РОБЕРТ БАРСКИ: Это в некотором смысле необычный текст, длинный памфлет, педагогическое руководство по изменению отношений между рабочими, полемическое эссе и своего рода популярная история рабочего класса и его отношений с владельцами земли и машин. Вы сами много работали над художественными и нехудожественными произведениями о рабочем классе, скажите, как вы оцениваете жанр, в котором пишет Паннекук, и как это влияет на суть аргументации.
ПИТЕР ХИТЧКОК: Я думаю, было бы интересно исследовать текст как своего рода вымысел, поскольку он размышляет, например, о вымышленном бытии субъективности рабочего класса. Кроме того, есть вопрос о китайских фикциях (фикциях о Китае), и это, возможно, более уместно в данном случае. Здесь Паннекук полемизирует до такой степени, что ставит под угрозу основу аргументации. Отчасти проблема заключается просто в форме: памфлетный стиль позволяет делать широкие обобщения, некоторые из которых заслуживают внимания и могут быть поддержаны в случае необходимости, но есть также ощущение, что критика японского империализма, например, империализма, который непосредственно затрагивает Китай, может быть сделана только из-за упущений, которые она заставляет делать. Часто исследование проходит в крайне детерминистской и функционалистской манере (несколько представителей высшего класса учатся в Европе и вуаля, рождается японская буржуазия!) или Паннекук предлагает сравнения, которые либо пусты, либо не обоснованы («Рабочие классы в стране, как и в городах, живут в состоянии безнадежной нищеты, убожества и отчаяния, превосходящем худшие условия в Европе прежних времен»). Однако это не означает, что авантюра Паннекука совершенно беспочвенна. Отвергая утверждения о том, что японский экспансионизм был порожден демографическим давлением, Паннекук отвечает, что вторжения в Китай были в основном экономическими и были направлены на добычу железной руды на севере и производство хлопка в Шанхае и его окрестностях. Многое остается верным в связях империализма и капитализма: стратегические интересы, как правило, являются прибыльными.
|
|
РБ: Один из способов, с помощью которого эта книга до сих пор находит отклик, – это ее анализ отношений между этими связями, о которых вы упомянули, между империализмом и капитализмом. Но в некоторых разделах он, кажется, подрывает важность крестьянского населения, а когда он все-таки говорит о нем, проводит резкую границу между крестьянами в Китае и в Европе, так же как он очень сильно различает буржуазию в обоих местах. Как этот довольно сложный набор сравнений влияет на развитие его версии марксизма?
ПХ: В этом вопросе я думаю, что Паннекук может сравниться со своими китайскими коллегами, которые, как и он, упорно боролись с различиями и неравномерным развитием классообразования и антагонизма в мировом масштабе. На самом деле, как отметил Ариф Дирлик, китайские марксисты до возникновения китайской коммунистической партии чаще склонялись к анархо-марксизму, гораздо более близкому к Кропоткину, чем к марксизму-ленинизму. Победа последнего заслонила влияние первого, который мог бы послужить для самого Паннекука поводом для более глубокого изучения вопроса о сравнении. Вся история «социализма с китайской спецификой» зависит от специфики китайского крестьянства, и эта специфика обсуждалась задолго до того, как Русская революция дала о себе знать. Отчасти значение Паннекука в этом вопросе заключается в том, что он искренне признает различия, даже если он недостаточно проработал вытекающие из них следствия. Для этого необходимо прочитать книгу Мао.
|
|
РБ: Вы особенно интересуетесь бедственным положением китайских рабочих, и эта область редко обсуждается, когда мы рассматриваем работы Паннекука. Почему этот раздел является важным для Паннекука, и как он может быть интересен людям, интересующимся текущими событиями в регионе?
