Мы до сих пор, по существу, рассматривали цивилизацию и культуру как абстрактные противоположности. Но мы видим, что, по крайней мере, три субстанции производят их постоянное опосредование. Это, во-первых, человек; это, во-вторых, общество, это, в третьих, Высшая субстанция, для которой мир являет собой целое, единство, доступное во всех деталях только ее пониманию. Однако, несмотря на тварность двух первых, каждая из них имеет самостоятельное (для себя) бытие, и поэтому выступает как основание целостности, понимаемое как опосредованность цивилизации и культуры, и наоборот. Особенностью культуры и квазикультуры, взятых как противоположность, является то, что они опосредствуются цивилизацией. Цивилизация борется со смыслами культуры и, наоборот, придает смыслы квазикультуре. Такое опосредствование модулирует содержание и изменяет, одновременно, самого посредника. В данном случае речь идет об особом посреднике, который всегда присутствует во всех трех пространствах (цивилизации, культуре и квазикультуре). Таким посредником выступает субъект. Он и проживает это взаимодействие, и активно реагирует на него, поскольку обладает свободой. Он может сознательно меняться сам, изменяя своего внутреннего человека, то есть становиться более менее чувствительным, или более менее безучастным ко всему происходящему, а может изменять характер отношений цивилизации и культуры и тем самым влиять на первую и на вторую. Эту особенность мы называем антропологизмом. Традиционно в науке антропологизм противоречит научному знанию, хотя полностью избавиться от него в науке и невозможно. Есть абсолютный предел, за который невозможно перейти в преодолении антропологизма, поскольку абсолютно объективная истина даже в цивилизации очень трудно применима. В культуре тоже присутствует антропологизм, но он совершенно другого качества. Это антропологизм "другого" по отношению "ко мне". Такого антропологизма в культуре "много не бывает" и он, в таком качестве, абсолютно и однозначно противоположен антропологизму в цивилизации. Квазикультура тоже антропологична. Но в ней антропологизм присутствует в виде ощущения другого как части большинства или толпы. Это антропологизм усредненного человека, который озабочен лишь одним: получить удовольствие от культуры, не выпадая из цивилизации. Именно на такую потребу и строится
квазикультура. Антропологизм квазикультуры – это особая форма общежития, которая находится "где-то посредине между Геркулесом и Кретином"[116], составляет большинство, которое не строит ни науки, ни искусства, а лишь потребляет их.
Квазикультура, захватывая из культуры многие ее достижения и реалии, помещает их в цивилизацию и придает этим реалиям совершенно иной смысл. Так, квазикультура тоже создает пространство для творчества. И в этом пространстве человек может производить новые идеи. Однако, как говорил Ролан Быков: "новые идеи в бескультурных головах страшноваты", потому что производство новых идей в квазикультуре не озабочено выбором целей и, главное, средств, с помощью которых эти идеи будут воплощены в жизнь. Потому что в квазикультуре, как мы уже говорили, нет доброты, а есть зависть и "доброе насилие". Тот же Бармалей у Ролана Быкова радостно и однозначно заявлял: "Если я займусь добрыми делами, вы все сдохните от зависти, потому что у меня все станут счастливыми, а кто не станет, того я в бараний рог согну, в порошок сотру, у меня враз все будут плясать и петь". Квазикультура не отягчает себя "другим" как целью. Поэтому-то она легко производит идеи, которые на поверку на практике всегда оказываются антиидеями. Квазикультура на практике оказывается антикультурой.
