XIII
Так говорят земля и вода. Что же говорят растения и животные?
«Флора и фауна двух гемисфер подтверждают догадку геологов о бывшем некогда в Атлантике, общем центре, где началась органическая жизнь, а также о существовании великих материковых мостов, соединявших берега Океана на юге и севере, до и во время Ледникового периода» (Edw. Hull, ар. Spence, 36–37).
Нынешняя фауна четырех архипелагов — Азорского, Мадерского, Канарского и Зеленого мыса — не островная, а материковая. В частности, моллюсковая фауна их родственна Средиземноморской и отлична от экваториально-африканской; та же родственность наблюдается и с фауной четвертичного периода. Вместе с тем четвертичные образования Канарских островов сходны с Мавританскими, включая в себя те же роды моллюсков. Земляные черви, Олигохеты (Oligochetes), на Канарских островах, также родственны этому роду животных в Южной Европе (L. Germain, Le probleme de l’Atlantide et la Zoologie. — Annales de G?ographie, t. XXII, 1913, № 123, p. 215–219).
Вывод из этих двух наблюдений тот, что в эпоху, близкую к нашей, — по крайней мере, в конце Ледникового периода, острова названных четырех архипелагов связаны были с Африканским материком.
XIV
Третий факт: среди нынешних моллюсков на тех же островах существуют пережитки ископаемых родов европейского Ледникового периода. Точно такие же пережитки сохранились и в царстве растительном: вереск (Adiantum reniforme), ныне исчезнувший из Европы, но известный в Португалии, в эпоху Плиоцена, и продолжающий жить на Канарских и Азорских островах; из чего следует, что материк, некогда обнимавший эти архипелаги и связанный до Плиоцена с Иберийским полуостровом, оторвался от него впоследствии.
|
И, наконец, четвертый факт: географическое распределение моллюсков Oleacinidae, живущих только в Центральной Африке, на Антильских, Канарских, Азорских островах, на о. Мадере и в Средиземноморском бассейне, предполагает существование, в начале Миоцена, материка, включавшего все эти области.
Остаются еще два наблюдения: пятнадцать родов моллюсков живут только на Антильских островах и на Сенегальском побережье Африки, что необъяснимо переносом зародышей, а коралловая фауна о. Св. Фомы включает в себя шесть родов, из которых один водится, кроме этого острова, только на подводных скалах Флориды, а четыре — только на Бермудских островах, что опять-таки необъяснимо переносом зародышей, так как водяная жизнь их слишком коротка для переноса морскими течениями.
Некоторые виды насекомых, например бабочка Setomorpha discipunctel, известная на Канарских островах, встречаются также и в Африке, и в Америке (L. Germain, 216).
XV
«Общий из всего этого вывод: существование Атлантического материка, связанного с Иберийским полуостровом и Западной Африкой (Мавританией) и простиравшегося, еще в Миоцене, до Антильских островов, а потом раздробленного на куски. Может быть, последний, тоже обреченный на гибель остаток его, и есть „Атлантида“ Платона» (Termier, 140–142. — Germain, 222–224).
Черви земляные больше знают о ней, чем Аристотель. Повесть об Атлантиде записана, так же как святыми письменами Саисских жрецов, — розовыми ветками кораллов, сизыми — вересков, и опаловой радугой Олеацинид.
XVI
«Как же не быть пораженными почти совершенным согласьем этих зоологических выводов с геологией? — спрашивает Термье. — И кто при таком совпадении столь различных доказательств мог бы еще сомневаться в существовании до времени, очень близкого к нашему, обширных земель в той части Атлантики, которая находится к западу от Геркулесовых Столпов? Большего мы не знаем, но и этого достаточно, чтобы считать вероятным сохранение, долго спустя по открытии Гибралтарского пролива, некоторых из этих земель и, среди них, того чудесного Острова, который назван Платоном „Атлантидой“».
|
«Одно остается доказать, — что гибели острова предшествовали человеческие поселения в западной части Европы. Катаклизм несомненен. Но существовал ли тогда человек, видевший его и запомнивший? Весь вопрос в этом, — вопрос будущего», — думает Термье (Termier, 143), но, может быть, ошибается: это вопрос не будущего — не времени, а вечности. Наша эмпирическая, здешнего порядка, связь с Атлантидой порвана. Видел ли человеческий глаз гибель первого мира, мы не знаем и, вероятно, никогда не узнаем. Доводов за Атлантиду множество, но ни одного неотразимого. Все они, как зарницы в темную ночь: после каждой ночь еще темнее.
