Гнев, как это ни странно, сменился чувством вины. Вины оттого, что ее муж был вынужден найти себе другую женщину, потому что не нашел понимания у жены. Она пыталась понять его, но, очевидно, в чем-то не оправдала его надежд. Вероятно, она проявила эгоизм, занявшись своим парикмахерским салоном, тогда как муж хотел, чтобы она оставалась дома. Но Элис считала и считает сейчас, что поступила разумно.
У молодой женщины, которая открыла дверь, была заячья губа. Вероятно, он чувствовал себя более комфортно с человеком, у которого, как и у него, были физические недостатки. Но это все равно не извиняло его — он предал свою жену, детей, поступив трусливо.
Элис подпрыгнула от неожиданности, услышав скрежет ключа в замке. Ключ повернулся несколько раз, дверь парикмахерской открылась, и вошел Нейл Грини. Она услышала: «Не заперто. Должно быть, Элис забыла замкнуть дверь».
Он пришел не один, с ним была женщина, которая безостановочно хихикала. Элис подумала: сможет ли она сама когда-нибудь улыбаться вновь? Она молилась, чтобы они не стали включать свет: она будет выглядеть полной идиоткой, если они увидят ее сидящей в темноте.
— Ничего не вижу, — смеясь, пролепетала женщина.
— Одну секунду, — сказал Нейл, — здесь где-то должен быть выключатель.
Комната озарилась светом. Нейл ошеломленно попятился назад, а его спутница сдавленно вскрикнула, когда они увидели Элис: с покрасневшим и опухшим лицом, с воспаленными глазами и спутанными волосами — она вдруг вспомнила, что не расчесывала их с самого утра и они намокли под дождем, как и одежда, которую она не удосужилась сменить. Должно быть, она напоминала бродягу, который вломился в салон в надежде обрести кров на ночь.
— Элис! — На лице Нейла была написана тревога. — С вами все в порядке?
— Со мной все хорошо. У нашей Орлы родился ребенок, и я не смогла выбраться сюда раньше. Я подумала, что мне нужно немного прибраться здесь.
— В темноте? — Спутница Нейла была окончательно сбита с толку. Она была в красивом сером фланелевом костюме, желтой блузке и шляпке. Волосы ее были уложены жесткими, искусственными волнами. Элис никогда не позволила бы, чтобы волосы ее клиенток выглядели так неестественно.
— Должно быть, я задремала. — Элис резко вскочила на ноги, покачнулась, едва не упав, и была вынуждена снова сесть.
— Джин, я думаю, лучше, если ты пойдешь домой. Я загляну в банк завтра в перерыв, — сказал Нейл.
Джин недовольно скривила губы:
— Но, дорогой...
— Завтра, Джин. — Нейл взял ее за плечи и повернул к выходу. — Спокойной ночи. — Дверь закрылась, и он обратился к Элис: — Ради всего святого, что случилось? Вы дерьмово выглядите.
— Не ругайтесь, — автоматически сделала ему замечание Элис, потом вспомнила, что он не один из ее детей. — Извините.
— Вы совершенно правы. Учителя не должны ругаться. — Он внимательно разглядывал ее. — Элис, пожалуйста, расскажите мне, что случилось. — Нейл выключил свет. — С ребенком Орлы все нормально? А с самой Орлой?
— Орла чувствует себя хорошо, а ребенок просто прелесть.
— Девочка или мальчик?
— Девочка. Она хочет назвать ее Лулу.
— Красивое имя. Лулу Лэвин, звучит, как название цветка. — Он подошел и сел рядом с ней. — А теперь, когда темно, вы расскажете мне, в чем дело? — Голос его звучал совсем рядом, всего в нескольких дюймах от ее уха.
— Я не могу, Нейл, — ответила она убитым голосом. — Вы очень добры, но я не могу никому рассказать это, даже своему отцу и лучшей подруге. Это нечто совершенно ужасное.
— Поделись бедой с другом, и она уменьшится вдвое, как говорят.
