в замочную скважину, а затем немного приоткрыл стальные двери. Я поняла, что внутри склада тускло мерцает свет, но в таком свете было сложно что-то увидеть.
— Ты уверена, что хочешь этого? — спросил брат, немного помедлив.
Дождь усиливался, и его светлые волосы приобрели медный оттенок. Взгляд Калеба был настороженным и обеспокоенным. Я понятия не имела, что находится в этом складе и с чем мне предстоит столкнуться, но я понимала, что пути назад нет. Моя жизнь никогда не была нормальной и, даже если я сбегу, она никогда не изменится. Так какой смысл в том, чтобы бежать?
— Я совершенно этого не хочу, — ответила я, смахивая мокрые пряди с лица и перекладывая пистолет в правую руку. — Но я должна узнать, что там.
Калеб поджал губы, явно не соглашаясь со мной, но он все же отступил в сторону, давая мне пройти на склад. Сам он остался за моей спиной, и стоило мне сделать первый шаг за порог, как тяжелые двери тут же закрылись за мной. Я резко обернулась, чувствуя себя в ловушке.
Следить за собой в прошлом было странно. Я чувствовала все то, что чувствовала десятилетняя Мэри, но при этом я видела ее со стороны и одновременно была ею. Объяснить это было слишком сложно. В какой-то момент я забывала о том, что все это уже случалось, и будто переживала события прошлого заново. И почему мне досталось именно это воспоминание? Почему не то, где я с Калебом в кафе ем мороженное или когда мы катались на лыжах? Или же когда мы ездили к нашей бабушке в Украину и хотя бы ненадолго я избавлялась от изнурительных тренировок отца? Почему именно это испытание?
Я услышала какой-то шорох из глубин склада и медленно обернулась, чувствуя, что все внутри замирает. Незнание того, с чем я столкнусь, было хуже всего. Перехватив пистолет в обе руки, я нацелила его прямо перед собой, а спиной прислонилась к стене, чтобы никто не смог напасть на меня, пока я этого не вижу.
— Кто здесь? — крикнула я слишком детским голосом, который тут же отозвался эхом по всему складу.
Гробовая тишина давила на барабанные перепонки. Склад был практически пуст, если не считать нескольких пустых ящиков, стоящих у стен. Одна жалкая лампочка висела слишком высоко и почти не давала достаточного количества света. Но я не двигалась с места. На лице десятилетней Мэри отображалась лишь настороженность и сосредоточенность. Странно было видеть себя такой. Что бы ни говорил мой отец, я была смелой даже в промокшей одежде, с пистолетом наготове и без малейшего понятия о том, с чем должна столкнуться.
Я простояла у стены какое-то время, но когда поняла, что никто не собирается мне отвечать, неуверенно двинулась вглубь склада. Я старалась идти только в свете лампочки, держа наготове свое оружие и навострив все свои инстинкты. Поначалу не происходило ничего. Любой другой мог бы поверить, что на складе никого нет, но я не верила тогда и наверняка знала, что это не так сейчас.
— Девочка, — прошептал чей-то голос из глубокой тени склада, и я тут же направила туда оружие. — Помоги мне.
Я увидела силуэт. Это был кто-то очень худой, но высокий.
— Кто ты? Выйди на свет! — приказала я уже недетским голосом, в котором появилась некая сила.
Фигура в тени сделала несколько нетвердых шагов, и, когда его лицо попало в тусклый луч света, я удивилась. Это был мужчина не больше тридцати лет. Его худое лицо было истощенным, а кожа слишком сильно обтягивала кости. Что он делал на этом затхлом складе?
— Мне нужна помощь, — проговорил мужчина слабым, скрипучим голосом. — Кто-то затянул меня на этот склад и оставил. Я очень давно ничего не ел.
