ПРАВА И СУБЪЕКТИВНЫХ ПРАВ 7 глава

В действительности, утверждает Планиоль, фиктив­ное лицо — лишь средство, предназначенное упростить

¹ Planiol, указ. соч. t. I, p. 1045—1046.

² Там же, р. 1046—1047.

управление коллективной собственностью. Забвение этого обстоятельства привело к тому, что юристы и законодатель­ство наделили фиктивное или моральное лицо всеми при­
знаками, присущими реальному лицу, т. е. человеку. Идея моральной личности должна быть отвергнута. Юридические лица — это коллективные имущества, которыми владеют бо­лее или менее многочисленные объединения людей. «Необ­ходимо заменить миф личности положительным определе­нием, а таковым может быть только коллективная соб­ственность» '.

Итак, по мнению Планиоля, юридическое лицо — это только форма или прием коллективного обладания имуществом. Мы снова встречаемся с фикцией, принявшей иную форму. Как ни старается Планиоль отстоять особую, отличную от долевой общей собственности и от собственно­сти общей руки природу коллективной собственности, — это ему не удается, поскольку подлинными субъектами прав на имущество, находящееся в коллективном обладании, по-прежнему являются участники этого обладания — физиче­ские лица. Снова получается фикция, ибо ни имущество обширной анонимной ассоциации типа акционерной компании, ни тем более имущество учреждения, например, музея или больницы, нельзя трактовать как собственность совокуп­ности акционеров, посетителей музея или больных, если эта совокупность рассматривается только, как сумма индивидов, а не как новое лицо. Логическим выводом из концепции коллективной собственности явилось бы предложение в слу­чае ликвидации корпорации или учреждения — разделить их имущество между всеми лицами, которые являются или предполагаются ее соучастниками. Совершенно ясна нежиз­ненность подобного вывода в отношении ассоциаций, пре­следующих идеальные цели, и в отношении учреждений. Любопытно, что Ганс Вольф считает Планиоля и Бертелеми (развивающего те же взгляды о юридическом лице и коллективной собственности) «подрывателями основ». Теории Планиоля и Бертелеми, по мнению Вольфа, ведут к анархии: признание государственной собственности коллек­тивной собственностью граждан устраняет единство госу­дарства, обосновывает право на революцию ².

Разумеется, дело не в этом — Вольф плохо разбирается

¹ P lan i o l, t. I; p. 1050—1051.

² Wolff, S. 59.

в теории социализма — Планиоль был и остается буржуаз­ным ученым, а не революционером. Ошибка Планиоля заключается в том, что он создал вид собственности, неиз­вестный буржуазному праву. Отсюда все затруднения тео­рии коллективной собственности. Институт коллективной собственности неизвестен буржуазному гражданскому зако­нодательству. Ему известна общая собственность как доле­вая, так и совместная (типа gesamte Hand); правовой режим имущества корпорации и учреждения не может быть сведен к режиму общей собственности или к режиму това­рищества. Остается признать, что корпоративная собствен­ность в гражданском обороте не может не разделять общего с индивидуальной частной собственностью право­вого режима. Этот вывод относится в равной мере и к бур­жуазной государственной собственности.

Наконец, что также весьма важно, теория коллективной собственности, концентрируя вce свое внимание на имущест­венном субстрате в деятельности объединения лиц, игнори­рует ту цель и то объективно складывающееся волевое един­ство, которые определяют деятельность общественных обра­зований. Конечно, для членов ассоциации, преследующих цели извлечения прибыли, например, для членов торговых товариществ, особую важность и значение приобретает иму­щество этих организаций. Иначе в альтруистических ас­социациях и учреждениях, в которых имущество является лишь средством к достижению нематериальной цели; в аль­труистических ассоциациях значение этого имущества зачастую сведено к нулю.

