– Ну так давайте же попробуем! – возликовала Маша. – А то есть очень хочется, скорее бы куда‑нибудь прийти уже, а тут это Море Обид… Только я не знаю, как правильно прощать. И кого? Всех сразу или по отдельности?
– Тут я тебе помогу, – оживился Клубок. – Вот смотри: тут ведь что главное? Виноватых не искать! Ты прими всю ответственность на себя. Обиделась, мол, осознаю, что себе же и навредила, Море Обид накопила, теперь расхлебать не могу. Поняла? Давай, принимай ответственность!
– Я принимаю ответственность… – начала Маша, обращаясь к Морю Обид, и, прежде чем она закончила, откуда ни возьмись волны принесли неказистую деревянную лодку. – Ну ничего себе результат!
– Ты и не представляешь, какой результат приносит Прощение, – высказался Клубок. – Давай дальше! Теперь пойми, что все твои обидчики действовали из любви. Чтобы дать тебе возможность научиться прощать. А если ты не простила – ну так это уже не их ответственность, а твоя. Нет возражений?
– Нет, Клубочек, миленький. Ты во всем прав! – кивнула Маша. – Так оно и было!
– Тогда говори всем вместе и каждому в отдельности: «Я люблю тебя. Я благодарю тебя. Прости меня. Мне очень жаль».
– Подожди, а меня‑то за что прощать? – удивилась Маша. – Я же их не обижала?
– Тут в другом дело. Они пришли тебе урок дать, а ты его выучить не захотела. Время у людей отняла. Обиделась на них. Есть за что прошение просить!
– Унизительно как‑то, – засомневалась Маша.
– Да ты не бойся, переступи через свои страхи, – подсказал Страшок. – Вот брось меня на землю и переступи через меня.
– Ладно, – решилась Маша, вынимая Страх из‑за пазухи. – Вот, я переступаю через свой Страх Унижения. Ой, правда легче стало! Я сейчас еще разочек… И еще! Все, я готова.
И Маша, переступив через свой страх, легко и свободно закричала в небо:
– Слышите меня??? Всем, на кого я обижалась, я от всей души говорю: «Я вас люблю! Я вас благодарю! Простите меня! Мне очень жаль!»
И она кричала это раз за разом, и не сразу заметила, что море отступает, как будто начался отлив, и обнажается дно, на котором скопился разный давно похороненный мусор, и он начинает таять и испаряться под лучами солнца. А утлая лодчонка, напротив, увеличивается в размерах и превращается в белоснежную яхту.
– Ого‑го‑го‑го! Я всех простила! Во мне не осталось обид! Я свободна! – кричала Маша, танцуя дикий танец на каменистом берегу.
– Может, пора занять места на кораблике, – деликатно напомнил Клубок. – Ты же, кажется, кушать хотела?
– Ой, правда, – опомнилась Маша. – Только как мы теперь поплывем, если воды не стало?
– Ты легкость чувствуешь? – спросил Клубок.
– Неописуемую, – похвасталась Маша.
– Ну так давай не поплывем, а полетим! – высунулся осмелевший Страшок.
– И правда! – обрадовалась Маша. – Все на борт! Свистать всех наверх! Скорость двадцать пять узлов, полет нормальный!
– Ну, одурела девка совсем, – одобрительно заметил Клубок. – Теперь на человека похожа. А то вначале была прямо сосуд мировой скорби, честное слово!
Яхта взмыла под облака, как будто отродясь бороздила воздушные океаны. Маша, свесившись над бортиком, смотрела, как внизу проплывают разные пейзажи, сменяясь, как в калейдоскопе. Там, внизу, были и города, и водопады, и ленточки дорог, и дивные озера.
– Твое будущее, – подсказал Клубок.
– Не страшно тебе с такой высоты смотреть? – поинтересовался заботливый Страшок.
– Мне теперь ничего не страшно! – засмеялась Маша. – Я теперь правда ничего не боюсь. Осталось только найти себя. И пообедать!
