Профессор слегка напрягся, но Гермиона даже не заметила. Она щурилась вдаль, стараясь удержать готовые брызнуть слезы.
Профессор присмотрелся к ней, будто о чем-то размышляя.
— Я нашел старые выпуски "Пророка", датированные послевоенной осенью, — произнес он, со слабым намеком на вопрос в голосе.
Гермиона сухо кивнула.
— Отличная работа, Северус. Как всегда, в яблочко.
— Я не пытаюсь совать нос в ваши дела, Гермиона.
Гермиона подняла глаза и столкнулась с помертвевшим, неживым взглядом, который видела у него много лет назад.
Снейп продолжал, хрипло и отрывисто:
— Несмотря на широко распространенное мнение, я лишь человек. Я тоже знаком с болью, горем, сожалением, гневом... и чувством вины.
Слова понимания ранили сильнее, нежели его обычный сарказм, и Гермиона отвернулась, кусая губы и тяжело сглатывая. Она ненавидела чувствовать себя эмоциональной и уязвимой.
Чувствовать себя человеком.
Если бы вдруг ей пришло в голову разрыдаться перед кем-то, Северус Снейп не вошел бы даже в первую сотню возможных кандидатур. Заметив какое-то движение, она подняла глаза и обнаружила, что профессор протягивает ей свою мантию.
— Здесь холодно, — неловко сказал он. — Вы даже не замечаете, что дрожите.
И правда...
Гермиона протянула руку и неохотно приняла мантию, завернулась в нее и только тогда поняла, как озябла. В материю впитались знакомые запахи класса Зельеварения. Запахи древесного дыма, трав, химических веществ и консервантов. Она смогла определить все, кроме одного, который от нее ускользал. Она сосредоточилась и зарылась глубже шерсть, все еще хранившую тепло Северуса. От мантии веяло чем-то земляным, травяным. Розмарин! — поняла Гермиона. Она никогда не воспринимала эту пряность, как мужской аромат, но теперь...
Вот розмарин, для того чтобы помнитьУ.Шекспир, "Гамлет"...
Снейп откашлялся, немного отодвинулся и, явно чувствуя себя не в своей тарелке, так же хрипло добавил:
— Хочу рассказать вам об одном из самых трудных уроков, который мне пришлось усвоить, Гермиона. Не всегда нужно сражаться. Вы не можете все время бороться и надеяться на победу. Иногда необходимо признать, что вы... только человек.
Слова эти, именно от этого мужчины, ударили ее подобно пощечине. Все, что он сказал, основывалось на личном трагическом и горьком опыте. Это стало последней каплей: Гермиона, наконец, безмолвно расплакалась.
Немного успокоясь, она поняла, что стоит, уткнувшись лицом прямо в грудь профессора, вцепившись в его рубашку. Мантия Снейпа пахла зельями, но эта близость дала ей почувствовать его собственный аромат — странный, богатый букет, напоминающий о дожде, особенном запахе послегрозовой атмосферы, тронутой легким оттенком дыма и трав — розмарина, перечной мяты и чабреца. Если бы Гермиона могла вообразить себе подобную ситуацию, она бы сказала, что Снейп сбежит или проклянет ее к чертовой матери... Но руки зельевара крепко держали ее в неловком объятии — и пусть все его тело напряглось как струна, он неуклюже пытался ее утешить.
Гермиона вздрогнула, осознав: должно быть, это его первый опыт такого рода. Все его жесты кричали, что он хотел бы оказаться где-нибудь подальше, но профессор старался изо всех сил, и тепло его тела приносило облегчение.
Сжалившись, она осторожно отстранилась. Снейп тут же опустил руки и отступил назад, избегая ее взгляда. Достав носовой платок, Гермиона вытерла глаза и высморкалась, потом поплотнее завернулась в мантию и облокотилась рядом с ним на перила.
— Откуда вы все это знаете? — в конце концов спросила она, не очень понимая, о чем именно спрашивает.
