которые отменить может человек только ценой собственной жизни.
Еще одной характерной чертой квазицивилизации является идея порядка, при котором можно легко всем управлять. Философия человека использует категории "индивид", "индивидуальность" и "личность" для характеристики сущностных его качеств. Понятием индивид обозначается родовое в человеке то чем человек похож на всех остальных. Понятием индивидуальность обозначается, наоборот, отличие каждого человека от другого. Личность – это качество, которое реализуется в творчестве через свободу. Но творчество имлицитно содержит в себе и индивидность, и индивидуальность. Индивидуальность создает новое, но такое, которое могло бы быть воспринято другими людьми. В основе различий людей лежит их общность. Квазицивилизация устраняет эту диалектику, она пытается создать пространство из одних индивидов, путем подавления индивидуальностей. В ход идет здесь и квазивоспитание, и квазиобразование, которые формирование человека ставят на конвейер, стандартизируют. В итоге квазицивилизация создает тотальный порядок, где все управляемо. Не случайно сегодня на Западе так развита наука управления.
Часто личность ощущает в себе самой разлад, который возникает потому, что она задает себе вопросы о положении дел с позиции культуры, а ответ на них (пытаясь постичь объективную истину) хочет получить с позиций цивилизации. Получается разговор типа: "Как же можно так жить? – Так жить нельзя!" В столкновении этих вопросов человек недоумевает и не может найти разумного ответа. Этот разговор имеет смысл, если мы поймем логику квазикультуры. Квазикультура для каждого человека, для каждой личности представляет собой не только реально осуществленные обстоятельства, но и часть внутреннего мира человека, его мировоззрение; часть, в которой человек для себя осуществляет простое соединение цивилизации и культуры, тождество безразличия, когда культура похожа на цивилизацию, а цивилизация на культуру. Эту свою внутреннюю реальность человек постоянно хочет реализовать вовне. Человек хочет видеть синих птиц, которые ему грезятся, в природе, но реальная жизнь всегда – всего
лишь погоня за этими птицами. Превращение культуры в природу оборачивается квазицивилизацией.
7.2. Трагизм бытия
Взятая в чистом виде жизнь человека, как одновременное проживание человека в пространстве цивилизации и культуры, осуществляется как трагедия, составляет ее сущностный экзистенциал: трагизм человеческого бытия. Этот трагизм изначальный и всепроникающий. Однако человек очень редко ощущает этот трагизм в своей повседневной жизни. Потому что повседневная жизнь его протекает в мансарде квазикультуры и квазицивилизации, надстроенной над цивилизацией и культурой. Это касается, в первую очередь,рационально организованной жизни разума человека. Все формы разумной деятельности протекают, осуществляя тяготение к сциентизму либо к антисциентизму, но в таком тяготении нет ни грамма страдания. Для современной цивилизации с чертами глобалистики вообще характерно отсутствие опыта страдания и, в особенности, сострадания. Страданий, конечно, много в любом месте и в любое время, но опыта такого страдания нет. Опыт страдания осознает и описывает интеллигенция. В ее отсутствии обычно и строится квазикультура, и квазицивилизация. И чем меньше такого опыта, чем меньше интеллигенции, тем более разветвленной становится квазикультура и квазицивилизация. Трагизм человеческого бытия проявляется в том, что для того, чтобы одному человеку преимущественно действовать в пространстве культуры, другому надо обязательно действовать в пространстве цивилизации, создавая материальные условия жизни и тому, и другому. Действия эти по-разному оцениваются в цивилизации и культуре. Там, где утилитаризм – там бессмысленность культуры. Поэтому люди пытаются культурничать в рамках цивилизации, и пытаются решить квадратуру круга: глядя вниз, смотреть вверх. Но, увы:
Осень, созрели дыни,
И золотою стала дача…
Теперь бы избавиться от гордыни -
Невыполнимая задача!