– Просим пассажиров пройти в каюту капитана, – вдруг раздался голос из громкоговорителя. – Просим пассажиров…
– Просят – надо идти, – сказала Маша, с сожалением отрываясь от созерцания своего Будущего. – Может, хоть покормят…
Она не ошиблась. В капитанской каюте был сервирован столик на двоих, и одно место было занято девушкой модельной внешности, в белоснежном брючном костюме и капитанской фуражке.
– Садись, – пригласила девушка. – Давай быстрее, а то есть очень хочется. И сразу на «ты», ладно?
Маша смело уселась на свободное место и улыбнулась девушке.
– Спасибо, я и правда проголодалась. Я Маша. А ты?
– А я – Мари. Похоже, правда?
– Ага. Ой, креветки какие вкусные! А моих товарищей можно покормить? Клубок, Страшок – обедать!
– Ты чего, мы это не едим! – раздались недовольные голоса Машиных спутников. – Ты ешь, ешь, набирайся сил.
– Устала? – весело спросила Мари.
– Да знаешь, как‑то и не особенно, – с удивлением прислушалась к себе Маша. – Вроде столько событий, такой длинный путь, а силы есть! Но мне еще предстоит найти себя…
– И как ты это намерена делать? – еще больше развеселилась Мари.
– Пока не знаю. Но верю, что у меня все получится!
– А какая ты на самом деле? – не унималась Мари. – Опиши!
– Ну, раньше я думала, что я робкая. Некоммуникабельная. Закрытая. Ленивая. Скучная. Обычная. И еще всякая… нехорошая. Но вот потом мне приснился дядя Вася, я попала в этот сон, и случились всякие волшебные события! И оказалось, что я совсем другая! Я умею преодолевать страхи, я нашла себе спутников и подружилась с ними, и я умею фантазировать, и с метлой у меня очень здорово придумалось… Энергии у меня опять же много. И вовсе я не ленивая, когда надо!
– Хороший портрет, – похвалила Мари. – Очень приятная девушка вырисовывается.
– Вот только внешность подкачала, – сообщила Маша. – Но это дело поправимое. Мне бы хотелось быть как ты: ухоженной; с модной стрижкой, с маникюром, в стильном белом костюме, и можно даже капитаном яхты!
– Ну вот и отлично! – обрадовалась Мари. – Ты нашла себя. Твой путь, можно сказать, окончен. Ты ешь, ешь, не замирай с открытым ртом.
– Как это я нашла себя? – захлопала ресницами Маша.
– Очень просто. Я – это ты, в недалеком будущем, – объяснила Мари. – Теперь ты – капитан своего корабля. И очень скоро у тебя появятся спутники. И тебя будут называть «Мадемуазель Мари», потому что ты будешь жить во Франции. И яхта, которую тебе подарит любимый муж, будет называться так же. Тебе нравится?
– Еще бы, – восхищенно сказала Маша. – Очень хороший сон. Я его постараюсь запомнить до мельчайших деталей.
– Ты думаешь, это сон? – засмеялась Мари. – Впрочем, вся наша жизнь и есть сон. О чем думаешь – то и снится. Так что даже возражать нет смысла…
– А если я проснусь и забуду? – обеспокоилась Маша. – Так ведь бывает?
– На, возьми вот это, – улыбнулась Мари. – Не разворачивай, дома посмотришь, ладно?
– Эй, девки! Освобождайте каюту – мне приборку делать надо, – провозгласил невесть откуда взявшийся дядя Вася, помахивая своей верной метлой. – Давай, доедай – приземляемся.
– …Машка, уснула, что ли? – тронула ее за плечо секретарша Оленька. – Очнись, до конца работы полчаса осталось. Может, кофейку сделать?
– Ага, что‑то голова разболелась, – встрепенулась Маша. – Прямо ужас. Спасибо, Оля.
В руках она все еще сжимала буклет. Тот самый, который «Преодолей свою лень!» и «Измени жизнь к лучшему!». Она машинально развернула его – и обомлела.
