Фредо не ошибся. Хоть она не видела в темноте, барка из замка приближалась очень быстро. Она была длиной в десять или двенадцать гондол. В отличие от обычной барки, эта была позолочена, изгибалась над водой. Толстый амур украшал нос. Утро еще только начиналось, а он сиял. Задняя часть судна была с крышей, выкрашенной в лилово-коричневые цвета города. Знамя развевалось с золотого флагштока сверху. Барка короля не управлялась одним гребцом, а быстро двигалась из-за работы двенадцати гребцов, скрытых внизу, по шесть с каждой стороны, весла двигались в унисон.
Вид поражал, и семья ждала в тишине, пока корабль приблизится. Гребцы изменили движения весел без запинки, словно механическая игрушка. Барка замедлилась, стала поворачиваться против часовой стрелки, пока не оказалась параллельно причалу. Риса была зачарована плавным движением, но Петро стало скучно. Он громко зевнул.
- Уважай короля и страну, мальчик! – голос Фредо был едким, он ущипнул его за пояс.
Риса нахмурилась, ее брат завизжал и наступил случайно ей на пальцы ног.
- Больно! – пожаловался Петро.
- Это только принц, - прорычала Риса на Фредо, опустила ладони на плечи Петро. Джулия тоже попыталась успокоить сына.
- Принц будет королем, когда его отца заберут Брат и Сестра.
Риса знала, что задела дядю. Но у нее был ответ.
- Пока король не назовет его наследником. До этого он просто принц.
- Нет просто у королевичей, - ответил Фредо. – Любая семья одной крови получает то же уважение, что и ее глава.
Риса смотрела на него недовольно, гадала, говорил он о принце или своем месте в казе.
- Щипайте кого-то своего размера, - предупредила она, - но не Петро. Хватит.
Они смотрели друг на друга, яростные и упрямые.
- Казарра, - он потянулся за коробочкой в кармане. – Мои нервы…
- Меня сейчас беспокоят мои нервы, Фредо, - сказала Джулия, отодвинула Петро от него, гладя его шею. Она недовольно скривила губы в сторону Эро, потому что он не участвовал в ссорах с его кузеном.
Может, он отвлекся на барку. Два стража привязали корабль к причалу, еще двое разместили трап из бронзы, создав мост между судном и причалом. Поверхность барки была вырезана узорами, но Риса была ошеломлена ее близостью и не разглядывала детали. А потом один из стражей замка в красной форме с длинным плащом прошел вперед, кашлянул и заявил:
- Принц Берто, сын Алессандро, просит аудиенции с семьей Диветри из Семи в этот знаменательный день.
Эро опустил голову и ответил:
- Моя семья будет рада обществу принца.
Это было намеком. Стражи, установившие трап, отошли, вытянув руки, приглашая их на борт барки. Эро и Джулия пошли первыми. Стражи держали Рису и Петро за руки, когда настала их очередь. Риса тайно радовалась, что, когда дядя Фредо попытался пойти с ними, страж на причале поднял руку. Фредо не пустили на позолоченную барку. Как и Фита, он остался смотреть с причала. Риса подавила желание ухмыльнуться ему, повернулась к кораблю и ждала того, что будет дальше.
К счастью, долго ждать не пришлось. Лиловые шторы раздвинулись, золотая бахрома скользила по гладким доскам судна.
- Поклон, - тихо приказал Эро. Джулия надавила на плечи Рисы для низкого реверанса. Риса опустила голову и увидела первый черный сапог, потом другой, они быстро пропали под церемониальным нарядом принца Берто. Расшитый коричневый бархат собрался вокруг его лодыжек, когда он остановился.
- Поднимитесь, семья Диветри, - голос принца Берто был не таким низким, как Риса ожидала. Он не был властным или величавым. Его гнусавый голос напоминал ей торговцев, которые раздражали Фиту, пытаясь выманить больше денег за лимоны. – Казарро, надеюсь, наш визит не принес неудобства.