Но Снейп, казалось, понял — как обычно. Но ответил не сразу. Он упорно не сводил глаз с горизонта, и костяшки его пальцев побелели — так сильно он вцепился в ограждение.
— Я знаю, каково это — тонуть в боли, пока, отчаявшись, ты не станешь готов кинуться на шею первому встречному. Нужно просто отпустить это. Вы или отпустите, или утонете.
Он понимает.
Гермиону вдруг осенила догадка, она взглянула ему прямо в лицо и очень тихо сказала:
— Но никто никогда не делал это для вас, правда? Вы так и не смогли... отпустить.
У Снейпа под глазом задергался нерв. Видимо, понадобилось все его железное самообладание, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица. Глаза его оставались потерянными.
— Спокойной ночи, Гермиона...
Профессор отвернулся, поспешно прошел через дверной проем и спустился по лестнице.
Гермиона знала, лучше не ходить за ним; сегодня он открылся так сильно, как только мог, надави посильнее — и он ее оттолкнет.
Грейнджер покрепче завернулась в теплую мантию. Сердце у нее ныло. Он ничего не сказал, но ответа и не требовалось. Столько лет боли и отчаянья, и не к кому обратиться, не на кого опереться — никого нет рядом. Беспросветное одиночество.
Снейп так застыл, когда пытался ее обнять, вспомнила Гермиона... Когда к нему вообще в последний раз кто-то прикасался? Она знала: профессор не любил прикосновения, но, возможно, он просто не привык к этому. Северус напоминал бродячего пса, испуганного и недоверчивого, который отчаянно порывался прибиться хоть к кому-нибудь, но был слишком напуган и шарахался от любого дружеского жеста. Гермиона не могла даже представить такую степень одиночества. Все зашло слишком далеко, наверное, он даже не понимал, насколько неполноценна такая жизнь. Однако, несмотря на все это, он пытался ей помочь.
Старался утешить, пусть неуклюже, но искренне. Так стоит ли требовать большего? Гермиона и так задолжала ему за зелье Сна-без-сновидений. Невероятно: лишь он один в полной мере мог постичь, каково носить глубоко в душе всю эту боль, и горе, и чувство вины, и ждать, пока чаша переполнится. Ее друзья... типичные гриффиндорцы, как сказал бы Северус. Страстные и пылкие, выплескивающие эмоции на окружающих. Гермиона же обычно держала все внутри, почти как Снейп.
Очень медленно она отправилась к себе, погрузившись в невеселые мысли, вспоминая томительный запах дождя.
* * *
В холодном свете утра ситуация стала выглядеть несколько по-другому.
Да, Снейп изломан телом и душой, но не готов принять помощь. Ему уже сорок восемь; почти полвека он провел в одиночестве. Это не сказка, она не может мановением волшебной палочки — ха! — исцелить его. Он слишком сломлен. Все, на что можно рассчитывать — найти некую альтернативу, которая позволит ему забыть о страданиях. То, что немного приглушит боль. Если бы ей удалось с этим справиться, она бы хоть частично могла его отблагодарить.
"Как по-гриффиндорски, — с улыбкой подумала Гермиона, когда умывалась и чистила зубы, — пытаться взять на себя ответственность за все мировые проблемы. Лечить Снейпа не моя забота."
И все же она хотела помочь. Потому что он заслуживал лучшего, потому что Магический мир ему задолжал, потому что он личность, но не только. Ради него самого тоже. Последние несколько месяцев Гермиона наблюдала, как под рубцовой тканью, покрывающей профессора, зарождается другой человек; и ей хотелось узнать этого человека поближе.