Там, где еще недавно туристы пересекали лесную поляну красовалась белоснежная яхта на синей морской глади, а на капитанском мостике, обнявшись и ослепительно улыбаясь, стояли две супермодели, две красавицы, два капитана – Маша и Мари. Ее «Сегодня» и ее «Завтра». Итог ее долгого путешествия вглубь себя. Ее приз в игре пол названием «Жизнь».
Лика сидела на полянке и внимала Вдохновенному Перышку, пока сказка не подошла к концу.
– Как мне понравилась эта Маша‑Мари! – горячо заговорила Лика, едва Перышко умолкло. – Я прямо влюбилась в нее! Это же надо – со Страхом подружилась, все препятствия преодолела, себя нашла! Молодец!
– И заметь: она была такая же, как ты! Неуверенная в себе, растерянная, зажатая. Но нашла в себе силы совершить путешествие в свой внутренний мир. И была вознаграждена! – ответило Волшебное Перышко. – Ты чему‑то у нее научилась?
– Конечно! – уверенно ответила Лика. – Вот смотри!
♦ Наше «сегодня» мы сотворили вчера, а сегодня творим наше «завтра».
♦ Если жизнь не имеет смысла, ее надо либо прекращать, либо менять.
♦ Из любой ситуации есть выход.
♦ Страхи всегда закрадываются в душу, когда человек начинает паниковать. Но и они бывают полезными!
♦ Огонек надежды разгонит любую тьму!
♦ Если известные способы не годятся, нужно поискать неизвестные!
♦ Если отмести все старое и ненужное, расчистишь место для чего‑то нового и полезного.
♦ Фантазии не бесплодные, а бесплотные, но если их продумать, они уплотнятся и материализуются.
♦ В море обид и захлебнуться недолго.
♦ Обидчики действуют из любви, чтобы мы смогли научиться прощать.
♦ Оставь свою лень и измени жизнь к лучшему!
– Ффууу… Кажется, ничего не забыла? – спросила Лика у Перышка.
– Слушай, ну ты молодец! – с уважением сказало Перышко. – Трепещу от восторга. Как ты научилась Послания читать – просто удивительно!
– А я вообще быстро учусь! – похвасталась Лика и тут же испугалась. – Ой! Прости, пожалуйста, кажется, я немножечко загордилась.
– Разве ты не любишь себя хвалить? – удивилось Перышко.
– Это нескромно, – назидательно сказала Лика. – К себе надо относиться критично!
– Если ты себя критикуешь, почему бы остальным не присоединиться? – парировало Перышко. – Ведь Мир – это всего лишь твое отражение. Ты же теперь знаешь.
– Но мне мама говорила… – начала Лика.
– Ах, родители так часто перегибают палку! – горестно воскликнуло Перышко. – И хорошо, что дети не всегда их слушаются.
Вот я: где бы я сейчас было, если бы послушалось старших? В Подушке! Или кончило бы свою жизнь Пылесосом…
– Родителей надо слушаться! – нахмурила бровки Лика. – Они детям только добра желают! И у них жизненный опыт!
– Простите, но не могли бы вы говорить потише? – раздалось откуда‑то сверху.
Лика задрала голову и увидела, что на высоком дереве сооружено что‑то вроде плетеной люльки, а в ней сидит мальчик с биноклем.
– Подслушивать нехорошо! – возмутилась Лика.
– Я не подслушиваю. Я на посту. Здесь проходит Граница. А я – Часовой, – строго сказал мальчик. – Меня зовут Вадик.
– Я – Лика, а это – мой спутник, Волшебное Перышко. Мы идем к Сказочнице. А это граница чего, если не секрет?
– Убежища, – чуть помедлив, нехотя сообщил мальчик.
– Мальчик, а ты не мог бы спуститься, а то у меня уже шея заболела! – опросила Лика.
– Я не мальчик! Мне сорок лет! – уязвлено возопил часовой.