- Ни капли, ваше преосвященство, - поклонился снова Эро.
- Я не хотел бы устраивать неудобства для такой выдающейся семьи, - Риса выпрямилась и увидела, каким был принц. Его нос был острым и большим для его черт, его лоб был высоким и с наклоном. Кости на лице были близко под кожей. – Но болезнь моего отца помешала мне заняться многими меньшими, но тоже важными делами, - впадины вокруг его глаз заставляли его выглядеть как призрака, или как больного.
- Как ваш отец? – спросил Эро. Джулия с интересом склонила голову.
Принц подвинул ближе огромные рукава одеяния. Риса впервые заметила, что они скрывали полностью его ладони. В коричневом массивном одеянии принц Берто выглядел как пугало – маленькая сморщенная голова над объемным праздничным нарядом. У него были ладони? Она не знала.
- Боюсь, близится конец его дней, - сказал Берто. Его голова склонилась на миг, а потом поднялась. – Он принимает только меня и больше никого. Как понимаете, - продолжил он, обращаясь к матери Рисы, - это очень утомительно, - Джулия согласно пробормотала ответ. – Милая у вас каза, казарра, - отметил он.
- Благодарю, ваше преосвященство, - Джулия еще раз сделала реверанс. Но Риса разглядывала принца Берто. Его неземные глаза, темные, как отполированный обсидиан, и сияющие смотрели не на ее мать, а на казу сверху, солнце медленно поднималось и озаряло стены и строения. Его взгляд скользнул по трубам мастерской, выпускающим дым, на теплое сияние окон кухни, на лестницу, ведущую к главному дому, заметному за двором на конце моста. Риса подумала, что видела жадность в этом взгляде, словно он хотел вытянуть руки – если у него были ладони под этими рукавами – и схватить здания, убрать их в свою позолоченную барку.
Он посмотрел темными глазами в ее глаза. Риса застыла, вдруг осознав, как пристально глядела на него. Она ощущала себя как мышка в кладовой, которую вдруг нашел голодный кот с кухни.
Для принца Берто она была ничем. Он едва заметил ее, отвел взгляд и опустил веки.
- Перейдем к делу? – он махнул Рисе и Петро подойти.
- Опуститесь на колени перед принцем, - подсказала Джулия, радуясь, что пока они вели себя скромно.
Риса и ее брат встали на колени, готовясь получить благословение. Рисе казалось, что ее задушит бархат, когда принц опустил ладони на ее голову, но потом он отошел. Лиловые шторы раздвинулись, один из священников замка вышел из комнаты. Обруч на его голове был сложнее, чем у обычных священников, обученных в инсуле, благословение он давал обычное, бубнил под нос. И он казался сонным.
Благословение прошло быстро, и Риса удивилась, почему принц так переживал. Фита дольше задерживалась на утренних молитвах. Их колени только коснулись палубы, а священник уже просил их встать, а стражи повели их к бронзовому трапу и на причал.
- Было приятно, - сказал принц, - увидеть семью Диветри на рассвете особого дня.
- Приятно и нам, высший, - дядя Фредо воссоединился с семьей и вел себя так, словно все время был с ними. – Это было невероятно приятно.
Один из стражей развязал веревку.
- Тысяча благодарностей за визит, ваше преосвященство, - сказал Эро. Риса могла ошибиться, но ей казалось, что лицо отца было растерянным, как ее, от сухого обращения. – Возможно, мы скоро встретимся.
Принц в ответ только улыбнулся. Напряженно улыбнулся. Его взгляд снова пронесся по пейзажу казы, поглощая голодно вид. Все еще не разъединяя рукава, он отошел за шторы. Страж крикнул приказ. Двенадцать гребцов как один опустили весла в воду, барка поплыла в сторону Каза Катарре.
- Что ж! – сказала Джулия, когда барка отплыла подальше. – Кошмар!
- Ну-ну, любимая, - Эро уже успокаивал грядущую бурю.
- Удивлена, что он прибыл, раз не смог сам благословить наших детей!
