– Груда поверженных образов там, где солнце палит, а мертвое дерево тени не даст, – тихонько продекламировала Сюзанна, и Эдди почувствовал, что по телу у него поползли мурашки.
– Что это, Сьюзи?
– Стихи. Должно быть, автор этих строк видел Лад во сне, – отозвалась Сюзанна. – Идем, Эдди. Забудь их.
– Легко сказать! – Но он покатил кресло дальше.
Впереди из сумрака выплыла массивная ограда, похожая на решетку замковых ворот… а за ней они впервые увидели Блейна Моно. Как и предсказывал Эдди, он был розовый, того же нежного оттенка, что и прожилки на мраморе колонн. Гладкий, обтекаемый, остроносый Блейн парил над широким перроном и больше походил на живую плоть, чем на металл. Его поверхность нарушалась только единожды – треугольным окном, снабженным огромной щеткой-дворником. Эдди знал, что по другую сторону носа Моно есть второе окно с большущим стеклоочистителем, так что если смотреть на Блейна анфас, почудится, будто у него есть лицо, точь-в-точь как у Чарли Чух-Чуха. Щетки при этом казались бы хитро опущенными веками.
Белый свет из щелевидного проема в юго-восточной стене Колыбели падал на Блейна длинным кривым треугольником. Корпус поезда казался Эдди выпуклой спиной сказочного розового кита – кита, замершего в полной неподвижности.
– Ух ты. – Голос молодого человека упал до шепота. – Мы его нашли.
– Да. Мы нашли Блейна Моно.
– Как по-твоему, он мертвый? Поглядеть, так мертвый.
– Нет. Спит, может быть, но мертвым его никак не назовешь.
– Ты уверена?
– А ты был уверен, что он окажется розовым? – Вопрос не требовал ответа, и Эдди промолчал. Сюзанна подняла к нему лицо – напряженное и перепуганное. – Он спит, и знаешь что? Мне страшно его будить.
– Ладно, тогда давай подождем остальных.
Сюзанна покачала головой.
– Мне кажется, будет лучше, если мы попробуем подготовиться до их появления… потому что, мне кажется, они нагрянут в большой спешке. Вон там к решетке присобачена какая-то коробка – видишь? Отвези-ка меня к ней. Она похожа на переговорное устройство.
Эдди покорно повез Сюзанну к коробке. Та была приделана к створке закрытых ворот в центре ограды, которая шла вдоль длинной стены Колыбели. Вертикальные прутья ограждения были сделаны из чего-то похожего на нержавеющую сталь, прутья ворот – из декоративного железа, их основания исчезали в окаймленных металлом отверстиях в полу. Эдди понял, что ни ему, ни Сюзанне никак не протиснуться за барьер: зазор между двумя соседними прутьями не превышал четырех дюймов. Даже Чик пролез бы здесь с трудом.
Над головой возились и ворковали голуби. Левое колесо кресла Сюзанны монотонно поскрипывало. "Полцарства за жестянку машинного масла", – подумал Эдди и понял: сказать, что он напуган, значит ничего не сказать. В последний раз такой ужас он испытывал в тот день, когда они с Генри стояли на Голландском Холме, на Райнхолд-стрит, и глядели через улицу на горбатый дряхлый Особняк. Тогда, в семьдесят седьмом, они не вошли в него; они повернулись к дому с привидениями спиной и ушли, и Эдди помнил, что поклялся никогда – никогда – никогда в жизни не возвращаться туда. Ему очень хотелось бы сдержать это обещание, однако вот, пожалуйста, – он шел по другому дому с привидениями, и привидение было прямо перед ним: Блейн Моно, длинный, приземистый, розовый; он подглядывал за Эдди одним окном-глазом, как прикинувшийся спящим опасный зверь.
"Он уж много лет не покидает Колыбели… говорить на разные голоса и смеяться и то перестал… последним к Блейну подступался Ардис… а когда Ардис не сумел ответить, что было спрошено, Блейн убил его голубым огнем".
"Если он заговорит со мной, я, наверное, рехнусь", – подумал Эдди.
Снаружи ворвался ветер; в высокий выпускной проем, прорубленный в торце здания, полетела мельчайшая дождевая пыль. Молодой человек увидел, как она бисеринками оседает на стекле Блейна.
