Слезы душили меня и заливали лицо. И когда шляпница сдернула колпак, мне стало стыдно: ну что это со мной происходит? Безумие какое‑то!
– Безумие… Ну давай попробуем, – сказала шляпница и мгновенно надела на меня другой колпак – шутовской, двурогий, один рог красный, другой зеленый, а на концах бренчали бубенчики. – Как тебе?
Я вскочила. Мне было вовсе не весело (странно, а я думала, что шуты – очень веселые люди!). Но я почему‑то почувствовала злость, медленно переходящую в ярость.
– Подходи, народ людской! Я смешу вас день‑деньской! Можно эдак, можно так, потому что я дурак! – завопила я, прыгая по студии. – Посмотри на барыню, перечницу старую! Не сеет, не пашет, не поет, не пляшет, все на свете знает, морали читает!
– О ком это ты? – вкрадчиво спросила шляпница.
– О маме! – отмахнулась я – и замерла на месте. – О маме? О Господи!
– Стоп! – снова вмешалась шляпница и махом убрала шутовской колпак, водрузив мне на голову странную шляпку – золотистую спираль на тонком ободке, похожую на нимб. Я глянула в зеркало, и в меня хлынули странные чувства.
– Это тоже любовь… – с удивлением произнесла я. – Она думала, что без этого я не проживу. Без дисциплины и серьезности. Она хотела как лучше. Мама хотела меня защитить. Она не виновата. И я тоже не виновата. Никто не виноват…
– Милая, посмотри на меня. Давай попробуем вот это, – мягко предложила шляпница, протягивая мне соломенную шляпу с широкими полями. Я надела ее – и мне сразу стало спокойно и хорошо, как летом на даче, в шезлонге и с книжкой, а рядом блюдечко со спелой вишней.
– Вот теперь мы можем обсудить все это, – погладила меня по плечу дама. – Ты хочешь что‑нибудь сказать?
– Что это было? – задала я давно мучающий меня вопрос.
– Искусство, – просто ответила дама. – Я умею делать шляпки, поднимающие разные эмоции. И выводящие их. Такая шляпная терапия, понимаешь?
– Шляпная терапия, – повторила я. – Эмоции, стало быть… Вы знаете, я сейчас поняла, что я всю жизнь чувствовала себя виноватой перед мамой. Ей хотелось, чтобы я была серьезной и вдумчивой. И дисциплинированной. И чтобы жила по правилам. А я не могу! Не то чтобы совсем не могу – но мне не нравится. Мне приходится себя заставлять жить по режиму и делать только то, что приличествует порядочной девушке. Я когда канкан танцевала – мне нравилось, правда. Но потом я ужаснулась – а что мама скажет? Если узнает? И мне стало очень стыдно. Я всю жизнь доказываю ей, что я умная и правильная. А сама на нее внутренне злюсь! Потому что живу не своей жизнью, а ее. Ну, как она бы ее прожила.
– Ах, милая, я думаю, если бы ваша мама примерила мои шляпки, вы бы удивились, насколько ошибочно это умозаключение, – грустно сказала шляпница. – Мы все в угоду какому‑то мифическому «общественному мнению» с детства учимся подавлять свои эмоции и истинные желания. Ваша мама, я полагаю, не исключение…
– Наверное, – согласилась я. – Но это же ее дело, правда?
– Правда, – подтвердила странная шляпница. – Вы примерили на себя разные роли, и похоже, многое поняли о себе, не так ли?
– Так, – созналась я. – Я поняла, что слишком подозрительная, мне все время кажется, что меня кто‑то осуждает. Но это не мой страх, а мамин! А я – другая! Я поняла, что хочу иногда дурачиться. И танцевать. И гусары мне, оказывается, нравятся. И еще мне нравится побыть одной, на даче, но при этом знать, что где‑то рядом родные люди и им тоже хорошо. Но я чувствую, что это далеко не все, что мне нравится! А еще у вас шляпки есть?
– Сколько угодно, – с удовольствием сообщила дама. – Примеряем?