— Я сама говорила так не один раз, но теперь не уверена в этом.
— Если все так ужасно, вам непременно нужно рассказать это кому-то, Элис. И необязательно мне. Не держите в себе.
Элис криво улыбнулась:
— Вы говорите так, словно разбираетесь в подобных вещах, но я сомневаюсь, чтобы с вами когда-либо могло случиться что-то похожее.
Он всегда находился в приподнятом настроении, сохраняя исключительное добродушие, словно считал, что окружающий мир — замечательное место для жизни. Она знала, что он очень хороший учитель: в школе Святого Джеймса все его любили, правда, оставалось загадкой, что он там делает, ведь Нейл вполне мог преподавать в привилегированном частном учебном заведении или вообще подыскать себе другую работу. Он учился в университете — у него был диплом специалиста по античной филологии, хотя она не знала толком, что это значит. Нейл Грини приехал откуда-то из Суррея, и у него водились деньги — одна из ее клиенток, которая разбиралась в подобных вещах, сказала, что костюмы и туфли ее жильца сшиты на заказ. У него также был спортивный автомобиль «МГ».
Мать и отца он называл «мамуля» и «папуля», и еще у него были старший брат по имени Адриан и сестра, которую звали Миранда и которой в августе исполнился двадцать один год. Вместо того чтобы устроить вечеринку по этому случаю, Миранда отправилась на танцы, где играл какой-то очень известный оркестр: Теда Хита, или Амбруаза, или Джеральдо, Элис не помнила точно. Не то чтобы Нейл был душа нараспашку, просто иногда он рассказывал о своей личной жизни.
Казалось бы, иметь такого жильца в квартирке наверху не совсем удобно, но Нейл никогда не зазнавался. Элис всегда чувствовала себя с ним совершенно свободно. И он был неизменно вежлив и тактичен с Фионнуалой, которая влюбилась в него без памяти, что было видно невооруженным глазом.
— Что вы делаете завтра? — спросил Нейл Элис.
— Как что, приду в парикмахерскую, как обычно, — удивилась она его вопросу.
— Будете вести себя, словно ничего страшного не произошло, будете улыбаться и смеяться, как всегда?
— Ну да, конечно.
— Мы все так поступаем, Элис, — сухо рассмеялся он. — Мы все устраиваем шоу, и неважно, что мы при этом чувствуем в душе. Почему вы думаете, что я другой?
— Извините. — Поддавшись минутному порыву, Элис накрыла его руку своей. — Я проявила черствость. Но вы кажетесь таким беззаботным.
— Так было не всегда. Семь лет назад я хотел покончить с собой. — Он, в свою очередь, положил свою руку на ее ладонь. — Если я расскажу вам об этом, то, может быть, и вы поделитесь со мной, почему выглядите такой несчастной. Я испугался до смерти, когда включил свет. Подумал, что в парикмахерской поселились привидения.
— Извините меня, — подавленно повторила Элис. — К тому же вам пришлось прогнать бедную Джин.
— Бедная Джин уже забыла об этом. — Он поднял ее на ноги. — Если мы собираемся поверить друг другу страшные тайны, лучше поднимемся наверх, где немного уютнее, и мы сможем выпить по чашечке кофе или, еще лучше, по глотку бренди. Вам явно нужно выпить.
— Дайте мне минутку, чтобы причесаться.
В квартире все еще оставались кое-какие вещи, принадлежавшие раньше Миртл: буфет, застекленный шкафчик, кровать в спальне, правда, Элис купила новый матрас. Два кресла, маленький столик со стульями и буфет в кухне были хорошего качества, хотя и не новые.
Она была пару раз наверху, с тех пор как там поселился Нейл. Он привез с собой некоторые собственные вещи — несколько экзотических ковриков, не иначе как из самой Персии, много ярких картин, две настольные лампы, розовый отсвет которых оживлял, в общем-то, мрачноватую комнату. Застекленный шкафчик был полон книг, а наверху стояла фигурка слона, сделанная, по словам Нейла, из нефрита. На каминной полке красовалось еще несколько нефритовых фигурок.
