В ходе истории все религии так или иначе подвергаются пересмотру. Это приводит к появлению различных сект, многое из которых со временем развиваются в новую ортодоксию. Пересмотр считается необходимым тогда, когда появляется неудовлетворенность господствующей ортодоксией, а также когда ее поражает коррупция или же утрачиваются актуальность ортодоксии и сила ее воздействия на людей. Во всех религиях существует напряженность между тягой к изменениям и желанием сохранить статус-кво. Когда традиционные формы устаревают, стремление к изменению усиливается, развиваясь в двух направлениях: назад, в попытке восстановить старое, и вперед, к дальнейшему пересмотру. В той степени, в какой тот или иной пересмотр является вариацией на основополагающую тему (то есть, остается, например, в рамках христианства или буддизма), он должен иметь с формой некую общность и разделять по крайней мере основные убеждения — даже с фундаменталистами. Чем более гибкими являются эти убеждения, тем легче их можно приукрасить, сохранив, однако, основную суть. Одной из причин обращения многих людей к буддизму является то, что его сущностные убеждения более гибки, чем убеждения монотеизма.
Широкое развитие в разных станах как фундаментализма, так и ревизионизма является отражением упадка современной ортодоксии. Однако нынешние реформы отличаются от предыдущих тем, что в их (194:) результате западный монотеизм практически утрачивает прежнюю форму. Фундаменталисты всячески это подчеркивают, обвиняя господствующую религию в моральной и идеологической самоуспокоенности и в том, что она подает дурной пример. Они стремятся вернуться к более ранним, более чистым воззрениям. Фундаменталисты по своей сути авторитарны, тогда как современные ревизионисты пытаются наполнить старые авторитарные структуры неавторитарными ценностями. Ревизионизм вскрывает трудности текущего момента: может ли человек в достаточной мере изменить, все же сохранив при этом, точку опоры, которая в наше время хаоса дает стабильность, ясное представление о происходящем и утешение?
Пересмотр религии имеет два взаимосвязанных аспекта. Ревизия теологии призвана приспособить ее к современному восприятию, придав ей большую логичность; пересмотр церковных обычаев и правил нацелен на то, чтобы сделать их более восприимчивым к современным интересам и нуждам. Наши современники не слишком-то интересуются сложностями теологических дискурсов; они, скорее, хотят для себя гарантированного рая, особенно для своих детей. Главный пример тому — так называемые потребительские церкви. Прежде церковь учила людей, как следует жить; теперь люди сами диктуют церкви, чего они от нее ждут. Такие разновидности церквей множатся с большой скоростью, столь же быстро растет и число их прихожан. Они имеют при себе фирмы по связям с общественностью, проводят развлекательные кампании, а также опросы общественного мнения с целью выяснения, чего хотят люди, а затем приноравливаются к этим требованиям.
Так что же нужно людям? Зачастую их потребности намного скромнее, чем предлагаемые церковью виды услуг. Эти новые церкви открывают школы для взрослых, специализированные детские группы, проводят праздники, организуют группы самосовершенствования, атлетические и гимнастические залы, клубы, лекции, группы для одиноких и брачные церемонии. Некоторые из них имеют около 20 000 членов. (Один шутник как-то заметил, что величина церкви ограничена только размером ее автостоянки.) Они также предлагают программы добровольной помощи ближнему и легкие программы воскресной школы, воспитывающие в детях христианские добродетели любви, сотрудничества и сострадания. Проповеди о грехе, о вине перед Богом, о существовании ада, (195:) о том, как следует жить или как пожертвовать этой жизнью во имя следующей, крайне нежелательны. Вместо этого потребительские церкви предлагают целый набор ценностей, которые в основном говорят хорошим людям, что надо постараться избавиться от собственных недостатков, заботиться о семье и друзьях и всю жизнь по возможности помогать другим. Они заявляют, что истинная проповедь Христа заключается именно в этом.