- Принц занятой, - сказал дядя Фредо, глядя, как барка уплывает на юго-запад.
- Ему нужно посетить другие казы, - добавил Эро, пытаясь успокоить жену. Он взлохматил и без того спутанные волосы Рисы. – Не только наших детей осмотрят сегодня. Что думаешь о принце, львенок?
Дядя Фредо вздохнул, опустил плечи.
- Хороший человек, да?
Нет. Риса так не думала.
- Он был интересным, - признала она.
Она подумывала поделиться своей тревогой, но ее отвлек вид брата. Он поднял воротник рубахи, чтобы она скрыла его рот и нос, убрал ладони в рукава. Видно было только его уши, глаза и волосы.
- Риса, смотри! – сказал он из-под ткани. – Я – принц Берто!
Особый день Рисы начался на часы раньше, чем она хотела, но теперь он шел, и она была взволнована. Она скривила губы от баловства брата, а потом рассмеялась.
- О, только не показывайся Фредо! – предупредила она его.
Бедный дядя Фредо все смотрел вслед золотому кораблю. Казалось, только он из всех Диветри оценил визит принца.
4
У каждого предмета есть изначальное предназначение, пусть сыновья и дочери Семи и Тридцати раскрывают свое назначение в стенах двух инсул. Пусть изучают ремесло своих семей, учатся, становятся монахами, но результат будет стабильностью и процветанием искусств.
— Аллирия Кассамаги королю Ниволо из Кассафорте в личном письме в архивах Кассамаги
Сине-зеленые знамена развевались из каждого окна Каза Диветри позже в тот день. Риса склонилась над перилами балкона в своей комнате, смотрела, как слуги украшали стены канала флагами. Причалы слуг внизу были ярко украшены, где покачивалась дюжина гондол. Даже пахло празднично. С кухни доносились ароматы, было сложно различить один, он сразу сменялся другим. Утка. Жареная свинина. Рыба, запеченная в лимонном соке, набитая жареными яблоками. Оливки. Фруктовый пирог. Булочки. Сотня угощений для пира, который накроют после Осмотра.
Если выглянуть за угол, Риса могла увидеть два моста Казы Диветри, тянущиеся к континенту. Мост выше был роскошнее, тянулся от площади Кассафорте к двору казы. Низкий мост обычно использовали торговцы и ремесленники, и он вел к конюшням. Пухлые торговцы шагали мимо мостов и стен каналов, продавали гранаты и яблоки в сахаре, а то и брошюры с песнями и стихотворениями.
Куда бы Риса ни смотрела, она видела, что столица нарядилась к Фестивалю Двух лун. Каза Катарре тоже украсилась цветами семьи – красным и зеленым – и лилово-коричневыми знаменами города. Из окон менее богатых домов и маленьких магазинов, тянущихся вдоль каналов и улиц, были в ярких лентах и бумажных флажках. Семья Сорренди постаралась по случаю, разместила в ящиках летние цветы, повесила их на окнах. Сорренди были из Тридцати – элитных семей всего Кассафорте, выше были только Семь каза – и они могли вешать гербы семьи над дверью. Даже сейчас слуги Сорренди висели из окна сверху, натирали медный герб. Когда полуденное солнце озаряло площадь, он гордо сиял.
Служанка пискнула, прижалась к стене, Риса пробежала по лестнице в комнату с колоннами, где семья ела поздний завтрак. Ее ноги шлепали по черно-белому прохладному мрамору.
- Тут! – пропела она громко. Дикий зверь в ней вырвался из заточения, и она радостно прыгала с ним. – Наконец-то! – завопила она.
Ее мама, которая смеялась, маленькой ложечкой отделяя косточки от винограда на плоской стеклянной тарелке, подняла руку.
- Спокойнее, милая. Мы не одни.
Но не принц снова. Риса повернулась и оказалась лицом к лицу с большим красивым незнакомцем в серебряном шлеме. Он улыбнулся ей.
- Ромельдо! – закричала она, узнав черты лица мужчины.