ПХ: В разделе, посвященном Китаю, повторяются знакомые мантры, но только потому, что они затрагивают определенные исторические истины. Упадок и падение Цин были сложным и запутанным процессом, которому способствовали высокомерие правящего класса, коррупция и наивный изоляционизм. В девятнадцатом веке китайские вооруженные силы явно нуждались в масштабной модернизации, но даже после унизительного поражения от британского флота национальное государство вернулось к старым увлечениям. Грубая эксплуатация китайцев иностранными колониальными державами с их «концессиями» и установлением цен на импорт только усугубляла социальные противоречия китайской современности. Как отмечает Паннекук, это открыло возможность для социалистической организации (в этой связи он упоминает Сунь Ятсена) и националистического движения снизу, но одновременно открыло путь для дальнейшей интервенции в Китай тех, кто хотел бы конкурировать за его потенциальную прибавочную стоимость. Когда мы говорим, что времена высокого империализма и колониальных держав прошли, это не означает, что империализм не участвует в сегодняшней борьбе за прибавочную стоимость. Это другой вид империализма, но тот, который настойчиво стучится в дверь Китая.
|
|
РБ: Какой вклад Паннекук вносит в долгие дебаты об отношениях между Китаем и Советским Союзом, и что, по вашему мнению, это привносит в его аргументацию?
ПХ: Неудивительно, что Паннекук также бросает язвительный взгляд на советский интерес к Китаю после 1917 года, и это приводит скорее к пустым заявлениям, чем к нюансам. Хотя никто не сомневается в том, что Советский Союз манипулировал зарождающимися китайскими левыми, Паннекук создает впечатление, что Мао и первые коммунисты были просто дурачками, не имеющими собственной власти: «К.П. Китая была проинструктирована из Москвы, что китайская революция — это революция среднего класса, что буржуазия должна быть будущим правящим классом, и что рабочие просто должны помочь ей в борьбе с феодализмом и привести ее к власти». Циники скажут, что даже после распада Советского Союза китайские коммунисты все еще следуют этой модели, но классовые, геополитические и пространственные координаты современного Китая не так легко определить. Тем не менее, остается фактом, что вторжение Японии во многом было связано с фракционной борьбой республиканского периода в Китае, когда крестьянская революция, вдохновленная коммунистами, боролась с националистическим нарративом модернизации Гоминьдана на обширных территориях восточного и южного Китая. Несмотря на то, что Цин тщетно пыталась реанимировать свою судьбу, заключив союз с японцами в Маньчжурии, Паннекук прав, делая акцент на особенностях городской буржуазии Китая, которая была землевладельческим классом, и поэтому ее легче было очернить как тех, кто с наибольшей вероятностью будет поддерживать крестьянское подчинение. Японский империализм действительно требовал создания единого фронта, но только после короткого пленения Чан Кайши во время инцидента в Сиане в 1936 году эта необходимость приобрела большую силу.
РБ: Представляется важным обсудить, как Запад справлялся с этим грозным союзом между Советским Союзом и Китаем, и какую роль, в понимании Паннекука, мы можем приписать отношениям между рабочими всего мира и национализмом?
ПХ: В то время как Советский Союз развивал свои отношения с Коммунистической партией Китая, Соединенные Штаты и Запад разыгрывали китайскую карту перед националистами. Гоминьдан использовала страх перед коммунизмом для продвижения своей особой марки «демократии», и ее прежние злодеяния остались практически безнаказанными. Очевидно, что ставка была сделана на то, что национализм – это небольшая цена, которую можно заплатить, если иностранный капитал сможет вновь утвердиться через неоколониальную форму торговли. Следует отметить, однако, что Паннекук упускает из виду тот факт, что японская военная машина также подпитывалась Западом, включая Соединенные Штаты, и что эта форма управления рисками продолжалась вплоть до Перл-Харбора.
РБ: В этом смысле, думаю, книга Паннекоека устарела, хотя есть моменты, в которых мы находим следы прозорливого анализа. Как ни странно, именно в вопросах о «классе» мы находим некоторые из наиболее интересных предсказаний. И его озабоченность условиями, подходящими для установления капитализма в Китае, также выдержала испытание временем, если можно судить по огромному количеству потребительских товаров с надписью «сделано в Китае».