Понятия греха, проклятия и наказания не используются; напротив, много говорится о любви и признании, росте самооценки и принятии ответственности. В новые христианство и иудаизм вошло множество гуманистических идей, и наиболее существенные различия этих двух религий теперь, повидимому, сводятся к большему сродству с одной или другой символической системой. В наши дни многие люди с легкостью редактируют свои убеждения, приводя их в соответствие со своими нуждами и склонностями. Например, некоторые из тех, кто называет себя христианами, воспринимают Христа не как Бога, а скорее — как великого учителя. Многие католики позволяют себе разводиться, регулировать рождаемость в своих семьях и во многом игнорировать предписания папы, считая его старомодным. Согласно опросам, большинство американцев верят в некую загробную жизнь; меньшая часть верит в ад («Ньюсуик», 27 марта 1989 г.). Другие, которые также все еще считают себя христианами или иудеями, верят в карму и перерождение.
Религия представляет собой мировоззрение и систему моральных принципов, опирающихся на теологию, призванную их объяснять и оправдывать. Большинство людей, для которых вера является неотъемлемой частью их жизни, связывающей их с обществом, могут отождествлять себя, скажем, с христианами и в то же время совершенно не интересоваться теологией. Но это не может продолжаться долго, для того чтобы религия была в состоянии выжить и быть переданной следующему поколению, в основе ее должна лежать теология, придающая мировоззрению упорядоченность и правдоподобие. Даже несмотря на то, что католическая церковь не рекомендует своим членам излишне углубляться в теологические дебри (вплоть до середины 60-х годов мессу продолжали служить на латыни), при ней существует специальный орден иезуитов, посвятивший себя изучению богословия, ибо церковь знает, что на каждый вопрос должен быть дан ответ, полностью рассеивающий любое сомнение.
(196:)
Если кто-либо пожелает остаться христианином, но при этом верит также в карму и перерождение, перед ним неизбежно встанет задача, как примирить единого христианского Бога с безликой вселенской силой (кармой). Можно предположить, что карму создает Бог, поскольку Он создает все; но создав ее, подчиняется ли Бог карме или же карма подчиняется Ему? И может ли Бог вторгаться в карму и изменять ее? Ведь если Бог заранее задал карму и после этого устранился, предоставив мир самому себе, то стоит ли вообще обращать внимание на такого Бога? Или же, если Бог может вмешаться в карму, то тогда карма не является абсолютным принципом, каковым она должна быть; стало быть, зачем ей уделять такое внимание. Вот некоторые из проблем, с которыми столкнулась бы теология, если бы захотела примирить Бога и карму. В принципе, возможно и это, поскольку человеческий ум способен примирить любые две вещи, если хорошо постарается. Однако, что касается некоторых спорных вопросов, попытка их примирения делает ситуацию весьма запутанной, причем обе доктрины теряют свою форму и силу.
Пересмотр авторитарных мировоззрений чреват своими специфическими проблемами, хотя может оказаться, что и сам процесс обновления приобретает едва ли не еще более авторитарное выражение, как это было в случае протестантской реформы. Считалось, что ревизия, произведенная Лютером и Кальвином, была инспирирована Богом и являлась не попыткой изменения, а возвратом к замыслу Божьему. В этом случае Библия по-прежнему признается непререкаемым авторитетом, но граница между ревизионизмом и фундаментализмом несколько сглаживается. Когда основные положения религиозного мировоззрения подвергаются пересмотру, сразу возникает вопрос: кто это осуществляет и на какой авторитет он при этом опирается?