- Это маленькая Риса? – воскликнул ее старший брат. – Босая и все остальное?
Риса вдруг смутилась и посмотрела на свои неприкрытые ноги и ступни. Он рассмеялся, и она поняла, что он шутил. Она снова расслабилась, бросилась на него, крепко обняла и ударилась лбом об его церемониальный шлем.
- Что ты тут делаешь?
Ромельдо выбрал лунный бог двенадцать лет назад, когда ему было пятнадцать. Хоть он еще жил в инсуле, скоро он вернется в казу и начнет выполнять обязанности наследника. Рисе было четыре, когда он ушел. Она плохо помнила время, когда ее брат не носил желтое одеяние Детей Муро.
- Я проверю своего брата. И тебя, кроха, - ответил Ромельдо. – Будет забавно, если от Кающихся осматривать будет Мира. Она прибудет?
- Да, но не будет осматривать, - Эро жевал тост. – Ритуал будет исполнять один из семьи Сеттекорди.
- Ренальдо Сеттекорди из Тридцати? Я его знаю.
Эро щелкнул пальцами.
- Он самый.
Ромельдо сморщил нос, повернувшись к Рисе.
- Мы соперничали в бочче. Конечно, я победил. Почему ты еще тут, бесенок? Ты не должна наряжаться для праздника, леди Босоногая Ночнушка?
Риса улыбнулась от нового титула.
- Но я тебя почти не видела!
- Ты увидишь меня на празднике. И не смей смешить меня во время церемонии, юная мисс! – Ромельдо подмигнул ей. Он напоминал Рисе Эро во многом, от рыже-каштановых кудрей на голове до широких плеч и уверенного поведения. – Какие новости о короле? – спросил он у мамы.
- Я делаю новое окно для одной из его комнат, - сказала Джулия, убирая длинные темные волосы за плечо. – Но хоть мне дали размеры, меня не пустили в комнату, где будет окно.
- Больше года уже не видели короля Алессандро? – Эро покачал головой.
- Мы видели утром принца, - сказала Риса Ромельдо. Он удивленно посмотрел на нее.
- Для благословения. Он не стал описывать состояние здоровья отца, - Джулия фыркнула, еще злясь на короткую встречу утром.
Риса протянула руку, чтобы поправить шлем на голове брата, который сама и сдвинула. Ромельдо тепло улыбнулся ей и поправил его сам, а потом вернулся к разговору.
- Он долго болел! Разве лекари не могут его исцелить?
- Он может не пускать их, - сказала Джулия. – Или принц может не пускать их.
- Джулия, - Эро пытался утихомирить жену, чтобы они не обсуждали это, но Риса была согласна с мамой. Принц казался хитрым. – Оливковая корона дала Алессандро долгую и процветающую жизнь. Может, он просто готов подняться на колесницу Муро и присоединиться к праотцам в долинах. Дитя, - он сказал Рисе, - беги, пока никто не подумал, что ты пытаешься повлиять на мнение оценивающего.
- Только дядя Фредо так подумает, - Риса не скрывала презрения.
Улыбка ее отца увяла.
- Наш дядя – хороший человек. Не его вина, что плохо выбранный брак моего дяди заставил Фредо родиться вне Семи и Тридцати. Он все еще умелый ремесленник и Диветри, так что достоин уважения.
Ее мать смотрела на фрукты на тарелки. Ромельдо отвел взгляд на фонтан за колоннами, тихо журчащий в свете солнца. Риса не осмелилась говорить, но знала, что они не разделяли мнение отца насчет Фредо. Но она опустила голову.
- Прости, папа, - прорычала она, стараясь выразить, что извиняется.
Эро вздохнул.
- Когда ты родилась, я думал, девочка будет со мной вечно, - он обнял ее, лишив дыхания. – Сегодня я тебя потеряю, львенок. Ты забудешь о нас, когда уедешь. Это точно.
Восторг из-за последней недели и предвкушение новой жизни не могли стереть осознание, что она покинет родителей.