Мы перемерили еще целую кучу шляпок. И я узнала о себе, что мне, оказывается, нравится мчаться по ночному шоссе на байке – об этом мне сообщила кожаная ковбойская шляпа, потягивать через соломинку коктейль на открытой террасе кафе (черная «таблетка» с вуалеткой), бродить по выставочным залам (белая фетровая шляпа с мягкими широкими полями), с достоинством отстаивать свое мнение (бордовая бейсболка задом наперед), гулять с малышом (песочного цвета панама), милостиво совершать королевский наклон головы (кружевная наколка с жемчугами), работать в команде (корректная фиолетовая шляпка умеренных пропорций), и еще много чего. Кое‑что из того, что я узнала о себе, было просто откровением! А самое главное, я нашла шляпу, в которой чувствовала себя предельно уверенно – ну просто супер!
– Можно, я куплю вот эту? – попросила я.
– Милая, мои шляпы не продаются, – удивилась дама. – Вам Натусик не сказала?
– Но почему? – изумилась я. – Разве вы их делаете не на продажу?
– Разумеется, нет, – ответила шляпница. – Давно уже нет. Мои шляпы – это лекарство. Их примеряют только тогда, когда хотят увидеть в себе нечто новое. Увидеть – и измениться. Но для лекарства очень важно соблюдать дозировку! Иначе можно навредить организму.
Видимо, на лице моем отразилось разочарование, потому что шляпница засмеялась и сказала:
– Да вы не расстраивайтесь так! Я вам дам адрес магазина, где замечательный выбор шляп! Я лично там иногда покупаю! Вы обязательно сможете подобрать себе то, что вам пойдет. Вы же очень красивая девушка, вы знаете об этом?
Я глянула в зеркало. И удивилась: то, что я там видела, мне и правда нравилось! Согнутые плечи расправились, спина выпрямилась, щеки раскраснелись, глаза блестели, и была я очень даже ничего!
– Надо же! – подивилась я. – Совсем другой человек! С ума сойти…
– Иногда достаточно бывает позволить себе поиграть в разные штуки, чтобы увидеть свое истинное лицо, – кивнула шляпница. – Теперь ты это знаешь. Предлагаю вернуться в гостиную и выпить со мной чаю. С вишневым вареньем!
… Едва я вошла домой, затрезвонил телефон. Судя по его нахохлившемуся виду, он уже раскалился от звонков и был на меня обижен. Я сняла трубку – разумеется, это была Натусик.
– Ну как? – сразу жадно спросила она.
– Как, как… – сурово сказала я. – Подставила ты меня, подруга, по полной программе!
– А чего, а чего? – заволновалась Натусик. – Тебе что, не понравилось? Не подошло ничего, что ли?
– Да подошло, подошло, – не выдержала и засмеялась я. – Спасибо тебе, родная. Никогда так не веселилась!
– Ага, а то я уж испугалась, – облегченно вздохнула Натусик. – Она ведь странная, эта шляпница, что и говорить.
– Она чудесная. Только ты не расслабляйся, дорогая. Имей в виду: завтра мы идем в магазин по указанному адресу, будем выбирать мне головные уборы. У тебя будет право совещательного голоса. Нет возражений? – сообщила я, сама удивляясь своей напористости.
– Ух ты! – восхитилась Натусик. – Да я вижу, в тебе руководитель прорезался? Ну ни фига себе!
– То ли еще будет! – воодушевленно пообещала я. – А со своим беретом я знаешь что решила сделать?
– Не знаю, а что?
– Я из него сделаю куклу! Назову ее «Неуверенность». Посажу в уголок и буду на нее посматривать, чтобы не забыть, от чего я ушла и к чему стремлюсь.
– Вау! – восхищенно выдохнула Натусик. – Класс! Чур, я участвую!
– Участвуй, – великодушно разрешила я. – Ведь это ты меня сосватала к этой шляпнице. Имеешь право.
– Эк ты это… по‑королевски сказала, – подивилась Натусик. – Аж реверанс хочется сделать.