– Простите, пожалуйста, мне отсюда так показалось, – смешалась Лика. – Видно плохо, и солнце слепит.
– Да ладно, не оправдывайтесь. Ничего вам не показалось. Я так и не смог вырасти, потому и ушел в Убежище, – устало махнул рукой часовой. – Хоть так спастись…
– От чего спастись?
– Не «от чего», а «от кого». От мамочки.
– От мамочки??? – ахнула пораженная Лика. – Но почему???
– Убежище построили те, кто захотел вырваться из‑под давления родителей. Когда оно становится невыносимым, спасение одно – уйти, накопить силы и стать наконец самостоятельным. Мы учимся отстраивать свои границы.
– В какую сказку мы попали, Перышко? Мне как‑то не по себе, – пожаловалась Лика.
– Если хотите, я вам расскажу, – предложил сорокалетний мальчик. – Может быть, из сказки вам станет понятнее…
– Конечно! Я хочу понять, – тут же согласилась Лика.
Сказка семнадцатая
УБЕЖИЩЕ
енщина увидела лес еще издалека. Ей так и рассказывали – сначала, мол, увидишь дремучий лес, дорога прямо в него упирается, и там еще на дороге будет шлагбаум с будкой… Да, вон и шлагбаум, и будка – все наблюдается.
У шлагбаума прохаживался молоденький охранник в камуфляже, бравый такой, только в руках вместо автомата почему‑то метла. «Стильная дамочка, видать, столичная штучка», – отметил охранник, заметив вновь прибывшую.
– Эй, парень! Эта дорога ведет в Убежище? – спросила женщина, останавливаясь у шлагбаума.
– Эта, – подтвердил «сынок». – Вы к кому?
– К кому надо. – И женщина стала обходить шлагбаум. – И вы меня не остановите, даже танками.
– Да погодите вы, – попросил охранник. – Не останавливаем мы никого. И танков у нас не водится. Мы инструкции выдаем.
– Не нуждаюсь, – гордо ответила женщина. – Сама кого хошь проинструктирую. Расскажите, куда идти, – и все.
– Туда, – махнул метлой охранник в сторону леса. – Идите, ради бога. Все равно ведь за инструкциями вернетесь. Ничего, мы здесь круглосуточно. Дождемся. Метлу только возьмите!
– Да на черта мне твоя метла? – с досадой отмахнулась Столичная Штучка и нырнула в чашу.
Женщина вернулась часа через два. Вид она имела помятый и несколько обескураженный. На коже наблюдались свежие царапины от веток, к юбке прилипли репьи.
– Ну и что вы меня не предупредили, что он такой непроходимый? – накинулась она на охранника.
– Я ж говорил – сначала надо инструкции, – вздохнул охранник. – Идите сюда, в будку, я вам царапины сначала обработаю, а то мало ли что?
– Я сама, – дернулась было женщина, но самой оказалось несподручно, и она дала смазать ссадины какой‑то мазью.
В будке было чистенько и уютно, и даже стояли два удобных кресла – очевидно, для посетителей.
– Выпейте, это чай на травах, он силы восстанавливает, – подал ей охранник дымящуюся кружку.
Женщина неодобрительно посмотрела на парня, но кружку взяла. Чай и правда оказался хорош – вроде и бодрил, и успокаивал одно‑временно.
– У вас кто там, в Убежище? – участливо спросил охранник.
– Сын. С семьей, – чуть помедлив, ответила женщина. – С женой и двумя малышами.
– Давно?
– Уж скоро два года, – голос женщины чуть дрогнул.
– А про Убежище от кого узнали?
– Подруга моя… У нее дочь там жила. Долго, почти десять лет. Она ее нашла – и вернула. Ничего, сейчас все хорошо у них.
– Это хорошо, что хорошо… Что вы знаете про Убежище?
– Что знаю? Ну, это место такое, куда дети от родителей убегают. Труднодоступное… Дойти туда нелегко, но можно. И вернуть своих домой – тоже можно. Вот, пожалуй, и все.