— У вас здесь мило и уютно, — заметила она, когда он включил лампы.
— Это входило в мои намерения. Вы будете кофе или бренди? Я предлагаю последнее.
— Было бы неплохо, только не слишком много, а не то оно ударит мне в голову.
Он широко улыбнулся:
— Это не самое плохое, что может случиться. А теперь усаживайтесь, я принесу напитки, а потом поведаю вам историю своей жизни.
Вместо того чтобы сесть в кресло, Нейл опустился на пол, прислонившись к креслу спиной и вытянув на коврике свои длинные ноги. Он включил электрический камин, но не сам нагревательный элемент, а красную лампочку, которая имитировала горящие угли. В комнате стало еще уютнее.
— Вы ведь знаете, что я служил в армии? — начал он.
Элис кивнула:
— Вы вступили в нее добровольцем в 1942 году, когда вам исполнилось восемнадцать. — Она также знала, что он не обязан был идти служить. Его приняли в Кембриджский университет, и он мог оставаться там до окончания учебы, а к тому времени война наверняка бы закончилась.
— Чего вы не знаете, Элис, так это того, что я женился, когда мне исполнилось двадцать.
— Женились! — воскликнула она, пораженная. Из всех мужчин, которых она знала, он представлялся ей наименее подходящим для супружеской жизни.
Нейл погрозил ей пальцем:
— Не перебивайте. Я хочу покончить с этим как можно быстрее. Я женился на своей подруге детства Барбаре. Все звали ее Бабс. Она была, да и сейчас, без сомнения, остается вызывающе красивой. Наши родители знали друг друга много лет, еще до нашего рождения. Даже сегодня, — задумчиво произнес он, — я не уверен, что это было: любили мы друг друга или сделали то, чего от нас ожидали. Это казалось любовью, это было похоже на нее, мы радовались, что оправдали надежды родителей, и при этом были чрезвычайно счастливы, должен сказать.
Он уставился на огонь, как будто позабыв о присутствии Элис:
— Мы поженились за год до окончания войны. В это время мой полк находился в Кенте. Я получил увольнительную, и нам удалось провести уик-энд в «Кларидже» — это стало нашим медовым месяцем. «Кларидж» — это отель в Лондоне, — пояснил он на тот случай, если она не знала о нем. Элис действительно никогда не слышала о таком отеле. — Бабс работала на правительственное управление, что-то связанное с продуктовыми пайками. У нее был маленький коттедж в Найтсбридже. С того времени я всегда проводил там свой отпуск, хотя она утверждала, что чувствует себя одинокой, когда меня нет рядом. — Он презрительно скривился. — Став замужней женщиной, она уже не вела столь активную общественную жизнь, как раньше. Поэтому я всегда говорил своим приятелям-офицерам, когда они отправлялись в Лондон: «Загляните к моей Бабс. Она сделает так, что на несколько часов вы почувствуете себя дома». И они заглядывали. Хотите еще бренди, Элис?
— Пока нет. Может, попозже.
— А я налью себе еще.
Он поднялся на ноги — высокий, очень красивый и, видимо, немало переживший, хотя для Элис конец его истории оставался пока неясным.
— Через девять месяцев после свадьбы, — продолжал он, заняв прежнее место на полу, — нас отправили во Францию. К тому времени британцы уже освободили ее. Вскоре мы оказались в Германии, пробиваясь к Берлину. Мы вошли в Берлин в тот замечательный день, когда было объявлено об окончании войны. Помню, мы устроили грандиозную пирушку. Все перепились, включая меня. А потом один парень, которого я едва знал и с которым не перемолвился и парой слов, упомянул об этой «маленькой шлюшке», как он назвал ее, с которой спал в Лондоне. Он намеревался позвонить ей сразу же по возвращении. Ее звали Барбара Грини, и ее рекомендовали ему как «хорошую подстилку» — это американское выражение, насколько мне известно. Парень сказал, что ему жаль ее беднягу мужа. Потом вмешался еще один малый, который тоже знал Барбару Грини — по его словам, она научила его нескольким штучкам, которые доселе были ему неизвестны. — Нейл горько рассмеялся. — Вскоре мне стало казаться, что весь полк переспал с Бабс.