Он вдруг вздрогнул и быстро огляделся.
– За нами следят. Я чувствую.
– Я бы совсем не удивилась. Подвези меня поближе к воротам, Эдди. Хочу получше рассмотреть эту коробку.
– Ладно, только не трогай. Вдруг она под током…
– Если Блейн хочет зажарить нас, то зажарит, – откликнулась Сюзанна, глядя сквозь прутья ограды на спину Блейна. – Сам знаешь не хуже меня.
И Эдди промолчал, понимая, что это чистая правда.
Внешне коробка походила на гибрид переговорного устройства и охранной сигнализации. В верхнюю половину был вмонтирован динамик с чем-то вроде кнопки "ГОВОРИТЕ/СЛУШАЙТЕ" сбоку. Под динамиком ромбом располагались цифры.
Под ромбом помещались еще две кнопки; на них печатными буквами, Высоким Слогом, значилось "КОМАНДА" и "ВВОД".
Сюзанна глядела недоуменно и с сомнением.
– Как ты думаешь, что это за штука? Похоже на какое-то устройство из научно-фантастического фильма.
Конечно, похоже, понял Эдди. В свое время Сюзанна, вероятно, раз-другой сталкивалась с системой охранной сигнализации – в конце концов, она жила среди манхэттенских богачей, пусть они и принимали подобное соседство без излишнего энтузиазма, – но те электронные устройства, какие были доступны в ее шестьдесят третьем, и те, какие появились к его восемьдесят седьмому, разделяла подлинная пропасть. "И потом, мы очень мало говорили о различиях, – подумал молодой человек. – Интересно, что подумала бы Сьюзи, скажи я ей, что, когда Роланд уволок меня сюда, президентом Соединенных Штатов был Рональд Рейган? Наверное, что у меня не все дома".
– Это охранная система, – сказал он. Потом, невзирая на истерические протесты инстинктов и нервов, заставил себя протянуть правую руку и большим пальцем нажать на переключатель "ГОВОРИТЕ/СЛУШАЙТЕ".
Не затрещали электрические разряды, вверх по руке Эдди не побежало смертоносное голубое пламя. Никаких признаков того, что коробка по-прежнему куда-то подключена, не было.
"Может быть, Блейн действительно мертв. Может, он все-таки скапутился".
Но на самом деле Эдди не верил в это.
– Але? – сказал он, и перед его мысленным взором появился несчастный Ардис – бедняга истошно вопил, пока голубой огонь поджаривал его, как в микроволновой печи, плясал по лицу и телу, вытапливал глаза и поджигал волосы. – Але… Блейн? Есть тут кто?
Он отпустил кнопку и стал ждать, одеревенев от напряжения. В его руку тихонько пробралась рука Сюзанны, холодная и маленькая. Ответа не было, и Эдди – с еще большей неохотой – опять вдавил кнопку.
– Блейн?
Он отпустил кнопку. Подождал. Коробка по-прежнему молчала, и Эдди, как это частенько бывало с ним в минуты стресса и страха, захлестнула опасная бесшабашность. Когда подобное беспечное бесстрашие завладевало им, возможные последствия того или иного поступка теряли всякую важность. Ничто тогда не имело значения. Так было в Нассау, когда Эдди поставил на место смуглого Балазарова связного, так было и сейчас. И если бы Роланд видел Эдди в миг, когда молодого человека обуяло это безрассудное нетерпение, он понял бы, что Эдди не просто похож на Катберта; он присягнул бы, что Эдди и есть Катберт.
Эдди яростно придавил кнопку подушечкой большого пальца и с сочным (и насквозь фальшивым) британским акцентом заревел прямо в динамик:
– Привет, Блейн! Здорово, старина! Это Робин Лич, ведущий передачи "Богатые и безмозглые: стиль жизни"! Я здесь, чтобы сообщить вам – на скачках, которые проводит издательский дом "Клиринг", вы выиграли в тотализатор шесть миллиардов долларов и новый "форд-эскорт"!
В вышине мягко, всполошенно захлопали крылья: взлетали испуганные голуби. Сюзанна ахнула. На ее лице был написан ужас набожной женщины, услыхавшей, как ее муж кощунствует в храме.
– Эдди, перестань! Остановись!
Эдди не мог. Губы его улыбались, но в глазах блестел истерический страх, смешанный со злостью и разочарованием.
