РЕЛИГИЯ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ 16 глава





теория познания Рея = стыдливый материа- лизм

Истина — это объективное. Объективное —
это совокупность отношений, не зависящих от
наблюдателя. Практически это то, что при-
знается всеми, что составляет предмет всеоб-
щего опыта, всеобщего согласия, понимая
эти слова в научном смысле. Производя ана-
лиз условий этого всеобщего согласия, ища за
этим фактором право, отыскиваемое им, при-
чину, обосновывающую его, мы приходим к
такому выводу: научная работа имеет целью
«рассубъективировать», обезличить опыт, рас-
тягивая и продолжая его методически. Сле-
довательно, научный опыт продолжает гру-
бый опыт. И между научным фактом и грубым
фактом нет различий в характере.

Иногда говорили, что научная истина есть
лишь абстракция. Конечно, она лишь абст-
ракция, если рассматривать грубый, т. е.
субъективный и индивидуальный опыт, ибо
она исключает из этого опыта все, что зави-
сит единственно от индивидуума, который по-
знает посредством опыта. Но эта абстракция,
напротив, имеет целью вновь обрести данное
таким, как оно есть, независимо от изме-
няющих его индивидуумов и обстоятельств,
открыть объективное, конкретное по преиму-

ществу, р еальное.
Интересно было бы постараться проверить эту общую теорию
путем анализа некоторых знаменитых заблуждений. Например,
система Птолемея показывает нам опыт, загроможденный инди-
видуальными представлениями, зависящими от земных усло-
вий астрономического наблюдения: это звездная система, как
она
видна с земли. Система Коперника — Галилея гораздо более
объективна, та к как она упраздняет условия, зависящие о т

то го факта, что наблюдатель помещается на земле. В более общем
смысле Пенлеве сделал замечание, что причинность в механике,
в науке эпохи Возрождения и в науке нашего времени, обнимала



условия появления феномена, независимые от пространства и
времени. Но дело в том, что условия положения в простран-
стве и во времени охватывают, особенно в механике, почти
всю совокупность субъективных условий, которые уже недоста-
точно грубы, чтобы их исключать упрощенными соображениями.

истина и заблуждение (приближение к диалекти- ческому материализму)

Важный вывод: заблуждение не есть абсо-
лютная антитеза истины. Как это утверждали

очень многие философы, оно не носит положи-
тельного характера, оно скорее негативно и
частично, оно есть в некотором смысле мень-
шая истина. Обнажая его, благодаря опыту,
от подразумеваемого им субъективного, мы
постепенно приходим к истине. Истина же,
в полном смысле слова, раз уже достигнута,
представляет собой абсолютное и предел, ибо

она есть объективное, необходимое и всеоб-
щее. Но только этот предел далек от нас
почти во всех случаях. Он представляется нам
почти математическим пределом, к которому

мы все больше приближаемся, не имея воз-
можности никогда дойти до него. Притом же
история науки показывает нам истину в ста-
новлении
развития; истина не сложилась,

она

но она складывается.

[Быть может]|

никогда не сложится, но она будет склады-
ваться все больше и больше.

языкоблудие с „опытом"
„опыт"

Напоследок может быть поставлен еще один
вопрос — не одержимы ли мы еще, вместо
того чтобы довольствоваться тем, что есть,
все той же старинной метафизической иллю-
зией, заключающейся в стремлении дознаться,
почему существуют вещи. Почему опыт имеет
субъективные условия? Почему познание его
не является для всех непосредственно единым
и тождественным? Мы имеем как будто право
отказаться от ответа; но тут благодаря психо-
логии можно было бы, кажется, дать положи-
тельное указание. Если бы полный опыт имел
в какой-нибудь мере знание о себе самом,
как бог пантеистов, это знание действительно
было бы непосредственно единым и тожде-
ственным. Но в опыте, как он нам пред-
стает, знание опыта дается отрывочно, и

только для этих отрывков опыта мы являемся
собой.