Дело усложняется тем, что человек постоянно путается не в трех, а в четырех соснах: цивилизации, культуре, квазикультуре и квазицивилизации. И тогда он, как правило, избирает направления, которые ему подсказывают компасы квазикультуры или квазицивилизации. Например, компас утилитаризма, с его принципом максимального счастья для наибольшего числа людей. А счастье, по сути своей, отождествляется с комфортом. Казалось бы, какой трагизм в присутствии комфорта? А трагизм и не ощущается. Трагизм ощущается только в позиции особого осознанного отношения ко всем "четырем соснам". Это позиция интеллигенции. В одном стихотворении у Вознесенского описан реальный случай:
В дождь как из Ветхого завета
Мы с удивительным детиной
Плечом толкали из кювета
Забуксовавшую машину.
В нем русское благообразье
Шло к византийской ипостаси,
В лицо машина била грязью
За то, что он ее вытаскивал.
Речь в стихотворении идет о действительном случае, произошедшем с поэтом и А.И.Солженициным. Так вот, грязь цивилизации, трагизм ее бытия машина не чувствует. Ее чувствует только тот, кто понимает необходимость постоянного втаскивания человечества из цивилизации в культуру; причем, втаскивания по-настоящему, а не понарошку, как это предлагают на свой лад квазицивилизация и квазикультура.
Пространства цивилизации, культуры, квазицивилизации и квазикультуры выделяются человеком в едином, общем пространстве, которое носит название – мира. Мир, в котором
живем мы врозь и вместе, вместе и врозь имеет очень сложную структуру. Ориентирование в нем, которое обычно происходит с помощью мировоззрения, требует, чтобы мы выделяли по возможности объективные ориентиры в этой структуре. Анализируя состав этой структуры по отношению к человеку, мы можем в ней найти элементы всех четырех пространств. Причем, в мире нельзя любую вещь однозначно рассматривать как элемент структуры исключительно цивилизации, либо исключительно культуры. Вещи, свойства и отношения многозначны. Одна и та же вещь может быть частью культуры и частью цивилизации, и частью квазипространства. Все зависит от функционального использования этой вещи человеком. Какие функции и какого пространства он "вытягивает" из нее. Каждое из характеризуемых четырех пространств образует единство, и в то же время взаимодействует через человека со всеми остальными. В сущности, такая форма организации пространства не представляет что-то исключительное и сложное. С подобным мы в своей жизни встречаемся на каждом шагу. Комната – это не только пространство моей жизни, но и пространство мебели, пространство физического и энергетического взаимодействия атомов, молекул, слабых и сильных полей и т.д., и т.п. Эти пространства можно выделять по любым одноосновным признакам, и тогда мы получим модель мира со многими пространствами.
Человек в эту структуру вносит с собой еще одну сложность – он сам внутри себя оказывается носителем всех четырех характеризуемых нами пространств. Они и объективные, и субъективные обстоятельства, определяющие жизненную активность человека и векторы ее направленности. Ориентация происходит в этом, фактически, восьмимерном пространстве. Причем, вначале первый этап такой ориентации – актуализация того или иного пространства внутри себя, в своем внутреннем мире. Это осуществляет наш внутренний человек. Затем полученная смысловая и энергийная сетка актуализируемого пространства накладывается на внешний мир. Далее в нем выделяется объективное пространство в качестве обстоятельств, планируемых действий. Важно подчеркнуть, что при этом эти обстоятельства воспринимаются как главные, а остальные – либо как
второстепенные, либо вообще не берутся во внимание, в самом прямом смысле этого слова. И, наконец, происходит само действие. Но действуем мы не в одном пространстве, а в целом и целостном мире. Поэтому результат в этом мире получается большим, чем нам это представлялось. Результаты наших действий богаче наших намерений, поскольку они происходят сразу во всех пространствах. Но чтобы заметить их, надо поменять точку зрения, перейти в другое пространство и во внутренних, и во внешних обстоятельствах.
