Притрагиваясь к часам, Тик-Так щурился в ожидании возможной боли. Теперь в уголках его глаз собрала морщинки искренняя улыбка – первая искренняя улыбка за все то время, что Джейк провел здесь. Он подумал, что отчасти она вызвана ликованием Тик-Така по поводу собственной храбрости, но главным образом – обыкновенными удивлением и интересом.
– Нельзя ли мне взять их? – вкрадчиво спросил у него Тик-Так. – Скажем, в знак твоего доброго расположения? Да будет тебе известно, голубчик, я поистине страстный любитель брегетов.
– Пожалуйста. – Джейк немедленно отстегнул часы, снял их с руки и опустил в протянутую к нему широкую ладонь Тик-Така.
– Ишь как говорит – чисто барич, шелковая жопа, – радостно восхитился Режь-Глотку. – В старину дорого платили за то, чтоб воротить такого в родимый дом, Тикки, – ей-ей, не вру. Да чего там, мой папаша…
– Твой папаша окочурился до того протухшим от мандруса, что его и собаки жрать бы не стали, – перебил Тик-Так. – А теперь заткнись, дубина.
В первое мгновение Режь-Глотку пришел в ярость – но потом смутился. Он уселся в ближайшее кресло и погрузился в молчание.
Тик-Так между тем с благоговейным страхом изучал эластичный ремешок "Сейко". Он широко растянул браслет, дал ему защелкнуться, опять растянул, опять позволил со щелчком принять прежнюю форму. Опустив в щель между звеньями прядь волос, он захохотал, когда, сомкнувшись, те защемили ее. Наконец он надел часы на руку и подтянул до середины предплечья. Джейк подумал, что этот нью-йоркский сувенир смотрится там очень странно, но ничего не сказал.
– Изумительно! – воскликнул Тик-Так. – Откуда они у тебя, постреленок?
– Мне их подарили на день рождения родители, – ответил Джейк. При этих словах Режь-Глотку подался вперед, возможно, желая еще раз упомянуть о выкупе. Если так, выражение напряженной сосредоточенности на лице Тик-Така заставило пирата передумать, и он без единого слова вновь откинулся на спинку кресла.
– Ой ли? – подивился Тик-Так, поднимая брови. Он обнаружил маленькую кнопку, которая включала подсветку, и то нажимал, то отпускал ее, любуясь, как загорается и гаснет свет. Потом он снова посмотрел на Джейка, и его глаза опять превратились в ярко-зеленые узкие щелки. – А скажи-ка мне, пострел, на какой схеме это работает, на биполярной или униполярной?
– Ни на той, ни на другой, – ответил Джейк, не ведая, что, сделав вид, будто эти термины ему знакомы, обрек себя на крупные неприятности в будущем. – Они работают от никелево-кадмиевой батарейки. Во всяком случае, так мне кажется. Менять ее мне еще ни разу не приходилось, а инструкцию я давно потерял.
Тик-Так долго смотрел на него, не говоря ни слова, и Джейк с тревогой и страхом понял: светловолосый гигант пытается разобраться, не смеется ли Джейк. Мальчику почему-то казалось, что, если Тик-Таку взбредет в голову, будто он действительно потешается над ним, то побои и брань, сыпавшиеся на него по дороге сюда, покажутся щекоткой в сравнении с тем, что может сделать Тик-Так. Ему вдруг страшно захотелось направить ход мысли Тик-Така в иное русло. И он сказал первое, что, по его мнению, могло принести желаемые плоды.
– Он был ваш дедушка, да?
Тик-Так вопросительно вскинул брови. Он вновь взял Джейка за плечи, не слишком крепко, но все равно мальчик почувствовал феноменальную силу, дремавшую в этих руках. Вздумай Тик-Так покрепче сжать Джейка и резко дернуть вперед, он переломил бы ему ключицы, как карандаши. Если бы он оттолкнул мальчика, то, вероятно, сломал бы ему позвоночник.
– Кто был мой дедушка, парень?
Джейк еще раз окинул взглядом массивную, благородной формы голову и широкие плечи Тик-Така. Он вспомнил слова Сюзанны: "Ну и громила – ты только погляди, Роланд! Должно быть, его пришлось натереть салом, чтобы втиснуть в кабину!"
– Человек в самолете. Дэвид Квик.