– Ты со своей однорельсной подружкой, Патрицией, проведешь шика-а-арнейший месяц в живописном Джимтауне, будешь пить только лучшее вино и жрать только самых красивых непорочных дев! Ты…
– … ш-ш-ш-ш …
Эдди осекся и посмотрел на Сюзанну. Он ни на миг не усомнился, что это она шикнула на него (во-первых, она уже пыталась заткнуть ему рот, а во-вторых, и в главных, кроме них двоих здесь больше никого не было), однако в то же время молодой человек понимал, что Сюзанна тут ни при чем. То был другой голос – голос очень маленького и очень испуганного ребенка.
– Сьюзи, ты сейчас не…
Отрицательно мотая головой, Сюзанна подняла руку и показала на коробку переговорного устройства. Эдди увидел, что кнопка с пометкой "КОМАНДА" излучает очень слабый перламутрово-розовый свет. Того же оттенка, что и поезд, спящий на своей стоянке за оградой.
– Ш-Ш-Ш… НЕ БУДИТЕ ЕГО, – скорбно предостерег детский голосок. Он плыл из динамика, тихий, как вечерний ветерок.
– Что… – начал Эдди. Потом он тряхнул головой, потянулся к переключателю ГОВОРИТЕ/СЛУШАЙТЕ и осторожно нажал на кнопку. Когда он заговорил, зычный рык Робина Лича сменился тихим заговорщицким шепотом. – Что ты такое? Кто ты?
Он отпустил кнопку. Они с Сюзанной смотрели друг на друга большими глазами детей, вдруг узнавших, что делят кров с опасным взрослым – возможно, психопатом. Откуда такие сведения? Ну как же, им сказал другой ребенок – ребенок, который уже давно живет бок о бок с этим психопатом, прячась по углам и тайком выбираясь оттуда только тогда, когда знает, что взрослый спит; перепуганный малыш-невидимка.
Динамик молчал. Эдди ждал, ничего не предпринимая. Тянулись секунды. Они казались такими долгими, что за каждую можно было бы успеть прочесть от корки до корки целый роман. Наконец молодой человек потянулся к кнопке, и тут слабое розовое свечение возникло вновь.
– Я – БЛЕЙН-МАЛЕНЬКИЙ, – прошептал детский голосок. – ТОТ, КОГО ОН НЕ ВИДИТ. ТОТ, О КОМ ОН ПОЗАБЫЛ. ТОТ, КОГО ОН ЧИСЛИТ ПОКИНУТЫМ В ЧЕРТОГАХ МЕРТВЕЦОВ, В ПОКОЯХ ГИБЕЛИ И РАЗРУШЕНЬЯ.
Эдди вдавил кнопку неуправляемо трясущейся рукой. Ту же дрожь он услышал и в своем голосе.
– Кто? Кто не видит? Медведь?
Нет, не медведь – Шардик лежал мертвым в лесу за много миль отсюда; с тех пор сдвинувшийся с места мир скользнул еще дальше. Эдди вдруг вспомнил, что испытал, припав ухом к странной двери на поляне, где провел бурный расцвет своей жизни Медведь; к двери, раскрашенной вселяющими непонятный ужас желтыми и черными полосами. Теперь он понял: все это одно, все это части какого-то жуткого, пришедшего в упадок и чахнущего целого, некой изорванной паутины, в центре которой непостижимым каменным пауком восседает Темная Башня. В последние, полные странными событиями времена все Межземелье стало огромным домом с привидениями, Свалкой, бесплодной землей, населенной призраками и подобной призраку.
Он увидел, что на губах Сюзанны, опережая голос из интеркома, рождаются слова правильного ответа, очевидного, как становится очевиден ответ на загадку, едва только его назовут.
– БОЛЬШОЙ БЛЕЙН, – прошептал невидимка. – БОЛЬШОЙ БЛЕЙН – ПРИЗРАК, КОТОРЫЙ ЖИВЕТ В МАШИНЕ… ВО ВСЕХ МАШИНАХ.
Сюзанна схватилась за горло, да так, словно хотела задушить себя. Ее взгляд был полон ужаса, но не стал ни остекленелым, ни отрешенным. Понимание сделало его острым, колючим. Возможно, похожий голос был знаком молодой женщине по прежним временам – по тем временам, когда единое целое "Сюзанна" было разорвано надвое воюющими личностями Деттой и Одеттой. Детский голосок застал ее врасплох, как и Эдди, но страдающие глаза говорили о том, что идея ей не чужда.