- Вы меня не потеряете, - шепотом пообещала она. Влага собралась в уголках глаз. – Никогда. Вы будете мной гордиться, клянусь. Я всегда буду Диветри.
5
У жителей пустыни на юге от моря есть мадрасы, у веринигтеландеров – их гильдии, у народа Кассафорте – инсулы, а в цивилизованных странах – колледжи и университеты, но все они служат одной цели: улучшение и образование праздной молодежи.
— Целестина дю Барбарей «Традиции и причуды Лазурного берега: справочник для путника»
Гондолы в цветах и флажках заполнили каналы с высокими стенами. Риса стояла в затененной садовой комнате и видела, как вода мерцала на их бортах. В это время во дворе было так много людей, что слуги и желающие поздравить смотрели с покачивающихся гондол.
Повезло, что садовая комната была на пару ступеней выше двора. Риса и ее брат не смогли бы иначе увидеть церемонию. Между ними и центром двора стояли сотни нарядных женщин и мужчин в бархатных плащах с вышивкой. Риса вспомнила прошлый Осмотр годы назад, тогда она помнила только восторг и то, как сидела на подоконнике и пыталась видеть за цветными шляпами. От того, что они с Петро были в центре внимания, в ее животе летали бабочки. Ее старший брат и сестры тоже такое ощущали, когда смотрели в окно в их особый день? А отец? Поколения Диветри до нее занимали эту садовую комнату в дни церемонии. Конечно, и они переживали. Эта мысль должна была успокаивать, но это не погасило ее волнение.
Петро уже стоял на носочках, и он забрался бы на стул, чтобы лучше видеть, если бы Риса не сдержала его. Хотя никто в толпе не знал, что они были в садовой комнате, она не хотела, чтобы кто-то заметил их раньше времени.
- Твоя туника расстегнута, - она опустилась на колени, чтобы исправить это.
- Нет. Я застегнул пуговицы через одну! – ответил Перто. – Никто не заметит, что остальное не застегнуто.
Она закончила застегивать его пуговицы и пригладила простую черную тунику.
- Я заметила, - сказала она. – Ты выглядишь красиво, - она убрала кудри Петро, где они выбились, под черный берет. Она сама была в черном – в платье. Все в казе знали, как она не любила платья. Она предпочитала работать и играть в простых леггинсах и свободной тунике. Ее волосы обычно были заплетены, только когда она работала с расплавленным стеклом, тогда она закрепляла их сеточкой на затылке.
Но сегодня ее волосы были заплетены лентами, собраны в сложный пучок у шеи. Когда она увидела себя в зеркале час назад, она едва себя узнала. Даже с ее широким носом и чуть выпирающей верхней губой, которые напоминали утку, в богатом наряде и с прической она выглядела почти как с картины Буночио. От этого осознания она посмотрела на себя еще раз, и ей понравилось.
Внимание Петро было приковано к двум священникам, стоящим напротив друг друга. Их руки были подняты к небу, солнце пылало в высшей точке.
- Настал день, - говорил Ромельдо, - в который колесница Муро останавливается в Серебряной конюшне перед тем, как он отправляется в путь на шесть лет, - Ромельдо опустил забрало шлема для этой части церемонии, и маска Муро, бога большой луны, улыбалась толпе.
Как Ромельдо, Ренальдо Сеттекорди надел шлем, скрывающий его лицо. Забрало было в виде улыбающегося лица Лены, богини меньшей луны.
- В этот день колесница Лены останавливается в Золотой конюшне, - сказал он. – А потом она снова отправляется в путь на шесть лет.
Толпа охнула, два священника взмахнули церемониальными посохами в небо. С грохотом, от которого Петро закрыл уши, огонь вырвался из них, пронесся над толпой. Над двором были заметными, несмотря на полуденное солнце, две сферы золотого огня, висящие друг над другом. Искры стали созвездиями, окружили их. Через миг искры пропали, но пятна остались перед глазами Рисы. Частички сажи падали на толпу. Шок от резкого звука пропал, но Риса слышала эхо во дворах. Это напоминало, что во всех домах Семи и Тридцати, где жили дети от одиннадцати до шестнадцати, проходил сейчас Осмотр. Они с Петро встретятся с другими избранными этой ночью, в одной из инсул.
