- О, он хочет посетить наши мастерские? Маттио не будет против.
Камилла покраснела и смутилась.
- Это не все, казарра. Амо прогнали, когда он не вернулся к мастеру прошлой ночью. Мы так спешили вернуть тебя сюда…
- О, нет! – Риса поняла. Его увольнение было ее виной. Амо посмотрел на землю.
- Я не могу ни о чем просить, казарра, но если можно… - Камилла прикусила губу.
Мило заговорил:
- Казарра имеет право нанимать любого, кого выберет.
Риса ощутила укол раздражения. Она знала обязанности казарры. Она опустила руку на ладонь Камиллы.
- Я в долгу перед Амо, он помог вчера. Отведи его к Маттио. Если Маттио посчитает, что он может помочь, пусть остается. Пока отца нет, им нужен умелый мастер.
Амо низко поклонился ей.
- Я не подведу вас или людей вашего отца, казарра, - сказал он. – Я прошу только о шансе проявить себя, - к ее удивлению, он улыбнулся.
Камилла обрадовалась.
- Мило, останься с ней. Я ненадолго, - она легкими шагами устремилась к нижнему мосту Диветри, поманив Амо за собой.
- А ты умеешь решать проблемы людей, - отметил Мило, когда они остались одни.
- Я? – Риса была удивлена, что он сказал такое.
- У Амо его работа – его жизнь. Он сам решил пойти вчера с нами, а не вернуться в мастерскую. Ты не в долгу перед ним.
- Он сможет показать свои навыки. Я сделала это для Камиллы и для Амо, - призналась Риса. – Она будет счастлива, что он близко.
- День проходит быстрее, когда рядом тот, с кем ты счастлив.
- Кого еще я делаю счастливым? – вдруг заинтересовалась она.
Он вздрогнул от вопроса, отвел взгляд, а потом посмотрел ей в глаза.
- Дома, конечно, - сказал он. – И свою казу. Тут все еще счастливо, - он указал на небольшую толпу в центре площади. – Ты сделала Рикарда счастливым.
- Рикарда? – Риса заметила толпу, но она не увидела в центре Поэта народа. Он снова был в тунике с яркими лоскутами и косичками на краях. Бахрома свисала на запястьях. Чудо, что желтая бахрома не мешала его лютне. Колокольчики на его цветной шляпе позвякивали под мелодию, которую он играл на струнах.
Толпа оставила место для выступления Рикарда. Риса заметила Таню, ее кудрявые волосы были с лентами, она танцевала в такт с мелодией на глазах толпы. Толпа бросала монеты на ее маленький барабан, Рикард пел, Таня танцевала. Монеты звенели, Таня постукивала по барабану снизу.
- Что они делают? – спросила Риса, веселье отвлекло ее от разговора с Феррером Кассамаги.
- Он написал новую песню, - сказал Мило. Он, как обычно, широко улыбался. – Людям нравится. Они уже в третий раз попросили его спеть.
Этот Рикард отличался от того Рикарда, который вился вокруг нее вчера. Он пел эмоционально. Его глаза сияли от радости. Она приблизилась к толпе.
- Он такой живой, - сказала она Мило.
- Это Рикард, - отозвался он. – Он просто любит зрителей.
Рикард глубоко вдохнул и запел следующий куплет песни:
- Ни сестер тут, ни братьев, опустела семья,
Мне не к кому обратиться!
По бледной щеке покатилась слеза,
И сердце готово разбиться.
Ритм песни был заразительным. Риса улыбалась. Несколько зрителей уже подпевали простую мелодию.
- Он хорош! – удивленно сказала она Мило.
- Это не все.
- В свете лун одиноко она стоит,
Как по мне, на богиню похожа.
- Боги, слушайте, им никто не навредит! –
Кричит Риса, дочь стеклодува.
Она перестала постукивать ногой от звука своего имени. Она еще не слышала свое имя на публике, еще и в песне. Даже в свете полуденного солнца она ощутила холодок на плечах. Она посмотрела на Мило, он улыбался другу и качал головой в такт. Не сразу она смогла расслышать в звоне колокольчиков, монет и лютни слова песни:
- В ту ночь Портелло гул сотрясал.
И падала черепица.
Боялся кузен, а слуги бежали,
Но Риса тогда заявила:
- Своей казе я погибнуть не дам!
Отец показал ей, что делать.
Под взглядом зевак, она рог взяла,
О, храбрая дочь стеклодува!
Тот звук из глубин всех вокруг оглушил,
Когда она в рог чудесный подула.
- Казарра тут я! – звенел ее крик,
Кузена власти лишила.
