А ты, когда узнала, что случилось, сказала:
– Что ж, если у Тома больше нет такой игрушки, мне тоже не надо. – И попросила сиделку отдать статуэтку какой‑нибудь девочке, что она и сделала.
Это был точный и чуткий, типично твой поступок. Я жутко ревновал и завидовал, что у тебя осталась игрушка, а у меня – нет. Думаю, что любая добрая девочка на твоем месте просто отдала бы брату свою игрушку, но ты никогда не поступала, как все, и почти всегда оказывалась права. В тот раз тоже. Меня ведь не утешила бы замена, а вот то, что ты отказалась от радости, которой был лишен я, каким‑то образом смягчило горечь потери.
Со временем я узнал, кто такие археологи, и начал посещать музеи, чтобы увидеть найденные ими предметы. Там оказалось много игрушек, вещиц, которые потеряли другие маленькие мальчики пять, или пятнадцать, или пятьдесят тысяч лет назад. И тогда меня пронзила мысль: как печально, что все эти вещи были утрачены, что долгие годы к ним никто не прикасался и они никому не приносили радости. И как здорово, что кто‑то побеспокоился, поехал и после стольких лет вернул их из забвения.
Потом я повзрослел, задумался о том, как обидно, что исчезают целые цивилизации, огромные пласты прошлого: короли, поэты и художники, обычаи, религии, скульптура, кухонная утварь, всякие инструменты. И как прекрасно, что кто‑то побеспокоился, отправился в путь, и нашел, и выкопал, и воскресил все это.
Вот тогда я и решил, что должен стать одним из тех, кто ищет. Что, естественно, повергло в ужас и вызвало возмущение нашего отца и Повелителя, ибо он давно уже решил, что я унаследую его дело и буду… этим, строительным магнатом.
– Археология! Что может дать археология такому парню, как ты? Ты получишь в руки империю, Том!
|
|
Я сказал, что меня куда больше интересуют давно исчезнувшие империи. Не мог же я ему объяснить, что самой главной причиной моего выбора была потерянная когда‑то игрушечная зверюшка из системы Эпсилон Эридана.
Когда я закончил, Яна спросила:
– Позавчера ты выкопал из песчаника золотой шар – замечательную волшебную игрушку. Это было, словно ты нашел ту старую статуэтку?
– Да. Очень похоже. Я нашел целый мир, Яна. Для этого я и стал археологом.
– А представь, что твой отец тогда остановил строительную технику и приказал рабочим выковырять статуэтку из свежего бетона? Как ты думаешь, сидел бы ты с нами сегодня на Хигби‑5?
– Полагаю, я был бы младшим партнером в фирме по продаже недвижимости, – сказал я. Наверное, сказал правду.
Теперь пришла моя очередь спрашивать Яну, как ее занесло в дебри археологии. Ее ответ сильно разочаровал меня. Она не стала рассказывать страшных историй времен своего детства.
– Я стала археологом, потому что это интересно, – ответила она. – Вот и все. Мне очень нравится узнавать, что на самом деле происходило в прошлом.
Ну ты же понимаешь, что никакой это не ответ. Ежу понятно, что все археологи находят археологию чертовски интересным занятием. Вопрос в том, почему они так думают. По‑моему, ответ примерно таков: все мы ищем какую‑нибудь потерянную игрушку. Мы сражаемся с силой, толкающей Вселенную в хаос. Мы объявили войну непобедимому времени, ведем партизанские действия против энтропии, пытаемся вернуть то, что годы забрали у нас: игрушки нашего детства, друзей и родственников, давно покинувших нас, события прошлого – все. Мы пытаемся захватить все, начиная с первого дня творения, не дать самой крохотной мелочи исчезнуть, утечь сквозь пальцы.
|
|
Прости мне это философствование. Не знаю, согласится ли со мной Яна или еще кто‑нибудь из наших, даже проверять не хочу. Наверное, скажут, что для них это обыкновенная работа, способ достижения славы и престижа или просто времяпрепровождение. И они, может быть, не лгут, кто знает? Но я все‑таки считаю, что есть более сложная, более личная причина.