ПХ: Очевидность, конечно, значительно омрачает комментарий Паннекука. Очевидно, что мировая война не означала подъема Китая в качестве новой мировой державы: коммунисты победили, и по иронии истории побежденные японцы взяли на себя эту мантию в Азии. Нельзя винить Паннекука за этот неверный диагноз, поскольку в природе политической аналитики такие промахи должны случаться. Однако интересным является видение Паннекуком будущих классовых отношений, которое, несмотря на всю чудаковатость и сумбурность его чтения, сейчас кажется удивительно прозорливым. Так, если военный долг Китая не сразу сделал его подверженным американскому влиянию, то представление о том, что «американский капитал будет играть ведущую роль в развитии ее промышленности», теперь не кажется надуманным (особенно если отследить прямые иностранные инвестиции и деятельность совместных предприятий). Аналогично, замечание Паннекука о том, что у Китая «плодородная почва, способная производить изобилие продуктов», является гиперболическим (особенно в свете демографии), но его оговорка «требующая обеспечения безопасности путем широкого научного ухода и регулирования воды, путем строительства дамб, выемки и нормализации рек» остается актуальным вопросом (к которому мы должны добавить вопрос о гидроэнергетике и проектах, подобных плотине «Три ущелья»). Классовые последствия такой деятельности для Паннекоека весьма очевидны: «Идеалы и цели, за которые борются трудящиеся массы Китая, конечно же, не будут реализованы. Помещики, эксплуатация и нищета не исчезнут; исчезнут лишь старые застойные, примитивные формы нищеты, ростовщичества и угнетения. Производительность труда повысится; новые формы прямой эксплуатации промышленным капиталом заменят старые. Проблемы, стоящие перед китайским капитализмом, потребуют централизованного регулирования со стороны сильного правительства. Это означает формы диктатуры в центральном правительстве, возможно, дополненные демократическими формами автономии в небольших единицах района и деревни». Паннекук считал, что пишет о переломном моменте в истории – моменте, когда цели социальных преобразований станут очевидны. По разным причинам (включая холодную войну, маоизм, американизацию и глобализацию) исторический кризис пошел по другому пути.
РБ: Паннекук указывает на элементы характера китайских рабочих, предполагая, что он полон надежд на революционные изменения. Например: «С ростом промышленности возникнет борьба промышленных рабочих. Учитывая сильный дух организации и великую солидарность, которую так часто демонстрируют китайские пролетарии и ремесленники, можно ожидать даже более быстрого, чем в Европе, подъема мощного движения рабочего класса». В своей работе там вы испытывали подобные чувства, или это еще один случай, когда Паннекук был слишком оптимистичен?
ПХ: Здесь оптимистическая воля Паннекука просвечивает, но мы могли бы обойтись немного большим интеллектуальным пессимизмом. Тем не менее, важность, которую он отмечает в китайском классообразовании, остается актуальным вопросом, возможно, даже более актуальным сейчас. Исторически мы можем сейчас сказать, что самый большой намордник на политические действия рабочего класса был обеспечен, как это ни парадоксально, «реально существующим социализмом». В таком аргументе есть много дыр, но даже если бы это было так, алиби немного истощилось. По сути, организация труда в КНР считалась излишней (партией) до тех пор, пока значительные излишки в основном перераспределялись. Это не остановило классообразование и антагонизм (партия понимала, что задача состоит в том, чтобы сделать коммунизм, а не просто объявить о его достижении), но при экономических различиях сравнительно небольшой протест рабочих не был острым. Не так обстоит дело сегодня, когда крайности бедности и богатства стали видны гораздо отчетливее. Организация труда по-прежнему подавлена, и пока, по крайней мере, капиталисты и коммунисты улыбаются друг другу через стол.
РБ: Значит, анализ Паннекука все еще актуален?