Глаза Тик-Така расширились от изумления и неожиданности. Потом он запрокинул голову и так оглушительно расхохотался, что его смех эхом отразился от высокого купола потолка. Прочие боязливо заулыбались. Однако после того, что случилось с темноволосой женщиной, никто не посмел засмеяться в голос.
– Кто бы и откуда бы ты ни был, мальчик, ты – самый смекалистый молодчик из всех, кого старина Тик-Так повидал на своем долгом веку. Квик приходится мне не дедом, а прадедом, и все же ты почти угадал – верно ведь, любезный мой Режь-Глотку?
– Ей-ей, – подтвердил Режь-Глотку. – Малец смекалистый, будь я мерин; кабы ты меня спросил, я б давно тебе про то сказал. Но все едино наглец, каких поискать.
– Да, – задумчиво проговорил Тик-Так. Его руки крепко стиснули плечи мальчика и притянули Джейка поближе к улыбающемуся, красивому, безумному лицу. – Сам вижу, что наглец. Смотрит дерзко. Но это дело поправимо, верно, Режь-Глотку?
"Он говорит не с Режь-Глоткой, – пронеслось в голове у Джейка, – а со мной. Он думает, что гипнотизирует меня… может быть, так и есть".
– Истинная правда, – выдохнул Режь-Глотку.
Джейк почувствовал, что тонет в больших зеленых глазах Тик-Така. Хотя тот все еще держал мальчика не слишком крепко, Джейк никак не мог набрать в грудь достаточно воздуха. Собрав все силы, он постарался стряхнуть наваждение и вновь сказал первое, что пришло на ум:
– И благородный Перт на землю пал, и гром потряс окрестные пределы.
Эти слова подействовали на Тик-Така, точно сильная пощечина. Он отшатнулся, сощурив зеленые глаза, и больно сдавил плечи Джейка:
– Что ты сказал? Где ты это слышал?
– Напела одна маленькая птичка, – с рассчитанной дерзостью ответил Джейк и в следующий миг уже летел через комнату.
Если бы мальчик врезался в вогнутую стену головой, то потерял бы сознание или убился. Однако Джейк ударился о стену бедром и как куль свалился на железную решетку. Он оторопело потряс головой, огляделся и обнаружил, что очутился нос к носу с той самой женщиной, для которой наступила вечная сиеста. Потрясенно вскрикнув, мальчик на четвереньках пополз прочь. Ухало пинком в грудь опрокинул его на спину. Джейк лежал, судорожно разевая рот и глядя вверх, на пестрый радужный узел в том месте, где сходились неоновые трубки. В следующий миг поле зрения мальчика заполнило лицо Тик-Така: прямая полоска сурово сжатых губ, пылающие щеки, в глазах притаился страх. Стеклянный гробик раскачивался на серебряной цепочке, словно передразнивая маятник заключенных в нем крохотных часов.
– Режь-Глотку прав, – Тик-Так забрал в горсть рубашку Джейка, сжал кулак и поднял мальчика в воздух. – Ты наглый дерзец. Но я отучу тебя дерзить мне. Навсегда отучу. Слыхал про людей с коротким запальным шнуром? Так вот, у меня помянутого шнура нет вовсе, чему нашлась бы тьма свидетелей, кабы я не заставил их замолчать навеки. Коли я услышу от тебя еще хоть слово про благородного Перта… хоть одно слово… я снесу тебе маковку и съем мозги. Я не позволю накликать беду в Колыбели Седых! Понятно?
Он встряхнул Джейка, как тряпичную куклу. Мальчик расплакался.
– Понятно?
– Д-д-д-да!
– Вот и славно. – Тик-Так поставил Джейка на пол, и мальчик, шатаясь как пьяный, стал утирать льющиеся из глаз слезы, оставляя на щеках грязные разводы, темные, словно тушь для ресниц. – Теперь, малыш, сыграем в вопросы и ответы. Я буду спрашивать, ты – отвечать. Ясно?
Джейк не ответил. Он смотрел на зарешеченные вентиляционные отдушины, опоясывавшие помещение.
Тик-Так двумя пальцами ухватил его за нос и немилосердно сжал.
– Ясно?
– Да! – выкрикнул Джейк, из глаз которого теперь вместе со слезами ужаса струились слезы боли, и снова уставился Тик-Таку в лицо. Мальчику хотелось снова посмотреть на вентиляционную решетку, отчаянно хотелось удостовериться, что испуг и перенапряжение не сыграли с ним злую шутку и он действительно кое-что там заметил, – но он не смел. Он боялся, как бы кто-нибудь – скорее всего, сам Тик-Так – не проследил за его пристальным взглядом и не увидел того же, что увидел он.