Действия человека в мире, в этом смысле, напоминают действия огородника, который на своем участке выращивает и картофель, и лук, и морковь, и укроп. Собираясь на прополку картофеля, огородник актуализирует "картофельное пространство" и запасается инструментами, которые ему диктует логика этого пространства. Но пропалывая картофель, он пропалывает весь огород. При этом, чтобы обратить внимание на то, что в результате прополки картофеля произошло с луком или морковью, ему надо перейти в логику другого пространства, вспомнить, какая обработка нужна луку или моркови. Конечно, аналогия есть аналогия, и ничего более. Действуя в мире, в логике культуры, человек, в отличие от огородника, изменяет не только обстоятельства, но и себя в избранной им логике избранного пространства, изменяет себя заметным и ожидаемым образом. Но для того, чтобы понять, как его действия повлияли на обстоятельства других пространств и на него самого в этих пространствах, нужно изменить позицию, посмотреть на мир, руководствуясь иными ориентирами. Необходимость смены ориентиров во время действий, диктуемых потребностями, – дело чрезвычайно сложное. Поэтому человек, часто видя одну сосну, – не видит остальных трех. Не зная логики взаимодействия четырех пространств, он блуждает в них, как в четырех соснах.
Особенно остро проблема, назовем ее условно проблемой четырех сосен, возникает в процессе целеполагания, в особенности, если цели ставит не просто рядовой человек, а цели ставит человек, который своей целеполагающей деятельностью определяет судьбы страны и даже многих будущих поколений, как например, Горбачев или авторы Беловежского соглашения. В этом случае очень важно и ответственно понимать диалектику всех четырех пространств.
Чаще всего человек, переместившийся в идеологию, экономику или политическую часть цивилизационного пространства, теряет способность видеть объективное положение дел, он становится невосприимчивым к объективной истине. Если в руках этого человека оказываются средства масс-медиа, то такой "болезнью" заражается огромное число людей, в том числе и тех, кто занят в производстве (а оно-то наиболее приближено к науке и объективной истине). Слепит человека "Я –интерес". И чем успешнее осуществляется такой интерес, тем более слепым оказывается человек к объективной истине. В выработке целей участвует не наука, а мировоззрение человека, которое определяется координатами человека в этом четырехмерном пространстве. Чтобы поставить цели, которые бы учитывали интерес будущих поколений, человек должен избавиться от слепоты. Для этого он должен выйти в пространство культуры, которое предоставляет ему "Мы - интерес" с их новыми возможностями и ракурсами.
История жестока по отношению к человеку. Она возникает в цивилизации и осуществляется через нее. Но своим ходом постоянно норовит растоптать личность. Осознание этого факта всегда трагично. В культуре нет своего времени. Она живет через конкретных людей чужим ей временем – временем цивилизации. Поэтому культуре нужна постоянная работа оформления вещных и общечеловеческих ценностей в таком виде, чтобы они были потребляемы в конкретном пространстве цивилизации. Сопряжение духовного с телесным – огромнейшая по напряжению духовная работа. Она нескончаема ввиду того, что цивилизация существует не просто во времени, а всегда в новом времени – времени главных и побочных результатов, которые задают вектор, делают социальное пространство анизотропным. Двигаясь в направлении этого вектора, человек рано или поздно обречен на то, чтобы произвести самое нечеловечное из всех возможных человеческих действий – насилие над другим или над собой. Насилие есть слом внутреннего человека и оно, рано или поздно, оборачивается против самого человека. Вот тогда начинается страдание и поиск новых путей. А найти новое можно только через культуру. Во всякой деятельности необходимы свобода и воображение. Пространство
цивилизации рождает только голую эмпирию смены вещей, времен и народов. Поэтому в рамках науки, без выхода в культуру невозможно выйти за рамки эмпирического в область теории. Альберт Эйнштейн, говоря о подвиге Кеплера писал: "Представляется, что человеческий разум должен свободно строить формы, прежде чем подтвердилось их действительное существование. Замечательное произведение всей жизни Кеплера особенно ярко показывает, что из голой эмпирии не может расцветать познание. Такой расцвет возможен из сравнения придумываемого и наблюдаемого"[127]. Тут все дело в придумывании. Оно осуществляется в культуре или в квазипространстве цивилизации и культуры. В последнем случае закладываются реальные основы для избрания неверного, трагического в своей основе, выбора.
