Выражение признательности 23 глава

Глядя на эти факторы, мы поражаемся их сходством с компонентами базальной тревоги, которая, повторим, представляет собой чувство одино­чества и беспомощности в потенциально враждебном мире. И принципиаль­ное влияние гордыни на человеческие взаимоотношения на самом деле таково: она усиливает базалъную тревогу. То, что во взрослом невротике мы идентифицируем как базальную тревогу, не базальная тревога в ее изна­чальной форме, а скорее, тревога “с процентами”, наросшими за годы про­текания внутрипсихических процессов. Она стала более сложной установ­кой по отношению к другим, и состав этой установки определяют более сложные факторы, чем те, которые участвовали изначально. Точно так же.

—252—

Глава 12. Невротические искажения отношения к людям

как ребенок, вследствие своей базальной тревоги, вынужден искать особые пути обращения с другими людьми, так и взрослый невротик должен, в свою очередь, найти такие пути. И он находит их — в главных решениях, которые мы уже описывали. Хотя эти решения тоже несут черты сходства с ранними решениями (двинуться к людям, против них или прочь от них), на самом деле, новые решения (смириться, захватить все вокруг или уйти в отставку) отличны по своей структуре от старых. Хотя и они определяют формы отношения к людям, они становятся принципиальными решениями внутрипсихических конфликтов.

Чтобы завершить картину: гордыня усиливает базальную тревогу, но в то же время наделяет других сверхважным значением, через потребности, создаваемые ею. Другие становятся сверхважны, просто незаменимы для невротика, потому что призваны непосредственно подтвердить ложные ценности, на которые он претендует, своим восхищением, одобрением, любовью. Его невротическое чувство вины и презрение к себе настойчиво требуют оправданий. Но сама ненависть к себе, породившая эту потреб­ность, делает почти невозможным найти эти оправдания в своих собствен­ных глазах. Он может найти их только в глазах других. Они должны дока­зать ему, что он обладает теми ценностями, которые стали так важны для него. Он должен показать им, какой он хороший, удачливый, успешный, способный, интеллигентный, могущественный и что может с ними или для них сделать.

Более того, для погони хоть за славой, хоть за оправданиями, он нуж­дается в побуждениях со стороны и, действительно, большую долю побуж­дений получает снаружи. Это яснее всего видно у смиренного типа, кото­рый вряд ли что-то может сделать сам и для себя. Но разве таким актив­ным и энергичным был бы более агрессивный тип, если бы не побуждение поразить, покорить или унизить других? Даже “бунтовщик” все еще нуж­дается в других, чтобы взбунтоваться против них, ради высвобождения своей энергии.

Не в последнюю очередь невротик нуждается в других, чтобы защи­титься от ненависти к себе. Фактически подтверждение своего идеального образа, которое он получает от других, как и возможность самооправдания, вооружают его против ненависти к себе. Кроме того, очевидным и менее очевидным образом он нуждается в других, чтобы смягчить тревогу, вызы­ваемую приступами ненависти и презрения к себе. И, главное, если бы не Другие, он бы не мог обеспечить себя самым могучим средство защиты;

вынесением вовне.

Так получается, что гордыня приносит ему принципиальную несовмес­тимость с другими: он чувствует себя далеким от людей, неуверен в них, боится их, враждебен к ним, и все-таки они ему жизненно важны.

Все эти факторы, нарушающие отношения с людьми вообще, неизбеж­но включаются и в любовные отношения, как только они становятся сколь­ко-нибудь продолжительными. Это самоочевидно с нашей точки зрения,

—253—

Карен Хорни. Невроз и личностный рост

но нужно об этом сказать, поскольку у многих есть ложное убеждение, что любовные отношения будут хорошими, если только партнеры будут полу­чать сексуальное удовлетворение. Действительно, сексуальные отношения могут временно ослабить напряжение или даже закрепить отношения людей, если они основаны на невротическом фундаменте, но они не могут оздоровить их. Поэтому обсуждение невротических проблем в браке или в равноценных отношениях в принципе не прибавит ничего к тому, что уже было изложено. Но внутрипсихические процессы имеют особое влияние на значение и функции, которые любовь и секс приобретают для невро­тика. И я хочу заключить эту главу, представив некую общую точку зрения на природу этого влияния.