Здесь мы чего-то не знаем, может быть, потому, что нам и не нужно знать. Бывший конец мира — «Атлантида», так же, как будущий — «Апокалипсис», познается не внешним, научным, а внутренним, религиозным опытом.
XVII
«Я думаю о последнем дне Атлантиды: не будет ли похож на него последний день человечества?» — заключает Термье (Termier, 143). Может быть, не только геологам следует подумать о возможном сходстве этих двух дней.
|
XVIII
Страх Атлантиды, свойственный многим ученым, понятен: раем мечтательных глупцов и невежд, людей научно-безответственных, сделался Остров Блаженных. Но, кроме этого нужного страха, есть и другой, ненужный, тоже, впрочем, понятный. «Малое знание отводит от Бога, большое — приводит к Нему» (Ньютон). Вот почему люди малого знания, — а таких среди ученых много, — боятся Атлантиды, конца мира, эсхатологии, религии, Бога.
Слишком явная связь Нового Света со Старым объясняется переселением с Востока на Запад, то из Центральной Азии через Камчатку и Берингов пролив, то через Тихий океан и Полинезию, — каким угодно, окольным и далеким, невероятным путем, только не прямым и близким, — через Атлантику (J. M. Robertson, Pagan Christs, 1911, p 341). Трудно даже сейчас небольшой экспедиции пройти этот далекий путь; каково же целым диким племенам, в эпоху Палеолита, и притом, сохраняя живую связь с первою родиною, через такие бездны пространства и времени!
XIX
«Всякий гад бичем (Божьим) пасется», по Гераклиту. Страх «Атлантиды» — страх бича Божьего, а кто гад, и почему, мы могли бы узнать, если бы хотели.
XX
Связь двух гемисфер яснее, чем где-либо, в религии. Воды, земли, злаки, звери, люди говорят, — договаривают боги.
Религиозное единство Востока и Запада так же осязает историческая мысль в бездне веков, как «звуковой лот» — затонувший материк, в бездне Атлантики.
РАДУГА ПОТОПА
I
Два рисунка на одной странице: древнемексиканский бог, Кветцалькоатль, Quetzalcoatl, из Ацтекской рукописи, и древнегреческий Атлас из Национального музея в Неаполе (Codex Borgia, f. f. 49–59. — Codex Vaticanus B, f. f. 19–23. — Spence, 98, pl. VI). Стоит только взглянуть на них, чтобы убедиться, что это один и тот же бог в двух изображениях, как бы одно лицо в двух зеркалах.
Атлас опустился на одно колено, так же и Кветцалькоатль; руки поднял тот, поднял и этот. Звездную сферу небес держит на руках тот; что-то невидимое, выходящее за поле рисунка, но, судя по смыслу его, небесную твердь, держит и этот. Все Ацтеки — бритые или безбородые; но Кветцалькоатль так же бородат, как Атлас.
Два видимых бога, а между ними, может быть, третий, невидимый. Выпало звено из цепи; глаз в темноте пустого места не видит, но рука осязает.
Греки ничего не знают о Кветцалькоатле, мексиканцы — об Атласе, как жители одной планеты ничего не знают о жителях другой; но вот, в этом сошлись, как будто пишут два портрета с одного лица.
II
Одного мы прежде знали
Бога, скованного цепью, —
Знали Атласа-титана,
Что раздавленный, согнувшись,
На плечах могучих держит
Беспредельный свод небес,
этот плач Океанид у ног Прометея к обоим возносится — Кветцалькоатлю и Атласу. Прежде знали одного, а теперь узнали двух, но и в двух — один: две гемисферы в одну соединяет небодержец и страстотерпец Атлас.
Quetzalco-Atl — Atl-as: корень двух имен один — всей Атлантиды корень; tla? — значит по-гречески «страдаю», «терплю»; atl, по-древнемексикански значит «вода». Между «водой» и «страданием» — вся Атлантида.
Кветцалькоатль-Атлас — то же, что Дионис в древнегреческих таинствах, — любящий и страдающий бог Сын.