Я смотрела на мужчину широко распахнутыми глазами. Зачем кому-то это делать? И что более важно, в чем заключалось мое испытание? Вытащить его отсюда? Неужели Калеб и отец заперли беднягу в этом чертовом месте ради такого глупого испытания? Но тогда, что я должна была понять о нашей жизни и о том, что означает Энохиан? Может, на самом деле моя семья была полна безумцев, которые назвались непонятным словом, и целью их жизни было снимать котов с деревьев, а на досуге закрывать каких-то бедняг на старом складе? В этом не было никакого смысла, и это ужасно меня разозлило.
— Нужно вытащить вас отсюда, — твердо сказала я, и мужчина вздохнул с облегчением.
Я оглянулась по сторонам. В этот склад вели лишь одни двери, которые были надежно закрыты, а окон тут и в помине не было. Как же нам выбраться?
— Думаю, нам нужно позвать кого-то и… — когда десятилетняя я обернулась, мужчины не было. Он словно испарился, и от этого у меня встали волосы дыбом.
Что-то промелькнуло справа от меня, и я резко обернулась в ту сторону, затем слева и я подняла пистолет. Я была в центре склада, и что-то слишком быстрое для человека кружило вокруг меня, лишь изредка выходя из тени, но даже этого мгновения было недостаточно, чтобы понять, что это была за тварь. Я попыталась проследить за ней и прицелиться, но лишь поворачивалась по кругу, пока в какое-то мгновение тварь не оказалась прямо предо мной.
Это был все тот же истощенный мужчина, но сейчас его глаза были полностью черными, даже без белков, а вид не просто жуткий, а тошнотворный. Мерзкая тварь подняла свою искаженную рожу. Теперь оно не походило ни на что человеческое. Лицо было покрыто зеленовато-коричневой кожей, которая морщилась и была усыпана струпьями. Полуоткрытая пасть была полна острых и тонких зубов.
Демоны часто теряют свою маску человечности, когда дело доходит до утоления жажды крови. Сейчас я знала об этом все, но тогда — нет. Тогда я отпрянула от твари и чуть было не потеряла равновесие. Мерзкая гадина воспользовалась этим и занесла руку для мощного удара, который выбил из моих легких весь воздух. Я упала на спину, выронив пистолет. Мне захотелось вступить в бой, мне настоящей, но я не могла, ведь я не существовала в этом воспоминании. Я лишь могла наблюдать за собой в прошлом.
Десятилетняя Мэри стала отползать в сторону, пытаясь добраться до пистолета, но демон был быстрее. Он схватил меня за ногу и резко дернул назад. Я дико закричала, пытаясь вырваться, но хватка была настолько сильной, что я почувствовала, как хрустнула лодыжка. Спустя секунду, всю меня заполнила адская боль и страх.
— Маленькая идиотка, — проговорил демон, склоняясь надо мной. — Ты и вправду думала, что сможешь одолеть меня?
Я попыталась напасть на него, но демон с силой вцепился в мое плечо и заставил меня упасть обратно на бетонный пол склада. Ударившись затылком, я почувствовала, как перед глазами все поплыло.
— Что ты такое? — закричала я, отчаянно пытаясь вырваться. — Что тебе нужно?
Громкий и, словно лед, холодный смех, лишенный всякого веселья, разнесся по складу.
— Вы, стражи, так глупы. Ваше посвящение просто безнадежно, — проговорил демон, низко наклонившись ко мне. — И сейчас ты поймешь, почему.
Демон схватил меня за горло, прежде чем я смогла понять смысл его слов. Его руки, несмотря на то, что он казался ужасно слабым, были словно сталь. Его пальцы, с острыми, как бритва, ногтями, впивались мне в горло, и я быстро почувствовала, как по шее течет теплая кровь. Он душил меня, и, сколько бы я ни брыкалась, я не могла прекратить это. Я колотила его руками и ногами, но очень быстро поняла, что вот-вот потеряю сознание.
Что-то твердое впилось мне в спину, и я вспомнила о тонком клинке, который Калеб вручил мне перед уходом из дома. Тот клинок был серебряным, и тогда я удивилась этому, но сейчас он был моим последним шансом.