Как я давно уже понял, главное неудобство серьезных откровенных разговоров состоит в том, что наступает минута, когда их просто неудобно продолжать, особенно если собеседники не очень хорошо знают друг друга. Мы очень мило и открыто говорили о том, как мой отец не хотел, чтобы я стал археологом, и о многих других не менее важных и интересных предметах, пока я не заметил, что откровенность начинает угнетать нас. Нужно было срочно предпринять что‑нибудь. Или все же попытаться подкатиться к Яне, что после нашей серьезной беседы казалось еще более недопустимым, чем до нее, или выбраться из машины и сделать вид, что можно попробовать завести мотор. Я выбрал второе.
Яна крикнула:
– Зачем строить из себя рыцаря? Ты же прекрасно знаешь, что ничего сделать нельзя. Разве что потереть пальцы друг о дружку и попробовать загнать пару десятков ватт в эту чертову вездеходную батарею.
Стоя в потоках дождя, я мрачно улыбнулся:
– Мы можем застрять тут на неделю.
– Ну и что? Они вышлют за нами партию спасателей. Полезай обратно.
|
|
Я подчинился, и через пять минут на дороге показался военный грузовик. В машине сидели три солдата. Они остановились, когда увидели, что мы в беде, стали предельно внимательны и любезны, когда хорошенько рассмотрели Яну (девушки с ее формами редко попадаются на этой жалкой окраине Земной Империи), и галантно предложили, чтобы она доехала с ними до города, а я остался на дороге охранять вездеход. Яна наотрез отказалась, и это крайне их огорчило. Ребята искоса бросали на меня взгляды, исполненные нескрываемой черной зависти. Видимо, они решили, что в ожидании помощи мы успели основательно подзаняться любовью. Ну и пусть себе.
Все же они подвезли нас до города. И там нас тоже встретили неприветливо. Первым делом мы отправились в коммуникационный центр, чтобы отправить заявление, и, конечно же, дежурным телепатом оказалась мисс Мардж Хотчкисс собственной персоной. Наша очаровательная радиоактивная соблазнительница. Она небрежно облокотилась о стойку и вопросила:
– Ну? Что еще?
– Нам нужно отослать заявление для прессы. Для передачи в ближайший корпункт Галактической Службы Новостей.
– Так. Хорошо. – Она обнюхала расчетную таблицу. – С вас пять сотен кредиток. Приложите большой палец.
Я уставился на подсоединенную к компьютеру пластинку на ее столе.
– Я не уполномочен снимать деньги со счета.
– Ох, так ты мелкая сошка, да? Почему они не прислали кого‑нибудь, чей палец есть в картотеке?
– ГСН оплатит этот контакт со своего счета, – ответил я. – Это оговорено.
Хотчкисс возмущенно посмотрела на меня.
– А мне откуда знать?
– Но…
– Ты хочешь, чтобы я возилась с твоим делом, вышла на связь только ради того, чтобы узнать, оплатят они ваш разговор или нет. А если они скажут «нет»? Я не машина, сынок, не чертов передатчик. Хочешь сделать вызов, плати.
И она пакостно ухмыльнулась, как персонаж средневековой мелодрамы. На меня еще никто так не оскаливался. Она была просто мастером этого дела. Наверное, много практиковалась.
Во время нашей поучительной беседы Яна стояла в стороне, явно обеспокоенная ходом событий, однако не пытаясь вмешаться. Сейчас была моя подача. И хорош я буду, если окажусь не способен на такую малость
– заставить местного ТП‑оператора отправить наше заявление. Мне хотелось совершить какой‑нибудь серьезный и решительный поступок, например, пробить стену здания тупой башкой мисс Мардж Хотчкисс. Я рассвирепел. Я заявил этой… что моя сестра – контролер телепатических линий и может уволить оператора Хотчкисс в любую минуту. Прошу у тебя прощения за эту ложь. Я потребовал, чтобы она вызвала свое начальство, я пригрозил пожаловаться на нее координатору сети. Чем громче я орал, тем тверже становилось выражение лица Хотчкисс, тем больше она раздувалась от важности за своей стойкой.
– Можете взять ваш вызов, – прошипела она, – и заткнуть его себе в…
– Прошу прощения, – сладким голосом пропела Яна, – согласно разделу «О процедурах телепатической связи» Постановления о Предприятиях Общественного Пользования N2322 представитель телепатической сети не имеет права отказывать гражданину в установлении контакта за счет вызываемого. Поступая так, оператор нарушает закон. Оператор‑телепат не имеет права решать, будет оплачен разговор или нет, основываясь на собственном мнении, он обязан вызвать указанного адресата и навести у него соответствующие справки. Конец цитаты.