— Ох, дорогой! — выдохнула Элис. — Это ужасно. И что же вы сделали?
— Я напился до полусмерти. Вероятно, во всем мире я был единственным англичанином, который хотел покончить с собой в такую историческую ночь.
— И что вы сделали — после той ночи?
Нейл пожал плечами:
— Дослужил до конца, демобилизовался, отправился к своей дорогой жене и сказал ей, что между нами все кончено. Она не особенно расстроилась. С тех пор дороги наши разошлись. Несколько лет назад она попросила у меня развод, но я отказал ей. Понимаете, мы оба католики. Не думаю, что разведенного учителя приняли бы в католической школе.
— Получается, вы все еще женаты?
— Да. Но какое это имеет значение, если я не собираюсь еще раз жениться? — Он снова пожал плечами. — Ну, а теперь не хотите ли выпить еще капельку? Я, например, точно хочу.
— Не возражаю, только совсем немного. Вы же не желаете напиться сегодня вечером, а? — с беспокойством спросила Элис.
— Нет. — Он потянулся, заложил руки за голову и улыбнулся. Внезапно он снова стал похож на себя самого, прежнего. Элис почувствовала облегчение. — Я больше не напиваюсь до потери сознания. И я больше не люблю Бабс, если хотите знать правду. Но я никогда не смогу простить предательство. Как она могла сделать такое? Время от времени я все еще задаю себе этот вопрос.
— Что заставило вас стать учителем?
— Затрудняюсь ответить. — Он задумался над вопросом. — После окончания Кембриджа я почувствовал, что мне надо исчезнуть из того мира, который я всегда знал, заняться чем-то совершенно другим. Я стал преподавать, к ужасу моих родных. Они полагали, что подобное занятие приличествует, скорее, человеку среднего класса. Понимаете, себя они считают принадлежащими к высшему обществу. — Он взглянул на Элис, и в глазах его сверкнуло веселье. — Я никогда не говорил вам этого, но моего отца зовут сэр Арчибальд Нельсон Миддлтон-Грини.
Элис расхохоталась:
— Язык сломаешь. Предполагается, что я должна была слышать о нем?
— Нет. Я рад, что вы находите это веселым, а не впечатляющим.
— О, это произвело на меня большое впечатление, можете не сомневаться.
— Вы чувствуете себя лучше?
— Намного лучше.
— Я тоже. Я еще никому и никогда не рассказывал об этом. — Он наполнил ее стакан в третий раз. — Теперь ваша очередь излить душу.
— Сейчас это уже не кажется мне таким ужасным. То есть я хочу сказать, это отвратительно, но мне все равно легче. — Она поведала ему свою историю с самого начала, рассказав о том, как они с Джоном были счастливы со своими четырьмя детьми и как потом Джон обжег лицо и все изменилось. Она не утаила от него и того, как муж обзывал ее. — Потом он внезапно снова переменился, почти не бывал дома и дети практически не видели его. А сегодня я пошла в мастерскую, чтобы рассказать ему об Орле. Он всегда отговаривал нас от посещения его конторы. Вы не поверите, что я обнаружила. — Она описала, как постучала в дверь и как молодая светловолосая женщина на последнем месяце беременности открыла ее, а к ноге этой женщины прижималась девочка, едва начавшая ходить. — Она так мило улыбнулась мне. Потом появился маленький мальчик и позвал своего отца, находившегося наверху. К тому времени я уже понимала, что это должен быть Джон, но все равно меня как обухом по голове ударили, когда он появился. А его глаза! Они были просто ужасны! Я вдруг почувствовала себя вот такой маленькой. — Элис чуть-чуть раздвинула большой и указательный пальцы. — Но знаете, что меня бесит больше всего?