Сделав огромное усилие над собой, я выгнулась дугой и вытащила клинок из-за пояса. Силы почти покинули меня, но я смогла нанести слабый удар прямо промеж ребер твари. Раздался оглушительный вой, и мне снова удалось сделать вдох. Задыхаясь и кашляя, я поползла прочь, не разбирая дороги, но мне не удалось уйти далеко. Чертов демон с силой наступил на мою сломанную лодыжку, и я закричала от боли.
— Мерзкая Энохианская тварь! — выплюнул демон мне в лицо.
Энохианская. Я никогда не понимала смысла этого слова, а отец все твердил, что однажды я узнаю обо всем сама. Что это в моей крови. И вот теперь я могла умереть, не зная, за что сражаюсь. Именно этого боялся Калеб. Мысль о брате придала мне сил. Может, он и был любимчиком в нашей семье, но он был единственным, кому было не плевать, жива ли я. Именно он бинтовал мои раны после тренировок и читал мне вечерами, когда я была маленькой. Мой брат любил меня и не хотел, чтобы я умерла. Мы были одним целым, и если уйду я, то кто защитит его?
Стиснув зубы, я сделала резкий выпад в сторону демона. Мне удалось огреть его ботинком по ноге, а затем я попыталась встать. Это получилось у меня с трудом, но я стояла на ногах, смотря ему прямо в лицо. Демон был омерзительным. Из раны, которую я нанесла, теперь сочилась какая-то черная жидкость, больше похожая на смолу, нежели на кровь. Демон ждал моих следующих действий, сверкая темными глазами. Я же ждала его атак.
— Ты не сможешь уйти живой, — ядовито проговорил демон.
Я вытерла кровь с губы тыльной стороной руки.
— Это мы еще посмотрим, — с вызовом бросила я.
Демон бросился на меня, словно гадюка, но на этот раз я была готова. Ловко увернувшись, я заехала ему здоровой ногой по голени и, когда он споткнулся об мою ногу, я добавила еще один удар клинком, но на этот раз в спину. Демон дико заревел, но не смог удержаться на ногах и упал на бетонный пол. Не теряя больше ни секунды, я прыгнула прямо на него и стала вонзать в его тело клинок снова и снова, пока эта тварь не затихла.
Яркая вспышка ослепительного света разнеслась по всему складу, а когда она погасла, то тело демона обратилось в пепел. Я тупо пялилась на то место, где еще секунду назад была эта мерзкая тварь, а потом все вокруг меня закружилось. Я стала слышать сотни голосов одновременно. Все они что-то шептали мне, и этот шум нарастал слишком быстро.
Выронив свой клинок, я схватилась за голову, пытаясь прогнать эти голоса. Они раздирали меня изнутри, и я не понимала, о чем они говорят. Лишь изредка мне удавалось различить какие-то определенные слова, но я не понимала их смысла. Все вокруг кружилось, и склад стал расплываться перед глазами, сменяясь вихрем каких-то событий в прошлом и настоящем, участницей которых я не была. Тогда мне казалось, что это продолжалось целую вечность. А затем я услышала отчетливый голос, который перекрывал весь остальной шепот.
— Мэриан Озборн, — говорил голос какого-то человека, но я не видела его. Я даже не знала, женский это или мужской голос. Он просто звучал у меня в голове, разрывая ее на кусочки. — Ты и твой брат последние из рода стражей Энохиана. Знаешь ли ты, что это означает?
Я застонала от боли.
— Нет, — прокричала я непонятно кому и зачем. — Убирайтесь из моей головы! Прочь!
Но голос в моей голове не обращал внимания на мои слова. Он продолжал говорить, доставляя мне этим невыносимую головную боль.
— Ты одна из них.
Внутри меня будто что-то взорвалось, и я попала в калейдоскоп чужих жизней и смертей. Вокруг меня разворачивались сотни битв, и я видела сотню других стражей, которые сражались с Темным миром во все времена. Это были мужчины и женщины, дети и старики. Хотя, стариков почти не было. Я видела жизнь каждого стража, будто кто-то загружал в мой мозг информацию о них, как на компьютер. Каждый голос когда-либо живущего стража говорил со мной. Я чувствовала боль каждого из них, а их были миллионы.