Смысл и значимость, которые любовь имеет для невротической лич­ности, так разнятся в зависимости от типа принятого им решения, что мы не можем их обобщить. Но во все отношения невротика всегда вмешивается одно нарушение: глубоко укоренившееся чувство, что его полюбить невоз­можно. Я говорю здесь не о том, что он считает, что его не любит тот или другой человек, а о его убеждении, которое может доходить до бессозна­тельной веры, что его не любит и не мог бы полюбить никто и никогда. О да, он может быть уверен, что другие любят его за внешность, голос, помощь или за сексуальное удовлетворение, приносимое им. Но они не любят его самого, потому что это просто невозможно. Если действительность проти­воречит этому убеждению, он склонен отбрасывать ее свидетельства, на разном основании. Возможно, этот человек одинок, ищет, к кому бы при­слониться, или склонен к благотворительности и т. п.

Но вместо того, чтобы взяться за эту проблему (если он ее осознает) прямо, он подходит к ней то с одного бока, то с другого, не замечая в этих подходах противоречия. С одной стороны, даже если он и не особенно забо­тится о любви, он склонен держаться за иллюзию, что когда-нибудь, где-нибудь да встретит “того” человека, который его полюбит. С другой сто­роны, он приобретает ту же установку, что и по отношению к уверенности в себе: он считает, что любят независимо от существующих достойных любви качеств. А поскольку он отделяет возможность полюбить его от личных качеств, он не видит возможности что-то изменить в этом плане в ходе своего развития. Поэтому он склонен к фатализму и считает то, что его не любят, загадочным, но непоколебимым фактом.

Смиренный тип легче всего осознает свое убеждение в том, что его невозможно любить, и, как мы видели, больше всех старается взрастить в себе приятные качества или, по крайней мере, их видимость. Но даже он, с его поглощающей заинтересованностью в любви, не приходит сам собой к вопросу: отчего же именно он так уж убежден в том, что его невозможно полюбить?

У этого убеждения есть три основных источника. Первый из них — ухудшение способности невротика любить самому. Эта способность ухуд­шается неизбежно, в силу всех тех факторов, которые мы обсуждали в этой главе: он слишком погружен в себя, слишком уязвим, слишком боится

- 254—

Глава 12. Невротические искажения отношения к людям

людей и т. д. Хотя связь между чувством, что ты достоин любви, и способ­ностью любить самому достаточно часто признается интеллектуально, она имеет глубокий жизненный смысл для очень немногих из нас. Однако если наша способность к любви хорошо развита, нас не беспокоит вопрос, мож­но нас любить или нет. Не является тогда и вопросом решающей важности, на самом ли деле нас любят другие.

Второй источник убеждения невротика в том, что его невозможно любить,— его ненависть к себе и ее вынесение вовне. Пока он не принимает сам себя (считает себя на самом деле достойным ненависти или презре­ния), как он может поверить, что кто-то другой может его полюбить?

Эти два источника, мощных и всегда действующих при неврозе, отве­чают за то, что невротика не так-то легко излечить от его чувства, что его невозможно любить. Мы видим его у пациента и можем изучать его послед­ствия для любовной жизни. Но оно может ослабеть только в той степени, в какой ослабеет его источник.

Третий источник действует не так прямо, но его важно упомянуть по другой причине. Невротик ждет от любви больше, чем она, в лучшем слу­чае, может дать (ждет “совершенной любви”), или ждет чего-то другого, что она может дать (например, любовь не освободит его от ненависти к себе). А потому, как бы его на самом деле ни любили, никакая любовь не выполнит его ожиданий, и он склонен чувствовать, что его не любят “по-настоящему”.