– Хорошо. – Тик-Так за нос потащил Джейка к креслу, уселся и снова перекинул ногу через подлокотник. – Что ж, давай поболтаем. Начнем, пожалуй, с того, как тебя звать-величать. Так как тебя зовут, постреленок?
– Джейк Чэмберс, – невнятно прогнусавил Джейк.
– Ты Не-Мец, Джейк Чэмберс?
На миг Джейк изумился: что за чудной способ спросить, не страдает ли он немотой – разумеется, всем с самого начала было совершенно ясно, что это не так.
– Не понимаю…
Тик-Так принялся дергать Джейка за нос:
– Не-Мец! Не-Мец! Довольно морочить меня, мальчик!
– Я не понимаю … – начал Джейк, поглядел на старый автомат, висевший на кресле, вспомнил разбитый "фокке-вульф" – и разрозненные фрагменты головоломки сложились у него в мозгу в единое целое. – Нет. Я не немец. Я американец. Все это закончилось задолго до моего рождения.
Тик-Так выпустил нос Джейка, откуда немедленно хлынули кровавые сгустки.
– Ты мог сказать об этом сразу и избавить себя от всевозможных страданий и огорчений, Джейк Чэмберс… но, по крайней мере, теперь ты понимаешь, как тут у нас делаются дела, верно?
Джейк кивнул.
– Ей-ей, неплохо! Начнем с простых вопросов.
Взгляд Джейка снова медленно переместился к вентиляционной отдушине. То, что он заметил раньше, не исчезло; это не был плод его воображения. В темноте за хромированной пластинчатой решеткой мелькали глаза с золотым ободком.
Чик.
Тик-Так хлестнул Джейка по лицу, отбросив на Режь-Глотку, который незамедлительно толкнул его обратно.
– Пришла пора ученья, сердечко мое, – шепнул пират. – Берись-ка за уроки! Да гляди не ленись, ни-ни!
– Когда я говорю с тобой, смотри на меня, – распорядился Тик-Так. – Либо я добьюсь от тебя почтения, Джейк Чэмберс, либо оторву тебе яйца.
– Хорошо.
Зеленые глаза Тик-Така опасно блеснули.
– Хорошо – что?
Джейк принялся лихорадочно искать правильный ответ. Он продирался сквозь сумбур вопросов и гнал прочь внезапно вспыхнувшую надежду. То, что он нашел, отлично сгодилось бы и для его родной Колыбели Зрелых, иначе известной как "Школа Пайпер".
– Хорошо, сэр.
Тик-Так улыбнулся.
– Начало положено, мальчуган, – сказал он и подался вперед, упираясь локтями в ляжки. – Так-с… что такое "американец"?
Джейк пустился в объяснения, изо всех сил стараясь не смотреть в сторону вентиляционной решетки.
– 29 -
Роланд убрал револьвер в кобуру, положил обе руки на колесо вентиля и попробовал повернуть. Колесо не шелохнулось. Это не слишком удивило стрелка, зато не на шутку озадачило.
Чик, который стоял у левой ноги Роланда, тревожно и нетерпеливо глядел на стрелка, поджидая, чтобы тот открыл дверь и можно было бы продолжить поход за Джейком. Кабы все было так просто, с сожалением подумал Роланд. Караулить под дверью, не выйдет ли кто, не годилось: могло пройти несколько часов или даже дней, прежде чем Седые решили бы вновь воспользоваться этим выходом. Стрелок ждал бы, а тем временем Режь-Глотке и его друзьям могло взбрести в голову заживо содрать с Джейка кожу.
Роланд приложил ухо к металлу, но ничего не услышал. Это тоже не удивило его. Когда-то давным-давно он имел дело такими дверьми – из них нельзя было выбить выстрелами замки, и, совершенно определенно, сквозь них ничего нельзя было услышать. Здешняя дверь могла быть одинарной, могла быть и двойной, с глухим зазором внутри, но где-то непременно должна была находиться кнопка, приводящая в движение колесо посередине двери и открывающая запоры. Если бы Джейку удалось добраться до этой кнопки, то, пожалуй, все еще могло закончиться благополучно.