Биология и психология учат нас, что
мы сложились или, вернее, складывались
в то, что есть, путем приспособления, непре-
рывного равновесия со средой. Из чего можно

1'experience = le milieu? *

в общем заключить, что наше познание
должно, прежде всего, откликаться на потреб-
ности органической жизни. Кроме того, вна-
чале оно бывает ограниченным, смутным,
весьма субъективным, как в инстинктивной
жизни. Но раз сознание появилось в игре
всемирных энергий, оно сохраняется и усили-
вается по причине своей практической полез-
ности. Эволюционируют и развиваются все
более и более сложные существа. Сознание
становится более точным, более определенным.
Оно становится умом и рассудком. И вместе
с тем более полным становится приспособление
к опыту, соответствие ему. Наука — лишь

высшая форма этого процесса. Она имеет
право надеяться, даже если она его никогда
не достигает, на познание, составляющее
уже только одно целое с данным, абсолютно,

адекватным предмету: объективное, необхо-
димое и всеобщее. Теоретически ее притяза-
ние оправдано, потому что оно лежит в на-
правлении эволюции, происходившей до сих пор. Практически же это притязание, по всей вероятности, никогда не будет удовлет-
ворено, ибо оно отмечает предел эволюции, и для того чтобы его достигнуть, нужно было бы состояние мироздания, совершенно
отличное от нынешнего состояния, и род отождествления между мирозданием и опытом познания... Наиболее искусственная из всех абстракций та, которая исключает из опыта результаты разумного труда и успеха эволюции.


* — опыт = среда? Ред.

Эта эволюция определенно направлялась практикой и к прак-
тике, ибо она передается и осуществляется благодаря непре-
рывному приспособлению существа к своей среде. Кто стал бы
это отрицать в наши дни? Это ведь одна из самых решающих
побед прагматизма над ископаемым отныне рационализмом. Но
она не означает, что истинное определяется функцией полезности
и успеха. Она, на против, означает, что полезное, успех суть
следствие обладания истиной...



Чтобы толково и точно выразить соотно-
шения практики и истины, по-видимому,
следовало бы, таким образом, говорить не:
истинно то, что удается, но удается то, что
истинно, т. е. то, что сообразно с действитель-
ностью, поскольку дело касается попытки
к действию. Прямое действие является резуль-
татом точного знания реальностей, в среде

которых оно совершается. Мы поступаем
правильно в меру нашего действительного
знания.


стыдливый
материализм


§ 5. теория познания

Все согласятся, я полагаю, что мы утверждаем в качестве
истинного и объективного то, что не зависит от индивидуаль-
ного коэффициента, встречающегося у каждого индивида в акте
познания. Но там, где обнаруживаются расхождения, придется
сказать, в какой момент исчезает индивидуальный коэффи-
циент. Могу ли я, перед лицом какого бы то ни было эксперимен-
тального утверждения, провести деление между тем, что кон-
статировано всеобщим образом, и тем, что констатировано
только мной?

путает

Мы говорили, в общем смысле, что наука как раз
во всех случаях стремилась провести это деление.
В сущности, у науки нет другой цели. Она смогла бы
определить себя этим признаком. Практически же
у нас уже имеется первый способ отличить то, что
истинно и объективно, от того, что субъективно и
иллюзорно. Истинным будет то, что будет получаться
при помощи строго примененных научных методов. На
ученых возложена задача выработать, уточнить и
определить эти методы. Этот первый критерий строже
слишком туманного правила, которое мы давали до
сих пор: всеобщего согласия. Ибо всеобщее согласие
может бы ть всего лишь всеобщим предрассудком...

Нужно условиться: истина, которой чело-

век мо жет достигнуть, есть человеческая истина.
Этим словом мы не хотим сказать, что она

релятивна в скептическом смысле!!!

релятивна в скептическо м смысле слова. Но

мы хотим сказать, что она зависит от строе-
ния человеческого вида и действительна толь-
ко для этого вида...



ха!

Впрочем, нужно раз навсегда покончить с некоторыми
софизмами: истина, действительная для всего рода чело-
веческого, человеческая истина, для человека является
абсолютной истиной, ибо если предположить, как это

делают сторонники внечеловеческого абсолютного, что
она не является отпечатком действительности, она, по
крайней мере для человека, все же есть единственно воз-
можный точный перевод, абсолютный эквивалент ее...