Эти ожидания от любви могут быть самими различными. Вообще гово­ря, она призвана удовлетворить многие невротические потребности, часто сами по себе противоречивые, или, в случае смиренного типа — все его потребности. И тот факт, что любовь ставится на службу невротическим потребностям, делает ее не только желанной, но смертельно необходимой. Таким образом, мы находим в любовной жизни ту же несовместимость, которая существует по отношению к людям вообще: преувеличенная потребность в ней и сниженная способность к ней.

Возможно, было бы столь же неверно проводить четкое различие меж­ду любовью и сексом, как и слишком тесно связывать их (Фрейд). Однако поскольку при неврозе сексуальное возбуждение или желание чаще отделе­но от чувства любви, чем связано с ним, я хочу сделать несколько особых замечаний по поводу роли сексуальности при неврозе. Естественные функ­ции сексуальности — физическое удовлетворение и удовлетворение потребности в близости с другим человеком. Кроме того, сексуальное функ­ционирование человека повышает его уверенность в себе с разных сторон. Но при неврозе все эти функции расширяются и приобретают иную окраску. Сексуальная активность начинает облегчать не только сексуальное напря­жение, но и многочисленные несексуальные виды психических напряжений. Она служит проводником презрения к себе (при мазохизме) или средством отыграть самомучительство, унижая или мучая партнера сексуально (сади­стская практика). Это самый частый путь смягчения тревоги. Сам человек

— 255 —

Карен Хорни. Невроз и личностный рост

не осознает таких связей. Он может даже не осознавать, что испытывает особое напряжение или тревожится, а чувствовать только сексуальное возбуждение или желание. Но при анализе мы можем точно проследить эти связи. Например, пациент подходит вплотную к восприятию ненависти к себе, и вдруг у него возникают планы или фантазии переспать с какой-то девушкой. Или же он говорит о какой-то своей слабости, которую глубоко презирает, и появляются садистские фантазии о том, как пытают кого-то более слабого, чем он.

Естественная функция сексуальности — установление близкого кон­такта с другим человеком, также часто приобретает преувеличенные про­порции. Про замкнувшихся в себе людей хорошо известно, что для них сексуальность может быть единственным мостиком к другому человеку, но роль ее не ограничивается тем, что она становится очевидной заменой чело­веческому общению. Мы увидим это, глядя на поспешность, с которой люди могут ринуться в сексуальные отношения, не давая себе подумать, есть ли у них хоть что-нибудь общее, хоть какой-то шанс понравиться друг другу, понять друг друга. Конечно, есть вероятность, что эмоциональная близость сложится у них позже. Но чаще этого не происходит, потому что обычно первоначальный порыв сам по себе уже знак того, что у них слиш­ком большие трудности в установлении хороших человеческих отношений.

Наконец, нормальна связь между сексуальностью и уверенностью в себе, а здесь возникает связь между сексуальностью и гордыней. Сексу­альное функционирование, привлекательность, желанность, выбор парт­нера, качество и разнообразие сексуального опыта — все это становится не предметом желаний или удовольствия, а предметом гордости. Чем больше личный фактор в любви слабеет, а сексуальный усиливается, тем больше бессознательная озабоченность по поводу возможности любви к себе сменя­ется озабоченностью своей привлекательностью*.

Эти расширенные функции, которые приобретает сексуальность при неврозе, не обязательно ведут к усиленной, по сравнению с относительно здоровым человеком, сексуальной активности. Может произойти и это, но они могут также повести к усилению запретов. Сравнение со здоровым человеком вообще трудно провести, поскольку даже в “норме” существует масса различий: по сексуальной возбудимости, по силе и частоте сексуаль­ных желаний, по формам сексуального самовыражения. Но все же есть одно значительное различие. Мы говорили о нем в связи с воображением**:

сексуальность ставится на службу невротическим потребностям. По этой причине она часто приобретает не подобающую ей важность, в смысле заимствования значимости из несексуальных источников. Хуже того, по той же причине сексуальные функции легко нарушаются. Тут и страхи, тут и ворох запретов, тут же замешивается и проблема гомосексуальности, и перверсии. Наконец, поскольку сексуальная активность (включая мастур-

* См. обсуждение презрения к себе в главе 5. ** См. главу 1.