Ревизионизм стремится дать толчок социальным преобразованиям, одновременно стараясь, насколько это возможно, сохранить традицию. В наше время, благодаря развитию науке и демократии, темпы социального преобразования ускорились. Выдвижение женщин на государственные посты наравне с мужчинами в разных странах мира также расшатывает старые устои. Происходит объединение и обновление знаний и ценностей, культивируемых религиями. Будда, Христос и Магомет были социальными преобразователями, пытавшимися путем пересмотра господствующего порядка искоренить в нем коррупцию и несправедливость. Будда расправился с (197:) кастовой системой; Христос привнес любовь в прежние жестокие и воинственные божественные предписания и покончил с этническими табу; Магомет ввел закон и моральный контроль, которые обуздывали человеческие страсти. Каждый из них считался уникальным святым, и поэтому их учения стали основой новой власти. Когда пересмотр касается сущностных убеждений, должна возникнуть новая религия, как это и произошло.
Если ревизионистский подход затрагивает глубинные структуры мировоззрения, люди пытаются сохранить свой внутренний мир, не будучи уверенными в том, что лежит в основе обновления. Но в какой момент пересмотр прекращает быть пересмотром прежнего мировоззрения и сам становится самостоятельным мировоззрением, использующим лишь старое название? Говорят, например, что сущность христианства — это любовь, и, таким образом, если вы любите, вы христианин. Чем христианская любовь отличается от буддийского сострадания или любой другой любви? Возможно, ничем; но тогда зачем же себя называть христианином? Быть христианином — это значит верить во все или в большую часть (или, по меньшей мере, в некоторые) из следующих догматов:
В Троицу Господню, содержащую в себе трансцендентного Бога, являющегося Творцом этого мира.
В то, что Ветхий и Новый Заветы проистекают от самого Бога, то есть являются откровениями, и, следовательно, представляют собой высший авторитетный источник, на котором основывается христианство. (Католики-традиционалисты включают сюда кроме того исторический свод церковных уложений.)
В то, что люди грешны от рождения и поэтому нуждаются в спасении.
В то, что Христос был порожден Богом через Деву Марию. Непорочное зачатие было канонизировано, чтобы оградить Христа и Его Мать от осквернения грехом.
В то, что Христос как Сын Божий уникальным образом обладал, по меньшей мере частично, божественной природой и был первым Божьим посланником истины.
Что Бог послал того, кого любит больше всех, — своего Сына — на Землю, чтобы Сын принял великие муки, дабы дать людям возможность искупить свои грехи. Христос был (199:) вновь возвращен к жизни («воскрес») и затем вознесся в лоно Бога-Отца, («на Небеса»). Некоторые секты также добавляют к заповедям Христа благие деяния и послушание.
Что только спасенные попадут на Небеса; остальные — в ад, в преддверие ада, в чистилище.
Есть люди, которые считают себя христианами, но подвергают сомнению достоверность некоторых из перечисленных положений или же почти всех или даже всех их, тогда как фундаменталисты верят в большую часть этих догматов или во все до единого. Что должно быть присуще обеим группам, чтобы оправдать их желание называться «христианами», — ведь их убеждения имеют так мало общего? На самом деле большинство фундаменталистов этого совершенно не хотят.
Теологам предстоит основательно подумать над тем, какие из основополагающих положений этого учения (если таковые вообще есть) должны оставаться неизменными, для того чтобы христианство оставалось христианством, и насколько можно отклоняться от каждого из них. И именно в теологии современные ревизионисты встречаются с трудностями. Убежденность (абсолютная вера) является ключевой частью того, что придает религии ее психологическую силу. Намного легче верить в слово Божье, чем в результат его пересмотра человеком.