[351—352] Один современный ученый, Пуанкаре, утверждал...
что физика никогда не пмеет дела с тождественными фак-
тами, а просто с фактами, очень похожими одни на другие.
В таком случае, на что нам наука, ибо если она хочет быть
строго точной, то каждый новый факт требует нового закона?

Это возражение носит тот же характер, что и следующее:
каждый факт охватывает бесконечное. Следовательно, нам
нужна была бы полная наука, чтобы о малейшем предмете иметь
малейшее точное знание. Оно разрешается таким же образом
и почти само собой...

финал = стыд- ливый мате- риализм

В итоге — данное есть научный объект,
ибо оно поддается анализу, и этот анализ
открывает нам условия его существова-
ния. Наука достоверна потому, что всякий
производимый ею анализ постепенно приво-
дит нас к экспериментальным интуициям,
имеющим ту же ценность, что и данное; так

что наука имеет ту же степень достоверности,
что и существование объясняемой ею вселенной
и мое собственное существование, также по-
знаваемое мной экспериментальной интуицией.


ГЛАВА VIII

ОБЩЕЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ФИЛОСОФИЯ ОПЫТА

[354—357] Мы то и дело, с самого начала эллинской
философской мысли, находим все те же две или три общие
ориентации метафизического духа. Это ориентации,
по которым все учебники обычно еще классифицируют
философские системы под наименованиями материа-
лизма, спиритуализма и идеализма.

В сущности — если рассматривать вещи с очень
общей точки зрения, на которую мы здесь становимся,



NB

т. е. с точки зрения «особой шкалы ценности», которую
нам дает каждая из этих ориентаций — поскольку спири-
туализм и идеализм часто представляют самые близкие
аналогии, можно сказать, что метафизика всегда ставила
нас перед лицом двух больших ценностных шкал: мате-
риалистической шкалы и идеалистическо-спиритуалисти-
ческой шкалы. Эти две шкалы взаимно-противоположны,
и каждая почти является перевернутым изображением
другой.

суждение об идеализме и материализме

В идеалистическо-спиритуалистической
шкале наверху лестницы находится дух; это

он придает смысл и ценность всему осталь-
ному, либо вместе с идеализмом представляя
единственную реальность, так как материаль-
ные видимости создаются им или существуют
только для него, либо вместе с спиритуализ-
мом являя, сверх материальной действитель-
ности, которая составляет лишь его опору
или его окружение, высшую действительность,
в которой природа завершается и которою
она объясняется. — В материалистической

вздор!

шкале, напротив, все исходит от материи
и все к ней возвращается. Она — вечный и
[неизменный] творец всех зрелищ вселенной,
включая и зрелище жизни, и зрелище созна-
ния. Жизнь лишь особый — среди бесконеч-
ного множества других — вид комбинаций,
которые слепой случай извлекает из первичной
материи. Сознание, мысль суть лишь явления
жизни; мозг выделяет их, как печень выделяет
желчь...

Мысль или, на худой конец, нечто из по-
рядка нематериального и свободного духа
необходимы и как высший принцип объясне-
ния, и как существенное начало бытия и тво-
рения. Поставьте дух, и в природе все станет

понятно. Уничтожьте его, и природа станет

3 000 лет идеализма и материа- лизма

непонятной. Она испарится в ничто.

Материализм, напротив, утверждает — если

мне позволено будет применить тот же упро-
щенный прием, — что каждый опыт, объяс-
няющий нам психологический факт, сводит
его к органическим фактам. Органическая

материя мало-помалу сводится к неоргани-


ческой материи. Сила есть не что иное, как
побуждение к толчку; это движение, состав-



ное с другим. Стало быть, в основе вещей
мы находим лишь грубое и слепое дви-
жение.

И вот скоро уже три тысячи лет, как эти
ценностные системы подхватываются в каждом
поколении, развиваются, иногда уточняются,
очень часто затемняются ухищрениями мысли,
которая никак не хочет признать себя по-
бежденной. А мы почти так же мало подвину-
лись вперед, как в самом начале.