ПХ: При всей риторической болтовне и идеологических недомолвках эти отрывки читаются как клинопись на столбах столицы. Возможно, слова не переживут форму, но тот факт, что они вообще были выгравированы, напоминает нам о том, что и то и другое исторично. Сейчас, когда мы пытаемся историзировать настоящее, в котором капитал разделяет и объединяет Китай и США, классовая война, о которой писал Паннекук, одновременно анахронична и жизненно необходима. То, что несовременно в «Рабочих советах», своевременно с точки зрения отношений капитала, и этот парадокс дает разные названия самоорганизации в нынешнем кризисе – еще одно неравномерное развитие, которое, возможно, оценил бы Паннекук.
Дж. Дж. Лебель и Пол Маттик [9]
Дж. Дж. ЛЕБЕЛЬ: Какое значение имеет книга Паннекука для сегодняшней Европы? Считаете ли вы, что аналитическая память и теория прошлого опыта коммунизма рабочих советов, как выражается Паннекук, могут быть «услышаны» и поняты сегодняшними рабочими?
ПОЛ МАТТИК: Такая книга, как у Паннекука, не нуждается в немедленной актуальности. Она посвящена историческому периоду, прошлым событиям, а также возможному будущему опыту, в котором феномен появления и исчезновения рабочих советов указывает на тенденцию развития классовой борьбы рабочих и ее меняющиеся цели. Как и все остальное, формы классовой борьбы являются историческими в том смысле, что они появляются задолго до того, как их полная реализация становится реальной возможностью. Например, профсоюзы в эмбриональной форме возникли спонтанно как инструменты сопротивления рабочего класса капиталистической эксплуатации в самом начале развития капитализма, чтобы затем снова исчезнуть из-за объективно обусловленных препятствий на пути их дальнейшего развития. Однако их временная неактуальность не помешала их полному раскрытию в изменившихся условиях, которые затем определили их характер, возможности и ограничения. Точно так же и рабочие советы появились в условиях, которые не позволили раскрыть весь их революционный потенциал. Содержание социальных потрясений, в ходе которых возникли первые рабочие советы, не соответствовало их организационной форме. Например, российские рабочие советы 1905 и 1917 годов боролись за конституционную буржуазную демократию и за такие цели профсоюзов, как восьмичасовой день и повышение заработной платы. Немецкие рабочие советы 1918 года отказались от своей мгновенно завоеванной политической власти в пользу буржуазного Национального собрания и иллюзорного эволюционного пути немецкой социал-демократии. В обоих случаях рабочие советы могли только устраниться, поскольку их организационная форма противоречила их ограниченным политическим и социальным целям. Если в России объективная неготовность к социалистической революции, то в Германии субъективное нежелание реализовать социализм революционным путем стало причиной упадка и, наконец, вынужденного уничтожения движения советов. Тем не менее, именно рабочие советы, а не традиционные рабочие организации, обеспечили успех революционных потрясений, какими бы ограниченными они ни оказались. Хотя рабочие советы показали, что пролетариат вполне способен развивать собственные революционные инструменты — либо в сочетании с традиционными рабочими организациями, либо в оппозиции к ним — в момент своего образования они имели лишь очень смутные представления или вообще не имели представления о том, как консолидировать свою власть и использовать ее для изменения общества. В результате они вернулись к политическим инструментам прошлого. Вопрос о том, может ли идея совета, разработанная Паннекуком, быть понята и принята рабочими сегодня, довольно странный, потому что идея совета подразумевает не больше, но и не меньше, чем самоорганизацию рабочих везде и всегда, когда это становится неизбежной необходимостью в борьбе за свои насущные потребности или за более далекие цели, которые либо уже не могут быть достигнуты традиционными рабочими организациями, такими как профсоюзы и политические партии, либо противоречат им. Для того, чтобы конкретная борьба на заводе или в отрасли могла иметь место и распространяться на более широкие территории и большее количество людей, может потребоваться система рабочих делегатов, комитетов действия или рабочих советов. Такая борьба может найти или не найти поддержку в существующих рабочих организациях. Если нет, то их придется вести самостоятельно, силами самих борющихся рабочих, подразумевая их самоорганизацию. При революционных обстоятельствах это вполне может привести к широкому распространению системы рабочих советов, как основы для полной реорганизации социальной структуры. Конечно, без такой революционной ситуации, выражающей состояние социального кризиса, рабочий класс не будет заботиться о более широких последствиях системы советов, хотя он может организовать себя для конкретной борьбы посредством советов. Таким образом, описание Паннекуком теории и практики рабочих советов относится не более чем к опыту самих рабочих. Но то, что они переживают, они также могут осмыслить и, при благоприятных условиях, применить в своей борьбе внутри и против капиталистической системы.
