– В Тернберри.
Кажется, ее это застигло врасплох. Она забормотала, что эти квартиры уже не наши, что эту квартиру в ее распоряжение предоставил какой-то друг.
Я ничего не ответил. Мне стало ясно, что я должен прикинуться шлангом, и пусть они разбираются сами.
Через несколько дней она прилетела в Вегас, поскольку ситуация накалялась. Первое, что она сказала мне по дороге домой из аэропорта, было:
– Билл, эти квартиры уже не принадлежат нам. Я не знаю, с чего он решил, что они наши и что мы платим за них его деньгами.
Я не стал с ней спорить. Ей не следовало оправдываться передо мной. Ей придется объясняться с мистером Джексоном. Я отвез ее на встречу с ним. О чем они разговаривали, я не знаю, но больше мы об этих квартирах ничего не слышали. Их не было. Возможно, истек срок аренды. Возможно, мистер Джексон просто забыл о них. Это не удивило бы меня. Нам ничего не объяснили, но то был последний раз, когда я видел Раймону Бэйн или слышал о ней.
Через две недели мне позвонил менеджер Green Valley Ranch:
– Мистер Витфилд, нам нужна другая кредитка. Карточка, заявленная вами к оплате, недействительна.
Я связался с Лонделлом. Он подтвердил, что больше не будет платить своей картой, что мы договаривались на две недели, и он не может бесконечно оплачивать наш отель. Он ясно дал понять, что мы теперь сами по себе.
Я отправился к мистеру Джексону:
– Сэр, кредитка, заявленная к оплате за отель, недействительно. Нам нужна другая карточка.
– Хорошо, – ответил он. – Так дай им другую.
Как будто у меня в карманах залежи кредитных карт.
– Сэр, у меня нет других карточек.
У него не было ответа. Он ждал, что я позвоню кому-нибудь и решу эту проблему. Я снова пошел к менеджеру отеля и попытался выбить у него какую-нибудь отсрочку. Он не соглашался. Мы должны были убраться оттуда к концу дня, иначе нас просто выселят. А если об этом прознают таблоиды? Я не мог этого допустить. Джавон уже паковал наше оборудование и загружал его в машину, пока двери в номер не заблокировали.
Я не мог позвонить Раймоне. И Лонделлу тоже не мог. Наконец, я дозвонился до Питера Лопеза. Он пообещал найти какой-то выход. Через пару часов он перезвонил:
– Ребята, перебирайтесь в отель Palm.
Питер дружил с Джорджем Малуфом, владельцем отеля, и тот согласился приютить мистера Джексона с детьми на пару дней.
У нас оставалось несколько часов, чтобы выехать из Green Valley Ranch. Паковать его вещи всегда было настоящим испытанием. Майкл Джексон не паковал свои вещи сам. Когда он готовился к отъезду, он сгребал все свое барахло на середину комнаты и оставлял там, чтобы мы сложили все это сами. Собирая его вещи, я заглянул в ванную, чтобы проверить, не забыл ли он чего-нибудь. Открыв дверь, я увидел, что вся ванная комната была залеплена плакатами Брюса Ли. Рядом с умывальником лежали стопки книг о Брюсе Ли и его фотографии в рамках. На крючке висело кимоно с драконом. Он украсил ванную как китайский ресторан. Я даже не знал, откуда все это взялось. Фотографии Брюса привлекли мое внимание, позы кун-фу напоминали некоторые движения мистера Джексона в видеоклипах. Он что, занимался здесь танцами? Или медитировал? Мне оставалось лишь гадать.
Поздно ночью мы перебрались в Palms. Я сообщил Джорджу Малуфу, когда мы приедем. Он занимался организацией нашего приезда лично. Мы поднялись на служебном лифте. Мистера Джексона поселили в номере «Хью Хефнер». Огромный двухэтажный люкс, пентхаус, изумительный вид на город. Обычно такой номер стоил 20 тысяч долларов в сутки. Джордж Малуф предоставил его мистеру Джексону бесплатно.