Мардж Хотчкисс отчетливо позеленела.
– Кто вы такая? Шпион компании? – взвизгнула она. – Хорошо. Я спрошу в ГСН, хотят ли они платить за ваш вызов.
Хотчкисс нырнула в телепатический транс, высунула рожки и потянулась к ближайшей приемной станции корпункта службы новостей, расположенного, полагаю, где‑то в двадцати световых годах отсюда. (Тебе, Лори, все это должно быть известно лучше, чем мне.) Через минуту она вернула нам свое неблагосклонное внимание.
– Гоните сюда ваше треклятое сообщение.
Я передал ей бумагу. Хотчкисс пробежала глазами наше заявление и начала передавать его оператору Галактической Службы Новостей. Я стоял рядом и гадал, решится ли это чучело в отместку исказить текст, а если да, то какие меры мы в состоянии принять против этого саботажа. Похоже, Яне пришли в голову те же самые мысли, и, когда Хотчкисс кончила закатывать глаза, Яна сказала:
– Большое спасибо. А теперь мне хотелось бы получить подтверждение. Попросите их прокрутить текст обратно.
Хотчкисс бросила на Яну злобный, воистину дьявольский взгляд, но, опасаясь, что моя спутница может на самом деле оказаться шпионом компании, проверяющим качество работы операторов, послушно попросила корпункт повторить полученное сообщение, записала его на отдельном листке бумаги и протянула нам. Мы сравнили. Сошлось с оригиналом до последней запятой.
– Просто отлично, – улыбнулась Яна. – Мы вам так благодарны!
Когда мы вывалились из отделения телепатической связи, я поинтересовался, откуда Яне известна вся эта бредятина – Постановление о Предприятиях Общественного Пользования и т.д.
– Только не говори, что раньше ты работала в сети, – намекнул я.
– Ой, нет. У меня нет таких способностей. Совсем, Том. Просто однажды мне случилось наблюдать, как мой отец примерно так же схлестнулся со связисткой‑телепаткой. И я запомнила, как он ее усмирил.
– Неплохо.
– И почему все телепаты такие заносчивые? Особенно женщины. Они ведут себя так, будто, передавая наши заказы, делают нам огромное одолжение. Наверное, они просто презирают тех несчастных бесталанных олухов, которым приходится объясняться словами вместо того, чтобы обмениваться мыслями.
– Не все они такие, – возразил я. – Моя сестра, например. Лори предельно ровна и терпелива со всеми. Я думаю, в глубине души она святая.
– Если так, то она первый телепат, о котором я слышу что‑нибудь хорошее. Они поразительно не умеют себя вести. Но почему получается так, что, отправляясь к связисту, я регулярно напарываюсь на девиц вроде Мардж Хотчкисс и никогда на таких, как твоя сестра?
– Лори не принимает клиентов, – сказал я. – Она ведь не может покидать больницу и поэтому только подхватывает и передает сообщения других телепатов.
– Понятно. Видимо, компания посадила всех порядочных людей на промежуточные точки, а для офисов остались только мелкие пакостники. Мне бы хотелось познакомиться с твоей сестрой.
– Когда‑нибудь познакомишься.
– Она очень на тебя похожа?
– Как сказать. Она ниже ростом, полнее… в некоторых местах. Да и бриться ей не приходится.
– Тупица! Я не об этом спрашиваю.
– Все говорят, что мы здорово смахиваем друг на друга, особенно для разнояйцевых близнецов. Мне трудно судить об этом. Лори куда спокойнее, чем я, у нее немного другое чувство юмора. Странное. Я хочу сказать, ну, представь себе, уже полчаса при ней идет беседа, люди разговаривают, а она лежит себе и молчит, а потом бросит пару слов, очень тихо, так, что приходится прислушиваться, но замечание окажется совершенно убийственным, одновременно правдивым и смешным. Двумя‑тремя правильно выбранными словами Лори способна стереть человека в порошок.
– Ты, наверное, очень скучаешь по ней?
– Мы никогда не расставались прежде так надолго. Я всегда пытался разделить с ней все, что пережил, все, что делал. Но сейчас я слишком далеко.
– Ты можешь вызвать ее.
– Ну да, при помощи Мардж Хотчкисс. – Я покачал головой. – Не хочу, чтобы Лори пачкала свой мозг пускай даже кратковременным контактом с этим видом микроорганизма. Кроме того, это столько стоит!
– Ты говорил, что ваш отец богат.