ДДЛ: Как, по-вашему, появилась книга Паннекука и в какой связи с его практикой (в Германии или Голландии)? Считаете ли Вы, что его книга и его эссе о профсоюзном движении (в «Living Marxism» ) применимы к современным условиям?
ПМ: Паннекук написал свою книгу о рабочих советах во время Второй мировой войны. Она стала обобщением опыта его жизни в области теории и практики международного рабочего движения, а также развития и трансформации капитализма в разных странах и в целом. Она заканчивается временным триумфом возрожденного, хотя и изменившегося капитализма, и полным подчинением интересов рабочего класса конкурентным потребностям соперничающих капиталистических систем, готовящихся к новым империалистическим конфликтам. В отличие от правящих классов, которые быстро адаптируются к изменившимся условиям, рабочий класс, продолжая придерживаться традиционных идей и действий, оказывается в бессильной и, казалось бы, безнадежной ситуации. А поскольку социально-экономические изменения лишь постепенно меняют идеи, может пройти еще немало времени, прежде чем возникнет новое рабочее движение, приспособленное к новым условиям. Хотя продолжающееся существование капитализма, как в частной, так и в государственно-капиталистической форме, доказало, что ожидания роста нового рабочего движения после Второй мировой войны были преждевременными, продолжающаяся жизнеспособность капитализма не устраняет его внутренних противоречий и поэтому не освобождает рабочих от необходимости покончить с ним. Конечно, когда капитализм по-прежнему в седле, можно было бы сохранить и старые рабочие организации, парламентские партии и профсоюзы. Но они уже признаны и признают себя неотъемлемой частью капитализма, обреченной на гибель вместе с системой, от которой зависит их существование. Задолго до того, как это стало очевидным фактом, Паннекуку было ясно, что старое рабочее движение – это исторический продукт растущего капитализма, привязанный к данной конкретной стадии развития, на которой вопрос о революции и социализме может быть только поставлен, но не решен. В такое время рабочим организациям суждено было выродиться в орудие капитулянтства. Социализм теперь зависел от подъема нового рабочего движения, способного создать предпосылки для пролетарского самоуправления. Если рабочие должны были взять в свои руки процесс производства и определять распределение своей продукции, то даже до этой революционной трансформации они должны были функционировать и организовываться совершенно иначе, чем в прошлом. В обеих формах организации, парламентских партиях и профсоюзах, рабочие делегируют свою власть специальным группам лидеров и организаторов, которые должны действовать от их имени, но на самом деле лишь отстаивают свои собственные интересы. Рабочие теряют контроль над своими организациями. Но даже если бы это было не так, эти организации были совершенно непригодны для того, чтобы служить инструментом ни пролетарской революции, ни строительства социализма. Парламентские партии были продуктом буржуазного общества, выражением политической демократии капитализма laissez-faire и имели смысл только в этом контексте. Им нет места в социализме, который должен положить конец политическим распрям, покончив с особыми интересами и социально-классовыми отношениями. Поскольку в социалистическом обществе нет ни места, ни необходимости для политических партий, их будущая избыточность уже объясняет их неэффективность в качестве инструмента революционных изменений. Профсоюзы также не имеют никаких функций при социализме, который не знает отношений заработной платы и организует свое производство не по конкретным профессиям и отраслям, а в соответствии с общественными потребностями. Поскольку эмансипация рабочего класса может быть осуществлена только самими рабочими, они должны организоваться как класс, чтобы взять и удержать власть. Однако в нынешних условиях, которые пока еще не носят революционного характера, советская форма деятельности рабочего класса не является непосредственным проявлением его более широких революционных возможностей, а представляет собой лишь выражение завершенной интеграции традиционных рабочих организаций в капиталистическую систему. Парламентские партии и профсоюзы теряют свою ограниченную эффективность, когда уже невозможно сочетать повышение уровня жизни трудящихся с прогрессивным расширением