Питер Лопез должен был встретить нас там. Я буквально падал с ног, поскольку работал с самого утра. Обычно при вселении в номер я должен был провести предварительную проверку, везде все рассмотреть, проверить комнаты по соседству, узнать про постояльцев и т.д. Но я просто не мог себя заставить это сделать. Я бродил по номеру и смотрел на город. Теперь я был совсем один. У Джавона были проблемы в семье, и он взял несколько отгулов.
Джордж Малуф пришел в номер, чтобы поговорить с мистером Джексоном и показать ему, где что. Позвонил Питер Лопез и сказал, что сейчас придет с Эйконом. Мистер Джексон хотел немного поработать с ним в студии. Было уже за полночь, а они собирались идти в студию. Я не знал, что делать дальше, поэтому сказал мистеру Джексону, что буду за дверью, взял стул и устроился в коридоре. У меня с собой был айфон, так что я мог как-то убить время. Через 45 минут пришли Питер Лопез и Эйкон. Я поздоровался с ними и позвонил мистеру Джексону, чтобы он открыл им дверь. Они вошли внутрь. Я просидел в коридоре еще два часа. Аккумулятор в моем айфоне сел, и мне было нечем заняться. Я даже не мог никому позвонить. Было три часа утра. Я умирал от усталости. Что же там делается? Когда они, наконец, пойдут в студию? Я постучал в дверь. Ответа не было, и я решил, что у них все в порядке. Мне оставалось только сидеть здесь, борясь со сном. Наконец, я подумал: к черту. С меня довольно. Поеду домой.
Я встал, пошел к лифту и нажал кнопку вызова. Хватит. Спустился на парковку, сел в машину и поставил телефон заряжаться. Просидел там с минуту, размышляя, действительно ли стоит уезжать. Затем зазвонил телефон. Мистер Джексон. И он был в панике.
– Билл! Где ты?
– Я внизу, мистер Джексон.
– Внизу? Где это – внизу?
– Я просто спустился, чтобы…
Вот дерьмо.
– Я хотел уточнить кое-что у администратора, сэр.
– Билл, ты не можешь бросить меня. Ты не можешь бросить меня и моих детей.
– Да, сэр. Я уже поднимаюсь.
– Хорошо. Мы идем в студию. Ты знаешь, где находится студия?
– Да, знаю.
– Хорошо. Я буду в студии, а ты последи за детьми.
– Да, мистер Джексон.
Когда я поднялся наверх, они уже ушли. Я снова сел на стул, уставший, голодный и злой. Они вернулись обратно только в половине девятого утра. Мне нужно было поехать домой. Мне нужен был отдых. Я позвонил Джавону, но он был занят. Тогда я позвонил мистеру Джексону и сказал, что мне нужно съездить домой и поесть.
– А кто же останется здесь с детьми? – спросил он.
– Я попрошу кого-нибудь из охраны отеля.
– А им можно доверять?
– Да, сэр.
Я знал одного из ребят в местной охране, мы работали вместе несколько раз. Я нашел его и попросил об одолжении, объяснил ситуацию. Он сказал, что ему нужно получить разрешение у начальства. Я ответил, что сейчас все устрою, и позвонил Джорджу Малуфу. Тот сказал, что мы можем делать все, что считаем нужным. Поэтому этот парень отправился наверх, сидеть под дверью у мистера Джексона, а я поехал домой и рухнул в постель. Я проспал почти весь день. Когда я проснулся и взглянул на экран своего телефона, там была масса пропущенных звонков от мистера Джексона. Он наяривал мне с самого утра. Поручения, поручения, то купить, это отвезти.
Пока я просматривал сообщения от него, то в самом деле почувствовал, что с меня довольно. Моя дочь была расстроена и плакала, потому что меня почти не бывает дома. Я даже не мог купить ей подарок на Рождество. Все было плохо. Но я не знал, что еще я могу сделать, разве что вернуться в отель и довести дело до конца. Я принял душ и поехал обратно.