– Мой отец миллиардер. А я нет. Он не ставит на мои счета отпечатков своего большого пальца.
– Так.
– Я наговариваю блоки посланий для Лори, рассказываю ей всю историю экспедиции. Образовалась уже целая гора. Когда я вернусь, дам ей прослушать все подряд. Два года писем за один присест.
– Так вот для кого все это!
– Ты заметила?
– Примерно в половине случаев, когда я хотела позвать тебя погулять, ты был совершенно недосягаем – беспрерывно бормотал что‑то в очередной кубик, – ответила Яна.
Интересно. Она часто искала меня.
По причинам высшей стратегии я сказал:
– Конечно, далеко не все кубики для Лори. Я хочу сказать, ты понимаешь, я ни с кем не связан на Земле, формально не связан, но там есть пара‑другая девушек, которым, по‑моему, будет интересно послушать о приключениях юного археолога на краю Галактики.
– Конечно, – кивнула Яна, почти повторив мое движение. – Очень мило с твоей стороны помнить о них, когда они так далеко.
Ее голос был ровным, а тон – светским. Я не уловил ни намека на ревность, которую столь неуклюже пытался в ней пробудить, и пожалел о том, что вел себя, как подросток. Либо Яну совершенно не волнуют ее предполагаемые земные соперницы (которых, как ты понимаешь, я выдумал на ходу), либо – что еще хуже – она прекрасно поняла мой маленький маневр и не отреагировала на мою попытку изобразить галактического плейбоя.
Мне почему‑то хотелось, чтобы она тут же изложила историю о каком‑нибудь парне, при воспоминании о котором ее сердце все еще пытается выпрыгнуть из груди, ну, в отместку, просто чтобы ответить, но она даже этого не сделала. По ее холодным карим бролагонианским глазам ничего нельзя было прочитать. Еще бы – за ее спиной стояло десять поколений профессиональных дипломатов. Она выдает свои секреты, только если сама того желает.
Мы добыли со склада новую батарею для вездехода – старая оказалась безнадежно разряженной – и сделали несколько кругов по городу в поисках кое‑каких мелочей для экспедиции. Потом Яна уболтала какого‑то незанятого солдата, и тот согласился отвезти нас туда, где мы оставили вездеход. Сделано все было лихо и технично: Яна заставила меня исчезнуть, и, пока они не договорились, меня не было нигде. Потом я возник – и совершенно беспомощной жертве оставалось только хмуриться и скрипеть зубами. Чтобы утешить несчастного, Яна уселась рядом с ним.
Она определенно очень способная девица. Во всех смыслах.
Последние несколько дней шар время от времени выдает нам одну и ту же последовательность кадров. Наверное, это что‑то очень важное – лента повторяется примерно через каждые пять‑шесть часов, а однажды наш шарик показал эту серию на двух шестидесятиградусных сегментах сферического экрана одновременно. До сих пор он не дублировал ни одну из своих картинок.
Выглядит она, как чистая дразнилка – заставка из космической оперы на видео. Примерно так.
Сначала перед нашими глазами открылся крупный план галактики, возможно, нашей. На темном фоне сверкали созвездия и скопления. Камера качалась взад‑вперед, чтобы позволить зрителям увидеть пейзаж протяженностью около тысячи парсеков. Потом камера – а с ней и мы – падала вперед, фокусируясь на одном крошечном участке неба. Добавить бы сюда музыку, этакое пронзительное крещендо! Полный аут! Теперь перед нами десяток звезд: двойная, красный гигант, белый карлик, парочка спокойных желтеньких, две новые, класса 0 и класса Б, – в общем, все семейство из диаграммы Хертцпранга‑Тассела.
Белый карлик все рос и рос, и стало ясно, что камера установлена на борту космического корабля, а мы как бы его пассажиры. Тут музыка должна быть тихой, обволакивающей, дрожащей. Для пущей таинственности. У белого карлика всего пять планет. Такое впечатление, что мы направлялись к четвертой – она вращалась на вытянутой орбите довольно далеко от номера третьего. Но нет, курс изменялся, и корабельный нос оказывался нацеленным на какой‑то невидимый объект между третьей и четвертой планетами.