капитала. В условиях, исключающих достаточное капиталистическое накопление, то есть в условиях экономического кризиса, реформистская деятельность политических партий и профсоюзов перестает быть действенной, и эти организации воздерживаются от своих предполагаемых функций, поскольку теперь они будут угрожать самой капиталистической системе. Они скорее будут пытаться помочь поддержать систему, вплоть до прямого саботажа стремления трудящихся к улучшению условий жизни и труда. Они будут помогать капитализму преодолеть кризис за счет рабочих. В такой ситуации рабочие, не желая подчиняться диктату капитала, вынуждены прибегать к действиям, не санкционированным официальными рабочими организациями, к так называемым диким забастовкам, оккупации заводов и другим формам прямых действий, неподконтрольных установленным рабочим организациям. Эти самоопределяющиеся действия, с их временной структурой совета, указывают на возможность их радикального применения в возникающих революционных ситуациях, заменяя традиционные организационные формы, которые стали помехой как для борьбы за насущные потребности, так и для достижения революционных целей.
ДДЛ: Можете ли вы привести несколько практических и конкретных примеров того, как функционировали рабочие советы (в России, Германии, Венгрии и т.д.), и чем они отличались от традиционных партийных или профсоюзных организаций? Каковы основные различия? Как соотносятся партия и совет или профсоюз?
ПМ: Как любая забастовка, демонстрация, оккупация или другие виды антикапиталистической деятельности, которая игнорирует официальные рабочие организации и ускользает от их контроля, приобретает характер независимого действия рабочего класса, который устанавливает свою собственную организацию и процедуры, может рассматриваться как движение советов; Так, в более широком масштабе, спонтанная организация революционных потрясений, как это произошло в России в 1905 и 1917 годах, в Германии в 1918 году, а позже – против государственно-капиталистических властей в Венгрии, Чехословакии и Польше, использует рабочие советы как единственную форму действий рабочего класса, возможную в условиях, когда все установленные институты и организации стали защитниками статус-кво. Эти советы возникают в силу необходимости, но также и в силу возможностей, предоставляемых капиталистическими производственными процессами, которые уже являются «естественными» формами деятельности и организации рабочего класса. Здесь рабочие «организуются» как класс против класса капиталистов; место эксплуатации также является средством их сопротивления капиталистическому угнетению. «Организованные» своими правителями в фабрики, отрасли, армии или в отдельные районы рабочего класса, рабочие превратили эти «организации» в свои собственные, используя их для своих независимых начинаний и под своим собственным руководством. Последнее избиралось из их среды и всегда могло быть отозвано. Таким образом, исторически сложившееся расхождение между институционализированными рабочими организациями и рабочим классом в целом было устранено, а кажущееся противоречие между организацией и стихийностью разрешено. До сих пор, конечно, рабочие советы находили свои ограничения в пределах спонтанных действий в неблагоприятных условиях. Они были спорадическим выражением спорадических движений, пока неспособных превратить свой потенциал стать организационной структурой неэксплуататорских отношений в реальность. Основное отличие движения советов от традиционных рабочих организаций состоит в том, что если последние теряют свои функции в условиях загнивающего капитализма и не могут внести никакого вклада в строительство социализма, то первые не только становятся единственной формой эффективных действий рабочего класса независимо от состояния, в котором находится капитализм, но и являются одновременно предварительным воплощением организационной структуры социалистического общества.
ДДЛ: Видите ли вы какое-либо сходство (по замыслу, результату или форме) между коммунизмом рабочих советов и современной борьбой рабочих в США и Европе? Считаете ли вы, что последние события свидетельствуют о значительной и качественной эволюции в сторону общества иного типа? Или вы думаете, что недавние выдающиеся борьбы (Май 68-го, Лордстаун, оккупация LIP и т.д.) — это всего лишь старые запрограммированные модернизации капитализма?