Теория Планиоля не устраняет фикции. Не все, однако, в ней неправильно. Эта теория, подчеркивая имущественные права участников коллективной юридической личности, так же как и теория Иеринга (явившаяся по существу источ­ником теории коллективной собственности) учитывает живых людей, их права и обязанности по поводу имущества, принадлежащего юридическому лицу. Теория Планиоля отражает ту ступень развития юридического лица, кото­рая характеризует имущественное положение торговых то­вариществ, переросших форму общей собственности и не доросших до корпоративной и тем более до институтной собственности. Характерно, что теория коллектив­ной собственности была создана во Франции, граждан­ский кодекс которой не знает понятия юридического лица и. в которой не было создано понятия учреждения, аналогич-

 

ного немецкому понятию Stiftung. Термин «personne civile» появился впервые во Франции только в конце XIX в. — в муниципальном законе 1884 г., вторично—в законе 1890г. о коммунальных синдикатах ¹. Вместе с тем теория Планиоля, хотя и в несколько наивной форме, отражает новый этап в развитии капитализма (эпоху империализма), при­ведший к образованию мощных капиталистических объеди­нений.

Иеринг и его школа считают интерес конституирующим признаком субъективного права. Субъект права — субъект пользования. Гельдер и Биндер исходят из волевого момента в своей теории о субъекте права и также приходят к заклю­чению, что подлинными юридическими субъектами являются только люди. Их теория юридического лица тесным обра­зом связана с их теорией правосубъектности.

Гельдера интересует главным образом юридическая личность учреждения. Поскольку всякое субъективное право рассматривается им как одно из проявлений этической лич­ности волеспособяого человека, постольку осуществлять юридическую власть могут только дееспособные люди, должностные лица, администраторы. Поэтому имущества учреждения — это должностное имущество, находящееся в) управлении руководителей учреждения, как должностных лиц. Права и обязанности учреждения суть права и обязанности его управителей. Последние являются должностными лицами потому, что свою власть они получают на основании устава и используют ее не в своих интересах, а в интересах других лиц. Из этого, однако, не следует, утверждает Гельдер, что власть органа имеет своим источником чужую волю. Власть администраторов — это их собственная власть, j продукт их собственной воли ².

Таким образом, власть должностных лиц коллектива коренится в их собственной деятельности, а не в делегации воли коллектива. Администратор учреждения не является ни органом последнего, ни органом учредителя, но органом общества, которое передало ему (администратору) управ­ление имуществом. Администратор — это представитель всех обслуживаемых данным учреждением людей; в их

¹См. Planiol, t. I, p. 1048.

²Holder, указ. соч., S. 188; 191—192.

интересах и учреждено должностное имущество. Эти люди являются объектами должностной деятельности.

Единственное исключение из общего правила, согласно которому имущество юридического лица — это должностное имущество, Гельдер делает в отношении так называемых эгоистических ферейнов, т. е. союзов, преследующих цели извлечения прибыли. Альтруистические же ферейны, т. е. общества и союзы, учрежденные для достижения обще­полезной цели, принципиально не отличаются от учрежде­ний, ибо каждый член альтруистического ферейна обязан осуществлять должностную заботу о людях, ради которых организован ферейн '.

Таким образом, юридическое лицо, по Гельдеру, не является особым субъектом, отличным от органов и тех лиц, для обеспечения интересов которых выделено соответствую­щее имущество. Имеются лишь люди, которые управляют соответствующим имуществом, и люди, которые им поль­зуются. Носителями прав и обязанностей являются те, кто управляют. Однако управители осуществляют эти права и обязанности не для себя, а для других. В альтруистическом ферейне должностные функции выполняют все члены фе­рейна в той мере, в какой они выражают свою волю при организации ферейна и в соответствии с его уставом. В учреждении такими должностными лицами являются только соответствующие администраторы. Только имуще­ство эгоистического ферейна не должностное, а товари­щеское имущество.

Юридическое лицо — это техническое средство для обозначения должностного или товарищеского имущества. И в том и в другом случае подлинными субъектами являются люди — должностные лица или товарищи, которые в силу соглашения соединили воедино свое имущество для дости­жения товарищеской цели. Юридическое лицо не является самостоятельным лицом, им может быть только человек как субъект деятельности, имеющей юридическое значение. Юридическое лицо — это персонифицированное юридиче­ское отношение, частично должностное, частично корпора­тивное. Юридическое лицо, как персонификация должно­сти, принадлежит к области публичного права, но в силу фикции должностная компетенция трактуется, как права и обязанности частного лица ².