О безумии раздвоенности Сюзанна знала все.
– Эдди нам надо уходить. – От ужаса слова как бы размазались, расплылись звуковым пятном, поглотившим знаки препинания. Эдди слышно было свистящее дыхание Сюзанны, похожее на шум холодного ветра в печной трубе. – Эдди надо уходить Эдди надо уносить ноги Эдди надо уходить Эдди…
– ПОЗДНО, – сказал едва слышный скорбный голосок. – ОН ПРОБУДИЛСЯ. БОЛЬШОЙ БЛЕЙН ПРОБУДИЛСЯ. ОН ЗНАЕТ, ЧТО ВЫЗДЕСЬ. ОН ИДЕТ.
Внезапно над ними пара за парой начали вспыхивать ярко-оранжевые натриевые лампы, заливая колонное безбрежье Колыбели резким слепящим сиянием, изгнавшим все тени. В вышине бестолково закружили и заметались сотни голубей, вспугнутых с множества лепившихся друг к другу гнезд.
– Подожди! – крикнул Эдди. – Подожди пожалуйста!
От волнения он забыл нажать на кнопку, но Блейн-маленький ответил: "НЕТ! НЕЛЬЗЯ, ЧТОБЫОН ЗАСТУКАЛ МЕНЯ! НЕЛЬЗЯ, ЧТОБЫОН УБИЛ И МЕНЯ ТОЖЕ!"
Лампочка на коробке переговорного устройства опять померкла, но лишь на мгновение. Тут же засветились обе кнопки, и "КОМАНДА", и "ВВОД", но не зарозовели, а налились зловещим багрянцем кузнечного горна.
– КТО ВЫ? – проревел голос. Он шел не только из коробки – он шел из всех громкоговорителей в городе, какие еще работали. Гниющие трупы, болтавшиеся на столбах, задрожали от этого мощного голоса; казалось, даже мертвецы бежали бы от Блейна, если бы могли.
Сюзанна съежилась в кресле, зажимая уши; лицо у нее вытянулось от испуга, рот изуродовал беззвучный крик. Эдди почувствовал, что скатывается ко всем тем воображаемым, фантастическим, галлюцинаторным страхам, какие мучили его в одиннадцать лет. Не этого ли голоса он боялся, когда вместе с Генри стоял перед Особняком? Возможно, даже ожидал – не его ли? Эдди не знал… зато прекрасно понимал, каково, должно быть, было Джеку из старой сказки, когда тот вдруг понял, что лазил на бобовый стебель слишком часто и разбудил великана.
– КАК СМЕЕТЕ ВЫТРЕВОЖИТЬ МОЙ СОН? ОТВЕЧАЙТЕ – ИЛИ УМРИТЕ!
Можно было бы замереть, прирасти к месту и предоставить Блейну – Большому Блейну – обойтись с ними, как с Ардисом (или даже хуже). Возможно, Эдди и замер бы в плену этого ВНИЗ-ПО-КРОЛИЧЬЕЙ-НОРЕшного ужаса детской сказки, если бы не память о тихом голоске, который заговорил первым. Только это и позволило молодому человеку пошевелиться. Голосок принадлежал до смерти перепуганному ребенку, но, перепуганный или нет, он пытался им помочь.
"Никуда не денешься, теперь выкручивайся сам, – сказал он себе. – Ты его разбудил; займись же им, Христа ради!"
Он снова нажал кнопку.
– Меня зовут Эдди Дийн. Женщина со мной – моя жена Сюзанна. Мы…
Он посмотрел на Сюзанну. Та закивала и отчаянно замахала руками: продолжай.
– Мы в странствии. Ищем Темную Башню, которая стоит на Тропе Луча. С нами еще двое, Роланд из Галаада и… и Джейк из Нью-Йорка. Мы сами тоже из Нью-Йорка. Если ты и есть… – Эдди чуть не сказал "Большой Блейн", но вовремя прикусил язык и на миг умолк. Используй он это имя, разуму, кроющемуся за громовым голосом, возможно, стало бы известно, что они уже слышали другой голос, так сказать, призрака в призраке.