И была она совершенно права, потому что я в это время как раз смотрела в зеркало и представляла себя в кружевной наколке, усыпанной крупными розовыми жемчугами. По‑моему, это было совершеннейшее «комильфо» – что бы там оно ни означало.
– Так вот зачем ты отправляешь меня к Шляпнице! – заулыбалась Лика. – Ты знаешь, а идея мне нравится! Шляпа‑незнакомка дала мне понять, что я себя не знаю. А Шляпница поможет выяснить, какая я на самом деле. И вот смотри, что получается:
♦ Некрасивых женщин не бывает – бывают нераскрытые.
♦ Определи себе достойную цену – и скоро в нее поверят все.
♦ Цена должна соответствовать оформлению.
♦ Меняя образы, мы ощущаем полноту жизни.
♦ Позволь себе быть разной и разреши это же другим – и жизнь волшебно изменится.
– Так. Похоже, к Шляпнице мы сейчас не попадем, – вдруг сказало Перышко. – Похоже, мы сейчас вляпаемся! Осторожно!!!
– Куда? – едва успела спросить Лика и тут же вляпалась.
– Ну вот, предупреждало же! – расстроилось Перышко.
– Откуда здесь столько… э‑э‑э‑э… навоза? – удивленно спросила Лика, огорченно разглядывая босоножки. – Вроде и тучных стад не видно? Нет, ты посмотри – шагу ступить некуда! А вон вроде остатки стены… И памятник какой‑то. Собачка вроде… Мы куда забрели‑то???
– Куда надо, туда и забрели, – пробурчало Волшебное Перышко. – И вляпались куда надо. В сказках случайностей не случается. Да и в жизни тоже.
– Но этот запах! – жалобно воскликнула Лика. – Что делать‑то?
– Извините! Простите! Это наше! – раздалось совсем рядом.
Лика обернулась – к ним спешили двое: девушка в сарафане и мужчина. Оба выглядели встревоженными и сконфуженными.
– Да я и не претендую, хорошо, пусть, если ваше, забирайте, пожалуйста! – вежливо сказала Лика.
– Нет, мы не в том смысле, – поспешила объясниться девушка. – Нам это уже не нужно. Но нам так неловко, что вы в это вляпались! Сережа, ну как неудобно получилось, да?
– Вам бы нужно помыть босоножки, – смущенно предложил мужчина. – Милочка, тут имеется ручей?
– Да, вон в той стороне, куда стадо умчалось. Ну, когда ты перед воротами метался.
– А, да, перед тем, как ты Черного Кобеля в памятник превратила!
– Ох, чую, тут у вас какая‑то сказка сложилась! – не без оснований предположила развеселившаяся Лика. Парочка выглядела такой несчастной от случившегося конфуза, что хотелось немедленно погладить их по головкам и выдать по чупа‑чупсу.
– Сложилась, сложилась, – наперебой заговорили оба. – Такая сказка вышла – и смех, и грех!
– И о чем же ваша сказка?
– Ну, она такая… – зарделась Милочка. – Очень личная.
– Про Амурные Дела! – добавил Сергей.
– Вон оно что! Ну уж теперь не отвертитесь! Мне тоже с амурными делами давно пора разобраться! Где у вас тут ручей? Показывайте и рассказывайте!
Сказка четырнадцатая
АМУРНЫЕ ДЕЛА
ухленький златокудрый Амурчик летел на задание. Деловито поправляя лук за спиной, он то и дело заглядывал в бумажку, сверяясь с маршрутом. Лес внизу кончился, показался лужок.
– Ага! Вроде здесь! – обрадованно тряхнул кудрявой головкой Амур и пошел на снижение.
Картинка была еще та…
Луг по периметру был обнесен высокой каменной стеной – как крепость. Вокруг уныло и бродили несколько растерянных мужчин. Некоторые пытались подпрыгнуть и посмотреть, что творится на лужке, но стена мешала – высокая была, основательная. Зато сверху Амуру хорошо было видно, что там, внутри.