¹Holder, указ, соч., S. 261—302.

²Там же, S. 307, 341

 

Биндер разошелся с Гельдером в оценке юридической природы альтруистической корпорации. Эту корпорацию Биндер характеризует как товарищество. В отличие от Гельдера Биндер полагает, что и совокупность людей мо­жет быть субъектом права, если под последним понимать не реальное существо, но некую мыслительную форму или образ, с которыми наше сознание связывает содержание разнообразных юридических отношений. Товарищество является субъектом права лишь постольку, поскольку через него осуществляется общая власть всех товарищей, исполь­зующих сообща свои права. Требование товарищества к члену — это требование к нему всех прочих товарищей; такова же природа и требования товарища к товарище­ству '. Ферейн, которому не присвоена правоспособность (der Verein ohne Rechtsfähigkeit, см. ст. 54 Германского гражданского кодекса), в отличие от простого товарищества обладает признаком непрерывности; выход того или иного члена из ферейна не разрушает ферейна; кроме того, не­правоспособный ферейн в силу ст. 50 Устава гражданского судопроизводства имеет процессуальную правоспособность. Во всем остальном неправоспособный ферейн подобен товариществу: он так же не что иное, как сумма его постоянных членов ².

Правоспособный ферейн (корпорация), по Биндеру, так­же не существует вне своих членов. Корпорация—это особая форма товарищества zur gesamten Hand. В отличие от при­митивных форм соединений общей руки правоспособный ферейн имеет особую организацию. Эта организация вы­ражает непрерывность существования ферейна независимо от смены его членов. Биндер считает мистикой трактовку корпоративной собственности, как единой собственности (Alleineigentum) корпорации. Корпорация — союз лиц, а не мистическое совокупное лицо (Gesamtperson)³. Ферейн — не особый субъект, а коллектив, состоящий из членов. Мни­мые права ферейна — это в действительности общие права всех членов ферейна. «Иным«словами, — (говорит Бия-дер,—даже правоспособный ферейн является товарище­ством, но только особым видом товарищества» ⁴. Членские

¹Binder, указ, соч., S. 73, 91—92, 144—145.

²Там же, S. 93—94, 99, 105.

³Там же, S. 106—108.

⁴Там же, S. 112.

 

права растворяются в сумме разнообразных правоотно­шений.

Нельзя обосновать особую юридическую личность кор­порации и тем, что члены корпорации не отвечают по ее долгам своим личным имуществом, т. е. имуществом, не внесенным в корпорацию. Законодатель допускает раздель­ную ответственность корпорации и ее членов по практиче­ским соображениям, и лишь спекулятивный ум юристов, по мнению Биндера, делает из этого вывод о том, что корпо­рация — это абстрактное лицо, в действительности отве­чает не корпорация, как таковая, а отвечают члены корпо­рации их общим корпоративным имуществом. Принцип неответственности членов по долгам корпорации является результатом применения принципа постоянства и непрерыв­ности (Kontinuität) существования корпорации. В силу этого принципа каждый вышедший из корпорации член освобождается от ответственности за ее долги; объясняется это тем, что имущество корпорации обслуживает только цели ферейна. Поэтому ограничение ответственности иму­ществом ферейна возможно не потому, что ферейн есть лицо, а потому, что союз лиц является ферейном. В силу тех же причин возможна и процессуальная дееспособность корпорации. С тем же признаком постоянства и непрерыв­ности связана и деятельность представителей союза лиц в лице правления ферейна. Корпорация же, как таковая, не имеет ни органов, ни воли '.

В итоге Биндер приходит к выводу, что корпорация лишь в формальном, юридико-техническом смысле отличается от неправоспособного ферейна. Корпорация — это только особо квалифицированное товарищество ². Что же касается понятия учреждения, то в этом вопросе у Биндера нет почти никаких разногласий с Гельдером. Однако, по мнению Биндера, Гельдер допускает ошибку, приравнивая альтруи­стические ферейны к учреждениям ³.