Эйкон все еще был в городе, и они снова пошли в студию. Внезапно вокруг все завертелось, стали приходить факсы и сообщения, документы ему на подпись, гораздо больше, чем обычно. Что-то назревало. Похоже, что он наконец-то заключил какую-то крупную сделку, но что бы там ни происходило, продвигалось оно очень медленно. Приближалось Рождество. Мистер Джексон не хотел проводить праздник в отеле, но было ясно, что альтернатив никаких.
Едва он понял, что придется остаться здесь на Рождество, он сказал мне, что хочет все украсить. Он попросил, чтобы я купил елку, украшения и гирлянды.
– Мистер Джексон, у меня нет на это денег.
– А сколько тебе надо?
– Не знаю. 200-300 долларов.
Он принес мне тысячу долларов. Я поехал в город, купил ему елку, украшения, фигурки оленей, привез в отель, и он украсил номер вместе с детьми.
За два дня до Рождества он попросил меня организовать поездку за подарками для детей. Я позвонил в FAO Schwarz и договорился с менеджером о ночном шоппинге. К этому времени вернулся Джавон. Мы поехали в магазин, встретились с менеджером и поднялись на служебном лифте к заднему входу. Мистер Джексон ходил по рядам, выбирая подарки – паровозики, мягкие игрушки, куклы. За ним следовал ассистент с огромной тележкой. Мистер Джексон сбрасывал в нее все, что выбрал. Я наблюдал за ним и переглядывался с Джавоном. Мы не были в восторге от всего этого. Джавон говорил мне в наушник, что не может себе позволить купить даже подгузники для малыша. Мистер Джексон, рассматривая кукол, взял одну в руки и спросил меня:
– Билл, а ты разве не хочешь купить подарок своей дочке?
– Нет, сэр. Нам еще не заплатили.
– А-а.
И все. Он отвернулся и снова занялся покупками. В тот момент мне захотелось ударить его покрепче. Я буквально видел, как делаю это. Я представлял, как вмажу ему хорошенько и как он рухнет на эту огромную кучу игрушек у него за спиной. И уже видел заголовки в газетах на следующий день: «Телохранитель сбивает спесь с Майкла Джексона».
Но, естественно, я не пошевелился и не сказал ни слова. Бог с ним.
Джавон:
Я стоял в паре шагов и видел выражение лица Билла. Когда мистер Джексон отошел, Билл сказал мне по радио:
– Ну ты прикинь, а? Как он мог спрашивать у меня такое?
– Билл, а давай-ка я спрошу у него, не купит ли он подарок для твоей дочери. Давай я спрошу. Я могу.
Я устал. Я устал обходить острые углы. Я хотел сказать мистеру Джексону: «Послушайте, Рождество ведь и для нас важный праздник. Мы тоже отцы. Мы тоже хотим подарить своим детям подарки, как вы дарите их своим, но мы не можем себе этого позволить. Так что давайте проясним ситуацию. Каким образом нам это сделать?»
Я все думал и думал об этом. Мне было наплевать на все то, что нам задолжали. Я просто хотел получить немного денег, чтобы купить подарки к Рождеству. И я даже не требовал покупки в FAO Schwarz, в этом магазине все равно цены накручены до небес. Но я мог бы отвести детей в магазинчик попроще и купить им что-нибудь. Это все, о чем я прошу. И я был готов подойти к мистеру Джексону и сказать ему об этом. Я устал молчать. Но Билл все повторял: «Я разберусь. Я что-нибудь придумаю. Я поговорю с Лонделлом».
Билл:
Когда Майкл Джексон видел живших в нищете африканских детей или малышей в больницах, умиравших от рака, он глубоко проникался их проблемами. Он мог расплакаться, прочитав письмо от поклонника о том, что какая-то семья едва сводит концы с концами. Он, возможно, был самым заботливым и чутким человеком в мире. За свою жизнь он отдал сотни миллионов долларов на благотворительность. И я не говорю обо всех этих показательных церемониях, когда огромные чеки передаются в благотворительный фонд перед камерами. Он лично помогал нуждающимся. Как было с Дэйвом, этим парнем с ожогами в Нью-Йорке. Были десятки таких людей. В некоторых случаях Майкл Джексон буквально спасал чужие жизни.