Не значит ли это, в таком случае, что вопросы,
дебатируемые этими противоречивыми системами,
праздны и плохо поставлены? Желание установить
между вещами объяснительную иерархию не есть ли
вполне антропоморфический предрассудок? И не при-
надлежит ли этот предрассудок в гораздо большей
степени к стремлениям индивидуального чувства, не-
жели к рациональной дискуссии? В сущности эти си-
стемы ставятся и противопоставляются одна другой
в целях, весьма отличных от объективного познания,

ха!!

и забота о них не имеет ничего общего с беспристраст-
ным исканием истины. И так как они не имеют отноше-
ния к позитивной дискуссии, не будем больше зани-
маться их обсуждением.

Либо я сильно ошибаюсь, либо современная фило-
софия в своих живых и мощных течениях, каковые
суть позитивизм и прагматизм, клонится к этому

выводу *...
[358—362] Если под философией подразумевать те умо-
зрения, которые по ту или по эту сторону опыта ищут начала,
конца и природы вещей, бесполезных основ науки или действия,
отягчая то, что прямо известно, непознаваемым, которое должно
его оправдать, если, одним словом, подразумевать старинные

диалектики, будут ли они рационалистические или скептические.



 


 



W. James

о

прагматизме


• У. Джемс, определяя прагматизм, настаивает

на мысли, что это система, отворачивающаяся от
априорных объяснений, от диалектики и метафи-
зики, чтобы постоянно обращаться к фактам и

опыту.




идеалистические пли материалистиче ские, индивидуалистические
или пантеистические, эти ученые, кажетс я, одержали победу.
У всех этих метафизик уже только один эст етический интерес,
который, впрочем, может быть захватывающим для тех, кто
питает к ним пристрастие: это индивидуальные грезы возвышен-
ных и мало практичных умов...

блягер! *
дура!

Науки складываются одновременно из сово-
купности некоторых экспериментальных резуль-
татов и из теорий целого, совокупности, которые
всегда в какой-то мере являются гипотезами.
Но эти гипотезы необходимы науке, ибо, пред-
восхищая будущий опыт и неизвестное, именно
им мы обязаны успехами науки. Они системати-
зируют все известное так, чтобы пролить свой
свет на неизвестное. Почему бы философии
не быть, таким же образом, общим синтезом
всех научных знаний,
усилием представить себе
неизвестное функцией известного, чтобы помочь
его открытию и поддержать научный дух в его
настоящей ориентации? Она бы отличалась от
науки лишь большей общностью гипотезы; фи-
лософская теория, вместо того чтобы быть теорией
группы изолированных и хорошо разграниченных
фактов, была бы теорией совокупности фактов,
которые нам являет природа, системой природы,
как говорили в XVIII веке, или же по крайней
мере прямым вкладом в теорию такого рода.

бим, бам!

Философская точка зрения не противопостав-
ляется научной точке зрения; она с ней сопостав-
ляется. Даже когда ученый прилагает все усилия
к тому, чтобы достигнуть позитивности, он есть
философ, ибо сама позитивность есть философия...

уф!

Наука не должна отличаться от философии
пи предметом (он один и тот же: дать отчет об
опыте), ни методом (он должен быть такой же,
ибо научная дисциплина по самому своему опре-
делению есть единственная дисциплина, кото-
рою наш разум мог бы быть удовлетворен). Нет,
различие между ними лишь в точках зрения,
а отличает, и единственно должно отличать, на-
учную точку зрения от философской то, что
последняя гораздо более обща и всегда немнож-
ко предстает как авантюра....

[364—369] История показывает нам, что,
когда наука слишком отдаляется от самых
общих человеческих забот, составляющих суть

* — blagueur (франц.) — хвастун, враль. Ред.






защита от материа- лизма

большинства философских проблем, когда бре-
мя ответа на эти заботы она оставляет другим
умозрениям или традиционным верованиям по
необходимости или в излишнем благоразу-
мии, она прозябает или приходит в упадок.
Нужно, значит, и непременно нужно, чтобы
завоевания науки и научного духа были за-

щищены, в случае надобности наперекор им

самим, от чрезмерной самонадеянности или
от авантюры, когда они превышают свои пра-
ва. Ибо чрезмерная смелость — какую являют
нам, например, некоторые материалистические

обобщения, — у здравых и прямых умов не ме-

нее опасна для науки, чем у простонародья
его робость й опасливый ум. Стало быть, одна
из существенных задач философии заключается
в том, чтобы поддерживать общую атмосферу,
необходимую для развития науки, для нор-
мального поддержания и распространения на-
учного духа...

