В. Брайсленд «Дочь творца стекла» («Хроники Кассафорте» - 1)
Перевод: Kuromiya Ren
КНИГА ПЕРВАЯ
Каза Диветри
1
Из всех необычных традиций южных берегов, пожалуй, милее всего оказаться в городе Кассафорте, где по ночам гудят в рожки в традиции, что не нарушалась веками.
— Целестина дю Барбарей «Традиции и причуды Лазурного берега: справочник для путника»
Закат на балконе дома ее семьи был любимым для Рисы Диветри. За мостом Муро на западе солнце задело горизонт, и каналы города сияли. Вода и свет мерцали рябью до места, где Риса сидела на широких каменных перилах балкона, и ей казалось, что солнце протягивало к ней длинные пальцы. Она подумала, что расплавленное стекло было таким же раскаленным и красным, когда его доставали из печи.
Если бы кто-то заглянул в ее душу в ту ночь – ее последнюю в семье Диветри – он увидел бы, как сильно и она пылала?
В сумерках перила из известняка были теплыми и удобными, и она сидела на них. Внизу тянулись ветки кривого и старого оливкового дерева. Если Риса качала ногами, листья щекотали ей пятки. Далеко внизу корни дерева обвивали камни, склон спускался к каналу, и там гондольер пел медленную и красивую песню, проплывая мимо. За одинокой фигурой лежала площадь Диветри, а потом бежевые здания Кассафорте.
Рядом с ней стоял и прислонялся к перилам отец Рисы, он поймал мелодию гондольера и сам ее напевал, разглядывая город. Ее мать сидела неподалеку, задумавшись, на скамье на красно-черной плитке. Джулия Диветри, казалось, всегда улыбалась. Ее длинные темные волосы были заплетены с шелковым шнурком, ниспадали на ее плечо и платье косой. В руках она держала мольберт и кусочек красного мела. Ее пальцы плясали над бумагой.
|
|
- Кровь Буночио, - сказал отец Рисы, кивнув на рисунок матери. Он подмигнул Рисе. – Огненная и творческая!
- Ты женился на мне за мою смелую кровь, Эро, - ответила весело ее мать. Она продолжала делать набросок, изображая то, что потом нанесет на свои знаменитые окна. – Мне бы ее больше. Никогда не могу правильно изобразить купол замка, - она протянула рисунок. Ее идеальные линии набросали круглую крышу тронного зала замка. Еще несколько запечатлели две луны над ней, размещенные в идентичных созвездиях.
- Твоего таланта и огня хватит на нас двоих, любимая, - сказал он. – Я понял в первый день, когда увидел тебя, когда ты выглянула из окна и окликнула меня!
- В тот день я ощущала себя смелой.
- Ты была очаровательна, дорогая.
- Я знала, что увидела хорошего человека, - губы матери Рисы изогнулись, она вернулась к рисунку. – Даже если он оказался просто незнакомцем, проходящим по улице, - от знакомой истории Риса улыбнулась, она была рада услышать это в последний раз.
Каким бы ни было время года или время дня, город всегда притихал, когда близился ритуал. В некоторые ночи она точно видела, как музыкант короля занимал место на вершине купола замка, но ее отец говорил, что это ей казалось. Купол был самой высокой точкой города, но замок был далеко, чтобы она заметила такое.
- Риса? – улицы притихли в предвкушении, ее отец протянул руку. – Ты не против?
Она просияла от приглашения, хотя не доверяла языку. Она старалась запомнить последний вечер идеальным. Опыт показывал, что ее раскрытый рот все только портил.