– Негусто… Ну да ладно. На то и Убежище, чтобы скрываться от любопытных глаз.
– Это вы про меня так? – возмутилась женщина. – Да как вы смеете! Какие я вам «любопытные глаза»??? Я – мать! Я этого мерзавца неблагодарного выносила, в муках родила, кормила, поила, растила, кусок недоедала, а он – в Убежище!
– Мамаша, а если бы вас кто‑нибудь обзывал нехорошими словами, да еще кучу претензий предъявлял, вы бы к нему стремились? – спросил охранник.
– Ничего страшного! От матери и стерпеть можно! Не убудет!
– Убудет, – твердо сказал охранник и посмотрел ей в глаза так, что она поперхнулась на полуслове. – С каждым унижением у человека убывает частичка его достоинства.
– Достоинства! – фыркнула женщина. – Знаете что мужики «достоинством» называют?
– Знаю, – спокойно кивнул охранник. – Вы правильно понимаете. Когда женщина унижает мужчину, она вроде как кастрирует его. Даже если мать. Нет, особенно – если мать. Это так.
– Что несешь‑то, мальчик? – насмешливо бросила Мать. – Неужели я свое дитя вот этими руками… того! Ну, что ты там сказал… Да он, если хочешь знать, единственный мужчина, кого я в жизни любила! Остальные для меня – так, серая масса, шелупонь, прах! Все они – слабаки, предатели и мерзавцы.
– А ваш сын – тоже мужчина, между прочим, – заметил охранник. – Хоть и якобы любимый… Это и про него вы сейчас вот так: «серая масса, шелупонь, предатель, мерзавец и слабак».
– Никогда я ему такого не говорила! – взвилась женщина.
– Об этом говорить не надо, – тихо сказал охранник. – Это так чувствуется, без слов. Вокруг вас такая аура витает… недоверия к мужчинам.
– А чего им верить? Чего я от них хорошего видела? Да глаза бы мои на них не смотрели.
– Так сбылось ваше желание. Сын – в Убежище. Вы его не видите. Чего ж пришли?
– Пусть он мне отдает свой сыновний долг! Это – его святая обязанность!
– Так… Сколько он вам задолжал и чего? Говорите, я запишу и передам.
– Он мне жизнь задолжал! – взвыла женщина. – Я на него всю жизнь положила, а он… Предатель, такой же, как все!
– Жизнь, говорите? – сказал охранник. – Стало быть, жизнь за жизнь… Круто задолжал, мамаша… А вы его, стало быть, на счетчик поставили?
– А хоть бы и так! – запальчиво сказала женщина. – И я до него все равно доберусь!
– Это вряд ли, – покачал головой охранник. – Убежище – надежная штука. Если сам не выйдет, никогда вы до него не доберетесь. Лес не пропустит. Ну, вы уж, судя по ранениям, и сами поняли…
– Изверг! Палач! Убийца! – заголосила женщина, царапая подлокотники кресла. – Все вы такие! Все! Я – мать, значит, я права! Это еще Горький сказал!
– Да я ж не спорю, – пожал плечами охранник. – Горький, он, конечно, классик и все такое… Только жизнь, она тоже свои поправки вносит. Каждый, знаете ли, в своем праве. Вы – долги требовать. Он – в Убежище скрываться. Жить‑то охота, да? Каждому свое.
Дверь будки скрипнула. На пороге появилась еще одна женщина – постарше, попроще.
– Здравствуйте… Мне бы в Убежище попасть.
– Здравствуйте, мамаша, – вежливо отозвался охранник. – Вы к кому там?
– Сын у меня… С семьей, – стыдливо призналась женщина.
– Давно?
– Да уж два года почти…
– Про Убежище что‑нибудь знаете?
– Да много что знаю, сыночек. Я ж не просто так сюда шла, готовилась, людей поспрошала… Сама думала много, жизнь свою перетряхивала. Свой путь к Убежищу искала…
– А что у вас случилось, что сын в Убежище спрятался?