Если принять ту точку зрения, которая рассматривает прогресс как реальность бытия цивилизации, то мы историю цивилизации будем укладывать в одну прямую – стрелу времени. Каждая точка, каждый узел в такой стреле времени представляет собой неразрешимое в рамках цивилизации противоречие между тем, что должен человек изменять и тем, что должен человек сохранить. Реально человек в поисках путей разрешения такой антиномии общества уходит в культуру, со всеми обременительными с точки зрения цивилизации трудностями, связанными с таким уходом. Технократическое же мышление в таком случае уходит в квазикультуру, не испытывая никаких трудностей. Квазикультура дает решения, в которых реализуется свобода человека, но в сторону уменьшения человека вообще и внутреннего человека, в частности. Так, например, в цивилизации создается структура для борьбы с мафией, и тут
же рядом с ней создаются социальные структуры, которые, по своей сути, также мафиозны и осуществляют лишь видимость борьбы с мафией, якобы борьбу. Такое "якобы" обычно находится в рамках квазикультуры, когда в социуме осуществляются игры в виде ритуала оправдания поведения существующего положения людей, когда все отрицательное, деструктивное в обществе мимикрирует под положительное и конструктивное. Одним из способов реализации свободы человека в такой форме является уход от реальностей цивилизации, от всех ее противоречий в мир "якобы" – в мир кажемостей и видимостей; наиболее простым и доступным способом такого ухода является алкоголь и наркотики. Но это именно "якобы" уход от проблем цивилизации. На самом же деле таким образом, через квазикультуру, цивилизация еще более привязывает человека к себе, она убивает в человеке личность, внутреннего человека и делает абсолютно невозможным переход человека в культурное пространство, где человек только и может обрести личность, в атмосфере которой человек единственно может жить и дышать. Путь в квазикультуру – это путь в ад. Он начинается с приятной тропинки, а заканчивается жесткой колеей, которая ведет к распаду личности и выпрыгнуть из которой, чем дальше – тем труднее. "Если наш дух не устремлен к высшим ценностям, то огонь свободы или затухает, или разгорается адским пламенем", - справедливо писал Левицкий[117].
Квазикультура, как пространство симулякров, оперирует, как правило, знаками и символами, которые замещают реальность. И в этом качестве она оказывается не только весьма удобной для цивилизации, но и весьма притягательной. "Знаки и символы управляют миром – а не знания, и не закон", - говорил Конфуций. Приключения свободы в рамках культуры, цивилизации и квазикультуры – тема большого самостоятельного исследования. Здесь мы касаемся ее только в том отношении, в каком эти три взаимосвязанных пространства влияют на человека. После того, как мы достигаем понимания, что в центре культуры располагается "святыня" как системообразующая и смыслосодержащая конструкция, - только после этого можно понять, что свобода есть именно царство свободы, сфера духовной культуры, в
отличие от понимания свободы как знания природной необходимости. Это дает основание понять диалектику отношения цивилизации и культуры, как она проживается (экзистенцируется!) личностью индивидуальной или соборной (народ, нация). Цивилизация является пространством их жизни. И в этом смысле познание необходимости есть низшая, первая ступень осуществления свободы. Но в этом случае творчество оказывается несвободным, оно выводит человека в квазикультуру со всеми вытекающими отсюда последствиями: жестокость, аморализм, пресмыкательство – "нет заботы бесправнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, перед кем преклониться", – говорил Великий Инквизитор у Достоевского. Если же человек входит в цивилизацию через культуру и она первична для человека, тогда положение оказывается совершенно иным, тогда человек может остаться человеком, несущим в себе образ Божий. Так что в цивилизации есть две двери. Одна – со стороны образования и квазикультуры, а другая – со стороны воспитания и культуры.
Строительство современной цивилизации идет одновременно с двух сторон. Строители приходят из "двух дверей". Современную цивилизацию чаще всего строят со стороны квазикультуры. Похоже, что она строится вообще не христианами, а автономным человеком. Цивилизация и есть в своей основе творение именно автономного человека – индивида. Здесь решающую роль играет квазикультура, поскольку она готовит человека к принятию цивилизации без каких-либо мук совести. Проблема отношения цивилизации и культуры для отдельного человека в человеческом измерении – это проблема истоков – откуда он идет? Именно так ставил эту проблему автор "Повести временных лет". В традиционном западном понимании личность отождествляется с индивидом. В православии – личность соборна, одухотворена и даже одухосотворена. Для западного человека коллектив – просто сумма индивидуальностей, без какой-либо соборности. Вот потому-то культура имеет большее пространство в православных странах, а цивилизация на Западе. Поэтому и строительство культуры, и строительство цивилизации должны исходить из того, что основания культуры генетически разные для Запада и Востока. Когда хотят в России или в Украине построить Запад, то понимание такой цели и ожидание результатов на Западе и Востоке совершенно разные. Хуже,
что и Украина, и Россия часто принимают за свои именно западные ожидания и тогда стремятся строить коллектив из индивидов посредством квазикультуры, за счет отказа от собственной культуры, снижения собственного культурного уровня и слоя. Это удаляет нас от Запада на целый цикл, так как преимущества, имеющиеся у нас в культурном пространстве, утрачиваются.