Глупо думать, что из глубокой могилы души Снейпа можно извлечь кого-то чистого и любящего. Вряд ли теперь это возможно. Этот кто-то погиб много лет назад. Снейп таков, какой уж есть — сломленный, ожесточенный, недоверчивый, одинокий, озлобленный и израненный. Если не можешь смириться с этими чертами его характера, лучше бросить все прямо сейчас. Ни в коем случае нельзя упорствовать, пытаясь его изменить, пострадают они оба. Если бы ей удалось пробиться к оставшимся в нем проблескам света, она смогла бы помочь ему обрести какое-то равновесие. К лучшему или худшему, темнота — часть его самого, и у нее нет ни власти, ни права лезть к нему в душу.
Громада дела, на которое она замахнулась, кружила ей голову. Из всех возможных жертв войны, она зациклилась на самом пострадавшем из всех. Совпадение или нет, Гермиона ступила на эту стезю еще на станции Ватерлоо. Тем не менее факт оставался фактом: иного выхода из ситуации нет. Хорошо бы обсудить это с кем-нибудь, только с кем?
Можно, конечно, побеседовать с портретом Альбуса, но эту идею Гермиона отмела сразу. Северус верно служил Дамблдору более двадцати лет, но Грейнджер была готова сожрать своего кота, если Снейп на самом деле любил своего хозяина. Гермиона все еще вспоминала о директоре школы с любовью и уважением, но не так восторженно, как раньше. Ей не нравилось то, что он делал. Да, поступки директора были вынужденными, но от его притворства и изворотливости Гермиону просто мутило.
Дамблдор абсолютно не понимал мотивы Мастера зелий. Он мог бы, вероятно, подсказать слабые места Снейпа и какой-нибудь хитрый подход к нему, но полагаться на его опыт Гермиона не хотела. Старые коллеги Северуса тоже отпадали — они на дух друг друга не переносили.
Ей просто до зарезу требовалось второе мнение.
Раз на друзей Северуса — все равно их у него нет — надеяться не приходилось, возможно, упорядочить путаные мысли Гермионы Грейнджер мог кто-то из ее собственных друзей... Но кто? Только не Рон. Он все еще с ней не разговаривал, скорее всего, просто забыл, подозревала Гермиона. На Рождество как ни в чем не бывало пришлет открытку и подарок. Гарри? Нет. Слишком много общего прошлого со Снейпом, слишком много горечи. Ненависти к профессору Гарри давно не испытывал, но и желания помогать своему заклятому врагу не поймет. Кроме того, ей не нужен мужской взгляд. Джинни? Они с Гарри слишком близки... и в любом случае, Гермиона думала, что рыжая помочь не сумеет. Придется неделя за неделей объяснять, чего именно она пытается добиться, а Гермиона и сама этого не знает.
Вдруг ответ сам пришел к ней. Улыбаясь, Гермиона устроилась за столом и начала писать письмо.
Дорогая Луна.
Прошло много времени с нашего прошлого разговора, когда ты предложила Северусу дать интервью. Прости! Я совсем погрязла в ежедневной суете. На самом деле, я хотела бы узнать твое мнение кое о чем. Ты всегда отличалась нестандартными взглядами, и я думаю, что мне это могло бы очень пригодиться... Ты свободна в эти выходные? Я хотела бы поговорить...
* * *
— Привет, Гермиона! А я и сама собиралась тебе написать. Я же знаю, как плохо тебе бывает по осени.
— Да, — кивнула Гермиона, почувствовав облегчение: с Луной было легко об этом говорить. В ее подруге любопытным образом сочеталась мечтательность и незыблемый здравый смысл. Это странно расслабляло. — Хотя после годовщины становится легче.
— Хорошо. С каждым годом уже не так больно, правда? — Взгляд подруги, обычно рассеянный, вдруг стал цепким. — Кто-нибудь еще вспомнил?
— Нет, — грустно призналась Гермиона, — да я и не ждала.
— Не стоит сидеть в одиночестве и вариться в собственных мыслях.
— Я была не одна. Мне помог кое-кто в Хогвартсе. На самом деле, я как раз об этом хотела с тобой поговорить...