– Да я, сыночек, сама его туда загнала, своими руками. Заботой своей чрезмерной. Он же у меня один рос – ну, я на него надышаться не могла. Все хотелось его уберечь, поддержать, на путь истинный наставить. Уж я его хоть любила, но в строгости держала, и уроки проверяла, и в свободное время присматривала, чтобы, значит, не встряпался никуда.
– Выходит, вы каждый шаг его контролировали? – подала голос Столичная Штучка.
– Ну, не то чтобы так, но пилила, конечно. Он у меня хороший мальчик вырос, уважительный. Но вот взрослеть стал – и я вроде как лишняя оказалась. А мне‑то обидно! Мне ж хотелось ему всегда нужной быть. А он все «сам» да «сам».
– И что, что вы сделали? – живо заинтересовалась Штучка.
– Решила, что надо быть еще нужнее! Появилась у него жена – я стала и ее опекать. Все время им подсказывала, что лучше, да как надо. Ох, и надоела я им, наверное, со своими советами! Они со мной совсем недолго пожили – стали квартиру снимать. А я и туда – то сама еду то звоню! Если не знаю, где они сейчас и что делают, – так на сердце неспокойно.
– Да, я вас понимаю, – сочувственно сказал охранник. – Если у вас сын как свет в окошке, так без него вроде и темно, да?
– Ой, правду говоришь! – обрадовалась женщина. – А как в глазах потемнеет – я сразу болеть начинаю. И звоню ему: приезжай, мол, спасай старуху‑мать. Он все бросит, приедет – мне сразу и лучше.
– Неужели вот так все сразу бросал? – восхитилась Штучка.
– Бросал… Пока его самого молодая жена не бросила. «Извини, – говорит, – но ты женат на своей маме, и мне с ней не тягаться». В общем, разошлись. Я, конечно, переживала, но не понимала тогда, что здесь и моей вины чуть не половина… Не дала я им семью крепкую создать, все время клином вбивалась.
– А что потом было? – спросил охранник.
– А потом он с другой девушкой познакомился. Ну, я обрадовалась: внуков‑то ой как хотелось! И опять кинулась их семью по своему понятию строить, порядки устанавливать. О‑о‑о‑ох… не могу…
– И тогда ваш сын ушел в Убежище? – помог ей охранник.
– Ушел… Все ушли. И внуков увели. Одна я осталась, совсем одна.
– Ох, и обиделись, наверное?! – предположила Столичная Штучка.
– Поначалу – да, а как же… Очень обиделась! Прямо‑таки смертельно. А потом думаю – ну, помру я, и никто обо мне не вспомнит, и на могилку не придет. Что толку помирать? Может, лучше все‑таки подумать – что я не так делала? Почему сыну пришлось Убежище искать?
– И что, додумались?
– Додумалась. И люди добрые помогли. Теперь я знаю, что даже мать родная может захватчиком стать, если границы постоянно нарушает. Чужая семья – государство суверенное. Надо уважать.
– Но он же сын вам! Он вам по гроб жизни обязан! – возмутилась Штучка.
– Нет, милая. Не хочу никаких «гробов жизни» – ни ему ни себе. Пусть просто жизнь будет! У них – своя, у меня – своя, а встречаться будем, когда сердце попросит, и по обоюдному согласию.
– Правильно решили, мамаша, – снова одобрил охранник. – Когда по зову сердца – оно ведь всем в радость.
– А про то, что обязан… Он же меня не просил его рожать, я сама так решила – для радости, для счастья! Чем же он мне обязан, скажите на милость? Нет уж, я за радость и счастье, что в жизни получила, плату требовать не намерена. Хоть и пыталась. Но теперь – ни за что не стану. Вот решила пойти, повиниться. Может, поймут.
– Обязательно поймут, мамаша! – горячо пообещал охранник. – Вот увидите! Пойдемте, я вам метлу дам.
– А зачем метлу‑то?
– А как по лесу пойдете, вы перед собой ею метите. Она все преграды сметет, и мысли плохие как поганой метлой выметет. Не заметите, как до Убежища доберетесь.