В квазикультуре красота предстает как факт, а не как истина. Шпенглер сквозной темой рассуждений избирает как раз противостояние мира фактов и мира истин – "двух миров, которые никогда не поймут друг друга". Шпенглер говорит о том, что "кровь или дух, история или природа, политика или религия существуют только через "беспощадное или-или"[118]. В квазикультуре это "или-или" редко персонифицируется. Как правило, оно находится внутри каждого человека и создает трагическое напряжение внутреннего мира человека, которое легче всего снимается опять-таки в квазицивилизации. Конец цивилизации, как его описывал Шпенглер, не есть конец человеческой истории. Он концом предстает только в единстве цивилизации и квазикультуры. Противоречия цивилизации – лишь ухабины на дороге человеческой истории, впрочем, как и ухабины квазикультурного свойства. Каждый человек на телеге собственной жизни проезжал их множество раз. То же – и человечество. Так что всегда остается для человека оптимистическая возможность преодолеть возникающие трудности, в том числе и нравственного толка.
Мы уже говорили, что в пространстве квазикультуры все оборачивается в свою противоположность: добро становится злом, а зло становится добром. Здесь подлинное выступает под личиной. Квазикультура – это карнавал масок. Так, например, долг как нравственная категория в квазикультуре выступает как долг с каким-либо определением: профессиональный долг, врачебный долг, семейный долг и так далее, и так далее. В квазикультуре долг режется на части, и от него остается лишь видимость. Заметим, кстати, что такую способность к оборачиванию ценностей подробно исследовал Макс Вебер применительно к капитализму. Он широко
использует термин "капиталистическая культура", что, по нашему мнению, коррелируется с понятием "квазикультура".
6.2. От человека в никуда
Цивилизация и культура имеют собственную историю самопознания и самоидентификации. Есть язык фарисеев, и есть язык мытарей. Беда в том, что язык фарисеев так же не годится для самопознания культуры, как и язык мытарей. Более того, фарисейство и фарисейская методология культуры дают нам возможность познания только квазикультуры. Да, собственно, только такая методология и составляет ее часть. Квазикультура так же развивается, как и цивилизация. Противоречия, присущие цивилизации, ведут ее, как мы уже говорили, к войнам и собственной гибели. Но, наконец, квазикультура создает способ якобы исключающий насилие, как способ разрешения цивилизационных противоречий. Причем, для того, чтобы избежать насилия, вовсе не надо делать колоссальных нравственных усилий, как того требует вход в культуру. Теперь это можно сделать гораздо проще и приятнее: квазикультура создает интернет. Здесь находит абсолютное воплощение тысячелетняя мечта цивилизационного человека гармонизировать потребности и ресурсы. В пространстве виртуальной реальности, в создании которой участвует сознание, возникает иллюзия изобилия, избыточности. Ввиду этого виртуальная жизнь делает бессмысленным всякое служение, всякую жертвенность. Сергей Хоружий проницательно называет виртуальную реальность таким пространством, в котором человек, теряя свою родовую сущность, не может пережить своей утраты. "Виртуальная реальность – недо – выступившее, недо – рожденное бытие, и одновременно – бытие, не имеющее рода, не достигшее постановки в род"[119]. Культура, став квазикультурой, "перестала быть формой органической деятельности человека, связанной с осмыслением им драматизма его бытия в мире"[120]. Таким образом квазикультура устраняет из жизни человека основной стимул:
жить в пространстве и времени, отключает его даже от витальных потребностей. В ответ на это возникает псевдофилософия, которая обосновывает такое мировоззрение в качестве нормального мировоззрения. Находясь каждый день внутри цивилизации, человек не чувствует необходимости культуры. Он перестает ее замечать, она для него перестает существовать. Из цивилизации в культуру теперь оказывается трудно выйти даже теоретически. Трудности преодолимы совершенно в другом направлении. Если цивилизация доставляет человеку дискомфорт, то вместо выхода в культуру можно заняться тем, что разложить цивилизацию на ее составляющие, заняться, другими словами, деконструкцией цивилизации. Все эти операции сказываются на всех составляющих социума. Происходит, используя удачное выражение Ролана Барта, обращение культуры в природу[121]. Так, философия деконструктивизма оказывается и адекватной требованиям цивилизации и отвечающей логике квазикультуры. Деконструкция, как мировоззрение, оборачивается и против самого человека. Человек расщепляется на составляющие по признакам профессии, принадлежности к клану или национальности. А творения человека расщепляются на тексты, которые, в свою очередь, могут разлагаться вплоть до букв и звуков. Так квазикультура направляет человека по пути, на котором человек теряет самого себя.
Окончательная утрата человеком себя проявляется в квазикультуре через десакрализацию его путем возникновения новых, удобных в употреблении религий, то есть в форме неоязычества. "Секуляризированное язычество вырвалось на поверхность культуры… Современный человек … стремится освободиться от репрессивных механизмов цивилизации и ограничений в традиционной религии, найти альтернативный мир, в котором можно было бы существовать свободно и непротиворечиво. В поисках этого мира он и обращается к трем мифам: оккультному, ориенталистскому и неоязыческому "[122]. Отказываясь от традиционной религии, квазикультура становится агрессивной, она выступает в виде контркультуры. Огромное число новых религий, по существу, представляет собой весьма, на первый взгляд
необременительное и, опять же на первый взгляд, соблазнительное явление. Десакрализованная квазикультура очень удобна. Она легко может выступать и мотивом, и целью человека. Как дьявол – лишь обезьяна Бога, так и квазикультура – только обезьяна культуры, но обезьяна очень привлекательная (резиновая кукла или кукла-Барби): во-первых, она устраивает примитивное сознание, сознание на уровне инстинктов (для вхождения в квазикультуру не надо с т а р а т ь с я быть, можно просто быть); во-вторых, в ней все позволено, нет никаких ограничений, в том числе и морального плана, поэтому она лучше всего соответствует цивилизации (ведь, как правильно писал Б.П. Вышеславцев, "с материей можно обращаться как угодно, с духовными императивами, с заповедями, звучащими свыше – нельзя")[123]; в-третьих, квазикультура дает человеку ощущение гордости за самого себя, она создает соблазн гордыни, поскольку над человеком в квазикультуре никого нет. В лучшем случае можно вести речь об общечеловеческих ценностях. Впрочем, в квазикультуре одна религия есть. Это религия атеизма. Отрицание Бога тут же культуру превращает в квазикультуру с ее логикой, ведущей к уничтожению человека. "…Человек, – проницательно писал князь Д.А.Шаховской, – заболевший лжекультурой, либо умрет, либо в любую апокалиптическую минуту несомненно сбросит с себя всю шкуру человечности, обнажив вид зверя"[124].
Художник, погружаемый в десакральное пространство, использует Бога в качестве средства своего самоутверждения и, вольно или невольно, погружается в мертвую воду квазикультуры. Особенно это становится заметным, если к повороту в сторону идеологии прибегает крупный художник. Чем крупнее художник, тем рельефнее обозначаются узлы его разрыва с культурой в любой ее конфигурации духовности. По нашему мнению, это довольно часто происходило, например, с Т.Г.Шевченко. Не случайно его творчество сегодня воспринимается как символ (именно так – символ, знак, знамя) национального, а не культурного. Написав, –
Як понесе з України
У синє море кров ворожу…
Отоді я і лани, і гори, -
Все покину і полину
До самого Бога молитися. А до того -
Я не знаю Бога, –
поэт задает недвусмысленную собственную, квазикультурную иерархию ценностей. Он ставит условие Богу и главное условие – наличие крови. Мы уже говорили, что в квазикультуре все оборачивается. Точно так же, в квазикультуре оборачивается и пирамида ценностей. Цивилизационное в ней неизменно оказывается выше духовного. Вот и пишет Т.Г.Шевченко:
Я так її, я так люблю
Мою Україну убогу,
Що проклену святого Бога,
За неї душу погублю.