Сухой жар плиток под ногами согревал и ее сердце. Она любила это тихое время дня больше всего. Эро рядом с ней развязывал шнурки на знамени Кассафорте. Он передал ей веревки, и они вместе опустили знамя на землю, делая это одновременно в ночном ритуале с семьей Портелло на востоке и семьей Катарре на западе. Риса поймала ткань, свернула лилово-коричневый шелк и уложила в шкатулку. Она с уважением опустилась на колени и вернула знамя на место под пьедесталом, на котором лежал рожок Диветри.
|
|
Это была ее последняя ночь, и она волновалась. Последняя ночь, когда она помогала отцу с ежедневным ритуалом верности. Вместо печали она ощущала только радость. От этого ей хотелось прыгать и петь. Завтра вечером она будет в новом доме, и она услышит рожки в другой части города.
Она уже не будет просто ребенком Эро и Джулии, как было с тех пор, как ее назвали дочерью лун. Она уже не будет ребенком, ее примут в одну из инсул и начнут учить всякому. Важному. И она станет жить, как ее старший брат и сестры, а не просто ждать начала.
Она только спустилась на ноги, как удар сзади заставил ее пошатнуться. Она отлетела к отцу, уловила смех во дворе.
- Петро! – завизжала она. – Ты – маньяк!
Дикое веселье подняло ее на ноги. Со смехом она побежала за младшим братом кругами по верхнему двору. У нее оставалась только эта ночь для игры с ним. Это мог быть последний шанс.
- Еще раз меня тронешь, и я раздену тебя и брошу к канюкам канала, чтобы они порвали тебя на кусочки! – ее брат вскрикнул, изображая страх.
Джулия рассмеялась.
- Она пошла в тебя, милый. Диветри, знающие свою миссию, опасное зрелище.
|
|
Эро подмигнул жене и заявил:
- И так наша маленькая леди стала снова львенком, которого мы знаем и любим.
Отец звал ее львенком так часто, что Риса носила этот титул с гордостью. Люди часто отмечали сходство между Эро и его дочерью. Ее длинные каштановые, как у него, волосы казались почти медными на солнце. И пока Джулия выражала гнев тихо, опасным тоном голоса и сверкающими глазами, отец и дочь кричали эмоции до неба.
- Вернись сюда, слизняк! – кричала она Петро.
- Ни за что! – упрямо заявил он.
Они гонялись друг за другом во дворе. Петро врезался головой в Маттио, главного мастера в мастерской Эро, когда мужчина выходил в прохладный воздух вечера.
- Дети! – воскликнул Маттио, удивленно смеясь.
- Простите, - Риса обогнула крупного мужчину, чтобы схватить брата. Петро побежал за юбки их горничной, Фиты, но старушка не заметила, негромко ругала одну из служанок за то, что пришла на ритуал в грязном фартуке.
- Ах-ах, тише, - возмутился мужчина средних лет за Маттио. Его нос был кривым от старого перелома. – Это серьезная часть дня, - дядя Фредо, как всегда, изображал, как ему надоело их поведение.
- Точно, - согласилась горничная. Она повернулась к служанке с красным лицом. – Немедленно переоденься во что-нибудь чистое.
- Прости, дядя, - Петро замедлился. – Прости, Фита.
- Ага! – радостно завопила Риса. Она схватила его за воротник. Возмущенный вопль Петро оборвался, она потащила его к себе. – Я тебя поймала, мелкая мозоль на пятке нищего!
- Казаррина, - взмолился дядя Фредо с недовольством, обращаясь к Рисе по ее титулу. Его ладонь устремилась к ее плечу, но она смогла отпрянуть от его руки, и он не успел ущипнуть ее. – Казаррина! Прошу! Мои нервы…! – он вытащил из кармана плаща маленькую серебряную коробочку tabbaco da fiuto, которой он успокаивал себя. Из-за этой бежевой пасты приближение их кузена всегда ощущалось заранее запахом листьев табака, чеснока и соснового масла.
- Дорогие мои, - сказала Джулия со скамьи, - почти пришло время. Дайте нервам кузена отдохнуть. Сможете накричаться позже.
Брат и сестра переглянулись. Нервы дяди Фредо были его любимой темой для разговора. Они подавили веселье и посмотрели на землю, стараясь выглядеть серьезно.