– А мне чего метлу сразу не дал? – обиделась первая мамаша.
– Так вы ж от инструкций отказались! – удивился охранник. – Кто ж вам виноват?
– А я возьму, чего ж от возможностей отказываться? – рассудила вторая мамаша.
– А если ваш сын с вами и разговаривать не захочет? – засомневалась Столичная Штучка. – Все ж таки столько времени прошло, столько обид…
– И такое может быть, – спокойно ответила ей женщина. – Только я готова. Если надо будет, еще приду и еще. Объяснюсь, повинюсь. А если не захочет – ну что ж, значит, так тому и быть. Лишь бы он был счастлив!
– Ну пойдемте, а то скоро вечер, а вам еще по лесу идти, – поторопил охранник. – А вы, дамочка, еще к Убежищу пойдете? Может, и вам метлу дать?
– Нет. Если только улететь на ней, – неуверенно улыбнулась Штучка. – Я домой пойду. Кое‑что поняла, надо обдумать. Рано мне к Убежищу, я так полагаю…
…Охранник провожал взглядом двух женщин – одну попроще, постарше, с метлой наперевес, отважно идущую исправлять свои ошибки. Другую – Столичную Штучку, у которой лоску и амбиций заметно поубавилось, зато задумчивость в глазах появилась, а это – хороший знак…
А в Убежище тем временем дежурный кричал:
– Эй, народ! Вы там Витьке передайте! К нему маманя идет! С метлой! По чистой дороге!
И все радовались, потому что даже в Убежище все, каждый час и каждую минутку, втайне ждут, что однажды придут родители, и наконец‑то они сумеют поговорить и понять друг друга, и можно будет обнять и сказать заветные слова: «Мама, нам тебя так не хватало!»
– Вот такая у нас тут сказка, – завершил Вадик. – Понимаете, в ней глубокий смысл заложен! Если я когда‑нибудь стану отцом, я никогда не повторю ошибок моей мамочки. Я хорошо запомнил, чему учит сказка!
♦ Не нарушать границы пространства собственных детишек.
♦ Признать их право на самостоятельные решения и на личную жизнь.
♦ Не обижаться, а стараться понять.
♦ Не подменять любовь заботой.
♦ Выметать плохие мысли поганой метлой.
♦ Считать любую семью суверенным государством и не вторгаться без приглашения.
На этот раз Лика не плакала, хотя сказка к этому очень располагала. Лика глубоко задумалась. А потом, тряхнув головой, сказала:
– Знаете, я поняла. Вадик, тут нет виноватых! Мамы хотят как лучше. И мы хотим как лучше. Просто наши цели и убеждения не всегда совпадают.
– Это так, – уныло кивнул Вадик. – Но знаете, когда тебе сорок лет, а ты все еще не вырвался из‑под маминого крыла, обидно! Жизнь‑то мимо проходит.
– И все равно! Нельзя всю жизнь просидеть в Убежище. Я понимаю – здесь можно отдохнуть, понять что‑то, с силами собраться. Но потом все равно надо идти в Большой Мир. Иначе так и останешься навсегда маленьким, обиженным ребенком.
– Я еще не готов, – удрученно признался Вадик. – Честно говоря, я очень боюсь, что меня опять сомнут.
– А вы не бойтесь! – посоветовала Лика. – Я вот тоже боялась, и что хорошего из этого выходило? Жила, словно спала. Пока не встретила Волшебное Перышко. Думаете, мне просто было решиться пуститься в Сказочный Путь? Да я знаете как боялась! Прямо какая‑то девочка Боюсь!
– Хорошее название для сказки! – отметило Перышко.
– А что! Вот возьму и сочиню такую сказку. Прямо сейчас! – воодушевилась Лика.
Сказка восемнадцатая
ДЕВОЧКА БАЮСЯ
ила‑была на свете одна симпатичная девочка. Была она и добрая, и веселая, и отзывчивая, только вот всего боялась. Ей даже прозвище во дворе дали – «девочка Боюсь».