Цивилизация и культура в истории идут параллельно, но в жизни каждого конкретного человека и каждого конкретного социума то сходятся, то расходятся. Как только усиливается разрыв между цивилизацией и культурой, так вновь и вновь для человека обостряется проблема трагичности бытия и одновременно возникает острая нужда в неклассической логике, потому что классическая логика – даже диалектическая, это логика синтеза. А цивилизация и культура не поддаются механическому синтезированию. В этом случае они тут же превращаются в квазикультуру и в квазицивилизацию. Нужны новые пути, на которых переход для человека из цивилизации в культуру и наоборот не оборачивался бы утерей самого себя, чтобы в этих переходах человек оставался самим собой: был и профессионалом, и интеллигентом, например. Это обстоятельство очень важное. Логика обыденных поступков хождения человека в бытие такова, что он просто становится частицей этого бытия. Но став этой ч а с т ь ю, он теряет способность быть другой. Трагедия Гамлета – это трагедия понимающего и познающего духа, трагедия погружения в бытие человека, который остается самим собой, который хочет связать распавшуюся связь времен, одновременно оставаясь и сыном (и отца, и матери), и принцем, и влюбленным. Та логика, которую избирает Гамлет,
приводит к тому, что он, двигаясь от культуры в цивилизацию, перестает быть сыном, затем принцем, затем влюбленным и становится для цивилизации сумасшедшим. Сама логика горя от ума, эта сумасшедшая логика на деле оказывается самой эффективной логикой соединения цивилизации и культуры, сохранением и себя, и цивилизации, и культуры. Одним из нормальных состояний для разума человека культуры является его постоянная саморефлексия, в основе которой лежит осмысление бытия как источника трагического самоосуществления человека. Так, попытки построить на месте бывшего СССР много новых и независимых государств создают сегодня ситуации, в которых многое сущностное в бытии проявляется свободно и наглядно. В цивилизационных процессах отпала шелуха квазикультуры и квазицивилизации. И базовыми все-таки стали производство и экономика. Здесь цивилизационная бескомпромиссная логика должна поставить вопрос: что скрывается за эвфемизмом "рыночная экономика"? Капитализм? Куда исчез из политического лексикона термин "буржуа"? Действуют ли в этих условиях классы и справедлива ли классовая теория общества? К сожалению, пока политология во всех этих странах дает ответы на эти вопросы в логике квазикультуры и квазицивилизации. Чисто цивилизационная логика требует постановки и других вопросов: кто располагает реальной властью на Украине и кто, и для чего ее укрепляет? Артикулируя постоянно идею свободной и независимой Украины, не вытесняем ли мы идеи свободы личности и человека в квазицивилизацию. Серьезный разговор о приоритете прав человека, свободы личности, о приоритете их перед независимостью и свободой государства тут же будет переведен в квазицивилизационную логику антинародности и антиукраинскости. Разговор об этом не уменьшает трагичности бытия человека, а прибавляет ее ему и в сфере государства, и в сфере политики.