Сделав глубокий вдох, Гермиона поведала о происшествии на вершине Астрономической башни. Рассказ занял много времени. Полумна молча и внимательно слушала. Просто сидела, опустив подбородок на руку и смотрела в пустоту.
— Ну, — безмятежно улыбнулась она, когда Гермиона закончила, — я понимаю, почему ты обратилась именно ко мне.
— Да, — сдержанно согласилась та. — Я думала — и надеялась — что ты отреагируешь иначе, чем остальные. Не хочу оправдываться за желание кому-то помочь.
— И не нужно, — спокойно ответила Луна. — Я всегда смотрела на Снейпа по-другому. Я ведь не из Гриффиндора. К равенкловцам он нормально относился, с нами он вел себя спокойнее. Я никогда не доверяла... внешнему облику людей. Никто настолько не прост.
— Точно, — мотнула головой Гермиона. — Я чересчур долго это осознавала. Так ты не возражаешь против того, что я пытаюсь сделать?
Луна выглядела до странного серьезной.
— Вообще-то да. Думаю, что... ну...
— Что?
— Не пойми меня неправильно, пожалуйста. Я давно об этом размышляла, но если бы я предложила это раньше, ты бы меня прокляла.
— Предложила что, Луна? — раздраженно потребовала Гермиона.
— Ну, я часто думала, что у вас с профессором было так много разногласий, потому что вы слишком похожи друг на друга. Я имею в виду, ясно, за что он ненавидел Гарри. А если ты ненавидишь Гарри, ты должен точно также ненавидеть Рона. Но с тобой было иначе. Казалось, тебя он ненавидит за твои собственные заслуги.
— Я раздражала его. Слишком сильно старалась и хвасталась.
— Как многие студенты, но он их за это не третировал.
— К чему ты клонишь, Луна? Я не злюсь, просто ни черта не понимаю. Чем мы похожи?
— Вам оба страдаете, — просто сказала Луна. — Происшествие на башне это подтверждает. Твои мучения похожи на его собственную боль, вот почему он смог тебе помочь. Иначе просто не знал бы, как. Но дело не только в этом. Мне кажется, ты похожа на того студента, каким был и он.
— Это какого?
— Талантливого. Замкнутого. Отверженного. Разочарованного. Одинокого. Гениального. Нетерпеливого.
Гермиона хотела запротестовать, уже открыла рот и тут же его закрыла. Луна сказала правду. Но не все так просто, имелись и отличия. Вряд ли Северус когда-нибудь пытался заслужить одобрение учителя или помочь менее способным ученикам, а Гермиона никогда не создавала заклинания, способные причинить людям боль и не подвергалась травле, подобной той, что видела в Омуте. Но Луна только что перечислила много общих факторов.
— Может быть, — наконец неохотно выдавила Гермиона.
Будь это кто-то другой, а не Луна, подтекст возмутил бы Грейнджер, но Полумна видела мир иначе, не так, как большинство людей, — в конце концов, именно поэтому Гермиона решилась с ней поговорить.
— И что это означает?
— Не знаю, — легкомысленно отозвалась подруга, — но, видимо, что-то да значит. Он не стал бы делиться с кем попало. Даже учитывая, что ты рассказывала о его здоровье, ему без надобности вываливать на тебя такие подробности. Это все из-за тебя самой, Гермиона. Почему — неважно. Если ты хочешь помочь профессору, у тебя больше всех шансов. Но все это может и не сработать.
— Знаю, — заверила её Гермиона. — Это не сказка. Он не собирается меняться, да и я этого не хочу.
— Чего же ты хочешь? — очень серьезно спросила Луна.
— Хочу поддержать его, но не пойму, как. Я не настолько самоуверенна, чтоб думать, что знаю, как помочь. Он такой, как есть... Я просто хочу сделать его жизнь не такой болезненной и трудной. И... ну, как-то странно... Кажется, мы подружились, хотя мало кто способен это понять.