Боялась, что сделает что‑нибудь не так, и ее заругают. Боялась, что ошибку совершит, и все смеяться станут. Боялась, что забудет что‑нибудь, а от этого какой‑нибудь ужас случится. Боялась что‑то начинать – а вдруг не получится? Боялась с кем‑то познакомиться – а вдруг отвергнут? Боялась, что обидит кого‑нибудь и ее любить не будут. В общем, получается, жить боялась! Но разве можно целую жизнь прожить, не совершив ни одной ошибки???
– Пойдем на речку купаться? – звали ее подружки.
– Ой, нет, я водоворотов боюсь и быстрого течения тоже! – отвечала она.
– Давай ты в школьном спектакле роль Джульетты сыграешь? – предлагали ей.
– Да ну, вы что, боюсь! А вдруг слова забуду?
– Надо бы тебе в Москву ехать, там в институт поступать, ты ж отличница!
– Ой, ни за что, боюсь, баллов не доберу!
Так вот и жила она, выбирая уголок потемнее да переулок потише, чтобы не страшно. Она была талантливая девочка, и у нее это получалось. Ничего яркого в ее жизни не происходило: фейерверки не вспыхивали, водопады не журчали, ветер перемен не свистел – так, болотце, зато теплое и спокойное. Так бы она и просидела в своем болотце до самой пенсии, если бы не явилась к ней однажды… сама Жизнь!
Жизнь ее, между прочим, очень хотела быть полноценной. Она от природы удалась яркой, интересной и творческой. У нее столько сюрпризов для девочки было припасено! А девочка ей никак развернуться не давала. И вот однажды Жизнь взяла – и обиделась. «Чем так жить, лучше вообще никак!» – решила она и отправилась к девочке – отношения выяснять.
Девочка Боюсь, когда увидела перед собой изможденную фигуру, зябко кутающуюся в лохмотья, по привычке испугалась – уж не маньяк ли?
– Сама ты маньяк, – словно подслушав ее мысли, обиженно пробурчала фигура. – Жизнь я твоя, вот я кто!
– Да не может быть! – ахнула девочка. – Такая… страшненькая?
– А какой мне еще быть, если ты мне воли не даешь? – спросила Жизнь. – Мне ж свободно проистекать надо, а ты меня все время ограничиваешь! И зачем, спрашивается?
– Ну так это… Осторожная я, – объяснила девочка. – В тебе столько опасностей…
– Это во мне столько опасностей? – возмутилась Жизнь. – С чего это ты взяла? Да во мне столько возможностей!!! А ты почти ни одну и не использовала! Правильно тебя девочкой Боюсь прозвали…
– Да боюсь я! А вдруг я права не имею…
– Если я твоя Жизнь, так и все права твои! Вот смотри, в договоре написано! У тебя есть право быть лучшей, воспитывать детей, прыгать с парашютом, разводить кактусы, сердиться, смеяться, ну тут много чего еще… За всю жизнь не прочитаешь!
– А что, и договор есть? – вытаращила глаза девочка.
– А как же! Каждому при рождении вместе с Жизнью выдается. Все мои обязательства перед тобой в нем изложены!
– А у Жизни разве обязательства есть? – робко спросила девочка. – Я думала, это у меня – обязательства…
– Так договор же – двусторонний! – с жаром заявила Жизнь. – Я тебе, ты мне…
– А кто кому что должен? – робко спросила девочка.
– Я тебе – события, встречи, подарки, сюрпризы! А ты мне радоваться жизни, то есть мне, и не препятствовать моему напору, поняла? А то я у тебя видишь какая хилая…
– Ага! А вдруг неприятности какие? Я все равно боюсь!
– А я неприятностей не подсовываю! Это ты мои подарки неприятностями объявляешь! Ты одно правило запомни: «Все, что ни делается, – к лучшему!» Как в это поверишь – так оно и будет. А если будешь меня бояться…