В связи с вышеизложенным, следует сказать о полноте духовного существования человека в культуре, оборотной стороной которой является осознание трагичности. Такую полноту осуществляет в обществе, как мы уже имели случай на это указать, интеллигенция. Интеллигентность как социальное качество мало исследовано. Традиции исследования этого феномена в русской общественно-исторической литературе
были прерваны в 30-е годы ХХ века. И уж тем более она не исследовалась как психосоциальный феномен поведения советского человека. Только в 80-е годы прошлого века вновь обращает внимание на значение интеллигенции и интеллигентного человека в жизни общества Д.С.Лихачев. "…Интеллигентность не только в знаниях, а в способности понимания другого. Она проявляется в тысяче и тысяче мелочей: умении уважительно спорить, в умении незаметно, именно незаметно, помочь другому, не мусорить вокруг себя, не мусорить окурками или руганью, дурными идеями (это тоже мусор – еще какой)"[128]. В период перехода общества к рыночным отношениям эти свойства, свойства интеллигентности оказываются особенно важными. В цивилизации в исторической форме капитализма, а это наиболее адекватная ее форма, человеком движут, по выражению Гильдебранта, два двигателя: долг и выгода. "Причем мир все более и более начинает признавать выгоду естественнейшим инстинктом"[129]. Вот здесь и оказывается важным, чтобы человечество не утеряло второй двигатель – долг. Но работает он в качестве двигателя только в пространстве культуры, которое, как мы уже говорили, поддерживает интеллигенция. Чтобы общество изменялось естественным образом: объективное стало объектом, а объективные связи - субъектом усилий человека, необходимо изменить менталитет общества. В этом суть открытия Макса Вебера. Но менталитет народа формируется и изменяется в пространстве культуры. Если же это происходит в пространстве "квази", то развитие общества оборачивается трагедией, причем такой, для выражения которой не хватает слов и понятий. Направление человеческого развития отклоняется от вечночеловеческих ценностей. Такой квазименталитет приводит к тому, что в погоне за истиной мы читаем не то, что написано, а стремимся читать между строк то, что хотел скрыть от нас автор. Трагизм нашего бытия в цивилизации и культуре всегда скрывается в разукрашенных доспехах квазицивилизации и квазикультуры. Потом (используя пример А.Белинкова) мы вдруг измерим эти
доспехи и окажется, что рыцари были маленькими, меньше нас. Как часто мы думаем об истории, не измеряя ее цивилизацией и культурой.
Исследуя природу трагедии русской интеллигенции, Григорий Федотов отмечал, что в соответствии со своим идеалом люди делятся на два типа: меньшинство живет запросами духа, а большинство – хозяйственными злобами дня. Поэтому для большинства аскетизм есть источник насмешек, источник комического. А комическое, как известно, есть лишь оборотная сторона трагического. Исповедуя дух большинства, дух нашего времени, дух цивилизации, человечество исповедует абсолютную объективность. Говоря словами Гегеля, исповедует "действительность – прямо противоположную духу". Поэтому для большинства как бы не существует не только трагического, но и возвышенного. Гегель прав, когда говорит, что апостолы по-иному, чем мы воспринимали чудеса Христа: "Ведь совершенно очевидно, что апостолы были лишены того рассудочного восприятия европейцев, которые все осознаваемое ими полностью лишают духа и фиксируют в качестве абсолютной объективности"[130]. Существование квазицивилизации и квазикультуры затемняет очень простую человеческую дилемму: дилемму о том, где собирать сокровища и что следует из этого выбора. "Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе: где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут" (Мф. 6; 19-20). Но самый главный урок заключается в том, что такой выбор предопределяет все, чем будет человек и кем будет человек: "Ибо где сокровище ваше – там будет и сердце ваше" (Мф. 6; 21). Цель культуры – бессмертие. Цель цивилизации – все, что угодно, кроме бессмертия. И вот здесь разворачивается весь трагизм человеческого бытия. Потому что, по сути своей, все что угодно, все сокровища земли, кроме бессмертия – суть смерть.
В заключение мы бы хотели подчеркнуть, что мы нисколько не настаиваем ни на моральной, ни любой другой оценке ни культуры, ни цивилизации, ни их "квази", это данность человека, объективные условия его жизни, которые мы можем принять и прожить или не принимать и не жить. Единственное, что может человек в своей жизни – так это избирать ориентиры и идеалы, в каждом из четырех предложенных ему от рождения пространств. Избирая эти идеалы и стремясь к их осуществлению, человек будет увеличивать какое-то из этих пространств, тем самым уменьшая, приглушая, в данный конкретный момент истории, силу воздействий других пространств.