ПМ: Без сомнения, существует связь между недавними проявлениями самоопределяющихся действий рабочего класса, таких как французское движение мая 1968 года, оккупация LIP, а также восстания рабочих в Восточной Германии, Польше и даже России, и «инстинктивным», а также сознательным признанием того, что формы действий, представленные концепцией и реальностью рабочих советов, являются необходимым требованием борьбы рабочих в преобладающих условиях. Даже неофициальные забастовки в США можно рассматривать как первое выражение развивающегося классового сознания, направленного не только против явного капиталистического врага, но и против капиталистически интегрированного официального рабочего движения. Однако традиции все еще сильны, а питаемые ими институты составляют часть устойчивости капитализма. Для того чтобы высвободить всю мощь стихийных массовых выступлений, преодолевающих не только защитников капитализма, но и саму систему, нужны гораздо более катастрофические ситуации, чем те, которые произошли в последнее время. В той мере, в какой недавняя и предстоящая борьба рабочих избежала или избежит влияния и контроля капиталистических властей, к которым принадлежит и руководство официального рабочего движения, они были и будут движениями, которые не могут быть интегрированы в капиталистическую систему и поэтому представляют собой настоящие революционные движения.
ДДЛ: Если возникнут новые всеобщие забастовки (такие как май 68-го) или другие массовые революционные движения, как вы думаете, могут ли они развиваться в направлении рабочих советов, уходя от партий и профсоюзов? Каким образом? Что, по-вашему, можно сделать, чтобы избавиться от партий и профсоюзов, которые запрещают самоорганизацию и прямую демократию?
ПМ: В условиях общего кризиса капитализма всегда есть вероятность того, что социальные движения, возникшие в результате этого кризиса, выйдут за пределы препятствий, поставленных на их пути традиционными формами экономической и политической деятельности, и будут действовать в соответствии с новыми потребностями, которые включают в себя необходимость в эффективных формах организации. Однако, как капитализм не уйдет сам по себе, так и существующие рабочие организации будут всеми силами пытаться сохранить контроль над этими социальными движениями и направить их на достижение выгодных для себя целей. В «лучшем» случае, если им не удастся сохранить статус-кво, они направят возможные революционные потрясения в государственно-капиталистические каналы, чтобы сохранить отношения общественного производства, которые не только позволят им существовать дальше, но и превратят их организации в инструменты модифицированной капиталистической системы, а их бюрократию - в новый правящий класс. Короче говоря, если вообще что-то делать, они попытаются превратить потенциальную социалистическую революцию в государственно-капиталистическую революцию, с результатами, подобными тем, которые представляют так называемые социалистические страны. Они могут преуспеть в таких попытках, однако это самая насущная причина для того, чтобы в любой революционной ситуации выступать за создание рабочих советов и пытаться сосредоточить в них всю власть, необходимую для рабочего самоопределения. Социальный контроль через рабочие советы - это одна из будущих возможностей среди других. Вероятность ее реализации, возможно, меньше, чем вероятность трансформации государственного капитализма. Но поскольку последняя не является решением проблемы, присущей отношениям социальной эксплуатации, возможная государственно-капиталистическая революция лишь отсрочит, но не устранит необходимость другой революции, целью которой будет социализм.
ДДЛ: Считаете ли вы, что советы и сегодня являются основной моделью коммунистического общества или они должны быть обновлены, чтобы соответствовать современным условиям?