Внезапно из ниоткуда в черной пустоте возник астероид, он проплыл мимо камеры слева направо. Музыка должна резко взлетать, дабы подчеркнуть всю неожиданность этого события. Неизвестность! Мы поняли, что в пространстве между третьей и четвертой сестричками лежит пояс астероидов. На пути встретилась чертова уйма мусора, совсем как между Марсом и Юпитером. Наверное, остатки распавшейся планеты. Мы уже легли на орбиту вокруг большого шишковатого астероида. В слабом свете карликовой звезды его щербатые скалы отливают тускло‑розовым. Корабль сел на широкую неровную площадку.
Ракурс изменился. Камера больше не закреплена на носу корабля, она переместилась метров на сто и теперь показывала корабль средним планом. Неопознанный летающий объект стоял вертикально, уперев в землю хвост, и только этим напоминал наши современные суда, остальное – все не как у людей. Никаких следов двигателя. Корпус квадратный, низкий, медно‑рыжий, и вид у него вполне непрезентабельный. Не то что наши лихие обтекаемые летуны. На бортах надписи – те же иероглифы, что и на трубочках‑сигарах, только шрифт покрупнее и символы не меняются от первого чиха.
Люки распахнулись, появились уже знакомые канаты. Высшие начали спускаться на землю.
На всех какие‑то странные маски, очевидно, атмосфера этого астероида плохо согласуется с их обменом веществ. (Если предположить, что там вообще есть хоть какая‑то атмосфера, что в высшей степени сомнительно.) Высшие отходят от кораблей своей скользящей, плавающей походкой, разговаривая друг с другом и обмениваясь непонятными, но грациозными жестами. Их немногим более дюжины. Потом в нижней части корпуса корабля открылся люк побольше, и из него высунулся трап, по которому спустились шесть тяжеловесных, массивных роботов. В какой‑то мере они являются копиями своих создателей – четыре руки, две ноги, куполообразная голова, но в их искусственном происхождении нет никаких сомнений. Вместо глаз у них одна большая цельная светящаяся пластина, расположенная в верхней части головы, а на руки напаяны дополнительные устройства, позволяющие использовать конечности как инструменты – копать землю, поднимать тяжести и так далее. (Старина 408б предположил, что эти шестеро – обыкновенные Высшие, просто они механически модифицированы, как нынешние шиламакиане. Чистокровный шиламакианин Пилазинул с этой гипотезой не согласен. В нашем распоряжении только наши собственные догадки. Лично я полагаю, что это роботы.)
Группа Высших направилась вместе с роботами (со всеми сразу) через равнину к низкому холму. По неслышному нам сигналу передний робот поднял руку и указал на холм. Взлетела струя пламени. Холм начал таять и растекаться мелкими лужицами. Робот продолжал орудовать лазером (или что у него там в руку вмонтировано?), пока посредине холма не образовалась приличных размеров пещера. Затем в дело вступили другие роботы. Они расчистили образовавшийся мусор, разровняли оплавленные стены пещеры. Когда работа была закончена (в фильме это длилось всего минут пять), мы увидели, что в склоне холма вырезана вполне симпатичная шестистенная комната. Камера вползла внутрь, чтобы показать роботов за новым занятием – какими‑то насадками, вмонтированными в крайние левые руки, они слегка оплавляли стены комнаты, добиваясь ровного приятного блеска. Затем установили гигантскую циклопическую цельнометаллическую дверь на столь же колоссальных петлях, внесли в комнату уйму всяких приборов и расставили их вдоль стен. Наконец один из роботов уселся на пол посредине комнаты, и дверь захлопнулась. Остальные запечатали комнату‑пещеру, оставив робота внутри, и вернулись к кораблю. Роботы поднялись по трапу, Высшие – заскользили вверх по канатам. Люки закрылись. Корабль взмыл в черное небо. Конец фильма.
На кой черт было Высшим бросать своего робота в пещере на каком‑то завалящем астероиде? Наказание? Слишком много возни. Чтобы наблюдать за врагами? Какими?
И почему эта лента так часто повторяется? Значит, был какой‑то смысл в том, чтобы построить в скале сейф и спрятать там робота. Но какой?