— Хватит! — завопила я, сжимаясь в комок. — Перестаньте! Хватит!
Но они не отступали. Они были повсюду, и я не могла им сопротивляться. Боль нарастала, хотя, казалось, что хуже уже некуда. Я кричала, схватившись за голову и скрутившись в комок на полу склада. Это была худшая часть моей жизни. Даже после смерти брата я не чувствовала ничего подобного, хотя он был для меня единственным по-настоящему родным человеком.
Постепенно, сквозь боль, я стала различать чьи-то конкретные голоса и порой мне удавалось понять, о чем они говорили.
— … только мы защищаем этот мир от зла и тьмы, которые нависли над ним. Энохиан — это древняя книга тайн, созданная сотни тысяч лет назад. Никто не вправе обладать ею, ведь в ней скрыты ответы на все вопросы. — Это был голос какой-то женщины, которая нашептывала мне слова на ухо. Ее призрак был в древнем окровавленном платье, но прежде чем я смогла рассмотреть ее лицо, она исчезла.
На ее место встал какой-то мужчина. Я не смогла рассмотреть ни его лица, ни одежды, ведь вокруг мелькало так много призраков… так много боли.
— Такие, как ты, призваны защищать тайны Энохиана, ведь, если они когда-нибудь попадут в руки даже самого доброго человека, он не сможет с ними справиться, не говоря уже о зле, которое истребляет нас с самого начала времен.
Я следила за собой в окружении призраков и их воспоминаний и до сих пор не понимала, как выдержала это испытание. Именно через такое посвящение проходили все стражи Энохиана. Встреча с призраками-предшественниками подразумевала собой не только передачу опыта, но и еще кое-что более серьезное.
— Как только мы исчезнем, ты будешь знать, где скрыт Энохиан. Ты будешь знать, как противостоять злу, но мы хотим сказать тебе еще кое-что, прежде чем снова стать частью истории.
Кто из призраков говорил на этот раз, я уже определить не смогла. Боль стала настолько невыносимой, что я помню, как хотела пустить себе пулю в лоб, лишь бы это все закончилось. И это не фигура речи. Мне действительно казалось, что лучше умереть, чем слышать и чувствовать все эти души.
— Если ты когда-нибудь нарушишь клятву, данную предками, — проговорил кто-то внутри моей головы.
— Если ты сдашься или уступишь чему-либо и позволишь книге быть прочитанной, — подхватил другой голос.
— Мы вернемся, — заговорили все призраки разом, и мое тело выгнулось дугой, а сама я дико закричала. — И ты навеки останешься в наших объятьях, из которых никогда не вырваться.
Я услышала пронзительный крик, свой собственный крик, а затем все разом исчезло, и я теперешняя снова провалилась во тьму, которая теперь не была такой уж страшной.
Часть вторая
Зов среди могил
Под влиянием
— Мэриан, — позвал меня давно забытый и в то же самое время знакомый голос.
Я все еще была во тьме, но сейчас я не падала, а просто стояла посреди пустоты. Я не знала, где начинается пол, а где потолок. Вокруг не было ни единого лучика света, но каким-то образом я увидела отца. Он был таким же, каким я его запомнила, хотя со дня его смерти прошло шесть лет.
Высокий, светловолосый мужчина с крепким телосложением и слишком широкими плечами. Его зеленые глаза сверкали, как два драгоценных камня, а в чертах лица, которое, наверное, когда-то было красивым, всегда проявлялась жесткость. Он смотрел на меня взглядом, полным ожидания, и в то же самое время разочарования. Этот взгляд преследовал меня все мое детство, и я не хотела видеть его после собственной смерти.
— Что ты здесь делаешь? — резко спросила я, стоя на расстоянии вытянутой руки от отца. — Ты не воспоминание.