- Прости, дядя, - сказали они хором. Фредо кивнул и кончиком мизинца нанес tabbaco da fiuto на десны. Он взбодрился, поправил широкий воротник, а они побежали мимо него к дальнему концу балкона.
- У тебя что-то в руке, - сказала Риса, еще хихикая от напыщенности Фредо. – Дай мне.
- Ты про это? – Петро вытащил мячик из сшитой и набитой шкуры свиньи из кармана. – Лови! – крикнул он. Он явно хотел бросить мячиком в сестру, но Риса схватила его за воротник и развернула, и мячик описал высокую дугу в воздухе и рухнул с неприятным стуком на створку из свинцового стекла. Джулия нахмурилась, но чары выдержали, стекло не разбилось. Другое окно разбилось бы от такого удара, но стекло Диветри было защищено благословениями, и оно могло выстоять даже в жуткие штормы Лазурного моря.
- Не это, - тише сказала Риса, пытаясь поймать левый кулак Петро, который все время был сжат. – В другой руке.
- Там письмо, - дразнил Петро. – Личное письмо для тебя… от сама знаешь кого.
- От кого?
- Ты знаешь, - сказал Петро и посмотрел на ремесленников у порога. Она проследила за его взглядом. Эмиль, самый младший в мастерской ее отца, стоял за Маттио и Фредо, уткнувшись носом в книгу. – Он лю-ю-ю-юбит тебя. Он хочет ухаживать за тобой.
Риса напряглась, хотелось и кричать от ужаса, и хохотать.
- Нет! – прошипела она. Эмиль был неплохим, как ремесленник, но его любовью были книги в кожаных переплетах.
- Простите, - Петро сделал голос выше, изобразил, как перебросил волосы через плечо. – Я – Риса Диветри, казаррина. Мой муж должен быть только из Тридцати и Семи.
- Я не такая! – Риса выхватила сложенную бумагу из кулака младшего брата. – Так! – она развернула листок. Хоть ее брат пытался скрыть свой почерк завитками, подражая старшим, его авторство было заметно по кляксам и прилипшим к чернилам кусочкам пера.
Милая,
Когда я думаю о тебе, я могу
от глубины своих чувств умереть.
Я люблю твои глаза, твои брови,
Как дуги лун,
И улыбку, озаряющую твои губы,
Когда я вхожу. Красивой
Такой, как богиня, неужели быть можно?
Выйди за меня, дай мне шанс!
— Ты знаешь, кто
Риса скользила взглядом по письму. Для всех, кроме нее и брата, письмо могло показаться безобидным, но она не доверяла Петро. Она искала в послании скрытый смысл. А потом с возмущенным воплем, не щадя нервы дяди Фредо, она закричала:
- Утиный нос? Ты назвал меня утиным носом, щенок?
Петро хохотал. Риса не успела задушить его, он побежал к родителям, успел оторваться и сделать колесо по пути.
- У кого-то будет сломанный нос! – крикнула Риса. Она не злилась, конечно. Ей просто нравился шум из ее легких. И было приятно видеть, как Фредо тут же зажал руками уши.
- Тише, - умолял он, когда она прошла мимо. – Мои нервы… Казарра, прошу, - обратился он к Джулии.
- Риса, что за глупости? – сказала ее мама, когда Риса подошла. Она протянула руку за бумагой, разгладила ее на мольберте, сжимая руку Рисы. – Твой дядя – чувствительный человек… - Риса знала, что ее мама не верила в нервы Фредо, как и все в семье. Джулия всегда была вежливой с Фредо, даже в сложных ситуациях.
- Этот гад, он же – твой сын, назвал меня утиным носом, - Риса указала на письмо.
- Но в письме одни комплименты, хотя с почерком беда, - сказала Джулия. – Где он зовет тебя утиным носом?
Риса провела пальцем по правой стороне письма, указывая на последние буквы:
у т и н ы й но с
- Это наш тайный код, - сказала она. – Видишь?