Его милосердие и сочувствие были искренними на все сто, это чувствовалось и в его музыке. Поэтому многие его поклонники видели в нем святого, настолько щедрым и любящим был этот человек. Это правда, он таким и был. На том уровне. Но когда речь шла о людях рядом с ним, которым он лично причинил боль – он был слеп и глух. Он не хотел это видеть. Учитывая его жизнь в полной изоляции с юного возраста, казалось, что он так и не приобрел умение устанавливать личные отношения. Поэтому он отрезал их и отказался вдумываться во все это. Когда на тебя работают люди, которым не платят зарплату месяцами, ты мог бы понять, насколько это разрушает их жизнь. Ты бы просто знал. Ты бы заметил. Но он не видел. Он не мог увидеть и понять. И я все повторял себе: «Это не его вина. Это не его вина».
Покончив с покупками, мы отправились к кассе. Мистер Джексон стоял у меня за спиной, пока я следил, как кассир пробивает покупки. Счет был примерно на 10 тысяч долларов. Когда все было посчитано, я повернулся к мистеру Джексону, ожидая, что он даст мне наличку, как обычно. Вместо этого он достал кредитную карту. Я понятия не имел, откуда она взялась. Новенькая кредитка с белой активационной наклейкой, которую еще даже не успели снять. Я отдал кредитку парню на кассе. Он вставил ее в терминал. Карту не отклонили, но на экране высветилось «не авторизовано».
– Мистер Джексон, вы авторизовали карту? – спросил я.
– Конечно, я разрешаю тебе ею пользоваться. (в английском «авторизовать карту» и «уполномочить» кого-нибудь на ее пользование передается одним словом, «authorize», поэтому у них возник небольшой каламбур, и Майкл не понял, что имелось в виду. – прим. пер.)
Его лицо было абсолютно бесстрастным. Мол, конечно, Билл, ты можешь пользоваться ею. Он решил, что «авторизовать кредитную карту» означало именно это. Что если озвучить разрешение, случится чудо, и все заработает. Я попытался выяснить у него, звонил ли он по указанному номеру, чтобы активировать карту. Он совершенно не понимал, о чем я говорю. Он никогда не делал этого сам. Лишь повторял:
– Да там же полно денег. Попробуйте еще раз. Попробуйте снова.
Парень снова прокатил ее через аппарат. Ноль. И еще пару раз. Бесполезно. Я перешептывался с мистером Джексоном, уже понимая, что за этим последует. Он сказал:
– Скажи им, что мы заплатим позже.
Он что, в самом деле думает, что его выпустят отсюда с кучей игрушек на 10 тысяч баксов и разрешат заплатить потом? А он еще хочет, чтоб все завернули в подарочную бумагу. Я знал, что этого не случится, но все равно спросил менеджера:
– А можно мы приедем позже и заплатим за все это потом?
Менеджер уставился на меня, мол, ты что, правда думаешь, что я могу это позволить? Я попытался как-то договориться с этим парнем, а мистер Джексон тем временем все нашептывал мне на ухо:
– Да я постоянно у них покупаю. Скажи им, что все нормально, я потом заплачу.
Ладно, позвоним Лонделлу. Было четыре часа утра, но мне было все равно. Я позвонил ему и объяснил ситуацию. Лонделл сказал:
– Позови мне менеджера. Посмотрим, может, он примет мою карточку по телефону.
Лонделл дал им номер своей карты, все оплатил, и на этом все закончилось. Подарки завернули, мы отвезли их в отель и разложили под елкой.
После этого у меня уже не было никаких особых дел. Я договорился с охраной отеля, чтобы они подежурили у двери его номера, а мы с Джавоном могли передохнуть. Ребята сменили нас, и я поехал домой. Я был истощен. Мне нужно было кому-то выговориться. Поскольку Лонделл уже несколько раз вытаскивал нас из всяких передряг, я решил, что можно поплакаться ему. Я позвонил ему, чтобы обсудить какие-то нюансы, и заодно рассказал ему о том, как мы с Джавоном влипли. Он был в ужасе.
– Ребята, как долго вам уже не платят? Чем я могу помочь? Что вам сейчас нужно?