Сюзанна опять принялась обеими руками делать ему знаки: говори!
– Если ты и есть Блейн Моно, мы… э-э… хотели бы, чтобы ты нас подвез.
Эдди отпустил кнопку. Казалось, ответа не было очень долго; лишь взволнованно хлопали крыльями потревоженные голуби под сводами Колыбели. Когда Блейн вновь заговорил, его голос шел только из установленной на воротах коробки-динамика и звучал почти как человеческий.
– НЕ ИСПЫТЫВАЙТЕ МОЕ ТЕРПЕНИЕ. ВСЕ ДВЕРИ В УПОМЯНУТОЕ ВАМИ ГДЕ ЗАКРЫТЫ. ГАЛААДА БОЛЬШЕ НЕТ, А ВСЕ ТЕ, ЧТО ЗВАЛИСЬ СТРЕЛКАМИ, МЕРТВЫ. ТЕПЕРЬ ОТВЕТЬТЕ НА МОЙ ВОПРОС: КТО ВЫ? ЭТО ВАШ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС.
Послышалось шипение. С потолка ударил луч бело-голубого света, прожегший в мраморном полу менее чем в пяти футах от кресла Сюзанны дыру величиной с мячик для гольфа. Над дырой лениво закурился дымок, запахло озоном. Мгновение Сюзанна и Эдди в немом ужасе смотрели друг на друга, затем Эдди резко подался вперед, к переговорному устройству, и ткнул в кнопку.
– Да нет же! Мы действительно из Нью-Йорка! Мы пришли через двери на берегу моря всего несколько недель назад!
– Честное слово! – воскликнула Сюзанна. – Клянусь!
Молчание. За длинной оградой плавно круглилась розовая спина Блейна. Головное окно рассматривало молодых людей без тени интереса, как мертвый стеклянный глаз. Щетка-дворник напоминала полуприкрытое веко, точно поезд хитро им подмигивал.
– ДОКАЖИТЕ, – наконец сказал Блейн.
– Господи Иисусе, как мне это сделать? – спросил Эдди Сюзанну.
– Не знаю.
Эдди опять нажал на кнопку.
– Статуя Свободы – тебе это ни о чем не говорит?
– ПРОДОЛЖАЙ, – велел Блейн. Теперь его голос звучал почти задумчиво.
– "Эмпайр Стейт Билдинг"! Биржа! Всемирный торговый центр! Кони-Айленд! Мюзик-холл "Рэдио-сити"! Ист-Вил…
– ДОВОЛЬНО, СТРАННИК. Я ВЕРЮ ТЕБЕ, – оборвал Блейн. Невероятно, но из динамика шел тягучий, чуть гнусавый голос Джона Уэйна.
Эдди с Сюзанной обменялись еще одним взглядом, в котором смешались смятение и облегчение. Но Блейн заговорил снова, и его голос вновь звучал холодно и бесстрастно.
– ЗАДАЙ МНЕ ВОПРОС, ЭДДИ ДИЙН ИЗ НЬЮ-ЙОРКА. И ПУСТЬ ЛУЧШЕ ЭТО БУДЕТ ХОРОШИЙ ВОПРОС. – После паузы Блейн добавил: – ИБО В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ И ТЫ, И ТВОЯ ЖЕНЩИНА, ОТКУДА БЫВЫНИ БЫЛИ РОДОМ, УМРЕТЕ.
Сюзанна перевела взгляд с коробки на воротах на Эдди.
– О чем он говорит? – свистящим шепотом спросила она.
Эдди покачал головой:
– Понятия не имею.
– 28 -
Джейку помещение, куда его втащил Режь-Глотку, напомнило пусковую шахту баллистической ракеты, украшенную силами пациентов психиатрической клиники: отчасти музей, отчасти гостиная, отчасти ночлежка хиппи. Над ним пустота взмывала к круглому куполообразному своду, под ним – уходило на семьдесят пять, а то и сто футов вниз к такой же круглой чаше основания. Единственная замкнутая в кольцо стена представляла собой непрерывное чередование вертикальных цветных полос неоновых трубок: красных, синих, зеленых, желтых, оранжевых, персиковых, розовых. На дне и под куполом шахты (если это и впрямь была пусковая шахта) эти длинные трубки сходились в кричаще-яркие радужные узлы.