Концепция Гельдера и Биндера неправильна по тем же причинам, по каким являются неправильными все концеп­ции, отрицающие реальность юридического лица. И Гельдер и Биндер признают только количественные изменения и отрицают переход количества в качество. Рассуждения

¹ Binder, указ, соч., S. 116—117, 120.

²Там же, S. 123—124.

³ Там же, S. 134—135.

Биндера о том, что никогда союз лиц не может сделаться новым лицом, что множество никогда не может превра­титься в единство,.представляют собой классический образец отрицания диалектики развития общественных явлений '. В конечном же счете, поскольку отказ от поня­тия юридического лица противоречит положительному праву и требованиям жизни, оба вышеназванные авторы признают юридическое лицо фикцией.

Вместе с тем учение Гельдера и Биндера содержит в себе и некоторые правильные положения. Биндер правильно указал, что не столько имущество, сколько определенная организация является существенным моментом в формиро­вании и создании учреждения. И Биндер и Гельдер пони­мают, что за юридическим лицом, именуемым ими персони­фикацией, скрываются отношения людей. Правильным яв­ляется мнение Гельдера, что учреждение не может сущест­вовать без людей, ради которых оно создано.

Вторая группа теорий, также не признающая юридического лица реальностью, вовсе отказывается от объяснения его сущности. Эти теории исходят из понятия юридического лица, как из созданного правопорядком центра или точки «вменения» или «приурочения» некоторого комплекса прав и обязанностей. Значение юридического лица, по мнению представителей этих теорий, состоит лишь в том, что некое организационное единство вовне выступает, как целое.

¹ Впоследствии Биндер изменил свою точку зрения на юриди­ческое лицо. В своей работе «Philosophie des Rechts» (Берлин, 1925) Биндер рассматривает отдельного человека и юридическое лицо, как формы осуществления социального разума и нравственной воли. Послед­няя в качестве общественной воли предполагает, конечно, отдельную, единичную волю, но не в ее для себя бытии и не как сумму отдельных физических феноменов, а как деятельность общественного сознания в общественном действии. Поэтому «ферейн как союз — есть нечто боль­шее, чем множество или простой коллектив людей, ферейн — это прояв­ление социального существования человека, частичное воплощение разума и нравственности, носитель ценности и поэтому, как таковой, вправе требовать от правопорядка соответствующего признания» (стр. 449, цит. по Вольфу, указ, соч., стр. 18—19). Поэтому и учреждения и корпорации признаются Биндером субъектами права. Таким образом, хотя и с идеалистических гегельянских позиций, но Биндер в конеч­ном счете признал наличие самостоятельной юридической личности у корпорации и у учреждения

 

Весьма характерна в этом отношении позиция Рюмелина. Рюмелин создал законченную теорию юридической личности, как центра или точки приурочения прав и обязан­ностей. По мнению Рюмелина, права и обязанности могут быть соединены не только с детьми или умалишенными, корпорациями и учреждениями, но и со всяким любым по­нятием и именем '. Конечно, для того чтобы предоставлен­ное право имело действительную ценность, необходимо привести его в связь с человеческой волей, которая исполь­зует это право и делает его действительным. Поэтому всякое юридическое лицо связано с людьми, разумная деятельность которых поставлена на службу праву. Однако это не означает, что понятие юридического лица необхо­димым образом связано с понятием субъекта и субъектив­ного права ². В качестве средства связи права с волеспо-собными людьми может быть использовано любое обозна­чение (Bezeichnung). Вполне возможно, что права и обя­занности могут быть приобретены и соответственно обосно­ваны для № 1891, а определенный человек будет управлять приобретенным имуществом. Иначе было бы трудно объяс­нить, почему имеют место случаи, когда человек, управляю­щий каким-либо имуществом, является не управомоченным, но обязанным лицом. Поэтому юридическое лицо — пункт привязки прав (Anknüpfungspunkt)³.