Ее мать приподняла бровь. Риса видела, что она старалась не смеяться, ведь от этого стал бы жаловаться Фредо. Хоть он не мог подслушать их на таком расстоянии, он следил за ними.
- Очень умно, - сказала Джулия. – Гениально. Но разве ты не взрослая для этой глупости? – Риса чуть склонила голову. Она хотела сохранить вечер идеальным. – Будь вежливее с кузеном отца и его… нервами. Если не убьешь брата до конца ритуала, я буду благодарна, - она свернула записку и сунула под свой рисунок, чтобы ее дети не забрали.
Насыщенный звук рожка донесся из замка. Казалось, он мерцал в воздухе, прогоняя последние вечерние звуки Кассафорте. Топот копыт осла по брусчатке, крики гондольеров в канале, дружеский гул людей притих от этой мелодии. Игривость Рисы утихла. Ритуал верности начался, нужно было думать о себе, как о серьезных гражданах, а не детях.
Каждая каза принадлежала к семи великим семья Кассафорте, построенного на островах вокруг берега города. Мосты и каналы соединяли их с континентом, и было сложно понять, где начинались семь каз, и где заканчивалась столица. Казы были отдельно от Кассафорте, но при этом они были едины.
Из дальней казы на востоке, ее не было видно, донесся серебряный ответ старейшей семьи из Семи.
- Каза Кассамаги, - выдохнула Риса, очарованная звуком, как было каждый вечер. Она невольно взяла брата за руку. Если воля двух богов разлучит их с Петро на церемонии завтра, то стоило в последний вечер побыть вместе за годы впереди.
Каза Портелло на востоке от их острова, была второй по старшинству в Кассафорте. Рожок Кассамаги пронесся по темнеющему небу, красно-белый шелк Портелло поднялся по флагштоку. Кассамаги были известны исследованиями чар, Портелло были известны архитектурой. Стены их поднимались высоко и гордо, укрепленные чарами мосты и шпили соперничали в изяществе с королевским замком Кассафорте. Когда краски добрались до вершины флагштока, ответный тенор рожка полился с вершин Портелло.
Эро начал тянуть за веревку, чтобы поднять сине-зеленое знамя Диветри в небо. Он улыбнулся, как всегда, при виде красок семьи в сумерках, от звука хлопающего от морского ветра шелка. Два шага мускулистых ног, и он прошел к пьедесталу. Он снял куполообразную крышку, бирюзовую от патины, и опустил ее на землю. Медный рог лежал на лиловой подушке. Как охотничий рожок, он был изогнут и после трех витков расширялся как колокол.
Эро схватил инструмент и направил к небесам. Он повернулся к замку короля Алессандро, и Риса смотрела с восторгом, как он глубоко вдохнул. Выпятив грудь и расставив ноги, Эро подул в рог Диветри.
Хоть она слышала этот бархатный звук каждый вечер своей жизни, его красота и сила всегда потрясали ее. Нота становилась выше, будто направляла невидимую нить, мерцающую, связывающую обитателей Каза Диветри. Нить обвила их всех, полетела к замку, над городом и зданиями. Риса почти ощущала эту нить. Она впервые задумалась, ощущали ли это другие. Другие не были так очарованы. Почему она так сильно ощущала это?
Бархатный звук утих, хотя все не двигались еще миг. Древний ритуал верности был завершен. Еще до ночи Каза Диветри простоит.
Они слушали рожки от Катарре и Буночио, книгоделов и художников, а потом от Пиратимаре и Диоро, кораблестроителей и мастеров оружия. Семь каз, объединенных ночным ритуалом со священными реликвиями и символами короля – Оливковой короной и Скипетром с шипами.
Все услышали о верности каз, и со стороны замка донеслась последняя нота. Она задержалась и растаяла в закате.
Миг прошел, все расслабились. Ремесленники стали выходить. Последним, конечно, ушел дядя Фредо, который задержался с молитвами богу Муро и его сестре, богине Лене. Но две луны на ночном небе, казалось, заметили его слова.