Бездну веков вопрошает религиозная мысль, как «звуковой лот» — бездну Атлантики: «Кто там?» и эхо отвечает: «Сын».
III
«Все мы — дети Воды. О, Тлалок, Водяной, помилуй нас, не погуби!» — в этой древнемексиканской молитве — вся душа Атлантиды-Америки (Spence, 136). Вся она в этих двух мыслях, двух корнях: tla — atl, «страдание» — «вода».
IV
Царство Майя, на Юкатанском полуострове, современно первым христианским векам. Но Майя — пришельцы из какой-то далекой и неизвестной страны, — только очень поздняя ветвь Тольтекских и Нагуатльских племен (Totlec, Nahyatl), чьи корни, может быть, уходят в древность, неисследимую для нас, подобно тому как Саисский Египет уходит в допирамидную, шеститысячелетнюю древность.
К такой же древности, может быть, относятся и глифы Маянских письмен. Вот один из них, так называемый «Небесный Щит».
Два концентрических круга означают, должно быть, окружающие город стены и рвы; внутренний кружок — должно быть, Акрополь, а четыре к нему ведущих радиуса — пересекающие город улицы: все, как в столице атлантов, по описанию Платона. Город находится между двумя «мумийными связками», mummybundls, — исполинскими, туго набитыми кулями, в каких погребали Майи усопших; в каждую «связку» входило множество тел. Слева — куль черный, справа — белый: первое погибшее человечество — в том; в этом — второе. А надо всем — продолговатый, четырехугольный «щит», разделенный надвое: справа — молниеносные стрелы, слева — небесная, над морскою пучиною, хлябь, в виде огромных капель дождя, падающих на такие же огромные волны (Spence, pl. IX, 1).
Весь потоп Еноха-Атласа, вся «Атлантида» Платона сжаты, сосредоточены в этот магический знак — хранящий землю от второго потопа, Небесный Щит.
V
А вот и другой знак тех же письмен.
Струйчатые полосы, расположенные лункою или петлею в нижней части рисунка, означают «великие воды потопа»; три четыреугольника, каждый с кружком внутри, вписанные в лунку — три затонувшие, с городами острова, а выходящий из вод человек-дерево — безголовое туловище-ствол с могучими ветвями-руками, распростертыми к Востоку и Западу, есть второе, восстающее из водного гроба, человечество (Spence, pl. IX, 5).
Если в том знаке — Небесном Щите — воскресение мертвых будет, то в этом — оно уже есть.
VI
Память о потопе сохранилась, кажется, у всех народов Нового и Старого Света: это, можно сказать, единственно общее и первое воспоминание всего человечества (Delitzsch, Genesis, p. 203). Но здесь, в Центральной Америке, оно сохранилось так живо, как больше нигде во всем мире, кроме разве еще древней Вавилонии — Шумеро-Аккада. Здесь это больше чем воспоминание — это как бы горячешный, все один и тот же, неотвязно мучающий бред: было вчера — будет завтра. Мало говорится об этом, потому что незачем: слишком хорошо помнят все — помнят, как «очевидцы»; и страшно говорить, язык прилипает к гортани.
VII
«Раз в четыре года, — восьмидневный пост, в память о том, что мир погибал трижды», — сказано в древнемексиканском кодексе Telleriano Remensis, в подстрочном примечании к календарю годовых праздников, под 30 января, 12 yzcatli (D?vigne, 98). И больше ни слова; молчание — молитва: «О, Тлалок, Водяной, помилуй нас, не погуби!»
VIII
«Небо спустилось к воде (Океана), и в один день погибло все; все, что было плотью, истребил тот день», — как будто повторяет Платона календарный кодекс Chimalpopoca, Повествование Солнц (Donelly, 90): «В один день… остров Атлантида, погрузившись в море, исчез». Видно по этой краткости, что обоим рассказчикам одинаково страшно.
Несколько длиннее рассказ в поздней, XVII века по Р. X., записи, кажется, древнейших сказаний доколумбовой Америки, — в Гватемальском кодексе Popol Vuh: «Воды, поднятые Сердцем Неба, Гураканом, закипели, и нашел на всю тварь великий потоп… Падала с неба горящая смола, лицо земли почернело, черный дождь шел днем и ночью, и шум был в небе, как от бушующего пламени. Люди бегали, давили друг друга, взлезали на крыши домов, но дома под ними падали; взлезали на деревья, но деревья стряхивали их; прятались в пещеры, но пещеры давили их. Вода и огонь истребляли все» (Donelly, 91–92. — Roisel, Les Atlantes, 1874, p. 36. — Spence, 117.).