По зеленой травке слонялись туда‑сюда самые разные животные. Наблюдались овцы, корова, много козлов, крупная черная собака. Овцы блеяли, козлы мекали, корова время от времени мычала, а собака басовито взлаивала. В центре всей этой мычащей‑рычащей композиции, на небольшом пригорочке, печально восседала молодая женщина в белом сарафанчике, с венком из ромашек на голове. Вид у нее был недоуменно‑беспомощный.
– Ой, блин! – подивился Амурчик, почесав затылок. – Это что ж за зоопарк такой? И кто тут у нас клиентская группа?
Он снизился еще и подлетел к мужчинам.
– Здорово, мужики! Как оно?
– Привет, – оглянувшись, отозвался ближайший мужчина, остальные и не обернулись даже.
– Ага! Ты меня видишь и слышишь! Стало быть, ты – мой нынешний клиент, – с облегчением сообщил Амурчик.
– А они?
– А они, стало быть, бывшие. Или будущие. Ты не заморачивайся, ты лучше скажи, чего ходишь! Небось дела амурные?
– Ну, амурные! Мне девушка нравится. Которая там сидит. Милочка ее зовут.
– Ага, все верно! Милочка! А тебя – Серега, да?
– Ну. А ты откуда знаешь?
– Так у меня наряд, маршрут. Все прописано. Во, смотри! «Поразить стрелой Амура Милочку и Сергея». Местоположение – тут. Все верно!
– Ух ты! Клево! Ну так поражай же скорее!
– Не могу. Как же я вас поражу, если ты тут, а она там? Вы ж друг друга не видите! Надо, чтобы рядом были. Тогда я прицелюсь – и вмиг!
– А как я ее увижу, если стена?
– Так вот я не пойму, откуда стена взялась? У меня на карте нет никакой стены, не обозначена! Слышь, Серег, может, ты знаешь?
– Да я‑то откуда??? Сам мучаюсь! Она мне знаешь как нравится! Я вокруг нее и так, и эдак, а подобраться не могу – стена! Ворота есть, но они на таком конкретном замке, что и с ломом не пробьешься.
– Перелезть не пробовал?
– Пробовал! И с разбегу, и в прыжке. И таранить пробовал. Ни фига не получается. Крепко строили, на совесть. Гляди, камни какие. Монолит!!!
– Ты это, Серега… Погуляй пока еще чуток. Только далеко не отходи. А я на ту сторону, к ней. Выясню, что за стена.
Амурчик вспорхнул и легко перелетел на лужок, повиснув прямо над объектом.
– Эй, девушка! Милочка! Ми‑ла!!! Да тебе говорю, не вертись, ты наверх посмотри!
Девушка в ромашках сначала встревоженно заозиралась, а потом глянула наверх.
– Ой! Ангелочек!
– Я не Ангелочек! Я Амур!
– Кто‑кто?
– Амур в пальто! Не понимаешь, что ли? Амур, бонжур, гламур, ля мур… Я – посланец богов, прилетел пронзить твое сердце стрелой Амура. Ферштейн?
– Да, да, ферштейн, конечно! Я согласная! Пронзай скорее, а то я тут одна‑одинешенька, а знаешь как хочется пару себе найти? Только где они, мужчины‑то?
– Да я готов! И мужчина на примете имеется. Сергеем звать. Только он по ту сторону стены. Несостыковочка!!! Я ж вас одной стрелой должен, чтоб любовь – одна на двоих. Ты давай, выйди туда. Он ждет.
– Не могу… – увяла красавица.
– Чего не можешь? – не понял Амур.
– Выйти не могу, – трагически закусила губу девушка и заревела.
– Так, стоп! – скомандовал Амур. – Нет, ну я балдею! Три тыщи лет на этой работе, и все удивляюсь: ну откуда вы, женщины, столько слез берете? И почему, когда разобраться в чем‑то надо, вы сразу в рев? Оно что, помогает?
– Помогает, – всхлипнула Милочка. – Знаешь как себя жа‑а‑а‑а‑а‑алко‑о‑о!!!!!