Когда семья осталась одна, Джулия провела ладонью по волосам сына.
- Младшие так быстро выросли, - вздохнула она. Риса не была с ней согласна. Она хотела вырасти быстрее.
- Я не вырос, - возразил Петро. – Мне всего одиннадцать. Вот в следующем году!
Эро рассмеялся.
- Ты достаточно взрослый, мальчик мой. Достаточно. Тебе понравился последний вечер? Да?
- Папа, - Петро вдруг зазвучал испуганно. Он был еще юным, как думала Риса. Может, он только сейчас понял, что его завтра заберут из казы жить с Кающимися или с Детьми, в зависимости от того, чье благословление он получит. – Что будет, если ты заболеешь послезавтра? Кто протрубит в наш рожок на закате?
Риса напала на него сзади и защекотала. Петро запищал. Серьезность ритуала прошла, и она снова была игривой.
- Никто! – зарычала она. – Никто не протрубит в рог, не поднимет знамя, и демоны поглотят казу, и она уже не будет нашей!
Они с братом рассмеялись, отец покачал головой. Его кудри сияли в свете жаровни, огонь озарял знамя семьи каждую ночь.
- Это не произойдет, Петро. Ты хорошо знаешь, что Ромельдо прибудет из инсулы и займет мое место, пока мне не станет лучше. Он старший, наследник казы. Помнишь, у меня была болезнь, когда ты был младше? Он прибыл.
- А если Ромельдо заболеет?
- Боишься, что мы развалимся, когда ты завтра уедешь?
Петро замешкался.
- Нет. Ну, наверное.
- Когда подрастешь, - сказал Эро, опустился перед сыном и поймал его нос пальцами, - ты сможешь исполнять ритуал и оберегать нашу казу.
- Я старше Петро! – возмутилась не впервые Риса. – Я могу исполнять ритуал!
Не глядя на жену, Эро ответил то, что Риса и так знала:
- Защита казы – не долг женщин.
- Ну-ну, Эро, - нежный голос Джулии контрастировал с его упрямым тоном. Это был их давний спор. – Ты знаешь, как моя родственница Дана поднимает флаги как казарра Буночио. Казарра Буночио всегда так делала. С основания дома. В прошлом Кассамаги…
Эро поднял руку.
- В Каза Диветри ритуал верности – долг казарро. Так всегда было и будет, - он встал и подмигнул дочери. – Женщины хороши в другом, да? Очаровывать мужские сердца, например. Ты научишься.
Он широко улыбнулся жене, та покачала головой и улыбнулась в ответ.
- Ох, ты старомодный бык, - парировала она. Все еще говоря, они пошли к двери дома.
Риса смотрела на них, упрямство плясало в сердце.
- Я могу больше, чем очаровывать мужские сердца, - заявила она то, что не могла сказать при отце. – И я докажу это послезавтра.
- Ты и лягушку не очаруешь своим утиным носом! – закричал Петро. Она не успела его поймать, он убежал за их родителями, хохоча.
2
Нам неприятно сообщать, господин, что мы не смогли повторить чары варварского города Кассафорте.
Женатая пара, потягивающая вино из кубков, останется верной до конца дней, а те, кто читает из одной из волшебных книг – хотя зачем такое хотеть, не ясно – сохраняют знания навсегда.
Даже их символы монархии, Оливковая корона и Скипетр с шипами, зачарованы так, что только истинный наследник может трогать их без последствий. Сир, народ Кассафорте – дьяволы в облике людей.
— шпион Густоф Вернер в письме барону Фридриху ван Вистелу
- Как думаешь, кто тебя благословит, Дети или Кающиеся? – спросил Петро. Они лежали на полу комнаты Рисы, смотрели на ночное небо.