В Книге Бытия — только потоп, а здесь, так же как у Платона и Еноха, — пожар и потоп вместе, что, конечно, согласнее с «памятью земли», Геологией.
IX
Надпись Паленкского храма (Palenqu?), в царстве Майя, говорит о «страшном землетрясении, подымавшем землю волнами, как море», о зияющих кратерах, клубах дыма и потоках лавы, о всесокрушающем взрыве паров от соприкосновения подземных вод с расплавленными металлами. «Все это было, и память о том хранится в этих святых письменах», — заключает надпись. — «Шорох камней, влекомых прибоем, шелест катящихся раковин, шум волны, вьющейся рогом по берегу, слейте ваши голоса с голосом святых письмен, ибо мудрость та же, та же память и в вас» (F. de la Rochefoucauld, Palenque, 1888, p. 124).
Х
«Люди сделались рыбами», — сказано в одном древнемексиканском описании потопа (Codex Vaticanus В, ар. Donelly, 89), и в древневавилонском:
Люди, как рыбья икра, воды наполнили.
(Gilgam., XI, 214)
Тем же страшным запахом потопных вод — человечьей икры — пахнет глиняная дощечка Ниневийская и агавный листок древнемексиканского папируса. Чтобы двум рассказчикам на двух концах мира мог случайно прийти в голову образ такой меткий и странный, как «люди — рыбы», «человечья икра», невероятнее, чем то, чтобы один ключ мог отпереть два разных замка. А если совпадение не случайно, — значит, от Месопотамии до Мексики протянулась между этими двумя рассказами, как тончайшая паутинка, незримая нить.
XI
Самое частое и древнее сказание почти всей доколумбовой Америки сохранило память о великом переселении народов, бегущих от какого-то ужасного бедствия на море (Conr. de Meyendorff, L’Empire du Soleil. Perou et Bolivie, 1909, p. IX).
«Книга Переселений», Tira, несомненно доколумбовский, очень древний кодекс Тольтеков, сообщает о восьми племенах, пришедших на берега Тихого Океана (M. R. Mena, Les arts anciens de l’Am?rique. Exposit. du Louvre, 1928, p. 99). Надпись Паленкского храма говорит о таком же переселении племени Nahuatl Quich?: «Страшным ураганом горький Океан, вечно боримый людьми, прорвал плотины, разрушил дома, очаги, корабли. Видя то, союз народов бежал, ища спасения на твердой земле… далеко, далеко… Нас вели звероловы-кочевники через пустыни, болота и непроходимые чащи лесов» (De la Rochefoucauld, 102).
Родина Ацтеков — Aztlan — «земля на великих водах», «остров». С этим словом почти всегда связан иероглифный знак воды. Aztlan — Atlant, это созвучье, может быть, не случайно. Остров с горою, окруженною концентрическими кольцами стен и каналов, подобно Акрополю в столице Атлантов у Платона, изображается и на Ацтекских рисунках Ацтлана (Spence, pl. XIV, p. 202).
По тому же атлантидному плану построена и древняя столица Мексики, как видно из рисунка, сохранившегося от времен последнего Ацтекского царя, Монтезумы (Spence, pl. XIV, p. 202).
Сущность всех этих планов — сложное, в концентрических кольцах, сплетение воды и земли, как бы земноводный лабиринт.
XII
«Остров Атлантида, погрузившись в море, исчез. Вот почему, до настоящего времени, моря этого нельзя ни переплыть, ни исследовать: ход кораблей преграждается множеством ила, поднявшегося над Островом», — сообщает Платон (Pl., Tim., 25, d). «В начале Внешнего моря находятся мелкие места; воды его тинисты, и тамошние подводные камни называются Мелями, brah?», — сообщает Аристотель (Aristot., de mirabilibus auscultationibus, 245. — Hennig, 10).
Ужас внушало пловцам это «Мрачное море» Тацита, «Травяное море» финикийцев, «Воды смерти» Гильгамеша. Только Христоносец — Христофор Колумб победил древний ужас.