– Слушай, у меня заказов – невпроворот, – строго сказал Амур. – Если тебе недосуг – так я полетел. Мне тут тебя утешать некогда!
– Хорошо‑хорошо, – испугалась Милочка, торопливо вытирая слезы. – Я уже все! Наплакалась.
– Ну вот и лады, – с облегчением сказал Амур. – Теперь давай о деле. По какой причине ты не можешь отсюда выйти? Знаешь?
– Меня животные к воротам не подпускают…
– Как не подпускают?
– Вот смотрите…
Милочка поднялась и сделала несколько шагов по направлению к воротам. Зверинец, который мирно пасся, пощипывая травку, бросил свои дела и угрожающе напрягся, выставил вперед рога, зубы и копыта.
– Вот видите… – горестно сказала Милочка, отступая на свой пригорочек.
– Ага. Понятно. Это пространство – твой внутренний мир, да? Стало быть, и животные тоже твои, прекрасная пастушка. Кого ты тут пасешь на лугу своей души?
– Я не зна‑а‑а‑аю… Они стра‑а‑а‑ашные!!! И проти‑и‑и‑и‑ивные!!!
– Отставить нюни! Еще раз, красавица. Это! Твое! Пространство! Души! Если ты впустила в нее что‑то страшное и противное – так и выпустить только ты сможешь.
– А нельзя их как‑нибудь… Ну, всех разом куда‑нибудь девать, и чтобы я не видела???
– Это кто же должен сделать?
– Ну, вы, например! Я заплачу, вы не сомневайтесь!
– Так, дожились, – саркастически вздохнул Амур. – Как в песне поется, «амуры на часах сломали лук и стрелы…». Вот уже и предложения о частном найме поступают… Простите, я и так при исполнении служебных… Ты, Милочка, пойми: мое дело – влюбленных соединять. Вынул, стрельнул, улетел. Все! А «до» и «после» – это уж вы сами. Без меня!
– Значит, не можете? – обреченно вздохнула Милочка.
– Я – нет. Ты – да. Ты ж своей души хозяйка! Всего‑то на всего назови каждую зверюшку по имени, что она там для тебя обозначает… И отпусти! И давай быстрее, у меня график и лимит!
– Ладно, – прерывисто вздохнула Милочка. – А как?
– О боже! – воздел глаза кверху Амур. – «Что за комиссия, создатель…» Ну ладно. Гляди сюда. Вон млекопитающее мычит. Что за корова живет у тебя в душе? Родная, что ль?
– У меня? Родная? Корова? Да вы что! Я в городе живу! С самого рождения! – удивилась Милочка.
– Но корова‑то имеется! Значит, есть в твоей жизни корова, есть… Вспоминай давай!
– Не могу… – вконец расстроилась Милочка.
– Ну кто тебе, образно говоря, молоко дает? Кто тебя питает? При этом, может, мычит?
– «Не мычит, не телится», – вспомнила Милочка. – Это начальница моя говорит так, когда ругает.
– Часто ругает, что ли?
– Да каждый день! То юбка слишком короткая, то по телефону разговариваю долго, то цифирки в отчете перепутала… А сама – вообще корова, толстая, вредная и одевается как лахудрища.
– Мммммууууу! – протяжно замычала корова, грозно выставляя вперед рога.
– Ну вот тебе и корова‑начальница определилась! – радостно сообщил Амурчик. – Чудненько!
– Чего ж тут чудненького? – возмутилась Милочка. – Она же меня сейчас забодает!
– А что ей остается делать? – безмерно удивился Амур. – Как ты к ней, так и она к тебе. Если ты ее не любишь, с чего ей‑то тебя любить???
– А за что ее любить, за то, что ругается, да?
– Это ты уж сама найди, за что ее любить! – предложил Амурчик. – Всегда можно что‑нибудь хорошее в человеке найти! Вот попробуй ее поблагодарить – и посмотрим, что получится. Давай, начинай!
– Ну… Спасибо тебе, корова, за то, что платишь мне зарплату… Без задержек даже!
Корова перестала рыть копытом землю и замерла с открытым ртом.