Мы продолжаем раскопки и уже втянулись в ежедневный неизменный быт. С того дня, как я обнаружил шар, мы не вытащили на свет божий ничего особенно замечательного. Миррик и Келли, однако, неутомимы. Они перерабатывают тонны грунта, мы изымаем находки, а Саул обрабатывает сотни и сотни артефактов. Он классифицировал стили иероглифики, провел множество поташно‑аргонных тестов, обнюхал все вокруг и наконец заявил, что нашему объекту девятьсот двадцать пять миллионов с поправкой в пятьдесят миллионов лет в любую сторону. Большой промежуток. Есть где сделать ошибку. Мне все же нравится думать, что Высшие жили здесь ровно миллиард лет назад. Есть что‑то грозное и величественное в слове «миллиард». Я произношу его с ударением на «м». Мне искренне жаль несчастных археологов, вынужденных заниматься развалинами возрастом в несколько мизерных тысячелетий. Скорблю о них.
Миллиард. М‑миллиард. Тысячу миллионов и семь лет назад Высшие прибыли на эту планету…
Хотел бы я знать, что означает вся эта бесконечно повторяющаяся «пещерная сцена».
Твой сумасшедший братец опять прославился. На этот раз благодаря мозговому штурму. Когда та бредовая идея возникла в моей голове, я счел ее чушью собачьей, но все же нашел в себе смелость рассказать о ней Яне. Та была восхищена и настояла, чтобы я поведал ее всем на вечерней дискуссии в лаборатории, что я, собственно, и сделал. Когда я услышал, как мой собственный голос произносит первые слова этого горячечного бреда, то почувствовал себя, как воздушный акробат, у которого во время номера начали барахлить антигравы.
Но отступать было уже невозможно.
Все пристально смотрели на меня, когда я начал:
– Представим себе в порядке бреда, что Высшие закупорили робота на астероиде и не вернулись за ним. На малой планете, где нет ни воздуха, ни воды, а следовательно, ни окисления, ни эрозии, металлический предмет, например робот, построенный по технологиям Высших, прекрасно может сохраняться хоть миллиард лет, хоть два. Наш шарик‑видеопроектор
– лучшее тому доказательство. Итак, мы можем теоретически предположить, что не тронутый временем робот так и сидит за своей железной дверью.
Слушатели начали морщить лбы, кивать, крутить головами. Я чувствовал, что проваливаюсь в какую‑то бездну. Боже мой, что за чушь я несу! Вылез перед доктором Шейном, доктором Хорккком, перед крупными специалистами.
В отчаянии я продолжил:
– Следующий вопрос: можем ли мы найти астероид, где расположено хранилище? По‑моему, да. У нас есть достаточно четкая наводка. Первые кадры фильма показывают несколько парсеков пространства. Конечно, зафиксированные на пленке созвездия постарели на миллиард лет, здорово изменили конфигурацию, к тому же мы не знаем, какой участок космоса и откуда снимали. Но это не имеет значения: любая приличная обсерватория сможет снабдить нас компьютерными имитациями положения звезд на миллиард лет назад с любого ракурса по любому квадрату Галактики. Наверное, нам следует заказать несколько сотен таких имитаций с разрывом в один‑два миллиона лет на случай, если мы неправильно датировали наш видеопроектор.
Так. Засечем ту часть Галактики, которая изображена на первых снимках. Хорошо. Следующим номером разберемся с крупным планом – с той небольшой группой звезд: двойная, красный гигант, желтенькие, бело‑голубые. Опять‑таки, миллиард лет – время приличное даже для звезды. Полагаю, горячая штучка класса 0 уже давно остыла, красный гигант превратился в белого карлика, а нужный нам белый карлик выгорел начисто. Возможно также, что у этих звезд были различные скорости вращения и что за миллиард лет они успели разбежаться в разные стороны. Но все же приличный астрономический компьютер без напряжения отыщет парочку членов этой группы, отмотает назад эту долгую дорогу и предоставит нам точную имитацию их соотношения миллиард лет назад. Если нам хоть немного повезет, мы обнаружим, что наш белый карлик недалеко удрал от своих соседей. Экспедиция отправится туда, просеет космос через марлю, вытащит нужный астероид и, я думаю, без особых сложностей определит местонахождение… хм, сейфа и робота.
У меня окончательно пересохло в глотке. Собственные слова казались мне верхом абсурда. Я мешком плюхнулся в кресло и стал ждать, когда начнется экзекуция.
– Блестяще! – воскликнул доктор Хорккк.
Доктор Хорккк, не кто‑нибудь.
– Великолепная схема, Том, молодец, – кивнул доктор Шейн.
– Замечательно!
– Люкс!
– С ума сойти!
Реплики посыпались, как из рога изобилия.
Миррик фыркнул, потом не удержался и взревел.
Яна просто лучилась гордостью.