XIII
Травами Саргасского моря, чья площадь, по исчислению Гумбольдта, вшестеро больше Франции, всплыла будто бы растительность затонувшего материка, как сено над скошенным, во время половодья лугом, и плавает так, вот уже десять тысяч лет: можно только подивиться, что люди поверили и еще верят этой нелепой сказке. Мы теперь имеем очень простое объяснение Травяного моря: множество плавучих водорослей, отрываемых, в пору летних тропических бурь, от прибрежных скал и коралловых рифов у Антильских островов, Виргинии, Порто-Рико, Гаити, Ямайки, и уносимых двумя теченьями, Антильским и Флоридским, образует бесконечные травяноводные степи (J. Peter, Atlantis, p. 20).
Скептики могли бы, казалось, радоваться: лишний довод в пользу Атлантиды пал. Но вот пример того, как надо быть осторожным в принятии мнимо-научных доводов за и против Атлантиды: ничего не говорит о ней Саргасское море в памяти земли, геологически, но, может быть, очень много говорит психологически, в памяти человечества.
В древнемексиканской летописи Cakchiquel повествуется о переселении из-за моря одного центральноамериканского племени: «Мы пришли на берег моря. Там собрались воины Семи Городов, и многие погибли на наших глазах (должно быть, от голода)». — «Как переплыть море? — говорили они. — Кто нам поможет? Был же там лес красноствольных деревьев (сосен). Мы нарубили шестов и, отталкиваясь ими, вышли в открытое море — в бесконечность вод» (Gatefosse, La v?rit? sur l’Atlantide, — 1923, p. 71).
Почему надо было не грести веслами, а отталкиваться шестами, — это мы поймем, вспомнив «Воды Смерти», преградившие путь Гильгамешу на Крайнем Западе:
Нет путей через море, нет переправ,
Никем, кроме Солнца, не хожен тот путь,
Замкнут Водами Смерти бездонными…
Как же ты, Гильгамеш, переступишь их,
Как Воды Смерти пройдешь?
(Gilgam., X, 71–77)
Что это за воды, объясняет Платон: «Моря того нельзя ни переплыть, ни исследовать, потому что ход кораблей преграждается множеством ила, поднявшегося над Островом». Вот почему и Гильгамеш, подобно переселенцам Какшиквэльской летописи, не гребет веслами, а отталкивается шестами и, увязая в иле, чаще водорослей, гнутся шесты, ломаются (Gilgam., X, 141–158).
Очень знаменательно, что о самом главном, — почему нельзя грести, в чем увязают весла, — в обоих сказаниях умолчано: смрадный ил, как бы тлен целого погибшего мира, слишком страшен.
Если два рассказчика, ничего друг о друге не зная и расходясь во всем сказочном, сходятся в такой подробности, похожей на действительность, как эти шесты вместо весел, то очень вероятно, что они говорят о чем-то одном, действительно бывшем. Кто-то умер, мы не знаем кто, когда и как; знаем только, что умер и погребен на этом кладбище — Море Мрака, Водах Смерти.
XIV
Эти два сказания о Море Ила, так же как и те два — о «людях-рыбах», связаны тончайшею, от Вавилона до Мексики протянутой паутинкою. Силы небесные колеблются, рушатся горы, исчезают материки, а паутинка цела.
XV
В безднах вод потопных, Вод Смерти, на Крайнем Западе, Гильгамеш находит Злак Жизни:
Неутолимое им утоляется;
Имя же Злака: Вечная Молодость…
Отнесу его людям, да вкусят бессмертья.
(Gilgam., XI, 296–298)
Тот же Злак, райское Древо Жизни, находит, вместе с источником Воды живой, и Атлас-Енох там же, на Крайнем Западе, «Закате всех солнц» (H?n., XXII, 9; XXIV, 1–6; XXV, 4–6).
XVI
Только что высадившись на берег Флориды и думая, что новооткрытые земли — рай земной, «Эдем на востоке», а в раю должен быть источник живой воды — «эликсира жизни», как называли ее алхимики, — спутники Колумба бросились ее искать и тут же встретились с туземцами, таино-араваками с о. Кубы, ничего о европейцах не знавшими и прибывшими сюда для тех же поисков, потому что и здесь, на Западе, сохранилось то же предание о земном рае. Двигаясь с двух противоположных концов мира, люди Востока и Запада встретились, как бы две исполинские параболы пересеклись в одной точке.