ПМ: Коммунизм будет системой советов трудящихся или его не будет. «Ассоциация свободных и равных производителей», которая сама определяет свое производство и распределение, мыслима только как система самоопределения в точке производства и отсутствия какой-либо иной власти, кроме коллективной воли самих производителей. Это означает конец государства или любой государственной системы эксплуатации. Это должно быть плановое производство, без вмешательства отношений обмена и превратностей рыночной системы. Регулирование общественного характера производства должно отказаться от фетишистских отношений стоимости и цены и осуществляться в терминах экономики времени, с прямым рабочим временем в качестве меры расчета там, где расчет все же необходим. Предпосылкой такого развития является отсутствие центрального правительства с собственной политической властью. Центральные учреждения системы советов – это просто предприятия среди других, без специального аппарата для утверждения своей воли вне согласия других советов или других предприятий. Структура системы должна быть такой, чтобы сочетать централизованное регулирование с самоопределением производителей. Если в условиях отсталости, с которыми столкнулись первые советы после успешной политической революции (речь идет о России 1917 года), было практически невозможно реализовать коммунистическое общество, основанное на советах трудящихся, то преобладающие условия в развитых капиталистических странах позволяют гораздо больше для актуализации социализма через систему советов. Именно более развитая форма капитализма с его передовой технологией, высокой производительностью труда и сетью коммуникаций создает материальную базу для установления коммунизма на основе системы советов трудящихся. Идея советов не ушла в прошлое, а является наиболее реалистичным предложением для создания социалистического общества. Ничто из того, что произошло за последние десятилетия, не лишило ее реалистичности, а, напротив, лишь подтвердило не утопический характер советов трудящихся и вероятность возникновения подлинно коммунистического общества.
Рабочие Советы
Автор: Антон Паннекук
Выполнила команда:
Архива-журнала «Коммунизм рабочих советов»
Перевод выполнен: Fisherman
Редактирование: Сангвиничный-меланхолик
 |
Предисловие к изданию 1950 г.
Основная часть книги была написана во время войны под оккупацией Голландии немцами, первые три части в 1942 году; четвертая часть в 1944 году; пятая часть была добавлена после войны 1947 года. Автор, который в течение многих лет внимательно наблюдал, а иногда и активно участвовал в рабочем движении, дает здесь краткое изложение того, что из этого опыта и изучения можно извлечь в отношении методов и целей борьбы рабочих за свободу. Несколько иная голландская версия была опубликована в Голландии в 1946 году. Английская версия была напечатана в Мельбурне серийно в качестве дополнения к ежемесячному «Южному защитнику рабочих советов» [название австралийского журнала – пр. переводчика] в 1947-49 годах. Из-за многих трудностей публикация в книжной форме была отложена до 1950 года.
Дж. А. Доусон
Предисловие.
(Которое было в оригинальном голландском издании)
Эта книга была написана в 1941-42 военных годах в условиях оккупации Голландии немцами. Автор, который в течение многих лет внимательно наблюдал и порой активно участвовал в рабочем движении, дает здесь краткое изложение того, что из этого опыта и изучения можно извлечь относительно методов и целей борьбы рабочих за свободу. То, что дает нам век борьбы рабочих, не является ни серией неудачных попыток либерализма, ни непоколебимым передовым маршем рабочих по фиксированному плану старой, хорошо отработанной тактики. С развитием общества мы видим появление новых форм борьбы, и это развитие, навязанное развитием капитализма и ростом рабочего класса, должно продолжаться во все большей степени.
В первой части книги показана задача, которую должны выполнять рабочие, и борьба, которую они должны вести. В следующих частях рассматриваются социальные и духовные тенденции, возникающие в буржуазии, которые определяют условия, в которых рабочие должны были и будут бороться. Все рассуждения основываются на глубокой связи между производственной системой и классовой борьбой, проясненной в марксистской теории.
—Издатель.
I. Задачи
Труд
В настоящее и грядущее время, когда Европа опустошена, а человечество обеднело в результате мировой войны, трудящиеся всего мира должны организовать промышленность, чтобы освободить себя от нужды и эксплуатации. Их задача будет заключаться в том, чтобы взять в свои руки управление производством товаров. Для выполнения этой великой и трудной работы необходимо будет в полной мере осознать современный характер труда. Чем лучше они будут знать общество и положение труда в нем, тем меньше будет трудностей, разочарований и неудач, с которыми они столкнутся в этом стремлении.