Сама комната располагалась в верхней части огромной капсулы, на уровне примерно трех четвертей ее высоты. Полом служили ржавые железные решетки. Кое-где на решетчатом полу лежали ковры, похожие на турецкие (позднее Джейк узнал, что в действительности ковры эти происходят из провинции под названием Кашмин), придавленные по углам сундуками с медными накладками, высокими светильниками или ножками приземистых мягких кресел. Если бы не это, они хлопали бы и трепетали, как полоски бумаги, привязанные к электрическому вентилятору: снизу непрерывно и сильно тянуло теплым воздухом. Другой поток воздуха, проникавший в помещение через кольцо вентиляционных отдушин, таких же, как в туннеле, что привел их сюда, вихрился в четырех или пяти футах над головой Джейка. В самой глубине комнаты была дверь, как две капли воды похожая на ту, через которую они с Режь-Глоткой вошли, и Джейк подумал, что это может быть продолжение подземного коридора, повторяющего ход Луча.
В комнате находилось шесть человек: четверо мужчин и две женщины. Джейк догадался, что видит перед собой ставку Седых – если, конечно, Седых оставалось еще достаточно для того, чтобы оправдывать существование ставки. Все шестеро были не первой молодости, однако все еще в расцвете сил. Они смотрели на Джейка с таким же любопытством, с каким он смотрел на них.
Посреди комнаты, небрежно перекинув массивную ногу через подлокотник кресла, достаточно большого, чтобы назвать его троном, восседал человек, в чьем облике слились воин-викинг и сказочный великан: нагой, покрытый броней мускулов торс, серебряный браслет на руке повыше локтя, через плечо – нож в ножнах, на шее – странный амулет. Облегающие панталоны из мягкой кожи, заправленные в высокие сапоги; один сапог обвязан желтым шарфом. Волосы этого человека – светлые, сальные, с проседью – ниспадали почти до середины широкой спины, глаза были зеленые и любопытные, как у кота, пожившего на свете довольно для того, чтобы поумнеть, но не настолько старого, чтобы утратить ту утонченную жестокость, какая в кошачьих кругах почитается за веселый нрав. На спинке кресла висело что-то вроде очень старого автомата.
Джейк повнимательнее присмотрелся к украшению на груди "викинга" и увидел подвешенный на серебряной цепочке стеклянный гробик. Внутри крошечный золотой циферблат показывал пять минут четвертого. Под циферблатом ходил из стороны в сторону крошечный золотой маятник, и несмотря на доносящееся сверху и снизу шипение циркулирующего воздуха, мальчик расслышал: тик-так, тик-так. Стрелки часов двигались быстрее, чем следовало бы, и Джейк не слишком удивился, когда понял, что часы идут вспять.
Ему вспомнилась крокодилица из "Питера Пэна" – та, что вечно преследовала капитана Крюка, – и он украдкой улыбнулся. Режь-Глотку заметил это и замахнулся. Джейк отпрянул, загородив лицо руками.
Тик-Так погрозил Режь-Глотке пальцем, точно строгая бонна. Жест этот до смешного не вязался с его обликом.
– Ну, ну… это вовсе ни к чему, Режь-Глотку, – укорил он.
Режь-Глотку мгновенно опустил руку. Лицо пирата совершенно преобразилось. Раньше там сменяли друг друга тупая ярость и хитрое, почти экзистенциальное веселье. Сейчас в этих чертах проступало лишь раболепное восхищение. Как все прочие присутствующие в комнате (не исключая и Джейка), Режь-Глотку не мог надолго оторвать глаз от Тик-Така; его взгляд неумолимо притягивало обратно. И Джейк понимал почему. Тик-Так единственный здесь, казалось, был полон жизненных сил, здоровья и энергии.
– Ни к чему дак ни к чему, – буркнул Режь-Глотку и прежде чем вновь обратить свой взор к белокурому гиганту на троне, наградил Джейка мрачным взглядом. – А все ж мальчишка страсть до чего дерзкий, Тикки. Страсть до чего, будь я мерин, и коли хочешь знать, что я думаю, его еще школить да школить!
– Когда мне захочется узнать, что ты думаешь, я спрошу тебя об этом, – сказал Тик-Так. – А теперь затвори-ка дверь, балабон, – что ты, в хлеву родился? Порядков не знаешь?