Душа, чуткая к подлинной иерархии ценностей, сопротивляется мертвящему воздействию "мертвой воды" квазикультуры. Впрочем, каждый поэт или художник не без греха. И в творчестве любого из них можно найти вкрапления квазикультурного творчества: то ли в виде идеологии, то ли в виде неоязычества, то ли в виде имморализма. Важно иметь в виду только одно: соприкосновение с квазикультурой, даже в виде малых доз, небезопасно для человека. Квазикультура для внутреннего человека – жало ядовитой змеи. И даже небольшой ее укус может погубить человеческую душу со всем ее накопленным богатством. Впрочем, как известно, Господь милосерден.
6.3. В отсутствии Бога
Августин Блаженный как-то сказал: верь в Бога и делай все, что хочешь. Это очень глубокая и верная мысль. Такая позиция заставляет человека действовать в логике культуры. Действовать в присутствии Бога – значит, действовать в логике любви, в логике Другого как цели. Однако, такая логика неприемлема для цивилизации, и человек нуждается в том, чтобы была опоэтизирована другая логика, чтобы человек был неуязвим для нравственных уколов совести. Молодой Гегель как-то заметил: "Люди, с детства купавшиеся в мертвом море моральных пошлостей, становятся неуязвимыми как Ахиллес, но вся их нравственная сила смывается в этом потоке". В мире человека есть всегда спрос на людей, специальностью которых является создание такого мертвого моря. Это люди, которые специализируются на создании квазикультурных ценностей. Иногда квазикультуру называют демократической культурой. Демократической, в смысле полезной, полезной в базаровском смысле этого слова. Произведения искусства, созданные в таком пространстве, всегда недорогие, легко тиражируются и, по крайней мере, способны к быстрой самоокупаемости. Б.Парамонов в своем парадоксальном стремлении отстаивать демократическую культуру в противовес аристократической, элитарной, берет высказывания Герцена о том, что "Пушкин стоит ста оброков", и развивает его в отрицательном смысле: доказывая, что красивое искусство дорого для общества, оно эксплуатирует общество, и потому недемократично. Такое искусство, по сути своей, не является не демократичным, но не в этом суть дела. Вопрос в другом: предполагается искусство другого как цель или как средство? Если оно предполагает свободу индивидуализма, свободу масскульта, которая ведет в сторону от человека, то мы имеем дело с квазикультурой. Каждый непредвзятый исследователь культуры вынужден констатировать в человеческом пространстве наличие квазикультуры, она неустранима, отношения с ней могут строиться как отношение с объективной реальностью, они могут составлять основу непосредственного или опосредованного воспитания. В отсутствии воды годится и мутная, но лучше бы ее потреблять через фильтр, чтобы не заразиться бациллами нигилизма и эгоизма. А.А. Ахматова как-то заметила: "Стихи – такая вещь – кто раз проглотит
суррогат, навсегда как отравленный…"[125] Но суррогат постоянно производится квазикультурой и выбрасывается на рынок. Так что для человека постоянно возникает проблема различения культуры и квазикультуры. Особые трудности на пути решения этой задачи творятся литераторами и художниками, профессиональной деятельностью которых является создание суррогатов. Реклама и желтая пресса, кинофильмы и романы, главная задача которых есть развлечение, отвлечение человека от проблем бытия, заполоняют пространство культуры. Эти произведения целесообразны. И цели, сообразно которым создаются такие произведения, легко узнаваемы.