Слава Богу, он сам все понял, и мне не пришлось просить о помощи и унижаться. Он прислал нам 2500 долларов, чтобы мы могли хотя бы устроить нашим семьям праздник. Это было огромным облегчением.
Рождество прошло без происшествий. Я позвонил мистеру Джексону, пожелать ему и детям счастливого Рождества, и он вдруг спросил меня:
– Ты купил своей дочке подарок?
– Да, сэр. Все в порядке.
– А у нее есть айфон?
– Нет, сэр.
– Купи ей айфон и скажи, что это от меня. Я верну тебе деньги.
Мне было приятно слышать подобное от него. Возможно, до него начало немного доходить все то, что мы пережили. Я купил своей дочери айфон, упаковал его, словно это был подарок от него. Он действительно вернул мне деньги. Через пару дней я говорил с ним по телефону:
– Сэр, моя дочь хотела бы поблагодарить вас за айфон.
– Да, конечно.
Я дал ей трубку, и они поговорили пару минут. Она сказала ему спасибо, он ответил «пожалуйста». Я видел, каким счастьем светилось лицо моей дочери, когда она говорила с ним. Она просто поверить не могла, что разговаривает по телефону с Майклом Джексоном. Это был один из немногих позитивных моментов тех дней.
Сразу после Рождества нас попросили переехать в другие номера. В город на Новый год приехала какая-то большая шишка, и администрация хотела поселить в этом номере постояльца, который все-таки платит за проживание. Мне позвонил Питер Лопез:
– Билл, нам надо переселить мистера Джексона в другой номер.
Мы перебрались в номер поменьше в другом конце коридора.
Пока мы занимались переселением, курьерская служба доставила ко мне домой три больших коробки. Аккаунт мистера Джексона на eBay был зарегистрирован на мой адрес, поэтому все его покупки доставляли мне. Я перезвонил ему и сказал, что прибыли его посылки. Он очень обрадовался и попросил меня привезти их ему.
Я отвез коробки в отель и поднял их в номер. Мистер Джексон был в восторге:
– Прекрасно! Прекрасно!
Я взял нож и стал вскрывать коробки. В первой оказались чьи-то огромные пластмассовые ноги в красных туфлях. Странно. Затем я открыл вторую коробку. Там лежало туловище с крыльями на спине. Когда я вытащил эту штуку, то решил, что она похожа на Тинкербелл. Но не может же это быть Тинкербелл? Она маленькая, а это что-то огромное. А затем мы открыли третью коробку.
Точно. Это Тинкербелл, чуваки.
Мы собрали ее, и я уставился на эту двухметровую феечку. Мистер Джексон радовался как ребенок. Он даже отвел ей особое место в комнате.
– Здорово! Здорово!
Это был тяжелый момент. Я чего только не придумывал, чтобы вытащить его из всего этого болота, а он продолжает заниматься той же ерундой, из-за которой попал в трясину. Он не может заплатить за номер, в котором живет, но продолжает покупать всякую ерунду с eBay. В чем-то я винил его, в чем-то оправдывал. Бывало, я считал, что именно он в ответе за эту ситуацию, и злился на него. А, бывало, думал, что все это из-за жадности других людей; я понимал, что это несправедливо, и злился на них. Были дни, когда я чувствовал, что понимаю, каково ему, но были и такие, когда я совершенно не мог его понять.
Джавон:
Сильней всего я злился в день той поездки в FAO Schwarz. Но даже тогда я не мог сердиться на него больше 10 минут. Кажется, он сказал мне что-то по дороге домой, от чего я сразу же забыл все свои неприятности. В его поведении, в манере держаться всегда было что-то такое. Он был такой милый добряк. Если ты злился, его хорошее настроение и энергетика мгновенно передавались тебе, и ты успокаивался. Он знал, что нужно сделать, чтобы люди любили его. Он всегда разговаривал с нами так, что мы верили: все его слова – от чистого сердца.