— Что, Элис?
— Звучит глупо, конечно, но у нее был ковер на весь пол. Джон знал, что я всегда хотела такой для нашей гостиной. И это заставило меня понять, насколько важнее для него новая семья. Словно мы для него больше не существуем. — Она шмыгнула носом. — О боже, Нейл. Кажется, я сейчас снова заплачу, а у меня нет носового платка.
— Сейчас принесу. — Нейл вскочил на ноги и вернулся с чистым, хотя и неглаженым носовым платком. К ее изумлению, он опустился рядом с ней на колени и принялся вытирать ей слезы, что показалось ей не совсем уместным. Она чувствовала, как ее ресниц касаются его губы. Прошло много лет с тех пор, как Джон прикасался к ней, и она испытала неловкость, хотя нельзя было отрицать и того, что ей было очень приятно.
— Вы не должны делать этого, вы же знаете, — пробормотала она.
— Я делаю это, потому что мне хочется, а не потому, что должен. — Нейл обнял ее за талию. — Я испытываю к вам желание, миссис Лэйси, с того самого дня, когда впервые перешагнул порог вашего салона.
— Но мне тридцать восемь, — растерянно пробормотала Элис.
— А мне все равно, что вам тридцать восемь, я просто обожаю вас. — Он притянул ее к себе и крепко обнял.
— Нейл... — Она попыталась освободиться из его объятий. — Вы слишком много выпили.
— Нет, это вы выпили слишком мало. Стойте спокойно, Элис, я не буду касаться вас там, где нельзя.
Элис замерла на месте, сознавая, что должна уйти, и одновременно испытывая странное нежелание хотя бы пошевельнуться, а Нейл провел пальцем по ее бровям, потом по ушам, щекам, по носу. Вокруг стояла мертвая тишина... если не считать тиканья часов, не было слышно ни единого звука. Твердый палец Нейла скользнул по ее подбородку, и она уловила исходящий от него запах душистого мыла. Джон всегда был нежным в любви, но он никогда не делал ничего подобного. Палец переместился к ее губам, и Элис почувствовала, что тает. Потом Нейл подался вперед, нежно поцеловал ее в лоб — и больше она не могла этого выдержать. Она обхватила его руками за шею, ощущая себя падшей женщиной, но, странное дело, это ее уже не заботило.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Год
Помолвка Маив Лэйси состоялась в тот день, когда ей исполнился двадцать один год. Ее жених, Мартин Адамс — бесцветный, суетливый молодой человек, работал рентгенологом в больнице Бутля. Они встречались два года, но собирались пожениться не раньше, чем Маив получит диплом медсестры и они накопят достаточно денег, чтобы купить дом.
Элис была рада тому, что все у них было разумно и продуманно, особенно если сравнивать со скоропалительным замужеством Орлы. Она сказала об этом Бернадетте, которая помогала ей готовить угощение для вечеринки.
— Мы с Бобом были разумными, и посмотри, к чему это привело, — невесело заметила Бернадетта. — Совершенно ни к чему, черт бы меня побрал.
— Да, но теперь-то с тобой все в порядке. — Элис хихикнула. — Мамаша!
— Ох, заткнись, пожалуйста. — Бернадетта толкнула подругу в бок. — Перестань веселиться, не то получишь по заднице.
Три года назад, когда Элис устраивала такую же вечеринку по случаю шестидесятилетия своего отца Дэнни, Бернадетта собрала все свое мужество и сделала ему предложение.
«Мы не становимся моложе, — заявила она ошеломленному новорожденному. — Я терпеть вас не могу, Дэнни Митчелл. Если хотите знать правду, вы меня просто выводите из себя, но я все-таки думаю, нам будет хорошо вместе. Я считаю вас безнравственным человеком и знаю, что вы обо мне такого же мнения, так что перестаньте делать вид, будто вы возмущены».