Отец смотрел на меня выжидательно, будто я сама должна была понять. Это была его жизненная позиция. Он лишь приказывал, но никогда ничего не объяснял. Но сейчас я не была маленькой послушной девочкой с задатками серийного убийцы. Я была взрослой и опасной, и пускай я не могла убить его, ведь он уже был мертв, я могла послать его к черту.
— Я надеялся, что ты продержишься чуть дольше, — вздохнул отец с явным разочарованием. — Авария? Серьезно?
Я сузила глаза, глядя на него.
— Кто бы говорил. Из-за чего ты там ласты склеил? — едко проговорила я.
Отец хмыкнул, взглянув на меня как-то по-новому. Кого он помнил? Он умер, когда мне было одиннадцать, и уже тогда я стала неплохим стражем. Я сражалась с демонами и их отпрысками наравне с Калебом, но отец все равно видел во мне кого угодно, но только не повод для гордости. Уже тогда я понимала, что ненавидела его, но моя ненависть не успела развиться, так как вскоре после моего посвящения в стражи он умер. И я до сих пор не знала, что именно с ним случилось. Никто не знал. Мы нашли его тело растерзанным в самых глухих кварталах Лос-Анжелеса, и даже тогда я не почувствовала ни боли, ни сожаления. Я восприняла его смерть как что-то само собой разумеющееся, и поэтому для меня это не было ударом.
— Ты выросла, — кивнул отец, осматривая меня с ног до головы. То, что у меня было тело, удивляло, ведь до этого момента я была частью тьмы. Я не существовала.
— Господи, это что новая форма ада? — спросила я, скрещивая руки на груди. — Мне теперь тебя вечность терпеть?
Отец проявлял несвойственное для него терпение. Он просто смотрел на меня очень внимательным взглядом.
— Ты не умерла, — проговорил он спустя какое-то время. — По крайней мере, это ненадолго.
Я удивленно посмотрела на него, и все мое напускное высокомерие стухло.
— Я разбилась на машине, — проговорила я, нахмурившись. — И уже давно.
— Время — странная вещь, — задумчиво проговорил отец. — Особенно в этом месте. Но поверь, ты тут совсем мало.
Для меня прошла целая вечность. Тьма и пустота, которые сменялись обрывками воспоминаний, были для меня похожи на целую отдельную жизнь.
— Прошло не больше двух минут, — сказал отец, наблюдая за мной. — И очень скоро тебя вернут.
Вернут? Значит, я снова вернусь к своей жизни? К войне, которую мне приходится вести в одиночку? До этого момента я и не осознавала, как сильно хотела остаться во тьме, где не нужно ничего решать и ни за что сражаться. Я хотела сдаться. Впервые в жизни мне действительно захотелось сдаться.
В тот краткий миг слабости я совершенно не ожидала услышать голос Тейта. Он доносился откуда-то издалека и был слегка приглушенным, но я отчетливо слышала, как он звал меня и как сильно он матерился. Что происходит? Паника стала медленно проникать внутрь моей души, снова заставляя меня что-то чувствовать. Нет!
— Мэри! — неожиданно отец попытался ухватить меня за руку, но его пальцы скользнули вдоль моей бледной кисти, которая на самом деле не была материальна. Я была духом без физического тела, а значит, меня нельзя было схватить и удержать. — Мэри не верь никому. Мир, в котором ты осталась, будет пытаться уничтожить тебя.
— Я не понимаю, — почти на грани истерики проговорила я, когда почувствовала какое-то жжение в груди. Будто кто-то прикладывал к ней раскаленные утюги. Разве призраки могут чувствовать боль?
— В мире, где царит тьма, ты станешь последним лучом света, — проговорил отец, но его голос стал отдаляться. — Они знают об этом. Ты не должна верить никому, даже собственной семье.
— Что? — ошарашено спросила я, цепляясь за голос отца, словно за спасательный круг. Что-то тянуло меня назад к боли, и я не хотела этого. Я хотела остаться во тьме, которая обещала мне покой, а не возвращаться к свету, полному боли. Паника заполняла меня все больше и больше. — Что это означает?
— Прощай, Мэриан.
— Нет! — закричала я, но было слишком поздно.