[Вернуться к содержанию]
VIII. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ОНТОЛОГИЯ ОПТИМИЗМА
У Гегеля в "Феноменологии духа" при изложении им странствий человеческого духа как Духа вообще, имплицитно был изложен закон становления и развития всякой системы в ходе ее самостроительства и самопознания. А цивилизация и культура, вместе со своими "квази", составляет как раз единую такую систему. Речь у Гегеля идет о принципе, согласно которому всякое нарушение системности на пути становления духа (редукция системы к одному из элементов, ускорение развития, "спрямление" или "перепрыгивание" через определенные этапы) тут же извращает само развитие. Истина становится ложью, система выворачивается наизнанку, развитие предстает событиями извращенного мира. Мы бы сказали так, что пространство цивилизации и культуры выворачивается пространствами квазикультуры и квазицивилизации. Это происходит, по-видимому, всегда, когда субъективная воля навязывается объективному ходу вещей, когда она подменяет волю объективную. Этот принцип, или, если хотите, закон оказывается весьма конструктивным и эвристичным для такого специфического вида деятельности, каким является осуществление пути человека из цивилизации в культуру. Именно здесь чаще всего появляется искушение навязать объективному ходу вещей субъективную волю. Тенденция к технологизации всего – от создания книг и фильмов – до действий педагога и воспитателя, принявшая в последнее время характер эпидемии, есть желание "спрямить путь", перепрыгнуть ступени "лествицы", чтобы быстрее и эффективнее достигнуть желаемого результата. В итоге все четыре описанных нами пространства начинают вокруг человека водить хоровод, замыкая его в кольцо безысходных и безвыходных обстоятельств. Охарактеризованная нами с точки зрения взаимодействия с человеком цивилизация и культура, квазицивилизация и квазикультура в своей сущности могут быть определены через их центр – системообразующую ось, вокруг которой строится каждое из пространств. Для цивилизации – это вещь и эгос, для культуры – это Бог и коммунитас, для квазикультуры – это гуманизм в отсутствии Бога и удовольствие, для квазицивилизации – это комфорт в отсутствии совести. Все эти четыре пространства смыкает воедино каждый человек в своей жизни, смыкает не только практическими действиями, но и действиями своего разума, действиями в сфере движения слов. На все вопросы,
поставленные Пилатом, Христос, как известно, отвечал молчанием, в том числе и на вопрос: что есть истина? В этом молчании – суть христианской гносеологии и шире – гносеологии культуры. Но в человеческой истории не раз складывались обстоятельства, при которых молчать было невозможно. "Не могу молчать", – восклицал в таких обстоятельствах Толстой. Это обстоятельство разлома, рассогласования в человеке и обществе ритмов цивилизации и культуры. В данных обстоятельствах не молчать – значит разговаривать с людьми по поводу истины.
Для разговоров с Богом нужны другие обстоятельства: когда "ночь темна, пустыня внемлет Богу, и звезда с звездою говорит", заметьте – "пустыня"! Вот и приходится человеку либо говорить, но тогда гносеология вытесняет антропологию, а цивилизация – культуру, либо молчать, тогда антропология становится антропософией, а цивилизация замещается культурой.
У культуры есть, конечно, имманентная ей гносеология. Она состоит в том, чтобы молчать в ответ на вопрос: что есть истина. Но любое молчание – пошлость при любых условиях, когда за ним не следует Голгофа. Обычному человеку хочется избежать подлинной Голгофы. Тогда он выходит в пространство "квази", где говорение и молчание уравниваются, где разговор становится часто оговором, а молчание – умолчанием.
Наследие, оставленное философией, в особенности христианской философией, представляет собой рассказ о духовном опыте человека. Современники философов могли бы отождествлять себя с этим опытом. Мы хотим спросить сегодня: а наш опыт тоже имеет значение? Современная рефлексия по поводу уже написанного философами приводит к странному выводу: выходит, каждый из них и есть Адам. То есть человек – идеал? Но в таком случае человечество прозевало много вторых пришествий! Духовный опыт, описанный антропософией, сводится если не к ответам, то, по крайней мере, к постановкам следующих десяти вопросов:
1. Что движет человеком в мире?
2. Почему движется человек в мире в поисках истины?
3. Как в этом движении преодолеть соблазн объективизма, уничтожающий человека?