– Еще спасибо, что до сих пор меня не уволила… Даже после того, как я цифирки перепутала.
Корова озадаченно моргнула и склонила голову набок.
– А еще спасибо, что ты такая толстая, я как на тебя посмотрю, так сразу о своей фигуре вспоминаю… Тортики лопать перестаю…
Корова начала бледнеть и словно таять в пространстве.
– И спасибо, что ругаешься, а то бы я вообще с телефона не слезала! – крикнула Милочка.
Корова с тихим хлопком растворилась в воздухе.
– Вот это да! – восхитилась Милочка. – Это что, теперь начальницы нет, что ли?
– Начальница есть, – сообщил Амур. – Твоей обиды на нее нет. Лопнула, понимаешь ли! Одним препятствием к счастью меньше.
– С ума сойти… – прошептала Милочка.
– Ну, давай с овцами разбираться, – поторопил ее Амур.
– Ага! Сейчас только, соображу, кто это!
– Ну, кто у тебя по жизни овца?
– Да все, кто меня обидел! – тут же вспомнила Милочка. – Я так‑то отпор давать боюсь, а про себя обзываюсь. Если мужского пола, то «баран!», а если женского, то «овца!».
– Ну вот и наплодила овец, пастушка младая! Целое стало! Напустила обид в душу – а они травку‑то щиплют, щиплют…
– Щиплют… А вы заметили, сколько после них навоза остается???
– Еще бы! Аромат еще тот! И как ты в этом амбре жила – ума не приложу. Ну, как будешь с ними разбираться?
– Наверное, надо простить обиды? – робко предположила Милочка.
– Тебе виднее. Экспериментируй.
– Дорогие баранчики и овечки! – неуверенно начала Милочка. – Я знаю, что вы – мои обиды.
Стало сгрудилось в кучу и жалобно заблеяло.
– Не шумите, пожалуйста! Сейчас, одну минуточку… Я больше не хочу ни на кого обижаться, вот! Ой, да что ж вы так жалостно блеете? Как будто жалуетесь на кого‑то?
– Это они на тебя, – подал реплику Амурчик. – Ты же их в душе обвиняешь? Ну вот они и оправдываются…
– Ох, тут работы на полгода! – озабоченно прикинула Милочка, обозревая поголовье своих обид. – А можно их разом отпустить?
– Можно. Все можно, – флегматично сказал Амурчик, поудобнее располагаясь на пригорке. – Раз уж все равно простой в работе, так хоть позагораю…
– Извините, пожалуйста… Я сейчас быстренько! – спохватилась Милочка. – Обиды мои! Я вас тут расплодила и накопила. Но вы на меня не обижайтесь! Я сейчас вас всех отпускаю. На волю! Идите, куда хотите! Освободите территорию!
Обиды еще секунд пять тупо пялились в пространство, а потом всем гуртом повернулись и кинулись прочь. Ворота они вынесли, даже не притормозив. По ту сторону ворот тут же замаячил Серега, призывно маша букетом цветов.
– Ой! Это кто? – вскрикнула Милочка. – Симпатичный какой…
– Это твой стимул, – пояснил Амур. – Чтоб ты побыстрее закончила. Серега, я тебе говорил. Избавишься от зоопарка – познакомишься с ним поближе.
– А сейчас нельзя? – с надеждой спросила Милочка. – Ворота же упали, чего он не заходит?
Словно услышав ее слова, Серега двинулся вперед, но на его пути тут же решительно встала черная собака, зарычав и оскалив клыки.
– Мощный кобель, – с уважением заметил Амур. – Породистый…
– Мой бывший муж, – удрученно призналась Милочка. – Гулял направо и налево. Я его иначе как «кобелем» и не называла. А зачем он здесь, мы ж развелись?
– Развелись, да не разбежались. Пока ты его осуждаешь, он в твоей душе живет.
– Вот здорово! – возмутилась Милочка. – А что, памятник ему, кобелю, поставить?
– А это идея, – одобрил Амурчик. – На долгую память. Чтобы снова кобеля в спутники не призвать. Ты ж сама его выбирала?