Но, конечно, философия сможет выполнить двойную миссию,
к которой она нам кажется призванной: координировать усилия
ученых и служить открытиям вдохновляющими гипотезами,
с одной стороны, а с другой создать атмосферу, необходимую
для прогресса науки, — только в том случае, если она будет
стремиться быть лишь организующим синтезом наук, рассма-
триваемых и понимаемых так, как их видят и понимают уче-
ные, словом, синтезом, сделанным исключительно в научном
духе.

Приятно, однако, видеть, в меньшей степени, конечно, в праг-
матизме, но все же еще в достаточно высокой степени, что нынеш-
ние философские изыскания, решительно порывая с метафизи-
ческими блужданиями предшествующего периода, весьма добро-
совестно осведомлены о научных работах, стараются сообразо-
ваться с ними и черпают в них свое вдохновение.

Бесспорно, что в наши дни складывается очень живое и очень
четкое научное чувство, которое у одних развивается параллельно
религиозному или моральному чувству и как бы в иной пло-
скости, где столкновение невозможно, и которое у других заме-
нило это религиозное чувство и служит к полному удовлетворе-
нию их потребностей. Этим, по прекрасному выражению Ренана,
наука дала символ и закон. Они заняли истинно позитивную
позицию, сохранившую от старинного рационализма его непоко-

лебимую веру в человеческий разум, восприяв вместе с тем от



бесспорного триумфа экспериментального метода тот бесспор-
ный результат, что разум есть лишь непрерывное усилие духа
приноровиться к опыту и все глубже познать его, взаимо-
проникновение объективной действительности и субъективной

мысли.

Мне кажется, что будущее философии лежит на этой стороне,
ибо с этой стороны находится истина. Как и во всех пророчествах,
здесь есть только акт веры. Оправдается ли оно, скажет буду-
щее. И так как это акт веры, то я считаю законными все другие
акты веры, при условии, что те, которые их совершают, так же
поступят по отношению ко мне. Я считаю даже счастьем, что
одно идейное течение имеет перед собой поток противоположных
идей; оно утончается, развивается, исправляется и уточняется
благодаря критике противников.

!!
позитивизм, эксперимента- лизм, реализм = „позити- визм абсолют- ный или рациона- листический"

Философскую позицию, которая была на-
бросана на протяжении этих кратких очерков,
можно было бы назвать рационалистическим
позитивизмом, абсолютным позитивизмом или

сциентизмом. Во избежание всякой двусмыс-
ленности, может быть, лучше было бы назвать
ее экспериментализмом, что указывало бы

одновременно и на то, что она целиком по-
коится на опыте — но, в противовес старин-
ному эмпиризму, на контролируемом опыте,
являющемся плодом научного эксперименти-
рования, — и на то, что она отказывается в
своем абсолютном реализме и в своем экс-

периментальном монизме выходить за пре-
делы опыта.

опыт = сумма * ощущений

Опыт — это прежде всего и непосредственно
совокупность наших ощущений, то, что мы

называем явлениями. Но он начинается с ана-
лиза самого себя, как только им займутся
внимание, размышление, ибо эта совокупность
ощущений есть лишь грубое и очень поверх-
ностное видение данного. Почти тотчас же
в нем и под ним распознаются некоторые из
отношений, которые в нем содержатся и
составляют его истинную суть. Наука ста-
рается постепенно производить этот анализ,
все глубже проникающий в природу данного.

* — сумма. Ред.



„chose en

soi"? *


Если хотят представить непосредственно дан-
ное точкой, то для того, чтобы получить изо-
бражение реального данного, нужно предста-
вить себе, что эта точка есть лишь проекция
прямой, продолжающейся за нею. Эта прямая



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2018-03-19 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: