– Стрелки все ушли, кроме одного, – говорит Софи, глядя на большой револьвер на бедре Паркуса. – Если только ты тоже не стрелок, Паркус.
– Я – нет, дорогая, – отвечает он, – но стрелок у нас не один.
– Я думала, Роланд[103]– последний. Так гласят легенды.
– Он подготовил еще по меньшей мере троих, – отвечает ей Паркус. – Я не знаю, как ему это удалось, но верю, что так оно и есть. Если бы Роланд оставался один, Разрушители уже давно сломали бы Башню. Но с помощью остальных…
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, – вмешивается Джек. – То есть сначала понимал, но безнадежно отстал.
– Чтобы сделать свою работу, тебе и не нужно все понимать, – отрезает Паркус.
– Спасибо тебе, Господи.
– А чтобы понять необходимый минимум, забудь про галеры и гребцов и вернись к вестернам, в которых снималась твоя мать. Для начала представь себе форт в пустыне.
– Это Темная башня, к которой ты постоянно возвращаешься. Она – форт?
– Да. И окружают форт не дикие индейцы…
– А Разрушители. Ведомые великим вождем Аббала.
Софи бормочет: «Король в своей башне ест хлеб и мед. Разрушители в подвале делают ему деньги».
По спине Джека струится неприятный холодок: он думает о крысиных лапках, коготки которых скребут по рассыпанным по полу осколкам стекла.
– Почему ты это сказала?
Софи смотрит на него, краснеет, качает головой, отводит взгляд:
– Так она иногда говорит. Джуди. Когда я слышу ее.
Паркус берет обгоревшую ветвь, начинает рисовать на пыли, рядом с восьмеркой.
– Вот форт. Это индейцы, ведомые безжалостным и скорее всего безумным вождем. Но вот здесь… – Слева на пыли появляется стрела. Острие направлено на знаки, изображающие индейцев и форт. – Кто в лучших вестернах Лили Кевинью всегда появляется в самую последнюю минуту?
|
|
– Кавалерия, – без запинки отвечает Джек. – Как я понимаю, это мы.
– Нет, – отрезает Паркус. Голос у него ровный, но Джек чувствует, что сдерживаться ему удается с большим трудом. – Кавалерия – это Роланд из Гилеада и его новые стрелки. И те из нас, кто хочет, чтобы Башня устояла.., или рухнула в положенное ей время. Алый Король надеется задержать Роланда и уничтожить Башню до того, как он прибудет со своими стрелками. А для этого Королю надо собрать как можно больше Разрушителей, особенно телекинезеров.
– А Тайлер Маршалл…
– Не прерывай меня. Мне и так нелегко.
– Раньше ты был куда веселее, Спиди. – В голосе Джека слышится упрек. Он думает, что давний друг сейчас устроит ему словесную выволочку, а может, выйдет из себя и превратит в лягушку.., но напряжение вдруг покидает Паркуса, он смеется.
Софи поднимает голову, улыбается, сжимает руку Джека.
– Пожалуй, ты прав, – вздыхает Паркус. – Заводиться нет смысла, не правда ли? – Он касается револьвера. – Наверное, я не погрешу против истины, сказав, что решил, будто эта железяка придает мне значимости.
– Шаг, а то и два вперед по сравнению с дворником парка развлечений, – кивает Джек.
– И в Библии, это в твоем мире, Джек, и в Книге правильного земледелия, это уже в твоем, Софи, дорогая, есть одна и та же фраза.., если не ошибаюсь: «Ибо в царствии моем есть много домов». Так вот, при дворе Алого Короля есть много монстров.
Джек слышит, как с его губ срывается короткий смешок. Похоже, его давний друг отпустил типично тупую полицейскую шутку.
|
|
– Они – курьеры Короля.., его рыцари на побегушках. Поручений им дается много, но, думаю, в последнее время главная задача одна – поиск талантливых Разрушителей. Чем талантливее Разрушитель, тем выше награда.
– Они – охотники за головами, – бормочет Джек и понимает, насколько он прав, лишь произнеся эти слова. Вроде бы использовал бизнес‑термин, но есть же и буквальный смысл.
Охотники за головами – людоеды.
– Да, – соглашается Паркус. – И у них есть смертные субподрядчики, которые работают за.., произносить это слово мало радости, но иначе, наверное, не скажешь…
Перед мысленным взором Джека возникает жуткое зрелище: Альберт Фиш стоит на тротуаре в Нью‑Йорке с плакатиком «РАБОТАЮ ЗА ЕДУ». Он крепче прижимает к себе Софи. Синие глаза поворачиваются к нему, он с радостью тонет в них.
Они его успокаивают.
– Сколько Разрушителей отправил Альберт Фиш твоему приятелю Мистеру Понедельнику? – хочет знать Джек. – Двоих? Четверых? Дюжину? Они умерли, раз уж Аббала пришлось заменять их?
– Нет, – очень серьезно отвечает Паркус. – Их содержат в одном месте.., в подвале, да, или в пещере.., где время не движется.
– В чистилище. Господи.
– Это не важно. Альберт Фиш давно умер. Мистер Понедельник теперь мистер Маншан. И сделку, которую мистер Маншан заключил с твоим убийцей, очень простая: этот Бернсайд может убить и съесть сколько захочет детей, если они не талантливые. Но когда ему попадутся талантливые, то есть Разрушители, их он должен сразу же передавать мистеру Маншану.
– Который отправит их к Аббала, – шепчет Софи.
– Совершенно верно, – кивает Паркус.
|
|
Джек чувствует, что вновь обрел опору под ногами, пусть и не очень прочную, и несказанно этому рад.
– Поскольку Тайлера не убили, он – талантливый.
– Талантливый – не то слово. Тайлер Маршалл, потенциально, один из двух наиболее сильных Разрушителей в истории миров. Если вернуться к аналогии с фортом и индейцами, то можно сказать, что Разрушители – зажигательные стрелы, которые перебрасывают через стены.., новый вид оружия. Но Тайлер Маршалл – не просто зажигательная стрела. Скорее, он – управляемый снаряд.
– Или атомная бомба.
– Я не знаю, о чем вы, – шепчет Софи.
– И не надо тебе знать, – отвечает Джек. – Поверь мне.
Он вновь смотрит на рисунки. Удивлен ли он, что Тайлер такой могущественный' Нет, пожалуй, что нет. Он же знает, какой силой обладает его мать. Он же повстречался с ее Двойником. Простая одежда и манеры Софи не могут обмануть его. Он видит, что перед ним королева. Она прекрасна, но красота отнюдь не главное ее достоинство.
– Джек? – обращается к нему Паркус. – Ты в порядке?
Его тон трактуется однозначно: «На другое сейчас просто нет времени».
– Дай мне минуту, – просит Джек.
– У нас совсем мало вр…
– Это мне уже объяснили, – рубит слова Джек и чувствует, как Софи вскидывает на него глаза, удивленная таким тоном. – Дай мне минуту. И позволь выполнять свою работу.
Из‑под зеленых перышек одна из голов попугая бормочет;
«Бог любит бедных тружеников». Вторая тут же отвечает: «Поэтому он наплодил их в таком количестве?»
– Хорошо, Джек, – отвечает Паркус и принимается изучать небо.
«Итак, что мы имеем? – думает Джек. – Мы имеем очень ценного мальчика, и Рыбак знает, что он ценный. Но мальчик еще не у мистера Маншана, иначе Спиди не сидел бы здесь. Что из этого следует?»
Софи озабоченно смотрит на него. Паркус не отрывает глаз от бездонного синего неба над пограничьем между Долинами (по терминологии Джуди Маршалл – Запредельем) и Следующим миром. Колесики в голове Джека вертятся все быстрее, мысли набирают скорость, как экспресс, уходящий со станции.
Он понимает, что чернокожий мужчина с лысым черепом высматривает в небе некую злобную ворону. Он понимает, что белокожая женщина смотрит на него с обожанием, которое со временем может перерасти в любовь. Но в основном он занят другими мыслями. И это мысли копписмена Теперь Бирстоун стал Бернсайдом и он стар. Стар, и с головой у него далеко не все в порядке. Он никак не может решить, что же ему делать: оставить Тайлера себе или, как и обещал, отдать этому Маншану. И все теперь зависит от того, в какую сторону он качнется. Если примет решение убить Тайлера и сварить в котле, как ведьма в сказке «Гензель и Гретель», не повезет Джуди и Фреду. Не говоря уже о Тайлере, который навидался такого, что может свести с ума и ветерана морской пехоты.
Если же Рыбак отдаст мальчика мистеру Маншану, не повезет всему живому. Неудивительно, что Спиди боится нехватки времени.
– Вы знали, что это грядет, не так ли? – спрашивает он. – Вы оба знали. Потому что знала Джуди. Она не один месяц вела себя странно, и началось это задолго до убийств.
Паркус ерзает на месте, отводит глаза.
– Я знал, что‑то готовится, да, свидетельства тому были, но я занимался другим делом. А Софи переходить не может. Ее привезли сюда летающие люди, они же и увезут, когда наше совещание закончится.
Джек поворачивается к Софи:
– Ты – та, кем когда‑то была моя мать. Я в этом уверен (себе он признается, что полной уверенности у него нет, скорее, полагается на интуицию. Слишком много неизвестных.). Ты – наследница Лауры де Луизиан. Королева этого мира.
Теперь смущается Софи.
– В высшей иерархии я была никем, действительно никем, и меня это вполне устраивало. Главным образом писала рекомендательные письма и благодарила людей, которые приходили, чтобы повидаться со мной.., только при исполнении официальных обязанностей я говорила «мы». Любила гулять, рисовать цветы, классифицировать их. А потом, по стечению обстоятельств, трудным временам, оказалась последней в королевском роду. Королева этого мира, как ты и сказал. Однажды выходила замуж за хорошего и простого человека, но мой Фред Маршалл умер и оставил меня одну. Софи Бесплодная.
– Не говори так. – Джек удивлен, как глубоко ранят его ее слова. Не хочет слышать, чтобы она говорила о себе с такой насмешливо‑горестной интонацией.
– Не будь ты уникумом, Джек, твой Двойник приходился бы мне кузеном.
Теперь она охватывает его руку изящными пальчиками и сжимает их. Низкий голос переполняют эмоции.
– Отставим в сторону высшие материи. Я знаю, что Тайлер Маршалл – сын Джуди, я знаю, что люблю ее и не хочу, чтобы ей причиняли боль. Поверь, что за Тайлера я переживаю, как за своего ребенка, если он у меня когда‑нибудь будет. Но кроме этого, я знаю еще одно: ты – единственный, кто может его спасти.
– Почему? – Он, разумеется, чувствовал, что к этому идет.
Иначе что ему тут делать? Но по‑прежнему пребывает в недоумении. – Почему я?
– Потому что ты прикасался к Талисману. И хотя часть его силы с годами покинула тебя, многое осталось.
Джек думает о лилиях, которые Спиди оставил ему в ванной Дейла. Об их запахе, что остался на его руках даже после того, как он отдал букет Тэнзи. И он помнит, как выглядел Талисман в шепчущейся темноте королевского павильона, набирая яркость, изменяя все, прежде чем исчезнуть.
Джек думает: «Он по‑прежнему изменяет все».
– Паркус? – Это первый раз, когда он называет своего собеседника, другого копписмена, по имени? Точно он не помнит, но такое возможно.
– Да, Джек.
– Того, что осталось от Талисмана.., этого достаточно? Хватит, чтобы я смог взять верх над Алым Королем?
На лице Паркуса – ужас.
– Конечно, нет, Джек. Даже не думай. Аббала задует тебя, как свечу. Но этого, возможно, хватит, чтобы справиться с мистером Маншаном.., пойти в горящие земли и вывести оттуда Тайлера.
– Там машины. – Софи словно погрузилась в транс, забылась тяжелым сном. – Красные машины и черные машины, все окутаны дымом. Длинные транспортеры, и на них несметное количество детей. Дети перебирают ножками, двигают транспортеры, а те приводят в действие машины. Глубоко в лисьих норах. Глубоко в крысиных норах, куда не заглядывает солнце. В глубоких пещерах, где находятся горящие земли.
Джек потрясен до глубины души. На ум приходит Диккенс.
Не «Холодный дом» – «Оливер Твист». И разумеется, он вспоминает разговор с Тэнзи Френо. «По крайней мере Ирма не там, – думает он. – Не в горящих землях. Ирма мертва, злобный старик отъел ей ногу. Тайлер, однако… Тайлер…»
– Они бредут и бредут, пока у них не начинают кровоточить ноги, – бормочет он. – И путь туда…
– Я думаю, ты знаешь, – говорит Паркус. – Найдя «Черный дом», ты найдешь путь в горящие земли.., к машинам.., мистеру Маншану.., и Тайлеру.
– Мальчик жив. Вы в этом уверены.
– Да, – хором отвечают Паркус и Софи.
– А где сейчас Бернсайд? Эта информация могла бы многое ускорить.
– Я не знаю, – отвечает Паркус.
– Господи, если бы ты знал, кто он…
– Есть отпечатки пальцев, – говорит Паркус. – Отпечатки пальцев на телефонном аппарате. Твоя первая идея. Полицейское управление Висконсина получило информацию из банка данных ФБР, что они принадлежат Бирстоуну. У тебя есть его теперешняя фамилия – Бернсайд. Этого достаточно.
Полицейское управление Висконсина, ФБР, банк данных: эти термины звучат на английском, который совершенно неуместен в Долинах.
– Откуда ты это знаешь?
– У меня есть источники в твоем мире; я держу руку на пульсе. И такому копу, как ты, не составит труда выяснить остальное.
– Джуди думает, что у тебя есть друг, который может помочь, – неожиданно встревает Софи.
– Дейл? Дейл Гилбертсон? – Джеку трудно в это поверить, но, с другой стороны, Дейл мог кое‑что разузнать.
– Я не знаю его имени. Джуди думает, он похож на тех, кто живет здесь, в Запределье. Человек, который многое видит, потому что не видит ничего.
– Значит, не Дейл. Она говорит о Генри.
Паркус встает. Попугай поднимает головы, открывает четыре блестящих глаза. Святость‑и‑Нечестивость взлетает к его плечу и устраивается на нем.
– Я думаю, совещание закончено. Нам пора закругляться.
Ты готов к возвращению, друг мой?
– Да. И пожалуй, я возьму Грина с собой, хоть мне этого и не хочется. Не думаю, что он здесь долго протянет.
– Как скажешь.
Джек и Софи, которые по‑прежнему держатся за руки, уже поднимаются, когда Джек вдруг осознает, что Паркус все стоит в говорящем круге с попугаем на плече.
– Ты не идешь?
Паркус качает головой:
– Здесь наши пути расходятся, Джек. Возможно, мы еще увидимся.
«Если я выживу, – думает Джек. – Если кто‑нибудь из нас выживет».
– А пока иди своим путем. И будь честен.
Софи вновь делает глубокий реверанс.
– Сай.
Паркус кивает ей и салютует Джеку. Джек поворачивается И ведет Софи к ветхому шатру госпиталя, гадая, удастся ли ему еще раз свидеться со Спиди Паркером.
* * *
Уэнделл Грин, первоклассный репортер, бесстрашный ас журналистского расследования, знатный перетряхиватель грязного белья, сидит на прежнем месте, держа в одной руке трубку из смятых листов бумаги, а в другой – батарейки. Он вновь что‑то бормочет и даже не поднимает головы, слыша приближающиеся шаги Софи и Джека.
– Ты сделаешь все, что в твоих силах, не так ли? – спрашивает Софи. – Ради нее.
– И ради тебя, – отвечает Джек. – А теперь послушай меня.
Если все закончится и мы все будем стоять на ногах.., если бы я смог вернуться сюда… – Он не может продолжать. Он в ужасе от своей безрассудной смелости. Она, в конце концов, королева. Королева. А он.., кто? И еще пытается назначить ей свидание.
– Возможно… – Синие глаза не отрываясь смотрят на него. – Возможно.
– Ты бы этого хотела? – мягко спрашивает он.
– Да.
Он наклоняется и касается ее губ своими. Чуть‑чуть, это даже не поцелуй. И при этом лучший поцелуй его жизни.
– Я сейчас лишусь чувств, – говорит она, когда он выпрямляется.
– Не шути со мной, Софи.
Она берет его руку, кладет под левую грудь. Он чувствует, как стучит ее сердце.
– Разве это шутка? Если оно сможет бежать быстрее, то просто выскочит из груди.
Софи отпускает его руку, но он еще несколько секунд не убирает ее, прижавшись ладонью к теплому полукружию.
– Если б я могла, то пошла бы с тобой, – признается Софи.
– Я знаю.
Он смотрит на нее, отдавая себе отчет, что не сдвинется с места, если задержится еще на мгновение. Помимо желания не расставаться с ней есть еще один фактор. По правде говоря, никогда в жизни он не испытывал большего страха. Он ищет какой‑нибудь повод вернуться на Землю, хотя бы для того, чтобы замедлить бег собственного сердца. И находит его в бормочущем существе, в которое превратился Уэнделл Грин. Опускается на одно колено.
– Ты готов, большой мальчик? Хочешь вернуться на великую Миссисипи?
– Не. Трогай. Меня. – А потом нараспев, одной фразой:
– Гребаный говнюк Голливуд!
– Поверь мне, прикасаюсь к тебе только по необходимости.
А потом при первой возможности вымою руки.
Он смотрит на Софи и видит в ней Джуди. Какие же они красивые.
– Я люблю тебя.
Прежде чем она успевает ответить, хватает Уэнделла за руку, закрывает глаза и перескакивает.
Глава 22
На этот раз его встречает не тишина – приятный ровный шелест, который он однажды уже слышал. Летом 1997 года Джек полетел на север в Вакавилль, с членами парашютного клуба УПЛА, который назывался «Летуны». Как‑то вечером, перебрав пива, он принял это предложение, а потом уже не смог отговориться, не прослыв трусишкой. Джек ожидал, что перепугается до смерти, а вместо этого испытал дикий восторг. Однако никогда больше не повторял эксперимента, и теперь знает почему в тот момент он слишком близко подступил к воспоминаниям, и какая‑то часть его подсознания это поняла. Этот звук он слышал аккурат перед тем, как дернуть кольцо вытяжного троса: шелест воздуха, который прорезает твое находящееся в свободном полете тело. А больше ничего не слышно, кроме биения сердца да щелчка в ушах, если сглатываешь слюну.
«Дергай за кольцо, Джек, – думает он. – Пора дергать за кольцо, а не то приземление будет чертовски жестким».
И тут же раздается новый звук, поначалу тихий, но быстро набирающий силу. «Сирена пожарной сигнализации, – думает он. – Нет, симфония пожарных сирен». В тот же миг Уэнделл Грин выдергивает руку из его пальцев. Он слышит слабый вскрик, его напарника по затяжному прыжку уносит в сторону, а потом он чувствует запах…
Жимолости…
Нет, ее волос…
И Джек ахает от тяжести, свалившейся ему на грудь и живот, ему кажется, что из его легких выдавили весь воздух. Он чувствует прикосновения рук, одна – на плече, вторая – под поясницей. Волосы щекочут щеку. Дребезжит сирена. В замешательстве кричат люди. Эхом отдается топот бегущих ног.
– Джек джек джек ты в порядке.
– Попроси королеву о свидании, перепрыгни в середину следующей недели, – бормочет он. Почему так темно? Он ослеп?
Он готов к интеллектуальной и высокооплачиваемой работе нищего в «Миллер‑парке»?
– Джек! – Ладонь впечатывается в его щеку. С силой.
Нет, он не ослеп. Просто закрыты глаза. Он открывает их и видит склонившуюся над собой Джуди, их лица разделяют всего несколько дюймов. Не думая, рефлекторно, он зарывается левой рукой в волосы на ее затылке, приближает лицо Джуди к своему, целует ее. Она выдыхает ему в рот, от удивления, и его легкие словно пробивают электрические разряды, потом отвечает на поцелуй. Никогда в жизни его не целовали с такой страстью. Его рука залезает под ночную рубашку, ложится на грудь, чувствует, как быстро бьется сердце. «Если оно сможет бежать быстрее, то просто выскочит из груди», – вспоминает он слова Софи. В тот же самый момент ее рука ныряет под его рубашку, которая почему‑то расстегнута, и начинает пощипывать его сосок. Он уже твердый и горячий. При этом ее язык глубоко проскальзывает ему в рот и ходит, совсем как хоботок пчелы, собирающей нектар с цветка. Он сильнее обнимает ее шею, и одному Богу известно, что из этого вышло бы, если 6 не грохот, который доносится из коридора. Звенит разбившееся стекло, кто‑то кричит. Голос тонкий, звенящий от паники, непонятно, мужской или женский, но Джеку кажется, что кричит Этан Эванс, мрачный юноша, охранявший вход в отделение Д. «Возвращайтесь обратно! Перестаньте бегать, бог бы вас побрал!» Разумеется, это Этан. Только выпускник воскресной школы лютеранской церкви «Гора Хеврон» может говорить «бог бы вас побрал», даже в критической ситуации.
Джек отрывается от Джуди. Она отрывается от него. Оба на полу. Ночная рубашка Джуди задрана до талии, видны белые нейлоновые трусики. Рубашка Джека расстегнута, как и штаны. Ботинки на нем, но, судя по ощущениям, не правильно надеты. Рядом перевернутый кофейный столик, журналы рассыпаны по полу. Некоторые вырваны из обложек.
Из коридора доносятся новые крики, вопли, безумный смех.
Этан Эванс продолжает орать на мечущихся пациентов отделения Д, а теперь на них кричит еще и женщина, должно быть, исполняющая обязанности старшей медсестры Рэк. Продолжает звенеть сирена пожарной сигнализации.
Внезапно раскрывается дверь, и в кабинет доктора Спайглмана вваливается Уэнделл Грин. За его спиной – стенной шкаф с разбросанной в беспорядке одеждой доктора. В одной руке Уэнделл держит диктофон «Панасоник», в другой – несколько поблескивающих цилиндрических предметов. Джек готов спорить, что это батарейки «Дюраселл АА».
Если одежда Джека только расстегнута (возможно, пуговицы вырваны с корнем), то с Уэнделлом ситуация гораздо хуже.
Рубашка в лохмотьях. Живот нависает на белыми трусами с большим желтым пятном от мочи. Коричневые габардиновые брюки он тащит за собой одной ногой. Они волочатся по ковру, как содранная змеиная кожа. Он в носках, но левый определенно надет наизнанку.
– Что ты сделал? – орет Уэнделл. – Голливуд, сукин ты сын, ЧТО ТЫСДЕЛАЛ С МОИМ ДИК…
Он замолкает. Челюсть у него отвисает. Глаза широко раскрываются. Джек замечает, что волосы репортера встали дыбом.
Уэнделл тем временем замечает, что Джек Сойер и Джуди Маршалл, полуобнявшись, лежат на полу среди осколков стекла и бумаг. Их одежда в беспорядке. Обстановка, конечно, не самая романтичная, но если Уэнделл и видел двух людей, находящихся на грани совокупления, то они перед ним.
В голове все путается, сменяя друг друга, мелькают невероятные воспоминания, его шатает из стороны в сторону, живот урчит, как стиральная машина, в которую заложили слишком много белья, ему просто необходимо ухватиться за что‑то понятное и хорошо знакомое. Ему нужны новости. А еще лучше скандал. И пожалуйста, Джек Сойер и Джуди Маршалл лежат перед ним на полу.