Роланд понимал, что не является полноправным членом их ка-тета; он догадывался, что даже Чик лучше осведомлен о тайной жизни, протекающей в недрах этого ка-тета (стрелку казалось крайне сомнительным, что косолап отследил Джейка в тоннелях, где грязными ручейками струилась вода, благодаря одному только чутью). Тем не менее он сумел помочь мальчику, когда тот пытался пройти сюда из своего родного мира. Сумел увидеть – а когда Джейк пытался вернуть случайно оброненный ключ, сумел мысленно связаться с ним, послать сообщение.
Сейчас к посылке сообщений следовало подходить с большой осторожностью. В лучшем случае Седые поймут: что-то затевается. В худшем Джейк может неверно истолковать то, что Роланд попытается ему внушить, и сделает какую-нибудь глупость.
Вот если бы увидеть …
Роланд закрыл глаза и все внимание сосредоточил на Джейке. Представив себе глаза мальчика, стрелок выслал свое ка на их поиски.
Поначалу он ничего не видел. Затем, наконец, стало возникать изображение – лицо, обрамленное длинными, белокурыми с проседью волосами. В глубоких глазницах, точно огневики в пещерах, блестели зеленые глаза. Роланд быстро понял, что это Тик-Так и что он потомок пилота, погибшего в авиакатастрофе, – факт занятный, но в сложившейся ситуации не имеющий никакой практической ценности. Стрелок попытался заглянуть подальше, за Тик-Така, чтобы увидеть помещение, где держали Джейка, и находившихся там людей.
– Эйк, – шепнул Чик, словно напоминая Роланду: не время дремать.
– Ш-ш-ш, – отозвался стрелок, не открывая глаз.
Но толку не было. Перед мысленным взором Роланда мелькали лишь размытые пятна – возможно, оттого, что Джейк так прочно сосредоточился на Тик-Таке; все остальное казалось чередой окутанных серой пеленой силуэтов у границ восприятия мальчика.
Роланд вновь открыл глаза и с досадой пристукнул кулаком по ладони. Ему казалось, он мог бы поднапрячься и увидеть больше… но тогда мальчик мог бы узнать о его присутствии, а это опасно. Если не Режь-Глотку, то уж Тик-Так непременно заподозрит неладное.
Стрелок посмотрел наверх, на узкие зарешеченные отдушины, потом вниз, на Чика. Он уже не раз задумывался над тем, насколько смышлен косолап; сейчас ему, похоже, предстояло это выяснить.
Потянувшись вверх левой, здоровой, рукой, Роланд просунул пальцы между горизонтальными планками ближайшей к люку, куда увели Джейка, решетки и потянул. Решетка выскочила из пазов, обильно засыпав пол хлопьями ржавчины и высохшим мхом. Открывшееся отверстие было чересчур мало для человека – но не для косолапа. Стрелок поставил решетку на пол, подхватил Чика на руки и негромко сказал ему на ухо:
– Ступай… погляди… вернись. Понимаешь? Так, чтобы тебя не увидели. Просто пойди, погляди и вернись.
Чик внимательно смотрел в лицо стрелку и молчал, даже не "эйкал". Роланд не знал, понял его зверек или нет, но раздумывать было некогда – напрасная трата времени никак не способствовала успеху предприятия. Он посадил Чика в шахту вентиляции. Косолап обнюхал крошево сухого мха, тоненько чихнул, присел и замер, с сомнением поглядывая на Роланда удивительными глазами. Сквозняк ерошил длинную шелковистую шерсть зверька.
– Ступай, погляди и вернись, – шепотом повторил Роланд, и Чик, втянув когти, бесшумно ступая подушечками лап, исчез в полумраке.
Роланд вытащил из кобуры револьвер и приступил к самому трудному. Стал ждать.
Не прошло и трех минут, как Чик вернулся. Роланд вынул его из шахты и поставил на пол. Чик посмотрел на него, вытянув длинную шею.
– Сколько их там, Чик? – спросил Роланд. – Скольких ты видел?
Долгие секунды ему казалось, что он не добьется от косолапа ничего, кроме этого устремленного на него неподвижного тревожного взгляда. Потом зверек робко приподнял правую лапу, выпустил когти и поглядел на них, словно пытаясь вспомнить что-то очень трудное. Наконец Чик легонько стукнул по стальному полу.