- Бог или богиня даруют благословение при Осмотре, глупый, - сказала она, не задумываясь. Каждые шесть лет при соединении двух лун и созвездий-близнецов каждый ребенок Семи и Тридцати от одиннадцати до шестнадцати лет проходил Ритуал Осмотра. Там их избирала богиня луны, чтобы они учились в инсуле Кающихся Лены, или ее брат, лунный бог, чтобы они учились в инсуле Детей Муро.
- Ты знаешь, о чем я! В какой инсуле я окажусь? – вопрос Петро крутился в ее голове днями. Различия между инсулами, насколько она знала, были минимальными. Важно было, что ее жизнь станет новой и открытой. – Мама и папа учились у Кающихся, - продолжил Петро. – Нас тоже благословят они.
- Ромельдо и Веста – тоже их дети, и их обоих выбрал бог, - отметила Риса. Ее старший брат и младшая из двух старших сестер были прилежными в учебе, это качество выбирали Дети Муро. Их старшая сестра Мира последовала по стопам родителей, ее выбрали в инсулу Кающихся Лены, где она теперь была мастером-стеклодувом в мастерской. Многие яркие новые краски в стекле, которое каза использовала в работе, были открытиями Миры.
Петро взял с тарелки угощений между ними крекер в свежем меде.
- Я буду скучать по блюдам Фиты.
- Я буду скучать по маме и папе.
- Я буду скучать по своей комнате.
- Я буду скучать по своей студии, - Риса подумала о своем кабинете рядом с мастерской отца, далеко от печей и работников с расплавленным стеклом. – В инсуле у меня не будет личного кабинета, пока я не стану мастером.
- Ты будешь скучать по Эмилю, - пошутил Петро, слизывая мед с пальцев. Он потянулся за еще одним крекером Фиты.
- Нет, - Риса взмахнула ногами. – Думаю, тебя выберут Кающиеся, - сказала она, - бросив финик, набитый орехами, в рот. – Да?
Петро ответил после долгой паузы:
- Если так, то, надеюсь, и тебя тоже.
- О, Петро, - Риса вдруг ощутила прилив тепла к брату. Ему было всего одиннадцать. Хоть они часто играли и шутили как равные, она знала, что пять лет между ними делали ее взрослой в его глазах. – И я надеюсь. Просто помни, у тебя есть семья в обеих инсулах. Ромельдо, Мира и Веста тоже тебя любят.
- Но я их почти не знаю, - сказал Петро слабым голоском. – Они уехали, когда я был маленьким. Ты всегда была тут, - он потянулся к тарелке.
- Хватит тебе меда, - она отодвинула угощения. – Или ты не уснешь.
- Думаю, и тебя выберут в Кающиеся. Ты творческая, - он указал на шкаф, где Риса хранила лучшие свои работы. В шкафу раньше была мозаика детей Диветри, созданная в ранние годы обучения ремеслу со стеклом, но потом ее заменили красивые круглые миски, которые Риса создала в печах Диветри. В отличие от других предметов в мастерской ее отца, ее миски не выдувались из горячего стекла. И их не собирали по кусочку с цементом или свинцом, удерживающим их вместе, этой техникой была знаменита ее мать. Они отличались от всего, что создавала семья Диветри веками. У некоторых были геометрические узоры, простые и яркие, другие были со сложными цветками. Кусочки стекла были соединены вместе, а потом расплавлены в печи. Это были ее творения, и Риса гордилась этим.
Она улыбнулась брату.
- Думаешь, я творческая? – он кивнул, и она крепко обняла его.
- Тебе нужно только научиться чарам хранения, и ты будешь младшим ремесленником. Мне учиться куда дольше, - сказал он.
- Я хочу изучить не только чары хранения, - сказала Риса, волнение снова поднималось в ней. – И не только чары защиты.
- Но это навыки, которым учат стеклодувов в инсулах, - Петро зевнул. – Миски и кубки с чарами хранения. Окна с чарами защиты. Даже я это знаю, - окна изначально были для защиты людей от стихий, и творения Джулии из стекла и свинца были укреплены чарами из инсулы, которые защищали от внешнего вреда. Ни одно окно Диветри не было разбито с его создания, ни молотком, ни стрелой, ни мячиком Петро.