Темноволосая женщина рассмеялась. Смех был резкий, сиплый, как воронье карканье. Тик-Так быстро повел на нее глазами; хохотунья мигом унялась и уставилась в решетчатый пол.
Дверь, в которую Режь-Глотку втащил мальчика, по сути представляла собой две двери. Эта конструкция напомнила Джейку переходные шлюзы на космических кораблях в наименее глупых научно-фантастических фильмах. Режь-Глотку закрыл обе двери, повернулся к Тик-Таку и жестом показал ему: порядок! Тик-Так кивнул и лениво потянулся вверх, к кнопке, вмонтированной во что-то похожее на ораторскую трибуну. В стене одышливо заработал насос, неоновые трубки заметно потускнели, и колесо вентиля на внутренней двери завертелось, запирая ее. Вероятно, то же проделал вентиль на двери снаружи. Да, это, несомненно, было что-то вроде бомбоубежища. Насос заглох, и к длинным неоновым трубкам вернулось прежнее приглушенное сияние.
– Так-с, – весело промолвил Тик-Так, принимаясь оглядывать Джейка от макушки до пят. У Джейка возникло отчетливое и очень неприятное ощущение, что его в высшей степени квалифицированно подшивают к делу и заносят в каталог. – Все мы целехоньки, здоровехоньки и преуютно устроены. Верно, Ухало?
– Ага! – тотчас откликнулся тощий верзила в черном костюме. Лицо его покрывала какая-то сыпь, которую он расчесывал, как одержимый.
– Мальца я доставил, – сказал Режь-Глотку. – Я говорил, мне можно доверить это дело – и нешто я сплоховал?
– Ничуть, – ответил Тик-Так. – Отличная работа. Надо признаться, под конец у меня возникли некоторые сомнения в твоей способности упомнить пароль, однако…
Темноволосая снова сипло прыснула. Тик-Так полуобернулся к ней (углы его рта морщила ленивая улыбка), и прежде чем Джейк успел сообразить, что происходит – что уже произошло, – женщина, выпучив глаза от изумления и боли, попятилась, пошатываясь и ощупывая странный желвак посреди груди, которого секунду назад не было.
Джейк понял: поворачиваясь, Тик-Так сделал неуловимо быстрое движение. Тонкая белая рукоятка, которая высовывалась из ножен, висевших у Тик-Така через плечо, исчезла. Нож теперь был на другом конце комнаты, торчал в груди темноволосой женщины. Тик-Так выхватил и бросил его с неимоверной быстротой, на какую вряд ли был способен даже Роланд. Словно проделал злой фокус.
Остальные в молчании смотрели, как женщина пошатываясь идет к Тик-Таку. Она хрипела и задыхалась, сжимая слабеющими руками нож. Ее бедро задело светильник на высокой ножке, и тот, кого здесь называли Ухалом, стрелой метнулся вперед, чтобы подхватить лампу, пока та не упала. Сам Тик-Так не шелохнулся; он сидел, перебросив ногу через подлокотник своего трона, и с ленивой улыбкой наблюдал за женщиной.
Она споткнулась о ковер и полетела на пол. Тик-Так все с тем же пугающим проворством поджал переброшенную через подлокотник кресла ногу и с силой вновь выбросил ее вперед, точно поршень. Ступня Тик-Така зарылась в живот темноволосой, и та отлетела назад. Заливая все вокруг, изо рта у нее хлынула кровь. Женщина ударилась о стену, съехала по ней на пол и в конце концов замерла в сидячем положении, уткнув подбородок в грудь, – ни дать ни взять мексиканка из кинофильма, прикорнувшая в час сиесты под глинобитной стеной, подумал Джейк. Мальчику с трудом верилось, что эта женщина с такой ужасающей быстротой перешла грань между жизнью и смертью. Неоновые трубки превратили ее волосы в облачко тумана – наполовину синее, наполовину красное. В устремленных на Тик-Така неподвижных стекленеющих глазах застыло предсмертное изумление.
– Я ведь предупреждал ее насчет этих хиханек-хаханек, – проговорил Тик-Так. Он посмотрел на другую женщину – коренастую, рыжеволосую, похожую на шофера-дальнобойщика. – Верно, Тилли?