Показанная не так давно по телевидению дискуссия между фундаменталистским проповедником и ревизионистским священником была в основном посвящена спорным вопросам, касающимся интерпретации Библии. Полемика велась прежде всего вокруг того, является ли Библия женоненавистнической. Нас поразил не смысл или качество аргументов обеих сторон, которые, разумеется, были полностью предсказуемы, а, скорее, поведение каждого участника. У фундаменталистского проповедника было гладкое лицо, счастливая улыбка, из его уст лились бойкие, высказываемые без усилий афоризмы типа «не пытайтесь изменять Слово Божье; измените вместо этого себя». Другой же священник был очень серьезен. Он выглядел как человек, осознающий всю глубину расхождений, но не слишком четко представляющий, как их примирить. Он указывал на тексты, которые по своему содержанию были явно женоненавистническими, но затруднялся доказать, что Бог не был женоненавистником. Как христианин, он не мог вместе с водой выплеснуть и ребенка, то есть (199:) не мог окончательно отрицать авторитет Библии. Проблема здесь в том, что когда пытаешься пересматривать сложные структуры, редко удается выплеснуть из ванны одну лишь воду.
Аргумент, упорно используемый фундаменталистским священнослужителем как неопровержимый, состоял в том, что Библия является Словом Божьим и что любое легкомысленное вмешательство человека ведет только к его искажению. Далее он доказывал, что когда люди по-своему интерпретируют Бога, то остается лишь человеческая субъективность, а Божья объективность утрачивается. Ревизионист же, пытаясь убедить в необходимости пересмотра, апеллировал к «фактам» и говорил о современных моральных проблемах. Эти факты включали в себя принятые научные знания, а проблемы морали подразумевали современные гуманистические и демократические ценности — такие, например, как равноправие женщин. Чтобы привести в соответствие с ними христианство, он должен был назвать Библию метафорическим словом Божьим. Между тем, метафорой можно объявить практически все что угодно. Итак, фундаменталист излучал уверенность, тогда как его оппонент выглядел взволнованным и как бы оправдывался.
Несмотря на то, что ревизии подрывают веру в религиозные доктрины, они все же помогают сохранять основы мировоззрения и не пытаются бросить ему вызов. Ревизионист чувствовал себя загнанным в угол, когда фундаменталист напрямую спросил его, верит ли он, что Библия является Словом Божьим. Говоря о том, что Библия «божественно инспирирована», последний буквально брызгал слюной, чем даже развеселил своего оппонента. Тем не менее, очевидно, что ревизионист не все в Библии был согласен считать исходящим от Бога, поскольку указал на разделы, которые, как ему это представлялось, были явно женоненавистническими и искаженными. Однако он не решался поставить вопрос жестко, а именно: может ли такой текст, как Библия, отдельным частям которой более 3000 лет, быть подходящей основой для настоящего взаимодействия, стоит ли ее пересматривать, а также что побуждает к этому?
Католицизм разработал защитные механизмы, определив границы допустимого пересмотра, позволяющие сохранить веру. Власть, которую приобрела церковь, была узаконена Церковными соборами, сформулировавшими догматы веры и объявившими папу непогрешимым (имеющим прямую связь с Богом) во всех вопросах веры и (200:) морали. Сейчас в католицизме наблюдается серьезный раскол между модернистами и традиционалистами. Первые хотят, чтобы церковь пересмотрела свою позицию относительно брака и безбрачия священнослужителей, относительно контроля над рождаемостью, абортов и всеобщей демократизации самой церкви. Традиционалисты не только упорствуют в своей приверженности старым догмам, но и угрожают отлучением от церкви тем, кто публично выражает несогласие с ними.
Нам кажется, что католическая церковь обречена на то, чтобы неизбежно склоняться ко все более фундаменталистской позиции, поскольку требования ревизионистов являются достаточно экстремистскими и потакание им подорвало бы авторитет церкви и доверие к ней. Если, например, контроль над рождаемостью то объявляется грехом и запрещается, а потом вдруг разрешается, ясно, что это не только не помогает исправить ситуацию, но и порождает у людей вопрос, насколько серьезно вообще следует относиться к подобным вещам. Как бы там ни было, контроль над рождаемостью во всем мире признается остро необходимым. Позиция католической церкви в данном вопросе является еще одной трагической иллюстрацией идеологической безответственности, когда первостепенное значение придается не последствиям, проистекающим из этой идеологии, а поддержанию при помощи нее власти и порядка.