- Да, ты прав, - признала Риса. – Но это так скучно! Я не могу поверить, что в предметах может быть только один вид чар.
- Чары работают только на изначальном предназначении предмета. Так папа говорит.
Риса чуть разозлилась, что не могла объяснить, что имела в виду.
- Книги Катарре зачарованы помогать с изучением, это естественно для книги, но если я использую книгу для, о, не знаю…
- Чтобы ударить меня по голове! Это было бы оружие, и тебе пришлось бы зачаровывать ее на атаку, - предложил Петро.
- Ты такой глупый! – она защекотала его, пока он не завизжал от смеха.
Они лежали бок о бок, пока их дыхание не успокоилось.
- Риса? – тихо сказал Петро. – Я боюсь.
- Надеюсь, нас выберут вместе Кающиеся. Тогда я буду приглядывать за тобой, обещаю, - прошептала она ему на ухо. Она получила его крепкие и липкие объятия. – А теперь в кровать. Лена нас не благословит, если ты уснешь на ногах! – они вместе встали с пола и стряхнули с одежды крошки.
- Это последняя ночь сна тут, - сказал Петро и ушел к себе.
Риса уже это знала. Хоть она любила казу и всех в ее стенах, она хотела начать новую настоящую жизнь. Ладони дрожали, она открыла двери балкона и выглянула.
Запах ночного жасмина, цветущего на другом берегу западного канала, заполнил ее легкие. Она повернула ключ, потушила лампу на стене и заметила свое отражение в одной из ее мисок. Она последний раз видела себя в удобной одежде. Завтра ночью она будет в форме посвященной инсулы.
Послезавтра все будет другим.
3
Странный народ в этом Кассафорте - крестьяне и торговцы, которые без всякой видимой причины взяли на себя обязанности аристократии, не теряя при этом ни одного из атрибутов своего менее чем скромного начала.
— виконт Уильям Деван, «Путешествия за Лазурный канал»
От зевка голова Рисы чуть не треснула. Она не удивилась бы, если бы кто-то бросишь ей в рот фисташки, пытаясь расколоть их (дети делали так со щелкунчиками на ярмарках в этот день).
- Который час? – спросила она, Фита вела ее по лестнице у их дома.
- Пять часов, - горничная была мрачной в такое время, Риса заметила это.
- Утра?
- Слуги на кухне просыпаются и работают раньше, - сообщила Фита, ткнув ее в спину.
Риса едва видела ступеньки. Горничная вытащила ее из кровати бесцеремонно, никаких сладких булочек, горячего молока с добавлением кофе. Она не успела даже умыться, расчесать волосы или быстро использовать ночной горшок.
- Я же не служанка на кухне.
Она снова произнесла не то.
- Вот и настал день, когда казаррина сказала мне в лицо, что она лучше меня! – возмутилась Фита, поправляя ночную рубашку Рисы, пока они спускались.
- Это не то…! Не важно, - Риса решила, что на споры требовалось много сил. От одного ощущения босых ног на камне она понемногу просыпалась. Хотя небо рано утром было еще цвета кобальта, Риса видела, что несколько рабочих мастерской несли вязанки хвороста для печей. Дым из труб поднимался к небу. Луны ночью были близко, а теперь разлучились и опускались к горизонту, пропадали за каналами и Лазурным морем.
Служанки на кухне, может, уже и работали, но птицы еще спали. Птицы были умнее.
- Ты права. Прости, - пробормотала Риса. – Я не лучше служанки на кухне.
- Еще бы! – согласилась Фита, вдруг схватила Рису за руку и оттащила от ступенек, ведущих к нижнему мосту. – У тебя волосы разлетаются во все стороны, и ты выглядишь как девка с кухни!
- Ты не дала мне причесаться! – Риса подавила желание спорить. Она попробовала другой подход. – Куда мы идем?
