«Приторно сладкий алюминий» мозолил глаза. Хотя теперь он даже встраивался в контекст. Почти. И если его еще можно было пропустить, то «гальванические гортани, гогочущие в гробах» выглядели просто богомерзко посреди прочего текста.
Не подумайте, я приветствую артхаус и свободу самовыражения! Более того, я при первой же возможности вылью на голову ушат малиновой краски и вывалюсь на улицу через окно родной библиотеки, если закончу рабочий день чуточку пораньше.
Но если я сотворю ровно то же самое в рабочее время, то сие будет, по меньшей мере, эгоистично. Подумайте сами: что бы вы сделали с барменом, который вместо кружки доброго пива, приготовил бы вам шот из березового сока пополам с куриным бульоном? Разобрали бы на микросхемы — вполне верный и гуманный ответ.
За окном ожидаемо рано стемнело и город расцвёл неоном. Экран реставратора моргнул и высветил новую итерацию: «После Ярослава Мудрого наследником стал не сын его, но фантасмагорическое чудовище, сродни Медузе, неподвластное мечу, но павшее по вине собственной гордыни»...
Пронзив мрак кабинета гортанным вздохом, я рухнул на кушетку. Нет, эта машина прекрасно понимала смысл текста. О, да! На начальных этапах она, каким-то параестественным способом восстанавливая исторический контекст, заполняла пробелы в анекдотах точь-в-точь утраченными репликами Цезаря!
Но теперь этот бармен, завоевав мое доверие, стабильно наливал шот за шотом своего фирменного напитка. Столкнувшись с очередным пробелом, который следовало заполнить чем-то умеренно-канцелярским, нейросеть-художник нарочно производила такие словесные комплексы, что у меня самого язык заплетался.
Вспомнив про новогодний ужин, я тяжёлой рукой вытянул из розетки синий кабель и воткнул на его место пурпурный. Я опаздывал.
Подключаясь к базе, приветливо зажёгся розовый экран старого реставратора. Нейросеть подумала с долю секунды и, издав беззаботный писк, выдала небесно-голубой текст: «Бой Грозного за Балтику шокировал Европу: в Германии московиты были страшным врагом. Однако, все помирились, и всё закончилось хорошо».
Надёжно, как швейцарские часы. Естественно — в этой машине нечему было ломаться. Но, на всякий случай, я запустил еще одну проверку. Подавляя желание отвернуться, я скорбно наблюдал, как текст быстро бежал по экрану, давя на мозоли моих надежд.
«Катаклизм безвозвратно повредил почти все базы данных». Прототип задумался, и я ощутил, как взвились бабочки в моём животе! Я бросил взгляд на отключённый реставратор. Грудой металлолома лежали пять лет моего труда. «...Но всё закончилось хорошо».
Приторно сладкий алюминий, чтоб его. Стиснув зубы, я накинул плащ и вышел вон. Моё дело кончено. Машина начнёт работу завтра: тысячи исторических текстов, поврежденных, почти утраченных в катаклизме, будут дополнены и переписаны нейросетью старого поколения. Уж не знаю куда это нас заведёт.
Но я, кажется, догадываюсь, как это всё закончится.
ВСЕГО ОДИН ДЕНЬ
Просыпаюсь. Лежу с закрытыми глазами. Запахи – родные полузабытые. Чай – грузинский из зеленой коробочки, гренки на молоке.
Открываю глаза. Письменный стол, над ним полка с учебниками, на стене политическая карта мира. За стеклами секретера – модели самолетов и кораблей. На спинке стула – синяя школьная форма –: брюки, пиджак с эмблемой на рукаве. На вешалке, пристроенной поверх дверцы желтого деревянного шкафа, – серая рубашка в клетку и пионерский галстук.
В дверь заглядывает мама.
- Миша, просыпайся. Поторопись, в школу нельзя опаздывать.
Ввскакиваю с узенькой тахты. Над ней старый выгоревший коврик - картина «Утро в сосновом лесу».
Кто-то на полную мощность включает радио.
- Здравствуйте, дорогие ребята! Слушайте «пионерскую зорьку»!
Быстро застилаю кровать. Скорее в ванную умываться, чистить зубы. Паста «Поморин», вкуснотища! Мыло «Земляничное» - обалдеж! Теперь одеваться. Пальцы привычно завязывают пионерский галстук.
- Завтрак готов, а мне пора на работу.
Крохотная кухня с белой кубической мебелью. На столике завтрак – омлет с колбасой и булка – «городская» за десять копеек. Наливаю чай из заварочного чайника с мелкими цветочками. Кипяток доливаю из зеленого эмалированного чайника.
Уже половина девятого! Математичка зверь, терпеть не может, когда опаздывают.
Захлопываю дверь и бегом вниз по лестнице. Бегу по улице, пиная перед собой консервную банку.
Вот и школа, во дворе толпятся мои одноклассники – мальчишки в такой же как у меня синей форме, девчонки в коричневых платьях с черными передниками.
- Мишка, привет! А сегодня по русишу контрошка.
- Смотрел «Полет в страну чудовищ?» Вчера по телеку передавали.
Звонок. Громкий, пронзительный. Вздрагиваю от неожиданности.
Класс – ряды парт, мое место за второй слева у окна. Коричневая доска, мел, тряпка. Справа – стеллаж с учебными пособиями. Входит училка, встаем из-за парт.
- К доске пойдет…
Уф, не меня. Вырываю из тетради лист, складываю самолетик. Маринка рядом открывает и закрывает пенал, хвастается. Под крышкой циферблат, счеты и алфавит.
Следующий урок - физра. Лазаем по канату, получаю пятерку. На большой перемене играем в слона. Вот оно, счастье!
По дороге домой зайти в булочную, купить хлеб и батон за тринадцать копеек. Открываю дверь – ключ у меня на шее, на тесемке. Обед в холодильнике, разогреть, съесть и за уроки. Хотя зачем?
Девять вечера, смотрим программу «Время» по ламповому телевизору, потом детектив про знатоков. Перед сном беру с полки «Остров погибших кораблей», читаю с фонариком под одеялом.
Не хочу засыпать. Не хочу!
Просыпаюсь. Скандинавский интерьер, компьютер, гаджеты. Не хочу здесь оставаться. На хронопутешествие ушли все сбережения за месяц. Буду копить на следующее. «Один день в девяностых» обещали уступить со скидкой.
[Ф1]Марк Юрьевич, Марк Наумов, теперь еще и Старик – слишком много поименований для одного человека на маленький рассказ
[Ф2]Незнакомец, путник, человек в черном плаще, человек в черном – слишком много неуместных заместительных
[Ф3]Теперь еще и мужчина
А, так это не к нему?
Отличный пример возникающей путаницы при подобном количестве заместительных
[Ф4]Дальше они почему-то стали Катюшей и Танечкой
[Ф5]Два деепричастных оборота, относящихся к одному слову, лучше бы обхедлинить