Пилазинул зашебуршал в своем кресле, повозился с защелками на левой ноге, будто хотел отстегнуть ее, потом передумал и поднял руку, требуя внимания. Он очень медленно объяснял всем, какое большое впечатление произвела на него моя идея. По его мнению, мы вполне способны отыскать астероид и пещеру, и почти наверняка пещера цела, а робот еще там.
– Я рекомендовал бы коллегам немедленно связаться с компьютером обсерватории, чтобы узнать, могут ли они определить местонахождение искомого сейфа. Если ответ будет положительным, по моему скромному мнению, нам следует прекратить раскопки и, не теряя времени, отправиться на поиски робота, – сказал он. И добавил: – Если не считать воистину бесценного шара, мы не нашли на Хигби‑5 ничего, что до сих пор не было бы обнаружено в других поселениях Высших. Мы делаем здесь необходимую, но рутинную работу. Но, мне кажется, добытый нами шар – первое звено в цепи находок, которые перевернут всю Галактику. Сейф, полагаю, будет вторым звеном. Оставаться ли нам здесь и продолжать заниматься всякими мелочами или все же стоит отправиться на поиски знаний?
Минуты не прошло, как нас разнесло по фракциям. Консерваторы – Саул Шахмун, Миррик и Келли Вотчмен – стояли за то, чтобы остаться и полностью разобраться с этой базой, прежде чем начинать новое дело. Романтики – Яна, Лерой Чанг, Стин Стин и я – поддерживали Пилазинула, утверждая, что куда интереснее лететь за новым знанием на другой конец Галактики, чем рыться в здешнем песчанике только для того, чтобы выкопать еще пару трубочек с надписями. Старина 408б соглашался с нами, но не из романтической жажды приключений, а потому что очень уж хотел посмотреть на робота, сделанного Высшими. Доктор Шейн разрывался между чувством долга, повелевающим ему до донышка раскопать многообещающую стоянку на Хигби‑5, и любопытством ученого – а вдруг там, на астероиде, нас действительно ждет что‑нибудь необычное? Доктор Хорккк, который раньше настаивал на том, чтобы покинуть планету немедленно и заняться изучением шара, теперь стоял за то, чтобы сидеть до победного конца, полагаю, из чистого чувства противоречия. Но я видел, что и его соблазняет перспектива охоты за сокровищем астероида.
Мы не пытались прийти к единому решению. Зачем торопиться с выводами, когда неизвестно, можем мы найти астероид или нет. Завтра мы вызовем одну из больших обсерваторий и все выясним.
Но и после того как общее собрание было распущено, все еще долго стояли группками, шушукались и обсуждали. Мы с Яной подошли к Пилазинулу, и шиламакианин с удовольствием высказался более определенно. Своим мягким голосом с металлическим оттенком Пилазинул сказал:
– Мы найдем астероид, Том. И робот все еще будет там. Это приведет нас к другим, не менее ошеломляющим открытиям.
Уроженец Шиламака никогда не употребит будущее время, если не уверен в том, что говорит. Если Пилазинул прав, мы не задержимся на Хигби‑5, а ведь он специалист по интуиции.
8. 1 ОКТЯБРЯ 2375. ХИГБИ‑5
Несколько очень напряженных недель. Мы работаем день и ночь и очень торопимся. Поэтому я молчал все это время, Лори, просто не успевал делать записи. Теперь постараюсь ввести тебя в курс дела. Приготовься к длинному и скучному монологу.
Самое главное – теперь мы со всеми ключицами, коленными чашечками, душами, потрохами и прочими пустяками полностью посвятили себя осуществлению моего бредового проекта.
К жизни такой мы пришли шаг за шагом – ты же знаешь, катаклизмы всегда долго созревают. Когда встаешь на зыбучие пески, тебя же не втягивает одним шумным глотком. Нет, ты погружаешься медленно, сначала кажется, что зыбучий песок – это просто обыкновенная грязь, что можно выбраться в любую минуту, стоит лишь захотеть, что ты сделаешь это, как только решишь, что не надо идти именно здесь. Внезапно вся эта пакость вокруг начинает подниматься, ты наконец пугаешься, пытаешься двигаться быстрее, как будто это поможет, но только загоняешь себя все глубже. При этом ты сохраняешь хладнокровие и способность мыслить и только после того, как провалишься по бедра, начинаешь понимать, что все попытки выкарабкаться только ухудшают положение и что ты влип окончательно.