XVII
Так все эти паутинки тянутся, соединяя два человечества, и вечное солнце, над черною бездною потопа, отливает в них вечной радугой.
ЛУННЫЕ ТИТАНЫ
I
Летосчисление доколумбовой Америки установить почти невозможно, по двум причинам: позднему времени, скудности и плохой расшифровке письменных памятников, а также потому, что между двумя историческими слоями — новым и древним, Майя-Ацтекским и Нагуа-Тольтекским в Мексике, Инковским и Тиагуанским в Перу — зияет прерыв, глубины, для нас неисследимой (W. Lehmann, Altmexikanische Kunstgeschichte, p. 15–16).
Судя по письменным памятникам, американский Запад моложе европоазиатского Востока, но судя по вещественным, — не так.
Найденная под вулканическою лавою, в Аюско-Тлалпаме (Ajusco-Tlalpam), цилиндро-коническая башня Тарасков (Taraska) относится к XI тысячелетию — следовательно, на тысячу лет древнее конца Атлантиды, по летосчислению Платона (M?na, 98). Солнечная пирамида в Тэотигуакане (Teothihuacan), в центре Панамского перешейка, воздвигнута, вероятно, в начале V тысячелетия, следовательно, за полторы тысячи лет до пирамиды Хеопса, а сколько нужно веков, чтобы могло возникнуть подобное зодчество! (M?na, 99.) Может быть, солнце в Тэотигуакане уже взошло, когда в Египте и Вавилоне чуть брезжил свет — по крайней мере, свет нашей истории. Судя по таким памятникам, Запад древнее Востока, или оба одинаковой древности.
II
«Мы — Земля», — говорят о себе обитатели царства Майя в Паленкской надписи (La Rochefoucauld, 103). «Майя» значит — «Мать-Земля», так же как Mama Oglo перувианская (A. R?ville, Les religions de Mexique, 1885, p. 24; 304), Mama Istar вавилонская, Ma Kubeba хеттейская. Ma — общий корень всех имен одной Матери, в первом детском лепете человечества.
Может быть, царство Майя — лишь поздний цвет, на том иероглифном Древе-человеке маянских письмен — втором человечестве, выходящем из вод потопа, еще безглавом, безликом, но уже распростершем могучие ветви-руки к Востоку и Западу.
III
Случайно ли сходство древнеамериканского и вавилоно-египетского зодчества — исполинских, на плоскогорье Анагуака, в Мексике, пирамидоподобных, «божьих домов», тэокаллов (theokallis), перувианских гробниц (huacas), с одной стороны, и египетских пирамид, вавилонских ступенчатых башен, зиггуратов (ziggurat), с другой? (D?vigne, 149.)
Пятиярусная башня в Тэотигуакане напоминает пирамиду, с такими же ярусами, фараона Зосера, Z?ser, III династии, в Sakara (J. Capart, Art?gyptien, I, pl. IX). Стройка пирамид уступами и здесь, в Египте, древнее — сплошной. Насыпь, искусственный холм, служит основанием пирамиды Мейдумской в Нижнем Египте, так же как тэокаллов Центральной Америки — этой, можно сказать, «земли пирамид»: Кортец насчитал их в одной Холуле четыреста.
В довавилонском Шумеро-Аккаде, так же как в древней Мексике, число пять — священно, раньше семи: пять богов-планет, пять небес-эонов. Вот почему шумеро-аккадские башни, зиггураты, и древнемексиканские тэокаллы пятиярусны.
IV
Главных сходств между египетским и центрально-американским пирамидным зодчеством семь: выбор места, расположение четырех сторон основания по четырем концам света, прохождение астрономического меридиана сквозь центр пирамиды, стройка уступами, посвящение солнцу, ход через «улицу мертвых», внутреннее строение. Может быть, все эти сходства случайны; но случай на случай — невероятность на невероятность, в геометрически растущей прогрессии.