Раз… два… три… четыре. Пауза. Затем еще дважды, быстро и едва слышно; сталь отзывалась тихим звяканьем – пять, шесть. Вновь пауза. Чик медлил, не поднимая головы; он походил на ребенка, поглощенного мучительной, титанической работой мысли. Потом, подняв глаза на Роланда, косолап в последний раз царапнул стальной пол:
– Эйк!
Шестеро Седых… и Джейк.
Роланд взял Чика на руки и погладил.
– Молодчина! – пробормотал он на ухо зверьку. Стрелка действительно переполняли удивление и благодарность. Конечно, на что-то он надеялся, но такой подробный ответ поверг его в изумление. В правильности счета Роланд почти не сомневался. – Молодец, славный мальчик!
– Чик! Эйк!
Да, Джейк. Вот задача. Он дал Джейку обещание – и намерен сдержать слово.
Стрелок глубоко задумался. Сухой прагматизм необычным образом сочетался в нем с первобытным чутьем, унаследованным, по-видимому, от бабки, Дейдре Безумной, весьма странной особы. Это чутье сберегало стрелку жизнь все годы после кончины его старых товарищей, а сейчас Роланд вверял ему жизнь Джейка.
Он снова подхватил Чика на руки, понимая, что Джейк, быть может – быть может, – останется жив, но косолап почти неминуемо погибнет, и зашептал в настороженное ухо зверька нехитрые слова, повторяя их снова и снова. Наконец стрелок замолчал и снова посадил Чика в вентиляционную шахту. "Славный мальчик, – едва слышно произнес он. – Ну, ступай же. Сделай свое дело. Сердцем я с тобой".
– Чик! Ой! Эйк! – тихо протявкал косолап и проворно скрылся в темноте.
Роланд стал ждать начала светопреставления.
– 30 -
"Задай мне вопрос, Эдди Дийн из Нью-Йорка. И пусть лучше это будет хороший вопрос… не то и ты, и твоя женщина, откуда б вы ни были родом, умрете."
Ну что тут ответишь, скажите на милость?
Темно-красный огонек погас, зажегся розовый. "СКОРЕЕ, – заторопил едва слышный голосок Блейна-маленького, – ОН СТРАШНО ЗОЛ… СКОРЕЕ, НЕ ТО ОН УБЬЕТ ВАС".
Эдди смутно сознавал, что по Колыбели еще мечутся стаи потревоженных голубей, а на полу лежат трупики самых опрометчивых, тех, что, не разбирая, куда летят, расшиблись о колонны.
– Чего ему надо? – свистящим шепотом спросила Сюзанна у динамика и прятавшегося где-то за ним голоса Блейна-маленького. – Ради всего святого, скажи, чего он хочет?
Никакого ответа. Эдди чувствовал, как возможность получить для начала хоть какую-то отсрочку ускользает от них.
"Задай мне вопрос".
Прижав большим пальцем "ГОВОРИТЕ/СЛУШАЙТЕ", обливаясь потом, который тонкими ручейками побежал по щекам и шее, он затараторил с лихорадочным оживлением:
– Значит, так… Блейн! Чем ты занимался в последние годы? На юго-восток, небось, гонять бросил, а? С чего бы? Здоровьишко не позволяет? Не тянешь?
Тишина, лишь шуршат и хлопают крыльями голуби. Перед глазами Эдди возник Ардис – щеки его плавились, он хотел закричать, и пламя перекинулось на язык. Молодой человек почувствовал, как волоски у него сзади на шее зашевелились и встали дыбом. Страх? Или накапливающееся электричество?
СКОРЕЕ… ОН СТРАШНО ЗОЛ.
– Кстати, а кто тебя построил? – в отчаянье спросил Эдди, думая: "Знать бы, чего этому долботрону надо!" – Не хочешь рассказать? Седые? М-м, вряд ли… небось, Великие Пращуры – угадал? А может…
Молодой человек умолк, всей кожей ощущая молчание Блейна – как осязаемое бремя, как мясистые руки, шарящие по телу.
– Чего тебе надо? – вдруг крикнул он. – Что, к чертям собачьим, ты хочешь услышать?
Молчание – но пуговки кнопок на коробке опять вспыхнули гневным багрянцем, и Эдди понял: отпущенное им с Сюзанной время почти истекло. Он расслышал где-то неподалеку тихое басистое гудение, словно работал электрический генератор, но, как бы ему того ни хотелось, ни на минуту не поверил, что эти звуки – лишь плод его воображения.