– НАСИЛУЮТ! – орет Уэнделл во всю мощь легких. Безумная улыбка изгибает уголки его рта. – СОЙЕР ИЗБИЛ МЕНЯ, А ТЕПЕРЬ НАСИЛУЕТ ДУШЕВНОБОЛЬНУЮ ПАЦИЕНТКУ! – Даже Уэнделлу понятно, что никаким изнасилованием тут и не пахнет, но кто и когда кричал: «ТРАХАЮТСЯ ПО СОГЛАСИЮ!» – дабы привлечь внимание?
– Заткни рот этому идиоту. – Джуди одергивает подол ночнушки и собирается встать.
– Осторожно, – предупреждает Джек. – Тут везде разбитое стекло.
– Сама знаю, – рявкает она, а потом поворачивается к Уэнделлу с тем бесстрашием, что хорошо знакомо Фреду. – Заткнитесь! Я не знаю, кто вы, но прекратите орать! Никого здесь не…
Уэнделл пятится от Голливуда Сойера, таща за собой брюки. «Почему никто не приходит, – думает он. – Неужели никто не зайдет до того, как он пристрелит меня или поколотит?» В состоянии близком к истерике Уэнделл не замечает ни сирены, ни криков в коридоре или думает, что все это – плод его воображения, вместе с абсурдными «воспоминаниями» о черном стрелке, о прекрасной женщине в белом и о себе, Уэнделле Грине, сидящем в пыли и, словно пещерный человек, пожирающем наполовину сырую птицу.
– Держись от меня подальше, Сойер. – Грин все пятится, выставив перед собой руки. – У меня есть очень охочий до денег адвокат. Прикоснись ко мне хоть пальцем, говнюк, и я обдеру тебя как липку… ОЙ! АЙ!
Уэнделл наступил на осколок стекла, Джек это видит, возможно, он с одной из репродукций, что украшали стены, а теперь украшают пол. Он отпрыгивает назад, его ноги путаются в собственных брюках, он падает на кожаное кресло, в котором, должно быть, обычно сидит доктор Спайглман, расспрашивая пациентов об их трудном детстве.
Главный грязекопатель «Ла Ривьер герольд» в ужасе смотрит на надвигающегося неандертальца, потом швыряет в него диктофон. Джек видит, что пластмассовый корпус весь в царапинах. Взмах руки – и диктофон отлетает в сторону.
– НАСИЛУЮТ! – верещит Уэнделл. – ОН НАСИЛУЕТ;
ОДНУ ИЗ ПСИХИЧЕК! ОН… – Джек врезает ему в подбородок, в последний момент сдерживает удар, дозирует силу с предельной точностью. Уэнделла отбрасывает на спинку кресла доктора Спайглмана, тело обмякает, глаза закатываются, ноги дергаются в некоем ритме, который задает наполовину потухшее сознание.
– Безумный Мадьяр лучше бы с этим не справился, – шепчет себе под нос Джек. Думает о том, что в ближайшем будущем Уэнделлу скорее всего придется обратиться к психиатру.
За последние два дня его голове крепко досталось.
Дверь в коридор распахивается. Джек встает перед креслом, закрывая Уэнделла, запихивая подол рубашки за пояс (в какой‑то момент, слава богу, он уже застегнул молнию ширинки). В кабинет всовывается взлохмаченная женская голова. Девушка одета в форму службы безопасности. Ей лет восемнадцать, но от страха она выглядит не больше чем на двенадцать.
– Кто здесь кричит? – спрашивает она. – Кто‑то ранен?
Джек понятия не имеет, что на это ответить, но Джуди тут же находится:
– Это пациент. Я думаю, мистер Лэкли. Вбежал сюда с криком, что нас всех изнасилуют, и убежал.
– Вы должны немедленно уйти отсюда, – говорит им девушка‑охранник. – Не слушайте этого идиота Этана. И не пользуйтесь лифтом. Мы думаем, это землетрясение.
– Уже уходим, – отвечает Джуди, хотя не двигается с места. Но охраннице этого ответа достаточно, она исчезает в коридоре. Джуди быстро подходит к двери. Она закрывается, но защелка не желает входить в паз. Должно быть, повело дверной косяк.
На стене висели часы. Джек механически смотрит туда, но они свалились на пол, циферблатом вниз. Он подходит к Джуди, берет ее за руки:
– Долго я отсутствовал?