-256-

Глава 12. Невротические искажения отношения к людли

бацию и фантазии) и особеннности ее формы определяются (или, по край­ней мере, отчасти определяются) невротическими потребностями или запретами, она часто делается компульсивной. Все эти факторы могут при­вести к тому, что невротический пациент начинает вступать в сексуальные отношения не потому, что он этого хочет, а потому что Надо угодить парт­неру; потому что Надо получить знак, что его хотят или любят; потому что Надо успокоить какую-то тревогу; потому что Надо доказать свою власть или потенцию и т. п. Сексуальные отношения, другими словами, меньше определяются реальными желаниями и чувствами, чем влечением к удов­летворению каких-то компульсивных потребностей. Даже если не возни­кает никакого намерения унизить его, партнер перестает быть личностью и становится сексуальным “объектом” (Фрейд)*.

Подходы невротика к этим проблемам так бесконечно разнообразны, что я не буду и пытаться здесь обрисовать все возможности. Особые затруднения в любви и сексе, в конце концов, лишь одно из выражений общего невротического расстройства. Такое разнообразие существует потому, что оно определяется не только индивидуальной структурой харак­тера невротика, но и особенностями его прошлых и нынешних партнеров.

Это может показаться искусственным разграничением, поскольку из нашего анализа выяснилось, что чаще, чем это предполагалось ранее, выбор партнера делается бессознательно. Верность этой концепции подтвержда­лась вновь и вновь. Но мы были склонны перейти к другой крайности, пола­гая, что каждый партнер — это индивидуальный выбор; а такое обобщение неверно. Его нужно ограничить в двух направлениях. Сперва необходимо спросить: кто делает “выбор”? Само слово предполагает возможность выбирать и разбираться в выбранном партнере. Обе возможности у невро­тика ограничены. Он способен выбирать только в той степени, в какой его представления о других не искажены всеми теми факторами, которые мы уже обсудили. И в этом строгом смысле то, что остается, вряд ли заслужи­вает названия выбора. Под “выбором партнера” подразумевается чувство влечения к другому на почве неудовлетворенных требований невротика:

его гордости, его потребности властвовать или эксплуатировать, его потребности капитулировать и т. п.

Но даже в этом ограниченном смысле у невротика немного шансов “выбрать” партнера. Он может вступить в брак, потому что так положено, и может быть так отчужден от самого себя и так далек от других, что всту­пает в брак с тем, кого ему случилось узнать чуть получше, или с тем, кто этого хочет. Его самооценка из-за презрения к себе может быть столь низ­кой, что он просто не может подойти к тем лицам противоположного пола, которые привлекают его, пусть даже по невротическим причинам. Добавив к этим психологическим ограничениям фактическое — он часто знает очень

Подходя к теме с точки зрения половой морали, английский философ Джон Макмюррей в работе “Рассудок и чувство” делает критерием ценности сексуальных отношений искрен­ность чувств. (John Macmurray. “Reason and Emotion”. Faber and Faber Ltd. London, 1935).

—257—

Карен Хорни. Невроз и личностный рост

мало доступных ему партнеров,— мы поймем, как мало остается на долю случайности.

Не пытаясь воздать должное бесконечному разнообразию эротических и сексуальных переживаний, являющемуся результатом многообразия вовлеченных факторов, я только укажу на некоторые общие тенденции, действующие в невротической установке по отношению к любви и сексу. Он может быть склонен исключить любовь из своей жизни. Он может умалять или отрицать ее значение или даже ее существование. Любовь тогда кажется ему не предметом желаний, а, скорее, тем, чего следует избе­гать или презирать, как самообман слабых.

Такая тенденция к исключению любви тихо, но определенно действует у “ушедшего в отставку”, отчужденного и замкнутого типа. Индивидуаль­ные различия в этой группе в основном касаются установки по отношению к сексуальности. Он может выбросить из своей жизни реальную возмож­ность не только любви, но и секса, и жить так, словно их не существет, или они не имеют значения для него лично. К сексуальному опыту других он не чувствует ни зависти, ни неодобрения и может даже проявлять понимание, если они попадают в трудное положение.