– Ну да, сама, – призналась Милочка. – Молодая была, глупая… Ладно, буду памятник ставить! Слышишь, мой бывший муж!
Собака развернулась к ней передом и навострила уши.
– Я снимаю все претензии к тебе! Я сама тебя выбрала, значит, никто не виноват! Ошибочка вышла. Я просто думала, что ты исправишься! Что я тебя сумею изменить! А ты мне сам вот изменять начал!
Собака села и ожесточенно почесала лапой за ухом.
– Но я всегда буду вспоминать тебя, чтобы снова не выбрать кого попало! Черного кобеля не отмоешь добела! Я сразу белого и пушистого выберу! Так что ты живи своей жизнью, а я буду жить своей!
Собака замерла и стала менять цвет. Через пару мгновений напротив ворот сидел симпатичный бронзовый пес со смазливо‑похотливой мордашкой.
– Хороший памятник, – с гордостью сказала Милочка, обозревая фигуру пса. – Очень наглядный…
– Бе‑е‑е‑е! – с отчаянным блеяньем памятник окружили козлы.
– Ну, это понятно, – иронически усмехнулся Амур. – Все мужики – козлы, да?
– А вы откуда знаете? – с подозрением спросила Милочка.
– Говорю же, три тыщи лет на этой работе. Века идут, а метафоры все те же…
– И что делать?
– А что хочешь?
– Я хочу? Я хочу, чтобы козлы, раз уж они во все века есть, паслись подальше от меня! А ко мне чтобы приходили настоящие мужчины!
– Ну и скажи им об этом!
– Эй, вы, козлы!
Козлы взревели дурными голосами и затрясли бородами.
– Козлы, они ведь тоже полезные. Заслуживают уважения, – подсказал Амур.
– Тогда не так… Козлики мои дорогие!
Козлы стали строиться в каре, явно собираясь напасть.
– Опять не так! Ладно. Уважаемые представители животного мира!
Козлы притихли.
– Возможно, кто‑то и ненавидит вас. Но только не я! Я уважаю вас. Вы полезные! И зря говорят, что с вас пользы, как с козла молока! Если бы вас не было, то у коз и молока‑то не водилось бы!
Козлы одобрительно закивали головами.
– Так что я торжественно обещаю: больше никогда, ни за что, ни одного мужчину не назову козлом!
Козлы заволновались, засуетились, с них стала клочьями падать шерсть, отваливаться рога… Вскоре вместо козлов у памятника Черному Кобелю очутилась группка растерянных, озадаченных мужчин. Они быстро сориентировались в обстановке и потрусили к лесу, прикрывая руками причинные места.
– Ми‑и‑ила‑а‑а!!! – завопил Серега, влетая в ворота. – Я иду‑у‑у‑у!
– Господи боже мой, я же не при макияже, – запаниковала Мила. – И одета по‑домашнему…
– И навоз тут везде… – насмешливо напомнил Амур. – Ты не о внешности беспокойся, а о состоянии души!
– Милочка… Я так давно мечтал с вами поближе познакомиться, – уже говорил запыхавшийся Сергей. – Вы такая необыкновенная! Вот… это вам… цветы!
– Ах, ну что вы, зачем же… – смутилась Мила. – То есть спасибо… Я очень рада! Я так долго вас ждала, Сережа! Правда!
– Милочка, я бы давно пришел! Но вот эта стена – я уже почти отчаялся! Она просто непреодолима!!!
– Кстати, что это за стена? – обратилась Милочка к Амуру. – Вы не в курсе?
– Теперь в курсе, – ответил Амур. – Я сначала и сам не понял, а теперь‑то ясное дело. Это твои ошибочные убеждения! Каждый камень – какая‑нибудь мысль. «Я больше никогда не смогу выйти замуж», «Хорошо там, где нас нет», «Любовь придумали, чтобы денег не платить», «Все мужики – козлы», конечное дело, ну и прочая муть. Вы приглядитесь, тут на каждом камне что‑нибудь написано.