4. Как отделить направление уничтожения от направления восстановления?
5. Как избежать уничтожения, когда решаются все проблемы и уж, действительно, некому молчать?
6. Если восстановление, то как, будучи в этом мире, занять позицию выше мира?
7. Как обрести дорогу к тому, кто ставит человека в позицию выше мира?
8. Кто это: Бог или его антипод?
9. Как прийти к Богу, избегая при этом банального ответа Николая Бердяева: делай как я?
10. Как это делать, в таком случае, самостоятельно в наши дни?
Объективное значение, например, опыта Бердяева состоит в открытии того, что человек находится между полюсами: Бог и Бездна. Чтобы электрический мотор работал, ротор надо поместить между полюсами. При этом, между прочим, один вид энергии будет превращаться в другой. Перед человеком открывается возможность перевода трансцендентной энергии в энергию посюстороннюю, только стань между полюсами, осознай свое место в мире четырех пространств и осознай наиболее эффективный путь движения в сторону культуры. Движение, начинающееся в такой позиции – позиции осознания, и переводит энергию трансцендентного в энергию посюстороннюю: энергию смыслов, энергию мифов, энергию слова, энергию духовной жизни. Конечно, это факт мистический для тех, кто не видит единства четырех пространств, кто не видит возможности для себя в любой ситуации избрать направление к культуре. Вся иная логика бессильна и бесполезна. Здесь бессильна и бесполезна даже логика науки, здесь действует логика Образа и образов. Человеку дано не только производить вещь, но и наблюдать постоянную "перевещенность", вещную избыточность мира, мира, в котором тесно не только Духу, но и душе. Больше вещности – меньше духовного пространства. Так что логика пути в культуру – это логика обеднения мира вещей. Надо обеднить мир, только пустыня внемлет Богу. Обеднить мир конечного – значит, не уничтожать вещи, громить машины, как луддиты. Это означает ослабить в себе привязанность к миру вещей, к конечному миру и усилить тягу к миру вечному. Христос показал, что вовсе не обязательно быть ученым и
владеть логикой вещей, научной логикой. Все отмечено Божьим промыслом. Но тогда все очень просто. Зачем духовные искания? Простота сегодня больше, чем святость, претит нынешнему веку: кивая на сложность легко оправдать свое невежество – нет, не все просто. Онтология оптимизма состоит в том, что его надо реально выстрадать, выстрадать собой, своей жизнью. При этом надо сохранить свое "Я", своего внутреннего человека, как призму, сквозь которую можно смотреть на мир, видя его подлинную сложность и весь спектр его составляющих. Сохранять "я", не думая о себе как о великом и единственном, то есть, не выпадая в пространство цивилизации, сложно, но возможно. Эта возможность реализуется, если человек просто живет, а не делает карьеру. Поскольку есть жизнь и жизнь, есть карьера и карьера. –
Есть карьера:
отдых, Ривьера,
другие места.
И есть карьера:
Голгофа, и вера,
и образ
Христа.
Жизнь, как взаимодействие всех четырех пространств, ставит постоянно перед человеком множество проблем. И поэтому возникает нужда научиться решать эти проблемы. Есть учебники: мы по очереди снимаем их с полок и, решая, учимся. Это все так обыденно и привычно. Но рано или поздно обнаруживается странность. Мистически, то есть необъяснимым образом, мы обнаруживаем, что все учебники – один и тот же задачник, и состоит он из одной – единственной задачи, но главной, от которой зависит: вверх или вниз, к человеку или от него. И тогда пробил час, колесо завертелось, дух начинает разматывать ленту своего богатства, геном рождает генотип, начинается беседа – диалог в человеке человека и Бога. ХХ век рождался не в пламени свечей, а в пламени пожаров. Начавшийся ХХI хочет не пожаров, но свечей. В поисках той самой свечи, которая «горела на столе», в поисках первооснов, в поисках Адама возможно найти решение главной проблемы.
Наше исследование – разговор о том, что вертикаль и горизонталь составляют не только координаты жизни каждого