- Казарро и казаррина тебя вызвали.
- Для чего?
- Я не знаю дела казарро и казаррины, - Фита поджала губы. – Но я думаю, это связано с благословлением короля.
- Короля! – Риса была потрясена. Король Алессандро был болен дольше, чем она помнила. Когда ее брат и сестры были выбраны в инсулы шесть лет назад, и за шесть лет до этого, они получили благословление короля перед церемонией. Диветри думали, что из-за болезни короля он не прибудет для Рисы и Петро.
Она увидела, куда Фита вела ее. Они забрались на вершину старой каменной лестницы, ведущей из конца нижнего моста к низшей точке Каза Диветри – деревянному причалу, выпирающему в море. Туда торговцы доставляли товары для мастерских и жизни. Ее родители были уже там, ходили по широкому причалу.
- Риса, милая, я сто раз говорила тебе не бегать по этой лестнице, - крикнула ее мама раньше, чем ноги Рисы оказались на дереве. – Ты разобьешь голову.
- И ничего не потеряет, - Петро стоял, обвив руками Джулию, прижав голову к бархатному платью матери. Он не говорил со злостью, он выглядел сонным сильнее Рисы. Все казались утомленными в такой ранний час. Хоть Джулия выглядела красиво в желто-бордовом платье, Риса узнала в этом наряде платье, которое она носила утром, мягкое и удобное, она редко покидала в нем спальню. Петро пытался переодеться в штаны и рубашку, но в результате рубашка осталась не заправленной и свисала почти до его колен.
- Нет сил, чтобы пнуть тебя, - сказала Риса брату, тоже обняла маму, скорее для физической поддержки, чем от эмоций. – Фита сказала, король прибудет.
- Не король. Принц.
- Принц Берто? – Риса открыла глаза. Утренний туман еще висел над морем. – Правда? Так у нас будет королевское благословление?
- Это было неожиданно для нас, - сказала ее мама. Судя по ее тону, Риса поняла, что и Джулии было неудобно прийти сюда так рано.
- Глупая женщина! – Эро привык рано вставать. Он был в рабочей форме – простая рубаха, тяжелые ботинки, плотные штаны и серый фартук, завязанный на много узлов. – Жаловаться из-за визита королевской семьи! Разве ты не хочешь, чтобы твои дети начали учиться в инсулах, где их ждет процветание и удача, посланная богами? – Джулия хмуро посмотрела на него вместо ответа. – Я знаю, тебе не нравится принц Берто…
- Мне не нравится, - Джулия гладила волосы Петро, - что он скрывает ото всех состояние его отца. Буночио всегда были близки с Алессандро.
Сонная Риса не заметила, что Фредо пришел к причалу со всеми. В отличие от остальных, он был в лучшем наряде, словно он спал в сияющих туфлях и расшитом плаще, бант на воротнике был аккуратно завязан. Он стоял в стороне, смотрел на восток, где небо светлело.
- Кузен! Думаю, я вижу барку, - сообщил Фредо. Эро прошел по палубе и пригляделся.
Джулия все еще была встревожена.
- Ой-ой, - она оставила Петро стоять самого, попыталась пригладить его волосы. Заметив какое-то пятно, она вытащила платок из кармана, облизнула его и стала вытирать его лицо. Петро терпел, прикрыв глаза.
Джулия повернулась с платком к дочери, Риса топнула ногой.
- Нет, спасибо! – она попятилась, подняв руки. – Я все сама сделаю.
- Так делай, - сказала ее мама.
- Это не поможет, - буркнула Фита, добравшись до них.
Риса уловила укор. Она провела ладонями волосам, попыталась собрать их аккуратно сзади. Ее ночная рубашка сойдет, хоть она не была в кружевах или такой хорошей, как ее нарядные платья, она была простой и аккуратной, покрывала ее от шеи до ступней. Может, она скроется за Петро. Идея показалась хорошей для ее сонной головы, и она подошла к семье на краю причала.