– Нет, – отвечает она. – Но с каким блеском ты отбыл! Фантастика! Ты что‑нибудь узнал? – В ее глазах мольба.
– Достаточно, чтобы немедленно вернуться во Френч‑Лэндинг, – отвечает он. «Достаточно, чтобы полюбить тебя.., и любить вечно, в этом мире или в любом другом».
– Тайлер.., жив? – Теперь она сжимает его руки, совсем как Софи в Запределье, Джек это помнит. – Мой сын жив?
– Да. И я намерен вернуть его тебе.
Взгляд его падает на стол Спайглмана, который нагулялся по кабинету и теперь стоит с выдвинутыми ящиками. В одном Джек видит кое‑что интересное спешит к столу, давя стекло и отбрасывая попавшую под ногу рамку с репродукцией.
В верхнем ящике левой тумбы лежит кассетный магнитофон, размерами куда больше верного «Панасоника» Уэнделла Грина, и кусок коричневой оберточной бумаги. Сначала Джек достает бумагу. На ней прыгающие буквы, которые он уже видел в развалинах «Закусим у Эда» и на своем крыльце:
Передать ДЖУДИ МАРШАЛЛ,
Известной также как СОФИ
В верхнем углу вроде бы марки, но Джеку нет нужны изучать их. Он и так знает, что эти вырезки с пакетиков с сахаром и приклеил их к оберточной бумаге опасный старик по имени Чарльз Бернсайд. Но личность Рыбака больше не имеет особого значения, как и говорил Спиди. Не важно и его местонахождение, потому что Джек не сомневается, что Чамми Бернсайд усилием воли может перескочить в другое место.
«Но он не может взять с собой дверь. Дверь в горящие земли, к мистеру Маншану, к Таю. Если Нюхач и его друзья нашли дверь…»
Джек бросает бумагу в ящик, нажимает на клавишу «EJECT» на кассетном магнитофоне. Крышка открывается, он достает кассету, сует в карман и направляется к двери.
– Джек.
Он смотрит на Джуди. Вокруг звенят сирены пожарной сигнализации, кричат и смеются сумасшедшие, в панике мечется медперсонал. А в ясных синих глазах Джуди Джек видит другой мир с его нежными ароматами и незнакомыми созвездиями.
– Там прекрасно? Совсем как в моих грезах?
– Там прекрасно, – отвечает он. – И ты прекрасна. Держись, хорошо?
* * *
В коридоре Джека ждет пренеприятное зрелище: Этан Эванс, молодой человек, которого когда‑то учила в воскресной школе Ванда Киндерлинг, схватил за пухлые предплечья полностью потерявшую ориентацию старушку и трясет изо всех сил., седые волосы женщины мотаются из стороны в сторону.
– Заткнись! – орет на старушку мистер Эванс. – Заткнись, сумасшедшая старая корова! Ты никуда не пойдешь, кроме как в свою долбаную палату!
Играющая на губах усмешка показывает, что даже в такой момент, когда мир стоит на ушах, мистер Эванс наслаждается и правом командовать, и возможностью причинять боль. Этого достаточно, чтобы рассердить Джека. Но в ярость приводит его другое: ужас и абсолютное непонимание происходящего вокруг, написанные на лице старухи, заставляют вспомнить мальчишек, среди которых, когда‑то давно, он жил в «Доме солнечного света».
Заставляет подумать о Волке.
Не останавливаясь, даже не сбавляя шага (развязка противостояния с Рыбаком близка, они вышли на финишную прямую, и он каким‑то образом это знает), Джек бьет молодого мистера Эванса в висок. Тот отпускает свою толстую верещащую жертву, отлетает к стене, сползает по ней. С полными изумления, широко раскрытыми глазами.
– Или ты пропускал мимо ушей то, что тебе говорили в воскресной школе, или жена Киндерлинга плохо тебя учила, – цедит Джек.
– Вы.., меня.., ударили, – шепчет молодой мистер Эванс.
Он уже сидит на полу, широко раскинув ноги, между архивом и кабинетом офтальмолога.