Толпа радостно рассмеялась. Люди в гондолах захлопали, эхо разносилось между стен каналов. Риса подумывала вытереть ладони о платье, но передумала. Почему ритуал двух лун требовал от нее черное платье в теплый летний день? Будет хуже, когда они выйдут на солнце.
Длинные мантии шуршали вокруг их ног, две фигуры в масках и шлемах – Дитя и Кающийся – повернулись в сторону ее семьи, стоящей во главе двора.
- Кто ведет детей на осмотр Лены?
- Кто ведет детей на осмотр Муро?
- Я, Эро, казарро Диветри, прошу, чтобы мои дети прошли осмотр Муро. Пусть он посмотрит в их сердца и выберет их, если пожелает, - сердце Рисы колотилось, когда отец шагнул вперед и произнес это. Как и проверяющие, он был в длинном старомодном гуппеланде, которая тянулась до его лодыжек. Тюрбан из разноцветного шелка обвивал его голову, и от этого сильнее выделялась борода на его лице.
Ее мать тоже была красивой, шагнула вперед. Волосы Джулии сияли на солнце, украшенные шелковыми лентами, ниспадали на ее спину. Ее платье было зеленым с узором, синие рукава, расшитые металлической нитью, сочетались с золотым обручем на ее лбу, откуда свисал один опал.
- Я, Джулия, казарра Диветри, прошу, чтобы мои дети прошли осмотр Лены. Пусть она заглянет в их сердца и выберет, если такова ее воля.
Два священника поклонились ее родителям, потом друг другу. Дыхание Рисы участились, ее родители вернулись на места. За ними стояли ее сестры: Веста в мантии Детей сжимала восторженно плечо матери, Мира стояла в стороне, скромно улыбалась, как богиня, которая выбрала ее. Риса не видела лицо Ромельдо из-за маски, но он был тут. Ее сердце колотилось, и Риса поняла, что все Диветри собрались тут. Она не помнила, когда в прошлый раз видела всех вместе.
В толпе были мастера: дружелюбный Маттио широко улыбался, словно она и Петро были его детьми; кузен Фредо двигал губой поверх tabbaco da fiuto на деснах, его плащ был украшен религиозными медальонами; Эмиль, все еще в рабочей одежде, смотрел на толпы ошеломленно. Все ремесленники и слуги были частью семьи Диветри, и она была рада, что и они были тут в гордый момент ее жизни.
- Раз в шесть лет, когда колесницы богов останавливаются, мы, их представители, путешествуем по домам Семи и Тридцати, чтобы благословить детей там, - голос Ренальдо Сеттекорди был сильным, разносился поверх шума толпы. Его голос казался громом в тишине. – В свете дня они будут осмотрены. А ночью они будут озарены светом лун, их примут в инсулах, чтобы продолжить их обучение.
Голос Ромельдо был легче, но тоже громким, и его можно было услышать за мостом.
- Пусть дети подойдут. Их посмотрят и оценят, - он снял шлем и тряхнул кудрями, Ренальдо тоже так сделал.
- Не бойся, - Риса сжала ладонь Петро, зная, что она никогда еще так не боялась в жизни.
Когда священники прошли к дверям садовой комнаты, толпа тихо расступилась. Риса отодвинула брата на несколько шагов, когда те открыли двери. Дети стояли миг в проеме комнаты, и сотни глаз смотрели в их сторону. Священники отошли к центру двора, напевая, вся толпа смотрела на двух Диветри.
Риса запаниковала. Что она тут делала? Она любила казу! Почему ей нужно было уйти? Почему она думала, что церемония восхитительна? Она представляла ее годами, но не думала, что ее сердце будет так колотиться, или как она оробеет в последний момент. Только Петро потянул ее за руку и заставил двигаться. Она опомнилась. Хоть ее челюсть дрожала от страха, она подобрала юбки платья свободной рукой и пошла сквозь двери.