Между правом в субъективном смысле и юридическим лицом столь же мало связи, как и между понятием юриди­ческого лица и понятием субъекта права. Совершенно не обязательно всякий пункт отнесения (Beziehungspunkt), к которому привязаны права, обозначать в качестве субъекта права. Учение о юридическом лице не должно быть связано с учением о субъекте прав. Однако никакие права не 1могут существовать без пункта отнесения или опорного пункта. Ответ на вопрос, существуют ли права без субъекта, зависит от того, что необходимо понимать под субъектом права. Рюмелин приходит к выводу, что понятие юридического лица при всех его разнообразных способах применения и различном объеме приписываемых ему прав—одно и то же; оно состоит в том, что имущество

¹R ü m e I i n, Metodisches über juristische Personen, Freiburg, 1891, S. 38.1

²Там же, S. 18—19, 22, 34.

³Там же, S. 38—39.

находится в определенной связи с самостоятельным опор­ным пунктом '.

Теория Рюмелина свидетельствует об отказе буржуаз­ной юриспруденции от попыток раскрыть сущность юриди­ческого лица, и эта теория даже буржуазными авторами квалифицируется как агностическая ².

Так называемая юридическая школа государствоведов (Еллинек, Лабанд и др.), исходя из дуализма бытия и долженствования, считает, что понятие субъекта права — это юридическая абстракция, созданная правопорядком. Правопорядок может сделать юридической личностью любое единство, в том числе определенный коллектив людей. Человеческая личность не представляет в этом отно­шении исключения.

Для Еллинека юридическое лицо — продукт права, не имеющий предюридической реальности. Коллективная лич­ность — не объективно существующее, но субъективное единство. Эти единства «реализуются (sich vollziehen) только в нашем представлении, им ничего не соответствует в мире настоящего или уже случившегося (in der Welt des Seins oder Geshehens) такого, что было аналогичным имею­щейся в нашем сознании связи элементов, разъединенных пространственно, временно и психически»³. По Еллинеку, по­знающий субъект превращает множество в единство там, где имеется общая цель. Лишь только практическое мышление превращает множество в единство. С точки зрения теорети­ческой существуют только индивиды.

Еллинек в отличие от Рюмелина не проводит различия между понятием юридического лица и понятием субъекта права. У Рюмелина еще имелись сомнения, можно ли понятие субъекта, связанное с волевым началом, отождествлять с понятием опорного пункта. Поэтому он говорил о невыясненности понятия субъекта права. Для Еллинека не только юридическое лицо, но и лицо физическое — это юридическая абстракция, продукт правопорядка. Теория Еллинека также означает отказ от уяснения сущности юридического лица, сведение его к фикции.

К охарактеризованным выше взглядам на юридическое лицо, как на пункт «приурочения» прав и обязанностей,

¹Rümelin, Melodisches über juristische Personen, Freiburg, 1891, S. 39, 42, 55, 82.

² Ельяшевич, указ, соч., стр..22.

³ Jellineck, System der subjektiven öffentlichen Rechte, 1892,5.21.

близка точка зрения дореволюционного русского цивилиста Дювернуа, который выводит понятие юридического лица из необходимости создать критерий распознаваемости и постоянства правоотношений. Дювернуа, как и все юристы, отрицающие реальность юридического лица, полагает, что «как собирающего, сосредотачивающего в себе оригинальным образом (первообразно и самолично) и осуществляю­щего всю... сумму правоспособности, мы можем предста­вить себе только вполне волеспособного, зрелого, бдительного человека»¹. Однако последователь­ное проведение этой точки зрения лишило бы юридические отношения свойств постоянства, известности и непрерыв­ности. «Правоспособность и чисто личный характер юриди­ческих отношений, сосредоточенный и объективно изве­стный, продолжает существовать, несмотря на отсутствие активного органа его осуществления, несмотря на парали­зованное его состояние, ибо он необходим, как постулат всего социально-юридического строя в данных бытовых условиях, а не какого-то отдельного человека только» ².