– Ага, ага, – тотчас откликнулась Тилли. Ее глаза блестели от страха и лихорадочного волнения, она без конца судорожно облизывала губы. – Истинная правда, сто раз предупреждал, подавиться мне своими потрохами!
– Пожалуй что подавишься, коли сумеешь засунуть руку в свою жирную задницу достаточно глубоко для того, чтоб их нашарить, – презрительно фыркнул Тик-Так. – Принеси-ка мой нож, Брендон, да не забудь вытереть с него вонючую кровь этой шлюхи, прежде чем вложить его мне в руку.
Кривоногий коротышка спешно кинулся выполнять приказ. Поначалу нож никак не поддавался; похоже было, что он застрял в грудной кости несчастной женщины. С ужасом покосившись на Тик-Така, Брендон потянул сильнее.
Однако Тик-Так, казалось, начисто забыл и о Брендоне, и о женщине, которая в буквальном смысле умерла от смеха. Взгляд его сверкающих зеленых глаз теперь сосредоточился на чем-то, что интересовало его куда больше, чем покойница.
– Иди-ка сюда, постреленок, – сказал он. – Хочу получше разглядеть тебя.
Режь-Глотку толкнул Джейка в спину. Джейк, спотыкаясь, вылетел вперед и неминуемо упал бы, не поймай его за плечи сильные руки Тик-Така. Убедившись, что Джейк вновь прочно стоит на ногах, Тик-Так ухватил мальчика за левое запястье и потянул вверх. Его внимание привлекли часы Джейка.
– Коли мои подозрения насчет этой вот вещицы справедливы, это знамение для верных и чистых сердцем, – заявил он. – Ответствуй, мальчик, что за пещать ты носишь?
Джейку, не имевшему ни малейшего понятия о том, что такое пещать, оставалось только надеяться на лучшее.
– Это часы. Но они не ходят, мистер Тик-Так.
Ухало хихикнул… и зажал рот руками, когда Тик-Так повернулся и посмотрел на него. В следующий миг Тик-Так вновь отвернулся к Джейку, и грозное выражение сменила солнечная улыбка. Глядя на эту улыбку, вы невольно забывали о том, что под стеной сидит убитая женщина, а вовсе не кино-мексиканка, прикорнувшая в час сиесты. Глядя на нее, вы, сами того не желая, забывали, что эти люди безумны, а Тик-Так, вероятно, самый безумный обитатель этого приюта для умалишенных.
– Часы, – кивая, проговорил Тик-Так. – Весьма удачное название для подобного устройства – в конце концов, на что человеку брегет, как не затем, чтоб нет-нет да и справиться, который час? Верно, Брендон? Да, Тилли? Так, Режь-Глотку?
Все с жаром поддакнули. Подарив их обворожительной улыбкой, Тик-Так снова повернулся к Джейку. Теперь Джейк заметил, что улыбка эта, какой бы обворожительной она ни была, не затрагивала зеленых глаз Тик-Така. Они оставались такими же, какими были все это время: холодными, жестокими и любопытными.
Тик-Так осторожно потянулся к "Сейко", которые теперь показывали девяносто одну минуту восьмого – утра и вечера, – но за долю секунды до того, как коснуться стекла над жидкокристаллическим дисплеем, отдернул палец.
– Скажи-ка, голубчик, не снабжены ли эти твои "часы" адской машиной?
– Что? А! Нет, адской машины в них нет. – И Джейк сам притронулся пальцем к часам.
– Это ничего не значит, коли они настроены на частоту твоего тела, – заметил Тик-Так. Он говорил тем презрительно-насмешливым тоном, на какой отец Джейка переходил в тех случаях, когда не хотел, чтобы кто-нибудь догадался, что он ровным счетом ничего не понимает в том, о чем разглагольствует. Тик-Так скользнул взглядом по Брендону, и Джейк увидел, как он прикидывает, не назначить ли кривоногого мужичонку испытателем. Потом Тик-Так отказался от этой идеи и снова заглянул в глаза Джейку. – Если меня тряханет, дружок, через полминуты ты будешь подыхать, давясь собственными причиндалами.
Джейк с усилием проглотил слюну, но ничего не сказал. Тик-Так опять вытянул палец и на этот раз позволил ему опуститься на дисплей "Сейко". В тот же миг все цифры сбросились до нулей, и отсчет пошел с начала.