Такие произведения преследуют цель дать человеку утешение, идеалы, ситуации и эмоции, которые бы не требовали от человека нравственных усилий. Это искусство в отсутствии Бога, оно извращает иерархию ценностей и, тем самым, иерархию внутреннего мира человека. Так, например, в свое время законодатели испытывали чрезвычайные трудности для того, чтобы разграничить понятие "эротика" и "порнография". Все производители порнографии в свое оправдание начинают приводить в пример античное искусство, искусство голландских мастеров, "Декамерон" и все то, что составляет эротическую линию в искусстве. Между тем, различие здесь есть чрезвычайно четкое, оно проходит через различение иерархии ценностей. Эротика, будучи пусть и периферийным, но полем культуры, строится все по той же формуле: я – средство, а другой цель. В эротике другой не унижается, не становится вещью. В порнографии – другая иерархия ценностей: я цель, а другой – вещь, с которой я могу делать все, что угодно для того, чтобы получить удовольствие. По такому же принципу строится, в сущности, любое произведение в квазикультурном пространстве. Такое произведение может быть очень соблазнительным, очень привлекательным, очень изобретательно сделанным с точки зрения формы, но оно всегда сделано в о т с у т с т в и и Бога. И это главный критерий квазиискусства. И именно поэтому атеизм не различает искусство и квазиискусство.
Он стремится квазиискусство выдавать за подлинное искусство в форме партийного искусства. Производство такого искусства не проходит бесследно для человека,
создающего произведения в отсутствии Бога. Бог-то на самом деле присутствует. И множение квазикультурного пространства заканчивается для художника убийством в себе человека либо в переносном смысле, либо – в прямом, как у Маяковского.
Квазикультура во всех ее проявлениях устремлена к тому, чтобы отвлечь человека от реальных проблем. Но это отвлечение есть, на самом деле, освящение позиции страуса, который прячет свою голову, в данном случае, в песок квазикультуры. Действительность от этого не лишается противоречий. Наоборот, они обостряются. Так что квазикультура действует на человека вместе с цивилизацией в одном направлении, подталкивая его к бездне.
[Вернуться к содержанию]
VII. КВАЗИЦИВИЛИЗАЦИЯ. ЧЕТЫРЕ СОСНЫ, В КОТОРЫХ ЗАБЛУДИЛСЯ ЧЕЛОВЕК
7.1. За синей птицей
Если в пространстве квазикультуры человек находит способ создания душевного комфорта, то душевный комфорт тут же начинает требовать комфортных условий для тела. Наперекор этому поддерживаемый человечеством тысячелетиями непререкаемый авторитет культуры все время заставляет человека критически относиться к пространству цивилизации. И тогда в поисках комфорта человек начинает освобождаться от груза подлинных ценностей культуры в душе, и одновременно нагружать этими ценностями цивилизационные обстоятельства, в которых он существует. В этой работе особенно преуспевает человек, "обработанный" квазикультурой. Лишенный сакральных ориентиров, он начинает уверенно и увлеченно строить совершенно новый, не похожий на все то, что было до того, мир – мир, в котором было бы комфортно жить. Так создается квазицивилизация. Квазицивилизация – это социальные цивилизационные обстоятельства, выстроенные человеком по законам культуры. Квазицивилизация представляет собой общество в его цивилизационной ипостаси, со всеми, присущими ей силовыми полями установок, устремлений и ориентаций, но построенное на культурных принципах. Наиболее ярким воплощением квазицивилизации явился социализм, построенный в отдельно взятой стране. Но квазицивилизация не только социализм, коммунизм или марксизм. Это всегда комфортные условия, за которые человек расплачивается в большей или меньшей мере потерей всего того, что дает ему культура. Владимир Татлин создал летательный аппарат летатлин как произведение искусства, но который обязательно должен полететь. Образно можно сказать, что практика перенесения искусства в цивилизацию и есть практика создания летатлинов, которые красивы и функциональны одновременно. В этом же ряду стоят и попытки строить социализм с гуманистическим лицом, и рыночный социализм, и многое, многое другое. Эта позиция механистического соединения двух разноосновных реальностей, позиция, понятная только в рамках идеологии и политики. Но теоретически такая позиция несостоятельна. Она, к сожалению, утопична. В самом деле, если взять любой