– Блейн! – вдруг крикнула Сюзанна. – Блейн, ты меня слышишь?
Молчание… Эдди почувствовал, что воздух наполняется электричеством, как миска под краном – водой. Оно щипало и потрескивало в носу при каждом вдохе, а зубные пломбы зудели, как сердитые насекомые.
– Блейн, у меня есть вопрос – очень хороший вопрос, честное слово! Вот послушай! – Ожесточенно растирая виски, она на миг сомкнула веки и снова открыла глаза. – По сути ничто, но… э-э… имеет названье, Повсюду за нами проникнет, незвано; бывает коротким и длинным бывает, порою растет, а… а порой убывает… – Сюзанна осеклась и посмотрела на Эдди огромными страдальческими глазами. – Помогай! Я забыла, как там дальше!
Эдди уставился на нее так, точно она сошла с ума. Господи помилуй, что за бред? Потом до него дошло, и показалось полным сверхъестественно-безупречного смысла, и недостающие строки загадки прорезались в памяти и аккуратно встали на место, точно два последних фрагмента головоломки.
– Простишься с ним затемно, ан поутру найдешь у порога, в мороз и в жару! Что это? Вот наш вопрос, Блейн, – что это такое?
Красные огоньки, высвечивавшие кнопки "КОМАНДА" и "ВВОД" под цифровым ромбом, мигнули и погасли. На одно бесконечное мгновение воцарилась тишина, но Эдди сознавал, что наэлектризованность, от которой у него по всему телу шли мурашки, убывает. Наконец Блейн снова заговорил.
– ТЕНЬ, РАЗУМЕЕТСЯ, – ответил он. – ПУСТЯЧНЫЙ ВОПРОС… ВПРОЧЕМ, НЕДУРНО. СОВСЕМ НЕДУРНО.
Голос, раздававшийся из динамика, одушевляла некая задумчивость – и что-то иное. Удовлетворение? Тоска? Эдди не мог решить, но он знал, что в этом голосе присутствует нечто напоминающее ему о Блейне-маленьком. Знал он и кое-что еще: Сюзанна спасла их – по крайней мере, до поры. Он наклонился и поцеловал ее в холодный, покрытый испариной лоб.
– ВЫЗНАЕТЕ ЕЩЕ ЗАГАДКИ? – спросил Блейн.
– Да, сколько угодно, – немедленно отозвалась Сюзанна. – У нашего друга Джейка их целая книжка.
– ИЗ МЕСТ, ИМЕНУЕМЫХ НЬЮ-ЙОРКОМ? – осведомился Блейн, и стало совершенно ясно, что именно оживляло этот голос. По крайней мере, для Эдди. Пусть Блейн был машиной, но Эдди шесть лет просидел на героине и мгновенно распознавал алчность наркомана.
– Ну да, из Нью-Йорка, – подтвердил он. – Но Джейка взяли в плен. Его забрал какой-то Режь-Глотку.
Молчание, затем – бледное, цветочно-розовое сияние кнопок. "ПОКА НЕПЛОХО, – прошептал голосок Блейна-маленького. – НО НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ОБ ОСТОРОЖНОСТИ… ЕМУ НЕЛЬЗЯ ДОВЕРЯТЬ, ОН ХИТЕР И КОВАРЕН".
Сразу же вновь появились красные огоньки.
– ВЫЧТО-ТО СКАЗАЛИ? – голос Блейна звучал холодно и – Эдди готов был поклясться в этом – подозрительно.
Эдди посмотрел на Сюзанну и встретил взгляд больших испуганных глаз девчушки, услыхавшей, как под кроватью украдкой шевелится нечто невыразимо жуткое.
– Это я откашлялся, Блейн, – сказал Эдди. Он сглотнул и рукавом вытер пот со лба. – Я… черт, чего уж там, скажу правду. У меня со страху все поджилки трясутся.
– ВЕСЬМА РАЗУМНО. ЗАГАДКИ, О КОТОРЫХ ВЫГОВОРИТЕ, – ЭТО ГЛУПЫЕ ЗАГАДКИ? Я НЕ ПОЗВОЛЮ ИСПЫТЫВАТЬ МОЕ ТЕРПЕНИЕ ГЛУПЫМИ ЗАГАДКАМИ.
– Почти все они сложные и остроумные, – поспешила заверить Сюзанна, но тут же с тревогой взглянула на Эдди.