– И что мне с этим добром делать??? – с ужасом воззрилась на стену Милочка.
– Это не ко мне, – поспешно открестился Амур. – Я по другой части.
– Милая, не волнуйся, – солидно откашлялся Сергей. – Стену я беру на себя. Я думаю, надо надписи поменять, а камень пустить на строительство семейного гнездышка. Верно я говорю?
– Какой ты умный! – восхищенно сказала Мила.
– Да я! Для тебя! Для нас! – задохнулся от счастья Сергей.
– Ну ладно, хватит ворковать, голубки! Кончайте свои амурные дела! Становитесь рядом, я вас сейчас пронзать буду, – распорядился Амур, прицеливаясь.
Но его не услышали: Милочка и Сергей стояли обнявшись, закрыв глаза, и было им явно не до Амура. И вообще ни до кого.
– У меня время, – напомнил Амур, в нетерпении дергая крылышками.
Ромашковый венок упал к ногам – Сергей был заметно выше, и чтобы поцеловаться, Милочке пришлось запрокинуть голову.
Амур еще немного подождал, потом оценил обстановку и спрятал на место орудие труда.
– Ну и ладно! За этот месяц уже пятую стрелу экономлю, – порадовался он. – Квартальная премия в кармане. Вот что значит творческий подход!!!
Он порылся в колчане и достал следующую разнарядку.
– Угу! Одинокая женщина бальзаковского возраста вот уже… ой, мама, сколько лет!.. мечтает встретить свой идеал. Ого! Терпеливая… Ладно! Полетим с идеализациями разбираться!
И Амур стрелой взмыл вверх. В колчане у него было еще очень много заданий. А в голове – много новых идей. Он был очень творческим существом, и экономия стрел выходила просто замечательная! Потому что в тех, кто расчистил в своей душе местечко для любви, вовсе не обязательно стрелять. К ним любовь приходит просто так, сама, потому что ей есть где поселиться…
– А навоз – это даже хорошо! – пробормотал Амур. – Отличное удобрение почвы для будущих отношений. Для амурных дел – так просто клад!
И был Амур, разумеется, совершенно прав!
– Господи! Да как же хорошо, что я в вашу сказку попала! – с чувством сказала Лика, во все глаза глядя на Милочку и Сергея. – Это же просто подарок судьбы, что я вляпалась! Я ведь и в жизни в то же самое постоянно вляпываюсь!
– А я что говорило? – вставило Перышко. – В сказках просто так никуда не попадают! А уж если попала – учись!
– Да конечно же! – воскликнула Лика. – Я и учусь! Это же не сказка, а просто Справочник по Технике Безопасности Любви и Отношений! Я столько раз себя в Милочке узнала! И запомню на всю жизнь, что за словами надо тщательно следить!
– Да, я вам просто советую! – энергично закивала Милочка. – Чтобы не превращать внутреннее пространство в скотный двор! И впустить свою судьбу, когда она постучится. Да, Сереженька? И ведь надо‑то – всего ничего!
♦ Не возводить неприступные стены.
♦ Не ограничивать свой внутренний мир чужими убеждениями.
♦ Не лелеять обиды, а своевременно отпускать их.
♦ Знать, что окружающие всего лишь отражают наше отношение к ним.
♦ Помнить: что мы сами в себя впустили – можем выпустить только мы.
♦ Весь душевный навоз перерабатываем и удобряем им почву для будущих отношений.
– Мы уже стену из ложных убеждений почти разобрали. Теперь будем дом возводить. Но вот что с навозом делать – ума не приложу, – пожаловался Сергей. – Весь луг загажен!
– Ой! А я придумала! – вдруг воскликнула Лика. – Ведь что такое навоз? Удобрения! Значит, можно посадки делать! У меня здесь вот, в сумочке, есть волшебные Семена Веры. Я с вами поделюсь, а вы их посеете, и на этом месте взрастет чудный сад!
– Ой, что вы, так неудобно! – застеснялся Сергей. – Вы из‑за нас вляпались, и еще подарки дарите.