По мнению Дювернуа, нельзя соединять понятие юри­дической личности с реквизитом разумности и волеспособности субъекта. Такой подход закрывает путь объяснению явлений гражданской правоспособности, выходящей за пре­делы правоспособности отдельного человека. Понятие воли — вне гражданского права. Поэтому «раз найдена постоянная связь известных юридических отношений с юридически определенным правообладателем, кто бы он ни был, отдельный человек или та или другая союзная форма, цель цивилиста достигнута. Нам видны все роли юридической драмы, кто истец, где ответчик, владелец, покупщик, правопреемник, собственник, должник, веритель, и мы укажем выход (юридический) из любой кол­лизии». Поэтому не только отдельные люди, но и человече­ские союзы суть лица в юридическом смысле: «Нельзя утвер­ждать, что одни из них суть реальные особи, а другие только мыслимые. Правообладающий союз людей отнюдь не менее правоспособен, чем отдельный человек в соответствующей сфере» ³.

¹ Н. Л. Дювернуа, Чтения по гражданскому праву, т. I, Введение и часть общая, вып. II, стр. 262—263.

² Там же, стр. 263.

³ Там же, стр. 272, 282, 284.

В русской дореволюционной литературе к теории «приурочения» присоединился Ельяшевич. По его мнению, юри­дическое лицо, как «пункт приурочения прав», «единство» и т. д., есть форма юридического мышления, восполняющая все необходимые для юридической жизни функции. Ельяшевич считает, что все попытки объяснить сущность юриди­ческого лица не достигли своей цели, потому что они пре­следовали задачи, лежащие вне компетенции юриста. Между тем для практических целей вполне достаточно констатиро­вать, что юридическое лицо «пункт приурочения прав». Все остальное, что заключается в «теориях», есть в сущности лишь попытка дать «философское обоснование этой новой юридической формы». Задача же заключается в том, чтобы за понятием юридического лица вскрыть те юридические от­ношения, которые характеризуют его внутреннюю организа­цию, ибо «юридическое лицо — это общие скобки, которые обнимают различные по своей юридической сущности явле­ния» '. Хотя юридическая личность, по Ельяшевичу, и не обусловлена внутренней структурой скрывающихся за ней отношений и наоборот, однако, он признает, что для обра­зования юридического лица необходимы минимально два момента — известная организация и обособленное имуще­ство, служащее целям этой организации².

В том же духе высказываются и современные предста­вители фикционной теории. Так, например, Кипп в своих добавлениях к «Учебнику пандектного права» Виндшейда,
защищая теорию фикций от нападок ее критиков, утвер­ждает, что фикционисты не отрицают за корпорацией свой­ства быть действительным, а не фингированным единством группы людей. Но корпорация — не организм, как утвер­ждает Гирке, а организация. Фикция имеет лишь то зна­чение, что некоторые человеческие союзы в своих правах
и обязанностях рассматриваются, как равные людям. Фик­ция в данном случае — это юридическое предписание: «Оно переносит хорошо известную технику юридических отно­шений индивидов на юридические отношения корпора­ции» ³.

Высшей точки своего развития противопоставление должного и сущего, мира нормативного и мира реального

¹ Ельяшевич, указ, соч., стр. 23—24.

² Там же, стр. 449.

³ Windscheid указ, соч., S. 227.

Достигло у Кельзена. Для Кельзена юридическая личность — это только искусственное мыслительное средство, персонификация норм, регулирующих поведение одного человека или множества людей '. Кельзен считает, что фиктивно не юридическое лицо, но господствующая кон­струкция, уравнивающая лицо в юридическом смысле и чело-века. Выражение «Человек имеет права и обязанно­сти» означает лишь, что поведение этого человека является содержанием юридических норм. Юридическое лицо есть комплекс норм, охватывающих множество людей, вплоть до государства. Персонификация — это только вспомога­тельное средство юридического познания; это — Vorstel­lungsakt ². Вместе с тем Кельзен вынужден признать, что хотя человек в биопсихологическом смысле не имеет ничего общего с субъектом права, однако только человеческие действия могут быть содержанием правовых норм, «только человек... может быть правомочным или обязанным в том смысле, что его поведение становится... содержанием право­вой нормы» ³.

Ганс Вольф правильно подметил, что трактовка юриди­ческого субъекта, как персонификация части правопорядка, уподобляет ее барону Мюнхгаузену, который, как известно, сам себя вытащил из болота за волосы; выходит, что нормы являются субъектами права, что субъективные права сами себя носят.