— Хм, — пробормотала Луна, видимо, думая о чем-то совершенно другом — обычное дело.
— Каким он тебе показался, когда давал интервью?
— Что? Ох, он не давал. Просто прислал текст и фотографии. Я не видела его после войны.
— Есть идеи, что теперь делать?
— Привлечь Крукшанкса отличная идея, — задумчиво сказала Луна. — С животными всегда легче иметь дело, с чем людьми. Ты очень правильно сравнила его с одичавшим бродягой... Не забывай об этом. Просто дай ему привыкнуть, что ты рядом. Попробуй найти общую тему для разговора — например, книги, это должно быть что-то... безопасное. А ты прикасалась к нему еще, после эпизода на башне?
— Извини?
— Не волнуйся, я еще не совсем чокнулась, — захихикала Луна. — Это серьезный вопрос!
Гермиона немного поразмыслила над этим.
— С тех пор я видела его только раз или два. Он дал мне Сон-без-сновидений и сказал, мол, это не выход, а я вернула ему мантию. Еще мы встретились, чтобы поговорить об его исследованиях.
— Ты до него дотрагивалась?
— Не могу вспомнить... Подожди. Да. В учительской, случайно. Я задела его за руку.
— Как он отреагировал?
— В сторону шарахнулся, — задумчиво произнесла Гермиона. — Правда, очень резко дернулся. Даже порвал листок, который читал. Я помню, еще подумала, что ткни я его нечаянно ножом, он и то среагировал бы спокойнее.
— А потом?
— Потом он вел себя, словно ничего не случилось, просто рявкнул, чтоб я была осторожнее.
— Мда... Его, наверное, очень давно никто не касался.
— Что это значит?
— Прикосновения важны, Гермиона. Магловские психологи проводили эксперименты с животными, со щенками или обезьянами, не помню точно. Они взяли новорожденных детенышей, и удовлетворяли все их основные потребности — в пище, воде, тепле, чистоте, заботились о здоровье — всё, кроме физического контакта с их собственным видом или людьми. До них никогда не дотрагивались, если не было крайней необходимости.
— И что же случилось?
— Большинство из них умерли. А те, что выжили, сошли с ума. Стали агрессивными, опасными и не способными взаимодействовать друг с другом.
Гермиона медленно переваривала информацию.
— И что же делать?
— Не знаю, это твой проект, не мой. Но если поможет, вспомни, как приручают лошадей. Неделю или около того просто приучают лошадь, что прикосновения это не больно, что их не стоит бояться. Может быть, с этого и начать. Покажи ему, что взаимодействие с другим человеком не ранит, что говорить и трогать это нормально. Я имею в виду, разумом он и так это понимает, но тебе нужно достучаться до его подсознания. Все дело в инстинктах, а не в разуме — иначе вы двое уже бы с этим разобрались. Так что просить помощи в Равенкло не слишком умно с твоей стороны.
Они улыбнулись друг другу, а потом Гермиона засмеялась.
— Погоди, ты что, правда даешь мне советы, как приручить Снейпа?
И подруги растерянно расхохотались.
21.11.2016
Глава 9
В эту пору грустишь и тоскуешь, сам не зная почему;
и кажется, что прошлое безотрадно, как пустыня, над которой пронесся ураган,
в настоящем все — тщета и уныние, а грядущий день только приближает смерть.
Марк Твен.
Рождество принесло с собой новые убийственные доказательства, сколь длинный путь предстояло пройти Гермионе.
Ранним рождественским утром она вошла в учительскую, надеясь оказаться там раньше всех, и осмотрела комнату. Домашние эльфы аккуратно сложили подарки на стульях учителей. Стул Снейпа в углу остался пустым. Не удивительно, грустно отметила Гермиона. Она долго колебалась, но все-таки приготовила Снейпу сюрприз. Если положить единственный сверток (вряд ли кто-то, кроме нее озаботился подарками для Мастера Зельеварения) это будет еще унизительнее, чем если бы вообще никто ничего не подарит.