Вспышка адской боли, разлившаяся по всему моему телу, выдернула меня из тьмы, и тогда я резко распахнула глаза, увидев темное грозовое небо над головой. Запах разгоряченного метала и крови ударил мне в ноздри, а перед глазами все поплыло.
— Она очнулась! — прокричал кто-то, но у меня не было сил даже голову повернуть и посмотреть на того, кто это был.
Я лежала на чем-то очень холодном и твердом, а надо мной была тяжелая серая туча, которая грозила вот-вот разорваться. Кто-то склонился надо мной, и я не сразу смогла рассмотреть лицо этого человека. Серебристые волосы намокли, и лицо Тейта выражало злость и облегчение одновременно. Он смотрел на меня долгим и очень пристальным взглядом, будто хотел убедиться, что, когда он заговорит, я его услышу.
— Ты идиотка, Мэриан Озборн, — проговорил Тейт очень отчетливо и делая ударение на каждом слове.
Я попыталась заговорить, но во рту стоял привкус моей собственной крови, а мои силы были на уровне разряженной батарейки в пульте. И очень скоро даже этого стало недостаточно, и я снова потеряла сознание, но на этот раз я была уверена, что очнусь, так как тьма больше не предвещала спокойствия.
Яркий свет пробивался даже сквозь закрытые веки. Я попыталась открыть глаза, но это далось мне с трудом. Какая-то тяжесть давила на меня, заставляя снова вернуться в сон, но я сражалась с этой тварью до победного вздоха. Вокруг воняло какими-то лекарствами, а где-то рядом со мной пищали приборы, считающие мой пульс. Я была опутана кучей всяких трубочек и прочей медицинской фигни. Больше всего на свете я ненавидела больницы. В них всегда витал запах смерти, а мне этого хватало и в повседневной жизни.
Я попыталась сесть, и все тут же закрутилось волчком вокруг. Упершись ладонями в кровать, я низко опустила голову и свесила ноги с высокой койки. Прибор, измеряющий мой пульс, пронзительно запищал от того, что мое сердце стало биться чаще, чем крылья у колибри. Раздраженно взглянув на чертову бандуру, я сдернула со своей руки все провода, оставив только трубку от капельницы. Наверняка, это было обезболивающее.
На экране появилась ровная линия, которая в обычных случаях говорила о смерти. Не понимая, почему, наверняка, виной были обезболивающие, но я рассмеялась. Чувствуя себя, как под кайфом, я попыталась встать на ноги и чуть было не завалилась на пол. Легкая волна боли прокатилась по моему телу, но я проигнорировала ее. Ноги коснулись ледяного кафельного пола, и я отметила, что на мне легкая больничная рубашка до колена. В таком виде пройти незамеченной будет сложно, но искать свои вещи я не смогла бы. За окном царила кромешная темень. Значит, сейчас была глубокая ночь и, возможно, весь немногочисленный персонал больницы где-то спит. По необъяснимым причинам я чувствовала острую потребность в том, чтобы уйти отсюда подальше.
Возможно, виной всему были мои детские воспоминания? Я не часто бывала в больницах, хотя травм у меня было больше, чем у боксерской груши, но каждый раз, стоило мне оказаться в этом чертовом месте, все тут же становилось еще хуже, чем обычно. В моей жизни больница была предвестником огромных проблем.
Именно поэтому я схватилась за капельницу, которая была на колесиках, и, сделав ее своей опорой, стала медленно двигаться в сторону двери. Ноги заплетались и путались. Я чудом не растянулась на полу. Перед глазами плясали темные пятна, и все вокруг было каким-то размытым. Я будто находилась в каком-то кошмарном сне. Мозг отказывался работать исправно, и поэтому я не сразу смогла повернуть ручку на входной двери, но, когда мне это все же удалось, я еще какое-то время вспоминала, как именно нужно открывать дверь.