Ганс Вольф при конструировании помятая юридического лица пытается сохранить психофизиологического субъекта, т. е. человека, как предюридическую или преднормативную реальность. Он одобрительно отзывается о высказанной Кельзеном мысли, согласно которой понятие лица и чело­века — форма и содержание; человек вне категории лица — юридически иррелевантен; лицо без человека — пустая форма ⁴. Однако и Вольф ярый противник реальности юри­дического лица. И его теория — это одна из модификаций фикционной теории. «Общая воля», «коллективный интерес» и т. д., по мнению Вольфа, — не реально существущие явления, а фикции. Реальны лишь индивидуальные человече­ские воли; точно так же реальны только индивидуальные

¹ Kelsen, Reine Rechtslehre, S. 53—54.

² Kelsen, Allgemeine Staatslehre, 1925, S. 63—64, 66—67.
³ Там же, S. 70.

⁴Wolff, Organschaft und juristische Person, erster Band, 1933.

интересы, ибо они суть психические состояния. Теории, при­знающие юридическое лицо «волевым единством», выра­жением «общих интересов» и т. д., оперируют фикциями. Единство благодаря общей цели всегда есть нечто пред­ставляемое (Vorgestelltes), а не нечто реально существую­щее. Подобно тому, как упряжка двух лошадей не создает одного хвоста вместо двух, несколько однородных волевых актов и© создают единой воли, но лишь производят согласо­ванную совместную деятельность людей. Точно так же об­стоит дело и с так называемым коллективным интересом. Поэтому фиктивна трактовка юридического лица как реаль­ного явления; фиктивно проэцирование воли органа на «еди­ное множество»; фиктивным является уравнение индиви­дуально-психологической воли носителя органа с юридиче­ской «общей волей»; фиктивно', наконец, отождествление различающихся друг от друга совокупностей лиц, возведе­ние их в единство¹, превращение их в личности '.

Юридическое лицо, утверждает Вольф, — это не фик­ция в смысле теории Савиньи и не союзная реальная лич­ность в смысле теории Гирке и других представителей реа­листической школы, а юридическая конструкция. Юриди­ческое лицо есть идеальная, мысленная связь юридических фактов, отношений и норм. Оно — сокращенная связь абстракций, отвлечений от реальных отношений, оно — часть правопорядка. Не правы те, продолжает Вольф, кто считает, что юридическое лицо создается государством. В этом заблуждении была повинна старая теория фикций. Основное в юридическом лице — его организация. Организация не является ни фикцией, ни созданием (государ­ства. Единство части правопорядка символизируется право­вой теорией в юридическом лице. Государство только легити­мирует организацию ².

Юридическое лицо — всегда субъект в юридико-техническом смысле слова. Ни один из признаков, характеризую­щих юридическое лицо, не может оправдать аналогии юри­дического лица с людьми как субъектами права. Эти при­знаки суть следующие.

Только избранные или назначенные индивиды, т. е. органы корпорации, призваны к восприятию (Wahrnehmung) прав и обязанностей, относящихся к общему имуществу ¹ Wolff, указ, соч., S. 2Q, 31, 38, 51 и др.

² Там же, S. 208, 211, 216—217.

 

корпорации. Организация юридического лица и правоотно­шения между его участниками независимы от изменения членов. Исключенные члены теряют связь с общим иму­ществом, вновь вступившие члены вступают во все право­отношения, предусмотренные уставом. Устав и правоотно­шения между участниками независимы от смены управи­телей (Organwalter). Права и обязанности последних бла­годаря уставу превращаются в «должность» и поэтому при смене должностных управителей остаются неизменными. Правомерное преследование и ограничение общих интере­сов органами осуществляется только в пользу или в обре­менение общего имущества, которое одно лишь «ответст­венно» по «обязательствам», принятым руководителями, и одно лишь обогащается через «права», приобретенные ими же. Правомерное и даже «деликтное» поведение органов вменяется членам не непосредственно, а путем уменьшения или увеличения общего имущества. Наконец, если юриди­ческое лицо правоспособно, ограничение или расширение его ответственности, независимость от смены членов или управ­ляющих имеют 'Значение также и для третьих лиц '.