Следующим вошедшим, к изумлению Гермионы, которая как раз возилась с кофеваркой, оказался сам профессор.
Она взяла себя в руки и приветствовала его:
— С Рождеством, Северус.
Снейп буркнул в ответ что-то неопределенное и отправился налить себе кофе.
— Что привело вас сюда?
— Праздник, — прорычал он хриплым спросонья голосом. — Мне приказали быть общительным.
Профессор оглядел заваленные яркими пакетами стулья, свой собственный пустой стул, усмехнулся и устало плюхнулся на место.
— Вижу, вы не удивлены, — осторожно заметила Гермиона. — Так всегда было?
— Да нет. Обычно Дамблдор дарил мне что-нибудь. Как правило, бесполезную и безвкусную безделицу. Больше не дарили ничего, и мне всегда хотелось, чтобы и он этого не делал. Дурацкие носки можно и другими способами уничтожать.
Радуясь, что Снейп в состоянии над этим шутить, пусть и юмором висельника, Гермиона улыбнулась и достала из кармана маленькую коробочку.
— Надеюсь, мой подарок не покажется вам ни безвкусным, ни бесполезным. Я собиралась оставить его на вашем стуле, пока не увидела комнату.
То был один из редких случаев, когда она застала его совершенно врасплох. После некоторой паузы, пожалуй, чересчур затянувшейся, Снейп встрепенулся и очень осторожно взял пакет, словно опасался, что тот его укусит. С непроницаемым выражением лица он уставился на подарок. А потом, не дожидаясь, пока Гермиона примется ныть, чтобы он сделал хоть что-нибудь, профессор полез в карман, выудил оттуда небольшой тканый мешочек и швырнул ей. Она так удивилась, что едва смогла поймать его и чуть не выронила из рук.
— Не стоит так переживать, — язвительно предупредил Снейп, почти справившись с голосом. — Это не для вас.
Гермиона с удивлением покрутила в руках маленькую подушечку. Кажется, внутри сухие листья...
Она осторожно принюхалась и, невольно улыбаясь, посмотрела на профессора.
— Кошачья мята, Северус? — Она изобразила строгий вид. — Я не одобряю употребление даже легких наркотиков.
Снейп тихо фыркнул, и Гермиона не сумела остаться серьезной.
— Ну ладно, Крукшанкс её обожает. Благодарю вас от его имени. А теперь откройте свой подарок, пока не пришли остальные.
Гермиона долго думала, что ему подарить. Что-то слишком личное может сделать зельевара более подозрительным или загнать еще глубже в раковину. А слишком безличный не имел смысла вообще. Дорогое нельзя, а то он решит, что обязан дарить что-то в ответ; дешевое тоже — так ведь и обидеть можно. А потом Гермиона вдруг вспомнила о слабости профессора. Она искала не одну неделю, и теперь отчаянно надеялась, что угадала. Гермиона припомнила их давний разговор о курении и купила ему новую зажигалку, Зиппо. Старая-то его была совсем простой, и выглядела так, словно ее пропустили через камнедробилку. А у новой с одной стороне выбили его инициалы, двойную выпуклую "S".
Снейп очень медленно повертел ее в пальцах, будто не понимая, что это такое.
— Зажгите ее, — предложила Гермиона.
Взглянув на нее сквозь завесу волос, он довольно долго не решался последовать совету, а потом сделал, как велено. Вспыхнуло пламя, комнату заполнил знакомый запах.
— Пахнет костром... — удивился Снейп.
— И никаких ассоциаций с прокуренной забегаловкой, — улыбнулась Гермиона, повторяя его собственные слова. — На неё наложено еще несколько заклинаний... Не нуждается в заправке, защищена от повреждений. Ваша старая настолько помята, что уже не похожа на зажигалку.