Коридор в больнице был таким же мерзким, как и сама палата. Слишком яркие лампы освещали это жуткое место, которое выглядело обманчиво светлым. Стены мятно-зеленого цвета, белый пол, выложенный плиткой, кое-где стояли каталки и искусственные цветы. Будто тут было мало мертвых людей, и именно поэтому они решили добавить еще и мертвые растения.
Что-то кольнуло меня в левом боку, и, опираясь о стену, я взглянула на то место. Белая рубашка стала быстро пропитываться алой кровью. Я не чувствовала особой боли и, находясь в каком-то потерянном состоянии, дотронулась до места, где наверняка разошлись швы. На моих пальцах заблестели алые капельки, и это снова показалось мне смешным. Черт, я действительно надеялась, что дело в обезболивающих, а не в том, что у меня поехала крыша.
Держась за стену и абсолютно не волнуясь о том, что я оставляю на ней кровавые следы, я стала медленно продвигаться по коридору. Я понятия не имела, куда иду и зачем, но чувствовала, что для меня очень важно оказаться подальше от этого места. Почему? Да черт его знает.
Я сделала несколько нетвердых шагов, прежде чем за моей спиной раздались неприлично громкие ругательства.
— Ты что спятила? — выругался Тейт, оказавшись предо мной, словно из ниоткуда.
Я посмотрела на него затуманенным взглядом, и в этот момент мои ноги подогнулись. Наверное, я добавила бы себе еще несколько серьезных травм, если бы Тейт вовремя не схватил меня за талию, прижав к себе. Я почувствовала его запах, и он показался мне лучшим, что я когда-либо чувствовала, особенно по сравнению со смрадом этого места.
— Ты так хорошо пахнешь, — не думая, пробормотала я.
Тейт посмотрел на меня с высоты своего роста, но его лицо было суровым и злым. Почему он всегда был таким злым?
— Сестра! Кто-нибудь, мать вашу! — прокричал он, привлекая внимание чертовых дежурных.
Я вцепилась в ворот его рубашки, которая уже была выпачкана моей кровью.
— Нет! — проговорила я, все еще чувствуя слабость. Мои ноги больше не слушались меня, и если бы Тейт не прижимал меня к себе, я бы уже давно упала. — Я не хочу возвращаться туда! Забери меня отсюда.
Тейт снова опустил на меня взгляд, и его странные серебристые волосы упали на глаза. Интересно, почему я никогда не задумывалась о том, что у него такой странный цвет волос?
— Тебе нужна помощь, — сказал он сухо, но при этом легким касанием кончиков пальцев убрал пряди моих волос с моего лица. — И ты под кайфом.
Я попыталась отпихнуть его, но Тейт был очень сильным. Даже одной рукой он удерживал меня достаточно крепко, чтобы я не растянулась на полу.
— Отвали, — проговорила я, понимая, что он моя единственная опора. — Я не под кайфом.
Кто-то из врачей или медсестер уже спешил к нам с каталкой.
— Неужели? — спросил Тейт, и в мгновение ока я оказалась у него на руках. Я не понимала, как так получилось. Еще секунду назад я почти стояла на ногах, а теперь уже была в надежных и сильных руках своего ненормального одноклассника. Почему он делал это?
Я рассмеялась, когда Тейт положил меня на каталку, совершенно не замечая озадаченных врачей вокруг. Они повезли меня куда-то, и Тейт шел рядом со мной. Лежа на каталке, я смотрела на его окровавленную темную рубашку, рукава которой были закатаны до локтя обнажая сильные руки. На бледной коже можно было рассмотреть узор голубых вен, а при каждом его движении мышцы тут же напрягались. Мне захотелось увидеть его без рубашки. Очень некстати.
— В чем дело? — спросил Тейт, взглянув на меня.
Я усмехнулась.
— Тебе было бы лучше без этой рубашки, — проговорила я, слегка склонив голову.
Тейт усмехнулся и, когда врачи остановили каталку в какой-то палате, наклонился надо мной. Его дыхание обожгло мне ухо и шею.
— Я напомню тебе это, когда ты придешь в себя, — пообещал он тихим шепотом, от которого мурашки шли по коже.