документ эпохи развитого социализма: от решений съезда до выступлений Генерального Секретаря или работ обществоведов по научному коммунизму, политэкономии социализма и посмотреть на них с позиции сегодняшнего дня, то мы с удивлением обнаружим, что они, с человеческой точки зрения, очень привлекательны. Там мы найдем утверждение свободы, равенства и братства, утверждение принципов: государство – это мы, и человек человеку – друг, товарищ и брат, стремления заботиться о благе каждого человека и так далее и тому подобное. В абстрактном виде все эти и многие другие положения ни у кого не вызывают возражений, но примененные к реальной политической практике, то есть погруженные в тело цивилизации в качестве культурных принципов построения цивилизационного пространства, они тут же подпадают под логику цивилизации, а, значит, превращаются в свою противоположность. Так что квазицивилизация в основном представляет собой реальное пространство реализованных утопических возможностей. В ней мы найдем заботу государства о том, чтобы минимизировать разрыв между богатыми и бедными, политические решения в сфере регулирования рождаемости и семейных отношений, попытки построить нравственную экономику, проводить нравственную политику, построить абсолютно правовое государство, развивать нравственную науку и так далее, и так далее. Отдельные элементы такой квазицивилизационной реальности встречаются в цивилизационном пространстве любой страны, любого государства. Так, например, конфуцианство огромное значение придает семье как основе и источнику порядка, гуманности и справедливости. Но стремление перенести логику семейных отношений (ли) на государство оказались, в конце концов, утопичными. Реализованные утопии – ни что иное как квазиреальность. Как правило, они выполняют функции реализованной идеологии, призванной демонстрировать привлекательность цивилизационного пространства и затенять его негативные для человека стороны. Такие утопии или реализованные утопические модели квазицивилизации оказываются очень опасными для человека. Они создают у людей видимость того, что действительно цивилизация самодостаточна и, оставаясь в ее
рамках, можно построить комфортное в социальном и вещностном отношениях общество. Таким образом, квазицивилизация ориентирует человека на утопические, нереальные цели и средства. Реализуя их, человек расходует массу энергии и сил, но благие цели, как правило, в конце реализации приводят к плачевным результатам. Энергия и ресурсы общества и человека оказываются потраченными впустую, что еще более обостряет главное противоречие цивилизации. Попытки Бентама, Адама Смита и других обосновать возможность построить нравственную экономику представляют собой такие идеи, которыми увлекаются очень многие люди. Более того, в неудачах на пути построения нравственной экономики, как и нравственной политики, они винят только себя и всеми силами стараются реализовать эти идеи. Но в результате человек теряет способность видеть подлинное основание рыночной экономики. А ведь еще Адам Смит предупреждал: "Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем получить мы свой обед, а от соблюдения ими собственных интересов. Мы обращаемся не к гуманности, а к их эгоизму и никогда не говорим о наших нуждах, а лишь – об их выгодах"[126]. Квазицивилизация не обходится без всего того, что есть и в цивилизации и в культуре. Но, перенося культуру в цивилизацию, она убирает из нее главное, что составляет сущность культурного пространства, - духовность. На мальтийских медных монетах писали: "Non aes sed fides" ("не медь, а вера"). Когда древние говорили, что боги есть существа, которые приносят нам пользу и, в качестве таких, ими являются золотые и серебрянные монеты, они указывали путь, по которому соединение культуры и цивилизации давало квазицивилизацию. Между прочим, квазицивилизация, реально возникнув в качестве особой реальности человеческого бытия, тут же изменяет и цивилизационную основу существования человека. Так квазицивилизация от попыток облагородить обмен приходит к созданию квазиобмена, от попыток облагородить рынок приходит к квазирынку и так далее, и так далее, что, в свою очередь, обостряет все противоречия цивилизации,