Запахи ударили по ее носу. Сотня ароматов духов скрывали запахи пота и чеснока, средств для волос, зубного порошка. Брат и сестра шли через ароматы, делали шаг за шагом по терракотовой плитке, пока не оказались на свободном участке в центре двора. Все улыбались им. Риса знала, что, куда бы ни повернулась, она бы увидела улыбающиеся лица. Она смотрела вперед, пока они с Петро не дошли до цели.
Ренальдо Сеттекорди драматично взмахнул руками, чтобы толпа не подходила.
- Лена, свет небес, - завопил он, подняв руки вверх, но опустив голову. – Своей молитвой я прошу дать мне взор, чтобы я мог узнать твою волю насчет этих детей, - через миг он поднял голову и медленно подошел.
Риса подавила вскрик, заметив его глаза. Пленка покрывала зрачки, он выглядел как старик с катарактой. Но он двигался решительно и размеренно в их сторону. Он опустил одну ладонь на другую и поднял их в дюймах над головой Петро. Ее младший брат серьезно смотрел на землю, лицо его было белым. Хоть Риса пыталась не пялиться, она посмотрела на священника. Его губы двигались в молитве, он закрыл глаза и притих.
Он словно услышал ответ, прозвучавший только в его ушах. Он открыл глаза и посмотрел на ее брата. Его глаза уже не были странными, они стали обычными. Он поднял подбородок Петро, поцеловал его ладони в традиционной манере, шепча молитву:
- Благословляю тебя, дитя, - его голос был нейтральным. Но его улыбка была искренней. Он смотрел на ее брата с теплом. Риса была готова поспорить со всей казой, что Петро выбрали Кающиеся Лены.
Взгляд священника снова остекленел, он встал перед Рисой. Она опустила голову и старалась не думать о внимании людей вокруг нее. Она ощутила макушкой жар от ладоней Кающегося, они были над ней. Как и с Петро, он прошептал мольбу для богини.
- Благословляю тебя, дитя, - он поднял ее подбородок. Его улыбка была доброй, он поцеловал ее ладони и прошептал молитву, но на его лице было не такое выражение, как с ее братом.
«О, Петро, - подумала она, вдруг поняв. Богиня тебя выбрала, но меня выберет бог. Я не смогу пойти с тобой».
Кающийся отошел. Ромельдо взмахнул руками и опустил голову.
- Муро, дарующий радость, я прошу тебя дать мне мудрость, чтобы я мудро выбрал для тебя.
Его глаза были незнакомыми, как у Ренальдо, Ромельдо молился над Петро.
- Благословляю тебя, дитя, - закончил он. Он с теплым лицом поцеловал пальцы младшего брата, но не выражал особой радости.
Риса теперь была уверена, что они с Петро окажутся в разных новых домах. Она отправится в инсулу Детей Муро с братом. Может, завтра она будет работать бок о бок с Вестой, которая была на четыре года старше нее. В последний миг, когда ладони Ромельдо замерли над ней, она вспомнила, что должна была скромно смотреть на землю. Она опустила голову.
Казалось, она ждала очень долго.
- Благословляю тебя, дитя, - наконец, услышала она.
Риса посмотрела в глаза старшего брата, удивилась тому, что видела. Он был растерян. Он должен держал ее за подбородок, словно не узнавал ее. А потом отступил.
Пришло время выводов. Толпа притихла.
- Богиня Лена выбрала казаррино Петро своим, - заявил Ренальдо Сеттекорди. – Пусть пройдет и займет свое место среди ее Кающихся!
Аплодисменты разнеслись над толпой. На глазах Рисы выступили слезы от вида лица брата. Казалось, его стошнит во дворе, но от заявления он глубоко вдохнул, поежился и шагнул вперед. Он слабо улыбнулся, поняв, что его выбрали. А потом улыбнулся шире от радости. Он думал, что его не заберут? Ни одному ребенку из Семи и Тридцати не отказывали в обучении в инсуле.