У других могло быть несколько связей в молодости. Но они не пробили броню их отчуждения, были не слишком значимы и не оставили после себя желания дальнейших опытов.

У третьих сексуальные переживания важны и приятны. Они могут испытывать их с множеством разных партнеров, но (сознательно или бес­сознательно) следят за тем, чтобы ни к кому не привязаться. Характер этих временных связей зависит от многих факторов. Более всего сказывается здесь преобладание склонности к захвату или к смирению. Чем ниже само­оценка, тем больше сексуальные контакты ограничиваются лицами, стоя­щими на более низком общественном или культурном уровне, например, проститутками.

Четвертые вступают в брак по случаю и даже умудряются сохранять приличные, хотя и неблизкие отношения, если партнер того же типа. Если же такой мужчина женится на той, с кем у него мало общего, он может характерным образом смириться с ситуацией и пытаться выполнять свои обязанности мужа и отца. Только если партнер слишком агрессивен, неис­тов или садистичен, чтобы позволить супругу скрыться в своей скорлупе, он может или попытаться разорвать отношения, или сам развалится под их тяжестью.

Агрессивно-мстительный тип исключает любовь самым воинственным и деструктивным путем. Его общая позиция по отношению к любви — пре­небрежительная, уничижительная. Что касается его сексуальной жизни, то здесь, видимо, есть две принципиальных возможности. Его сексуальная жизнь может быть потрясающе бедной — ограничиваться случайными свя­зями, с целью избавиться от физического или психического напряжения;

или же сексуальные отношения могут быть очень важны для него, при том условии, что он может дать полную волю своим садистским побуждениям.

—258—

Глава 12. Невротические искажения отношения к людям

В этом случае он или занимается сексуальным садизмом (который может больше всего возбуждать его и приносить наибольшее удовлетворение), или неестествен и чрезвычайно сдержан в сексе, при том, что угрожает партнеру по-садистски.

Другая общая тенденция по отношению к любви и сексу направлена на то, чтобы исключить любовь (а иногда также и секс) из реальной жизни, но отвести им выдающееся место в воображении. Любовь тогда становится такой возвышенной и чистой, что любое ее реальное осуществление кажет­ся мелким и гадким. Гофман талантливо описал это в “Сказках”, называя любовь “тем стремлением к бесконечному, которое венчает нас с небе­сами”. Это заблуждение посеяно в нашей душе “коварством врага рода человеческого... что через радости плоти можно на земле достичь того, что существует в наших сердцах только как божественное обещание”. Любовь, таким образом, может быть реализована только в фантазиях. Дон Жуан, в его интерпретации, разбивает жизнь женщин потому, что “каждое пре­дательство любимой невесты, каждая радость, сокрушенная жестоким уда­ром по любящему, это.... высшее торжество над злобным чудовищем, и поэтому навсегда поднимает соблазнителя над нашей узкой жизнью, над природой и Создателем.”

Третья и последняя возможность, которая будет здесь упомянута, это преувеличение места любви и секса в реальной жизни. Любовь и секс тогда становятся главной ценностью в жизни и соответственно прославля­ются. Мы проведем здесь грубую границу между любовью завоевывающей и любовью покоряющейся. Последняя логично вытекает из решения о сми­рении и была описана в этом контексте. Первая случается в жизни нарцис-сического типа, если по особым причинам его влечение к власти сосредото­чилось на любви. Тогда это предмет его гордости — быть идеальным любов­ником, перед которым никто не устоит. Женщины, которых легко добиться, его не привлекают. Он должен доказать свое могущество, завоевывая тех, которые по тем или иным причинам недоступны. Победа может состоять только в половом акте, но целью может быть и полное эмоциональное под­чинение. Когда цель достигнута, интерес пропадает.