В ответ Дэнни пробормотал что-то совершенно невразумительное.
«Если вы согласны, — продолжала Бернадетта, — то, думаю, нам нужно обвенчаться как можно скорее, пока в нас теплится хоть какая-то жизнь. И, прежде чем вы согласитесь, я должна сказать вам, что очень сильно хочу ребенка. Мне тридцать девять, и если мы постараемся, у нас еще останется время, чтобы я забеременела».
Дэнни снова промычал что-то нечленораздельное.
«Подумайте об этом, — добродушно закончила Бернадетта, потрепав его по руке. — Не спешите, но постарайтесь дать мне знать о своем решении до окончания вечеринки, чтобы мы объявили об этом, пока все собрались вместе».
Четыре недели спустя Бернадетта стала миссис Митчелл и мачехой своей лучшей подруги. Через год у Элис появился брат, Иан, а еще через год — сестра Руфь.
Теперь Дэнни редко видели в пивном баре, разве что по воскресеньям после мессы. Он вполне довольствовался тем, что сидел дома вместе с красавицей женой и двумя маленькими детьми, а по вечерам смотрел телевизор, к большому разочарованию многочисленных представительниц женского пола, которым он продолжал нравиться.
— Ты сделала моего отца очень счастливым, — сказала Элис, закатывая колбасный фарш в слоеное тесто. — И он считает, что маленьким Иану и Руфи очень повезло. Я никогда не думала, что наступит такой день, когда я увижу его прогуливающимся в Норт-парке с двумя маленькими детьми на детских стульчиках на колесиках.
— Ну, у него просто не было другого выхода, разве не правда? — фыркнула Бернадетта. — Я обещала помочь тебе. — Она вынула противень из духовки. — Сколько тартинок с джемом ты собираешься делать? Здесь дюжина, и еще дюжина вот-вот будет готова.
— В гостях у нас будет человек тридцать, — задумчиво протянула Элис, — но, я полагаю, не всем захочется тартинок. По-моему, этого хватит.
— Что мне теперь делать?
— Выдави немножко крема на эти кусочки желе, а потом сбрызни их сиропом. Кстати, не могла бы ты захватить с собой чайные ложки, когда придешь к нам сегодня вечером? У меня их не хватит на всех. И рюмки, если они у тебя есть.
— Конечно, у нас есть рюмки. Из чего, по-твоему, мы пьем шерри на Рождество — из глиняных кружек?
Две женщины некоторое время трудились в согласном молчании, занятые своими мыслями, а доносившиеся из кухни ароматы становились все более соблазнительными. На стену, ограждающую задний дворик, наслаждаясь неярким ноябрьским солнцем, уселись два кота в надежде поживиться остатками мясного пирога.
— Кто сегодня присматривает за салоном? — поинтересовалась Бернадетта. — Ведь суббота у тебя — самый тяжелый день.
— Наша Фиона. Я говорила тебе, что она будет руководить новым филиалом на Марш-лейн, когда он откроется после Рождества?
— Да. — Бернадетта закатила глаза. — Новый филиал! Ну, ты даешь, Элис Лэйси!
— Подумать только, я смотрела на тебя снизу вверх, когда у тебя была замечательная работа в Управлении по делам нефтепродуктов. — Элис наморщила нос и с чувством превосходства посмотрела на подругу. — А теперь ты обычная домохозяйка, а у меня скоро будет своя сеть парикмахерских.
— Две — это еще не сеть.
— Это маленькая сеть. — Она радостно рассмеялась. — Было бы непростительной ошибкой не взять в аренду салон Глории, когда я услышала, что он закрывается: у нас стало слишком много сотрудников, когда Фиона получила свой сертификат, не могла же я уволить Дорин, чтобы дать место дочери. Дорин переходит на Марш-лейн вместе с Фионой, а я нанимаю себе еще одну квалифицированную помощницу. Ну и, естественно, Пэтси останется со мной.