Мира подняла бирюзовое знамя за Ренальдо, тот опустил ладонь на плечи Петро. Ромашки летели в воздухе, толпа бросала лепестки на избранного. Петро пересек двор, оглянулся и помахал ей под белым дождем ромашек, его берет съехал. Риса отметила, что впервые за день он выглядел счастливо.
Через миг толпа притихла, ожидая другое заявление. Ренальдо отошел, махнул Ромельдо говорить.
Но Ромельдо только кивнул. Его лицо было пустым. Он через миг протянул руку Ренальдо, чтобы он продолжил. Тот выглядел испуганно. Они долго смотрели друг на друга. Ромельдо не спешил объявлять, что Рису выбрал бог.
Наконец, они шагнули вперед и зашептались. Ренальдо покачал головой, когда Ромельдо указал в сторону Рисы. Толпа удивленно зашепталась от нарушения ритуала. Эро заерзал, встревожившись.
Рисе было не по себе все сильнее с каждой секундой. За знаменем лицо Миры было растерянным. Запахи духов и пота толпы душили ее, тела давили со всех сторон, мешая увидеть родителей. Риса могла видеть только незнакомцев, которые качали головами, глядя на нее. Она, видимо, сделала что-то не так, но не помнила, чтобы она оступилась или заговорила, когда не должна была. Сомнения убьют ее, если ждать придется дольше.
Почему Ромельдо медлил? Через пару мгновений разговор проверяющих закончился. Они были недовольны. Риса настороженно смотрела, как ее брат пошел в ее сторону. На его лице тоже было смятение, но и кое-что еще. Жалость.
Он жалел ее. Почему?
Ромельдо согнул колени, опустился к ее уху. Его дыхание щекотало ее кожу.
- Сестра, - прошептал он, сжав ее плечи. – Это… сложно сказать. Я сам не могу поверить.
- Что такое? – спросила она. Страх сдавил ее горло. Она не могла представить, из-за чего он так говорил.
Он вздохнул, взял себя в руки и сообщил:
- Ты не выбрана.
Несмотря на жаркое и тяжелое платье, Риса похолодела от его слов.
- Что?
- Тебя не выбрали, - повторил он. Она попыталась вырваться из его хватки, и он крепче ее сжал. – Не устраивай сцену, - попросил он.
Ее голос зазвучал, дрожа от эмоций:
- Не выбрана? Нет!
- Мне очень жаль…
- Что я сделала не так? – этот кошмар был невозможным. Это не могло происходить. Не было такого, чтобы ребенка не выбрали. Это было неслыханно. Она всю жизнь ждала этой церемонии, представляла этот час, как некоторые девушки мечтали о свадьбе. Этот день должен был стать самым счастливым в ее жизни.
Рот ее брата был прижат к ее уху.
- Ты ничего не сделала, воробушек. Ничего. У богов свои причины…
- Ромельдо, - прошептала она, стыдясь отчаяния в голосе. – Скажи им, что Муро выбрал меня. Просто скажи. Это не должно быть правдой, - она надеялась, что он послушается.
- Не могу.
- Ты – мой брат! – закричала она громче, чем хотела. Ее горло сдавило. – Прошу!
- Риса, я не могу. Это так не работает. Мои клятвы…
- Это не может происходить!
Эро и Джулия поспешили к ним, пока они говорили, с тревогой и ошеломлением на лицах. Вдали Риса слышала, как радость из других частей города разносится эхом по улицам и над каналами. Другие семьи праздновали. Их двор был тихим. Риса смотрела на лица неподалеку. Многие были знакомыми – слуги, дальние родственники, соседи, друзья семьи. Они пришли увидеть, как ее повысят, но увидели ее унижение.
- Что такое? – тихо спросил Эро.
- Ее не выбрали, - слова, казалось, разнеслись эхом в тихом дворе.