Профессор уставился на подарок, словно прежде не видел ничего подобного. В его глазах отражался маленький огонек.
Вскоре голоса за дверью возвестили о появлении других преподавателей, и Снейп резко поднял голову. Быстро закрыв зажигалку, он положил ее в карман и заколебался, глядя то на Гермиону, то на входную дверь.
— Спасибо, — поспешно сказал он. — Это... спасибо.
Как только открылась дверь, Северус схватил вчерашний "Пророк" и развернул его, надежно укрывшись за газетой. Ужасно досадно, что его шокировала такая простая и невинная вещь, как рождественский подарок! Но в целом, по ощущениям Гермионы, все прошло настолько хорошо, насколько вообще возможно в текущих обстоятельствах.
Остаток утра прошел в счастливой суете и разговорах. Учителя, смеясь и весело поддразнивая друг друга, открывали подарки. Северус вынырнул из-за газеты, разгладил ее на коленях, и занялся кроссвордом — вооружившись магловской шариковой ручкой — посмеялась про себя Гермиона. Он по-прежнему не обращал ни на кого внимания, но не так подчеркнуто, как обычно, и, казалось, слился с обстановкой, а не выделялся из нее.
— От кого это, Гермиона? — весело полюбопытствовала Минерва, когда Грейнджер взяла свой последний подарок.
— Не знаю, — озадаченно ответила Гермиона, — записки нет. Я уже получила подарки от всех друзей, от кого ожидала.
— Может, от тайного поклонника?
Гермиона фыркнула.
— Вряд ли, я ведь живу здесь. Разве что кто-то из студентов потерял голову или Невилл решил ради меня бросить свою подружку.
— Даже не шути об этом, — отозвался Лонгботтом. — Вы обе меня в гроб загоните.
— Ну еще бы!
— Открывай! Может, записка внутри? — предположила директриса.
Нахмурившись, Гермиона сняла зеленую с золотом упаковку с маленькой коробочки.
Похоже на коробку для кольца...
Открыв коробку, она ахнула от удивления. Внутри и впрямь лежало кольцо. Твердая серебряная полоска, на которой снаружи, с одной стороны, были высечены голова и передние лапки выдры, а с другой отпечатки ее следов. Простое и прекрасно выполненное ювелирное изделие — Гермиона никогда не видела такой красоты.
— Какое чудесное! — похвалила Минерва, заглядывая через плечо Гермионы.
Остальные профессора сразу же заинтересовались. Прежде чем Гермиона успела возразить, кольцо пустили по рукам, обсуждая и восхищаясь.
— Выдра? Какой странный выбор для кольца, правда?
— Это твой Патронус, так ведь, Миона? — уточнил Невилл.
— Даже не знала об этом! — прокомментировала Минерва.
— Думаю, знали только в Отряде Дамблдора. Я ни разу не пользовалась чарами Патронуса на войне, — рассеянно сказала Гермиона, отвоевывая подарок обратно и примеряя его.
Кольцо идеально подошло на средний палец её правой руки.
— Но тут нет никакой карточки! Ты знаешь, от кого это?
— Я... думаю, да, — неспешно кивнула Гермиона.
— Что — это и в самом деле тайный поклонник?
— Нет, это от друга, — решительно сказала она и на одну секундочку позволила себе скользнуть взглядом мимо Минервы в угол, где Северус, похоже, с головой окунулся в кроссворд. Вроде бы, он ни разу не посмотрел в их сторону, пока они разговаривали, но полное отсутствие его реакции говорило само за себя.
— Такое может придумать только очень хороший друг.... — забросила удочку Минерва.
На лице Северуса появился намек на ухмылку: видимо, он все прекрасно слышал.
— Не уверена, но очень хотела бы так думать, — согласилась Гермиона, и с удовлетворением заметила, как Снейп выронил ручку.
* * *
В тот же вечер она нашла на столе в своем кабинете небольшой пакет. Внутри оказался стеклянный флакон, наполненный знакомой серебристой субстанцией, и записка.