V
На одном рисунке острова Ацтлана, древней родины ацтеков, коленопреклоненные люди, стоя вокруг пирамиды, молятся (D?vigne, 156). Если «Ацтлан» есть «Атлант» — гора-столп небодержца Атласа и гора Акрополя в столице Атлантиды, по описанию Платона, то может быть, в пирамидном зодчестве сохранилась память о древней родине всего человечества.
VI
Сходство в календаре: пять дополнительных дней к 360 — древнемексиканского года — то же, что эпагомены, прибавочные дни года мемфисского. Звездный круг Зодиака делится на 12 животных знаков в Египте и Вавилоне, так же как в древней Мексике (D?vigne, 179).
Сходство в одежде: тот же головной плат с обрамляющими лицо двумя лопастями, те же из разноцветных бус, расположенных широкими лучами, царские ожерелья — у египетских и древнемексиканских богинь (M?na, Expos. du Louvre, № 58, Trocadero, № 20.001).
Сходство в стенных росписях: цвет мужских лиц кирпично-красный, женских — золотисто-желтый.
Сходство в великом, так же как в малом: теократия в Перу подобна египетской. Перувианский царь, инка, есть воплощенный бог солнца, так же как фараон; койя, супруга инки, — родная сестра его или сводная, так же как супруга фараона: строго соблюдается в обоих царствах закон «божественных кровосмешений», дабы сохранить чистоту «солнечной крови» (Robertson, 376).
VII
Главная общая мысль европо-афро-азиатского Востока и американского Запада — воскресение плоти.
Самое древнее, тайное и святое имя Озириса, бога Воскресителя — Amenti, Запад. С Крайнего Запада — «Ацтлана», сказали бы Ацтеки, «Атлантиды», сказал бы Саисский жрец Платона, — пришел Озирис на Восток, в Египет. Тайна его — воскресение — тайна Запада.
Придя на Запад солнца,
увидев свет вечерний,
поем Отца, Сына и Духа,
эта наша молитва — оттуда же, с Запада.
VIII
Исполинские тэокаллы Центральной Америки и пирамиды Египта — жертвенники Солнца, дающего вечную жизнь. Маленькие пирамиды, гуаки, в Перу — обители мертвых до дня воскресения.
IX
Мумии перувианские подобны египетским: те же почти надрезы на тех же местах, для извлечения внутренностей; те же соления обеззараживающими солями, умащения душистыми смолами; то же укутывание льняными повязками (Spence, 169). В Кузко (Cuzco), столице Перу, в храме Солнца, спутники Пеззаро нашли тридцать мумий царей, Инка, сидевших вокруг золотого жертвенника, а в соседнем храме Луны — такое же число цариц.
«Книгою Мертвых» называют современные ученые ацтекский кодекс Vaticanus A, по сходству его с египетскою Книгою Мертвых.
Х
В царстве Майя, так же как в Египте, внутренности мертвых тел хранятся в четырех, по четырем концам гроба, глиняных или каменных сосудах, — «канонах», как называли их греки, с крышками, изображавшими в Египте головы четырех богов-небодержцев, «атласов», на четырех концах света. Перед вложеньем в сосуды внутренности окрашивались египетскими бальзамировщиками в четыре цвета: в северный, красный, — легкие; в южный, белый, — печень; в восточный, желтый, — желудок; в западный, черный, — кишки. В царстве Майя несколько иное соответствие, но окраска та же: белая, черная, желтая, красная (D. A. Mackenzie, «Folklore», June, 1923, ар. Spence, 165–166).
Если и это случайность, то есть ли вообще «закон вероятностей», и не вся ли история — игра случая?
XI
Племя гуанчей (Huantsch) на Канарских островах — последнем обломке разрушенного материкового моста между Америкой и Африкой, уцелевшем среднем звене порванной цепи, — так же изготовляет мумии, хахо, и так же погребает их в пирамидных гробницах, как в Египте и в Перу — на обоих противоположных концах моста, крайних звеньях цепи (D?vigne, 177. — Gattefosse, 93. — Spence, 171–172).
XII
Гуанчи — островитяне, но мореходства не знают, точно раз навсегда запуганные морем, все еще помнят гибель первого мира — потоп. Так же не знают мореходства ацтеки, на другом конце моста; так же помнят гибель в воде, первой родины своей, Ацтлана (R?ville, 40). «Горьким» называют Океан и дети древней Майи, — «Матери-Земли».