— Их Дэйзи так и не попала на сцену, или я ошибаюсь?
— Нет. Теперь она замужем, у нее двое детей. Можешь себе представить, ее муж — трубочист!
— Ну, я полагаю, трубочистам так же нужны жены, как и остальным мужчинам.
* * *
— Мне кажется, — сказал Нейл, — что я стану горячим поклонником Элвиса Пресли.
— Он отличный певец, — согласилась Элис. — Наша Фиона от него без ума. У нее есть все его пластинки. Но я предпочитаю Фрэнки Лэйна.
— Вечеринка просто великолепная. — Нейл положил руки ей на бедра и притянул ее к себе.
— Прекрати! — в ужасе воскликнула Элис. — Кто-нибудь может войти. — Они стояли в кухне дома на Эмбер-стрит, и вечеринка была в полном разгаре. Элвис Пресли пел что-то о голубых замшевых туфлях. — Отойди, Нейл, дай мне приготовить чай.
— Тебе не кажется, что люди давно догадались о наших отношениях? Все-таки прошло уже пять лет.
— Не вижу причины, почему они должны о чем-то догадаться, — чопорно ответила Элис, — и я не намереваюсь давать им для этого повод. Я должна заботиться о своей репутации, а ты — о своей работе. Тебя выгонят в ту же минуту, как только обнаружат, что ты затеял интрижку с замужней женщиной. — Как и она, Нейл проявлял разумную осторожность в их отношениях, и сейчас она подумала, не выпил ли он лишнего. — Кроме того, моей дочери сегодня исполняется двадцать один год и у меня много хлопот, — отрывисто бросила она. — У Маив помолвка, не забывай. О, привет, Кормак, хороший мой. Что я могу для тебя сделать?
— Есть еще тартинки с джемом, мам?
— Извини, славный мой. Я думала, двух дюжин будет достаточно. Но у нас много фруктового желе, заварных пирожных с глазурью и масса шоколадного печенья. Они в буфете в гостиной.
— Спасибо, мам. — Кормак испарился.
— Он вырастет не очень высоким, — заметила Элис. — Не таким, как его отец.
— Ему всего шестнадцать, еще успеет подрасти, — успокоил ее Нейл.
Вошла Маив с сияющим от счастья лицом.
— У нас есть чистые рюмки, мам?
— Будут, если ты принесешь мне грязные и я их вымою.
— Хорошо, сейчас принесу. О, кстати, Нейл. Спасибо за духи. Они замечательные.
— Я не знал, покупать тебе подарок ко дню рождения или в честь помолвки. Может, стоило купить отдельно для каждого случая.
— Духи великолепные. Я еще не начала собирать ящик в комоде со своим приданым.
— Она кажется такой самоуверенной, — сказала Элис, когда дочь ушла. — Ей и в голову не приходит, что все может измениться, причем не в лучшую сторону. Хотя в ее возрасте я была такой же.
— Как и я. — Нейл вздохнул. — Но ведь это хорошо, когда мы рассчитываем, что наша жизнь будет течь спокойно и гладко. А вот если бы мы ждали, что все вокруг будет идти вкривь и вкось, как случилось у нас с тобой, то давно бы сошли с ума.
Элис уже открыла было рот, чтобы ответить, но тут незнакомая ей девушка попросила разрешения воспользоваться туалетом, Маив принесла грязные рюмки, кто-то спросил, не осталось ли еще тартинок с джемом, а какой-то парень выскочил во двор, где его стошнило. Элис показалось, что это был Морис Лэйси, а ведь ему еще рано было пить спиртное.
Перед тем как исчезнуть, Нейл послал ей воздушный поцелуй, который она предпочла не заметить на случай, если кто-нибудь наблюдал за ними. Она налила себе рюмку шерри и решила заглянуть в гостиную, чтобы убедиться, что гости развлекаются и никто не скучает.