Я не уверена, что это краткое представление, всего на нескольких стра­ницах, показывает степень и силу влияния внутрипсихических процессов на межличностные отношения. Когда мы понимаем, какое мощное это воз­действие, нам приходится расстаться с определенными, обычно скрытыми, ожиданиями, например, с тем, что хорошие человеческие отношения могли бы благотворно повлиять на невроз или, в более широком смысле, на разви­тие личности. Есть надежда, что смена окружения, брак, роман, участие в общественной деятельности (социальной, религиозной, профессиональ­ной и т. п.) помогут человеку перерасти свои невротические проблемы. При аналитической терапии эти ожидания выражаются в убеждении, что принципиально лечащий фактор состоит в возможности пациента устано­вить хорошие отношения с аналитиком, а именно такие, в которых отсутст-

—259—

Карей Хорчи. Невроз и личностный рост

вуют травматичные факторы детства*. Это убеждение вытекает из пред­посылки, которой придерживаются определенные аналитики, что невроз в первую очередь был и остается нарушением отношений с людьми, и по­этому его можно вылечить опытом хороших человеческих отношений. Дру­гие упомянутые ожидания не основаны на такой именно предпосылке, а, скорее, на том, что мы понимаем, и по сути верно понимаем, что отношения с людьми — решающий фактор в нашей жизни.

Все эти ожидания оправданы по отношению к ребенку и подростку. Даже если у него можно заметить признаки идей величия, или требований особых привилегий, или повышенную обидчивость и т. п., он может быть достаточно гибким для реакции на благоприятное человеческое окружение. Оно может уменьшить его тяжелые предчувствия, враждебность, может сделать его более доверчивым и все еще может порвать порочные круги, затягивающие его в невроз. Конечно, мы должны добавить ограничение “более-менее”,— в зависимости от степени его личностных нарушений и продолжительности, качества и интенсивности хорошего человеческого влияния на него.

Такое благотворное влияние на внутренний рост личности может быть оказано и в зрелом возрасте, при том, что гордыня и ее следствия не слиш­ком глубоко внедрились, или (подойдя с позитивной стороны) при том, что идея самореализации (какие бы слова ни употреблял для нее сам человек) все еще жива и осмысленна для него. Мы часто видели, например, как один из супругов стремительно шагает в своем развитии, когда другой проходит анализ и меняется к лучшему. В таких случаях действует несколько факто­ров. Обычно анализируемый партнер рассказывает о том, что ему откры­лось, о своих внутренних озарениях, и другой партнер может извлечь из этого ценную информацию для себя самого. Увидев своими глазами, что изменение возможно, он получает толчок к тому, чтобы сделать что-нибудь и для себя. А возможность лучших отношений стимулирует его перерасти свои собственные нарушения. Подобные изменения могут произойти и помимо анализа, когда невротик вступает в близкие и продолжительные отношения с относительно здоровым человеком. И здесь многие факторы могут побудить его к росту: изменение системы ценностей; чувство, что он принадлежит кому-то и его принимают; снижается возможность вынесения вовне, и он поворачивается лицом к своим собственным проблемам; созда­ется возможность услышать и получить пользу от серьезной и конструктив­ной критики и т. д.

Но эти возможности более ограниченные, чем обычно полагают. При­нимая во внимание, что опыт аналитика несколько сужен тем, что он видит

* Жанет Риош. “Феномен перенесения в психоаналитической терапии” (Janet M. Rioch “.The Transference Phenomenon in Psychoanalytic Therapy”. Psychiatry. 1943). “Лечит в про­цессе анализа то, что пациент открывает часть самого себя, которую вынужден был вытес­нить в первоначальном жизненном опыте. Он может это сделать только в межличностных отношениях с аналитиком, подходящих для такого открытия заново... Реальность постепен­но становится “неискаженной”. Собственное Я отыскивается заново в личных отношениях аналитика и пациента”.

—260—

Глава 12. Невротические искажения отношения к людя.”