Я не раз видел, как этот человек вызывал улыбки у всех окружавших его людей. Любой, кто вступал с ним в контакт (от звезд до простых ребят), сразу начинал сиять. И мы не могли понять, почему он не в состоянии поставить руководить своим бизнесом тех, кому может довериться. Мы не верили, что при всей его гениальности люди могли настолько эксплуатировать его. Нам было страшно жаль его и детей. Они жили на чемоданах. Идти им было некуда. Нам хотелось защитить их и удостовериться, что с ними не случится ничего плохого. И поэтому для нас это давно перестало быть работой. Это было скорей миссией.
Вот посмотришь на его наивность в подобных ситуациях и думаешь: этот парень даже не может сам авторизовать кредитку. Он так привык, что вокруг есть кому о нем позаботиться. Это и впрямь не его вина, что нам не дают зарплату. В то же время, он ухитрился провернуть эту проверку, подослал ко мне папарацци, чтобы посмотреть, можно ли мне доверять. Для меня это значит, что человек прекрасно разбирается в ситуации и знает, что происходит. Так каким же он был на самом деле?
Мне было труднее, чем Биллу. Я расстраивался куда сильнее, а Билл все время успокаивал меня: «Мистер Джексон не виноват». Я отвечал: «Билл, но ведь где-то он допустил промах». Да, вокруг него была масса народу, которая использовала его, но именно он нанял всех этих людей. И даже при всей их виновности, если в твоей жизни творится беда, и ты ничего не делаешь, чтобы приструнить виноватых, то это уже твоя личная ответственность. Именно поэтому нам так хотелось тряхнуть его и сказать: «Мистер Джексон, будьте мужиком! Пришло время взять то, что вы создали, под свой контроль. Вы просто обязаны вмешаться». Но он не мог это сделать. Он боялся отдавать приказы. Он едва ли не на цыпочках обходил своих собственных работников. Я не мог этого понять.
Билл:
Когда я слышу все эти разговоры о том, что Майкл Джексон лишился детства и не мог побыть обычным ребенком, я воспринимаю их не так, как большинство людей. Он хочет играть в игрушки, кататься на каруселях, устраивать ночевки с друзьями в спальниках, то-се. Ладно, у него в детстве этого действительно не было. Это в самом деле часть того, что мы называем детством, но в детстве есть и многое другое. «Убери в своей комнате». Это детство. «Вынеси мусор». «Извинись перед сестрой». Это детство. Детство – это не только игры и веселье. Детство не значит просто быть ребенком. Это процесс взросления. Вскоре ты повзрослеешь, хочешь ты этого или нет.
Он обожал сказки о Питере Пэне. Но порой я размышлял, правильно ли он понял эту историю. Думаю, он взял из нее только то, что хотел взять. Ведь в этой книге дети покидают Нетландию («Неверленд»), возвращаются к своим родителям и вырастают. В этом вся суть. Это реальность. Тебе приходится взрослеть. Но что если люди, окружающие тебя, никогда не требовали от тебя этого? Что если никто не обучил тебя всему, что ты должен знать? У тебя не будет необходимых навыков для жизни в реальном мире. Упустил ли Майкл Джексон свое детство? Еще и как упустил.
Пришел канун Нового года, а мы все еще торчали в отеле Palms и ждали неизвестно чего. В тот вечер Джавон уехал домой к своей семье. Я приехал в отель один. У его двери сидела охрана, но я все равно хотел быть поблизости, на всякий случай. Всякое может произойти. Новый год в Palms – это дурдом. При отеле расположены 2-3 ночных клуба, и все они забиты гостями.
Я устроился в одном из ресторанов внизу и заказал себе ужин. Там я провел большую часть вечера, размышляя, наступят ли когда-нибудь лучшие времена. Если положение будет ухудшаться, мне придется пойти на все, чтобы позаботиться о моей семье. Я уже изрядно покопался в себе, чтобы понять это. Наступила полночь, я пробирался сквозь толпу в вестибюле, праздновавшую наступление нового года. Я стоял среди всех этих смеявшихся, пивших шампанское и развлекавшихся людей. И понимал, что я не был счастлив. Я не был счастлив, поскольку света в конце тоннеля не наблюдалось.