В комнате Фиона беседовала с Горацием Флинном, который попал в число приглашенных по ее настоянию. Это явно входило в план военных действий, которые Фиона вела против Коры. Элис предпочла бы, чтобы ее дочь была в гостиной, среди танцующих. Она уже потеряла всякую надежду на то, что Фиона когда-нибудь найдет себе подругу, не говоря уже о друге, — если не считать их противного домовладельца. Кормак показывал карточные фокусы благодарной аудитории.
Элис нашла отца сидящим на ступеньках с Орлой. «Старики и беременные женщины отдыхают в тишине и покое», — съязвил Дэнни.
Орла снова была беременна, четвертым по счету ребенком. Девочка определенно нуждалась в добром совете насчет того, как предохраняться, но она не стала даже слушать мать, когда та попыталась заговорить на эту тему. Микки закончил свое ученичество, зарабатывал приличные деньги, и теперь у их семьи был хороший небольшой домик на Перл-стрит.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — тепло спросила Элис. Она понимала, какое раздражение должна испытывать двадцатидвухлетняя беременная женщина в окружении своих сверстниц — незамужних, не имеющих детей и развлекающихся от души.
— Как ты думаешь, как я должна себя чувствовать? — огрызнулась Орла. Иногда ей казалось, что, для того чтобы зачать, ей всего-то и нужно оказаться в одной комнате с Микки. Она слышала, что если делать это стоя, беременности можно избежать. Черт, они занимались этим стоя, и девять месяцев спустя на свет появилась Лулу. Новые способы принесли им новых детей — сначала Мэйзи, потом Гэри. После рождения Гэри Микки начал пользоваться презервативами, но вот она снова забеременела и похожа теперь на слониху. Должно быть, Микки попался единственный во всей партии дырявый презерватив. Каждый раз после рождения очередного ребенка они вынуждены были умерить свой пыл, в противном случае дети рождались бы по два раза в год. По истечении шести месяцев они набрасывались друг на друга так, как умирающий от жажды в пустыне бросается к стакану воды, опустошает его и требует добавки. Это было ужасно несправедливо, и ей до смерти надоело выслушивать глупые шуточки мистера Лэвина о том, что Микки нужно завязать узел на одном месте.
В будущем им попросту придется воздерживаться, подобно монахам. Проблема была в том, что она безумно любила Микки, хотя ни за что не призналась бы ему в этом. Лежать рядом в одной постели и не притрагиваться друг к другу было для них настоящей пыткой. И дети у них получались красивые на загляденье. Но все равно, это было несправедливо.
Фионнуале тоже все казалось несправедливым. Вокруг веселились, а она застряла с Горацием Флинном на целый вечер, потому что во всем доме не нашлось бы человека, который пожелал бы заговорить с ним. Разумеется, она сама виновата, что пригласила его, но он казался польщенным и благодарным — Фиона подозревала, что только она в Бутле обращалась с ним как с человеком. Определенно она была единственной женщиной, которая позволяла ему ущипнуть себя за мягкое место, и он неизменно проделывал это, наведываясь в парикмахерскую, что случалось не так уж редко. Фиона только стискивала зубы и выдавливала улыбку. «О-о, мистер Флинн, не проказничайте!» — обычно говорила она и убиралась с его пути.
Мама, похоже, не отдавала себе отчета в том, на какие жертвы приходится идти дочери, чтобы удержать Горация Флинна на своей стороне, — теперь он совершенно перестал бывать на Гарибальди-роуд. Через год аренда будет возобновлена, и Фиона надеялась, что они получат ее даром, если она и дальше будет позволять щипать себя за мягкое место. Она молилась, чтобы он только не начал оглаживать ее.
Было крайне неприятно думать, что сейчас в передней комнате проигрывают ее пластинки. «Люби меня нежно, люби меня, пожалуйста», — негромко напевал Элвис Пресли. Никому из парней не пришло в голову пригласить ее на танец. Они не понимают, что она стала профессиональной парикмахершей, которая после Рождества будет управлять собственным салоном!