в основном те случаи, когда такие надежды не воплощались в жизнь, я риск­нула бы все же сказать, что теоретически эти шансы слишком малы, чтобы как-то оправдывать слепую уверенность, возлагаемую на них. Мы снова и снова видим, как человек, утвердившись в своем способе решения внут­ренних конфликтов, вступает в новые отношения с жестким набором своих требований и своих Надо, со своей правотой и уязвимостью, ненавистью к себе и вынесением вовне, со стремлением к власти, капитуляции или сво­боде. Следовательно, отношения, вместо того чтобы стать отрадой для двоих и средой их совместного роста, становятся средством удовлетворения невротических потребностей. Влияние, которое такие отношения оказы­вают на невротика,— это, в основном, уменьшение или снижение внутрен­него напряжения, в соответсвии с удовлетворением или фрустрацией его потребностей. Захватнический тип, например, будет и чувствовать себя лучше, и функционировать лучше, если он владеет ситуацией или окружен восхищенными учениками. Смиренный тип может расцвести, когда он не так изолирован и чувствует себя нужным и желанным. Всякий, кому зна­комо невротическое страдание, несомненно оценит субъективную ценность таких улучшений. Но они не обязательно означают внутренний рост. Чаще они лишь указывают, что подходящее окружение может позволить невроти­ку почувствовать себя лучше, хотя его невроз совершенно никуда не исчез.

Та же самая точка зрения приложима и к ожиданиям (более безличного свойства), возлагаемым на смену общественных институтов, экономиче­ских условий, политических режимов. Конечно, тоталитарный режим успешно прерывает рост личности и по самой своей природе должен иметь такую цель. И нет сомнений, что стоит стремиться только к такому полити­ческому режиму, который дает свободу для самореализации как можно большему числу людей. Но даже самые лучшие изменения внешней ситуа­ции сами по себе не принесут личностного роста. Они не могут сделать большего, чем дать лучшую среду для роста.

Ошибка всех таких ожиданий состоит не в переоценке межличностных отношений, а в недооценке внутрипсихических факторов. Хотя человече­ские отношения крайне важны, они не властны искоренить гордыню чело­века, который удерживает от общения свое реальное Собственное Я. В этом решающем вопросе гордыня снова оказывается врагом нашего роста.

Развитие наших особых дарований не является ни исключительной, ни даже главной целью самореализации. Сердцевина процесса — раскрытие нашего человеческого потенциала; следовательно, в центре него находится развитие нашей способности к хорошим человеческим взаимоотношениям.

Глава 13 Невротические нарушения в работе *

У нарушении в нашей трудовой жизни могут быть разные источники. Они могут наступить в результате внешних условии, таких как экономиче­ское или политическое давление, отсутствие покоя и уединения или вре­мени, или (возьмем характерный и часто встречающийся современный при­мер) трудности, с которыми сталкивается писатель, когда он вынужден учиться выражать себя на новом языке. Трудности могуть проистекать из условий культуры, например, таких как давление общественного мнения, заставляющее человека зарабатывать гораздо больше своих реальных потребностей,— как наш городской деловой человек, бизнесмен. Скажем, для мексиканского индейца такая установка не имеет смысла.

Однако в этой главе я буду обсуждать не внешние препятствия, а невро­тические затруднения, поскольку они привносятся и в работу. Ограничим тему еще более: многие невротические нарушения в работе связаны с от­ношением к другим людям: старшим, младшим и равным по положению. И хотя мы фактически не можем четко отделить их от трудностей, касаю­щихся самой работы, мы опустим эти последние здесь настолько, насколь­ко это возможно, и сосредоточимся на влиянии внутрипсихических факто­ров на процесс труда и на отношение человека к труду. Наконец, невроти­ческие нарушения сравнительно неважны в любой рутинной работе. Их влияние возрастает в той степени, в какой работа требует инициативы, предвидения, ответственности, уверенности в своих силах, изобретатель­ности. Поэтому я ограничу свои заметки такой работой, где мы должны под­ключать ресурсы нашей личности,— творческой работой, в широком смы­сле этого слова. В виде иллюстраций мной приведены примеры научной работы и художественного творчества, но сказанное можно приложить и к труду хозяйки дома и матери, и к работе учителя, бизнесмена, юриста, организатора.

Размах невротических нарушений в работе велик. Как мы сейчас уви­дим, не все они осознаются; многие проявляются в низком качестве про­деланной работы или в недостатке продуктивности. Другие выражаются