– ЛОЖЬ. ТЫНЕ ИМЕЕШЬ НИКАКОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О КАЧЕСТВЕ ЭТИХ ЗАГАДОК.
– Откуда ты знаешь…
– АНАЛИЗ РЕЧИ. РАССТАНОВКА ФРИКАТИВНЫХ ЗВУКОВ И ЭМФАТИЧЕСКИХ УДАРЕНИЙ НА ДИФТОНГАХ ДАЕТ ДОСТОВЕРНОЕ ОТНОШЕНИЕ "ПРАВДА"/"ЛОЖЬ". ПРЕДИКТИВНАЯ ДОСТОВЕРНОСТЬ – ДЕВЯНОСТО СЕМЬ ЦЕЛЫХ ПЛЮС-МИНУС ПЯТЬ ДЕСЯТЫХ ПРОЦЕНТА. – Голос на мгновение умолк, а когда заговорил снова, то угрожающе растягивал слова в манере, показавшейся Эдди очень знакомой. Это был голос Хамфри Богарта. – ПОСЛУШАЙ ДОБРОГО СОВЕТА, МИЛОК, НЕ БОЛТАЙ О ЧЕМ НЕ ЗНАЕШЬ. ПОСЛЕДНИЙ МОЛОДЧИК, ЧТО ПЫТАЛСЯ ЗАМОРОЧИТЬ МНЕ ГОЛОВУ, ОКОНЧИЛ СВОЮ ЖИЗНЬ НА ДНЕ СЕНДА, ОБУТЫЙ В ЦЕМЕНТНЫЕ САПОГИ.
– Господи Иисусе, – сказал Эдди, – мы отмахали пешкодралом четыреста с гаком миль, чтоб познакомиться с компьютерной версией Маленького Рича? Где ты научился передразнивать парней типа Джона Уэйна и Хамфри Богарта, Блейн? Парней из нашего мира? Как это может быть?
Молчание.
– Ладно, на этот вопрос тебе отвечать неохота. Как насчет такого: если ты хотел, чтоб тебе загадали загадку, чего ты не сказал об этом прямо?
Блейн вновь отмолчался, но Эдди вдруг сделал открытие: в действительности ответ ему не был нужен. Большой любитель загадок, Блейн и им задал каверзную задачку. И Сюзанна нашла решение. Эдди догадывался, что, если бы ей это не удалось, они сейчас лежали бы на полу Колыбели Лада в виде пары исполинских угольных брикетов.
– Блейн, – с беспокойством окликнула Сюзанна. Ответа не было. – Блейн, ты еще там?
– ДА. ЗАГАДАЙ МНЕ ДРУГУЮ ЗАГАДКУ.
– Что растворяется, но не исчезает?
– ДВЕРЬ. ОДНАКО, КОЛЬ СКОРО ВЫДЕЙСТВИТЕЛЬНО РАССЧИТЫВАЕТЕ НА МОЮ ПОМОЩЬ, ПРИДЕТСЯ РАССТАРАТЬСЯ И ПРИДУМАТЬ ЧТО-НИБУДЬ ПОЛУЧШЕ. ВЫМОЖЕТЕ ПРИДУМАТЬ ЗАГАДКУ ЛУЧШЕ ЭТОЙ?
– Наверняка сможем, если Роланд доберется сюда, – ответила Сюзанна. – Как бы ни были хороши загадки из книжки Джейка, Роланд знает их целые сотни. Ты не поверишь, но в детстве он изучал загадки в школе. – Сказав это, она поняла, что не в состоянии представить себе Роланда в детстве. – Так ты подвезешь нас, Блейн?
– ВОЗМОЖНО, – отвечал тот, и у Эдди возникла твердая уверенность в том, что он расслышал в голосе Блейна едва уловимую жестокую нотку. – НО, ЧТОБЫЗАПУСТИТЬ МЕНЯ, ВАМ СПЕРВА ПРИДЕТСЯ ЗАЛИТЬ МОЙ НАСОС, А МОЙ НАСОС ЗАЛИВАЮТ ЗАДОМ НАПЕРЕД.
– Это еще что за черт? – осведомился Эдди, глядя сквозь прутья ограды на ровную и гладкую розовую спину Блейна. Но Блейн не ответил ни на этот, ни на один из иных заданных ему вопросов. Ярко-оранжевые лампы по-прежнему горели, но и Большой Блейн, и Блейн-маленький, казалось, погрузились в спячку. Однако провести Эдди было не так-то просто. Блейн не спал. Блейн следил за ними. Блейн прислушивался к расстановке фрикативных звуков и эмфатических ударений на дифтонгах в их речи.