Счастливого Рождества, Гермиона. Я не хотела, чтоб эта посылка прибыла с остальными подарками; будет лучше, если ты посмотришь эти воспоминания в одиночестве. Думаю, ты поймешь, почему я рада помочь с... приручением мустанга, так скажем. Тебе будет интересно, и, надеюсь, полезно.
Луна.
Хмурясь, Гермиона рассматривала маленький пузырек с воспоминаниями. Тут ее отвлекло мяуканье — Крукшанкс трогал ее лапой за юбку. Она посмотрела на него и улыбнулась, вытаскивая небольшой пакетик кошачьей мяты из кармана.
— Вот, Крукс. Северус тебя поздравил. Я буду немного занята, так что развлекайся, — она бросила ему игрушку.
Бросившись на пакет, кот прижал его к полу лапами и принялся в экстазе тереться об него мордой.
— Смотри не перестарайся, — сухо укорила Гермиона и отправилась в гостиную за небольшим Омутом памяти.
* * *
Увидев первое воспоминание, Гермиона поняла, что за подарок ей сделала Полумна.
Она оказалась рядом с одиннадцатилетней Луной в знакомом классе Зельеварения, наблюдая, как молодой и еще не отмеченный шрамами Северус Снейп влетает в комнату. Она запомнила его в точности таким же, включая непривлекательную наружность.
— Здесь вы будете постигать изысканную науку и тонкое искусство Зельеварения...
Гермиона с улыбкой закусила губу. Видимо, этой речи удостаивались все первокурсники. С другой стороны, нужно признать, тирада весьма впечатляла: даже сейчас ей помнилось каждое слово. Гермиона вдруг обнаружила, что проговаривает вслед за профессором его знаменитую речь, пока он произносит её, ошеломляя и запугивая студентов.
Последовали мимолетные воспоминания о других уроках Зельеварения. Занятия Равенкло и Хаффлпаффа проходили гораздо менее напряженно и враждебно, чем у Гриффиндора и Слизерина — ни тебе возмутителей спокойствия, ни распрей. Без своих любимчиков и заклятых недругов Снейп казался гораздо более лояльным и гибким. Гермиона видела лишь один эпизод, когда профессор оскорбил студента. Происшествие случилось уже на третьем курсе Луны: ученик Хаффлпаффа едва не стал причиной несчастного случая, чуть не прикончившего его самого и большинство его одноклассников.
Со временем поведение зельевара изменилось. К концу второго курса Полумны профессор стал заметно более вспыльчив и менее снисходителен, вероятно, из-за тогдашних проблем с Ремусом и Сириусом, хотя, естественно, Луна, об этом ничего не знала. В начале третьего курса он почти вернулся в норму (и даже это было настолько непохоже на его поведение на уроках Гриффиндора, что Гермиона не верила своим глазам).
Однако, примерно в середине первого семестра, Гермиона увидела занятие, гораздо больше напоминающее то, чего она ожидала. Снейп на урок опоздал, яростно влетел в класс, с таким видом, будто не спал неделю, рычал на всех, снимая баллы за всякие мелочи и вообще действовал так, словно столкнулся с целым классом клонов Гарри Поттера. Юная третьекурсница Лавгуд явно не имела ни малейшего представления, почему зельевар так себя вел; взрослая Гермиона заметила, как Снейп, мечась взад-вперед по классу, почти постоянно потирает левую руку. Похоже, как раз тогда у него на руке начала темнеть Метка.
После этого инцидента атмосфера на уроках Равенкло несколько улучшилась, но незадолго до Пасхи стало хуже — видимо, Метка проявилась еще четче, возвещая об опасности возвращения Волдеморта. С каждым эпизодом усталость и напряженность Снейпа становились все заметнее. Гермиона решила пересмотреть собственные воспоминания о четвертом курсе, чтоб поискать подобные признаки.