Молодой человек уставился на Сюзанну.
– Придется залить насос, но мой насос заливают задом наперед, – тупо повторил он. – Это ведь загадка, да?
– Да, конечно. – Сюзанна посмотрела на треугольное окно, очень похожее на полуприкрытый веком глумливый глаз, а потом притянула Эдди к себе, чтобы прошептать ему на ухо: – Он совершенно сумасшедший, Эдди, – шизофреник, параноик и к тому же, наверное, маньяк.
– Сам вижу, – еле слышно прошептал Эдди в ответ. – Значит, вот что мы имеем: чокнутого сверхзвукового монорельсного гения, у которого в компьютере завелся призрак – любитель загадок. Добро пожаловать в фэнтэзевую версию "Полета над гнездом кукушки".
– Ты вообще-то представляешь, каким должен быть ответ?
Эдди покрутил головой.
– А ты?
– Что-то такое копошится на самом донышке. Но это, вероятно, ложная тревога. Я все думаю о том, что сказал Роланд: хорошая загадка всегда имеет смысл и ее можно разгадать. Как трюк фокусника.
– Ложный след.
Сюзанна кивнула.
– Выстрели еще разок, Эдди, – пусть знают, что мы еще здесь.
– Ага. Вот бы и нам точно знать, что они еще там…
– А по-твоему, они там, Эдди?
Эдди уже отходил от нее. Не останавливаясь и не оглядываясь, он ответил:
– Не знаю. Это загадка, которую не отгадать даже Блейну.
– 31 -
– Можно попросить чего-нибудь попить? – спросил Джейк. Вышло сипло и гнусаво. И рот, и многострадальный нос мальчика медленно опухали изнутри, и вид у него был такой, словно ему крепко досталось в бурной уличной потасовке.
– О да, – задумчиво ответил Тик-Так и уточнил: – Попросить можно. Я бы даже сказал, попросить безусловно можно. Питья у нас тут море, верно, Медный Лоб?
– Ага, – отозвался высокий мужчина в очках, белой шелковой сорочке и черных шелковых брюках. Он походил на профессора с карикатуры из "Панча", изданного на рубеже столетий. – В разливном здесь недостатку нет.
Тик-Так, который вновь привольно раскинулся в своем троноподобном кресле, весело взглянул на Джейка.
– Есть вино, пиво, эль и, конечно же, вода. Старая добрая водица. Порой человеку больше ничего и не нужно, верно? Холодная, чистая, сверкающая вода. Как тебе такое, а, пострел?
В горле у Джейка, тоже опухшем и пересохшем до такой степени, что казалось, будто оно выстлано наждачной бумагой, болезненно закололо.
– Звучит неплохо, – прошептал он.
– Клянусь, во мне самом пробудилась жажда, – воскликнул Тик-Так и расплылся в улыбке. Зеленые глаза заискрились. – Подай ковшик водицы, Тилли… дьявольщина, ума не приложу, куда подевалась вся моя учтивость!
Тилли исчезла за дверью в противоположной стене комнаты, напротив люка, через который вошли Джейк с Режь-Глоткой. Джейк проводил женщину глазами и облизнул распухшие губы.
– Итак, – продолжал Тик-Так, вновь упираясь в Джейка пристальным взглядом, – ты говоришь, что американский город, откуда ты родом, – этот Нью-Йорк – во многом напоминает Лад.
– Ну… не совсем так…
– Однако кой-какие механизмы ты узнал, – напирал Тик-Так. – Вентили, насосы и прочее. Не говоря уж о трубках-огневках.
– Да. У нас они называются неоновыми, но это то же самое.
Тик-Так потянулся к мальчику. Джейк испуганно съежился, однако Тик-Так просто похлопал его по плечу.
– Да-да; почти то же самое. – Его глаза блеснули. – И ты слыхал о компьютерах?
– Конечно… но…
Вернулась Тилли с водой и робко приблизилась к трону Тик-Така. Тик-Так принял у нее ковш и протянул Джейку, но, когда мальчик хотел взять его, отдернул руку и стал пить сам. Глядя, как вода тонкими струйками выливается у Тик-Така изо рта и катится по обнаженной груди, Джейк затрясся. Он ничего не мог с собой поделать.