Она казу спасла в ту темную ночь,
Уцелели и камни, и стекла,
И люди вокруг запели про дочь,
Про бесстрашную дочь стеклодува!
Не было фона для выступления лучше, чем развалины Портелло. Толпа захлопала в конце песни, Рикард пару раз поклонился, опустил лютню на землю и стал помогать Тане собирать монеты, которые еще бросали зрители. Мило свистнул, перебивая шум.
- Мило! Риса! – Таня подпрыгнула при виде них. Она указала Рикарду на них, но Риса застыла в ужасе. Она не хотела видеть Рикарда, и чтобы он видел ее. Он пел о ее жизни, но он не имел на то права.
Поздно. Рикард просиял, пошел сквозь толпу в их сторону. Он поднял руки.
- Тихо! Тихо! – сказал он. – Я – Рикард, Поэт народа, но я просто записал события. Я рад представить вам свою музу, свою богиню на земле…
- О, боги, - выдохнула Риса.
- …и, о, я хотел бы, чтобы она была больше этого, я хотел бы ухаживать за ней, - толпа рассмеялась. Мило поджал губы, Риса думала, что смотрела в зеркало, ведь его лицо выражало ее гнев. – Для меня честь представить дочь стеклодува Рису, казарру Диветри!
Толпа озиралась в поисках героини песни. Рикард добрался до нее, опустился на колени у ее ног. Аплодисменты утихли.
- Помоги мне встать, светлая казарра, - сказал он, чтобы слышала вся толпа, - и я узнаю, понравились ли тебе мои хроники твоего триумфа, - он протянул руку, ожидая, что она сожмет его ладонь и поднимет его на ноги.
Если она так сделает, толпа умилится и захлопает. Она будет унижена. Она не ощущала щедрости к этому барду. Он был перед ней как возлюбленный, и от этого грудь сдавило, она яростно дышала. Она не успела понять, что делала, опустила ногу на его плечо. Она толкнул поэта ногой, и он растянулся на камнях.
- Мне не понравилось! – рявкнула она.
Люди вокруг нее притихли. Рикард смотрел на нее с земли с удивлением. Один из зрителей рассмеялся. Потом другой. Вскоре присоединились другие, вся толпа взревела от смеха. Риса миг ощущала удовлетворение.
Рикард оглядел толпу, смутился и поднялся на ноги. А потом сам рассмеялся, будто шутка была его.
- Я всегда любил девушек с огоньком! – он повернулся, поднял руки к небесам.
Мило направился к Рикарду, но его кружение мешало добраться до него. Когда Рикард остановился перед ней и склонился для поцелуя, Риса не выдержала и ударила его по лицу. Толпа рассмеялась снова, но в этот раз они смеялись не над Рикардом. Они смеялись над ними обоими, на то, что они выглядели как ссорящаяся парочка. Ее отрицания все только ухудшат.
Пока Мило пытался увести рифмоплета, она повернулась и пошла по верхнему мосту как можно быстрее. Риса старалась сохранить достоинство, хотя ее лицо пылало.
20
Уличный артист – как вредитель. Такие возникают в мокрых местах, много едят, и когда их давишь, еще дюжина спешит на их место.
— Шарлоко да Сперанца «История театральных традиций»
- Уйдите! – сказала она в третий раз. Она отражалась в тарелках и чашах в ее комнате. Она впервые заметила, что ее волосы выбились из прически.
- Это я. Мило, - услышала она из-за двери.
Она представила его на другой стороне, он тревожился. Она не злилась на Мило, но не хотела, чтобы он видел ее в гневе.
А она была в гневе. Только то, что творения из стекла были ее, мешало ей бросить их, пошуметь.
- Уходи.
- Я не уйду. Можешь меня впустить, - ее ярость не утихла от его слов. – Ничего страшного, если ты плачешь.
- Я не плачу! – заорала она. Ее гнев был раскаленным, эмоции спутались и не давали плакать. Ее лицо было красным, но она не пролила ни слезинки. – Я просто хочу побыть одна!
- Я должен объяснить про Рикарда, - сказал он. – Прошу, впусти меня.
Было бесполезно притворяться, что она злилась на Мило, когда он минуты назад пытался защитить ее от Рикарда.
- Я не могу впустить тебя в комнату одного, - сказала она, пытаясь прогнать его. – Это неприлично.
- Со мной Камилла.
Риса услышала голос его сестры в коридоре:
- Я отошла всего на десять минут. Десять! Я не знаю, как ты мог это допустить. Серьезно!
Они хотели войти. Она отперла дверь.
- Пока не спросили, - предупредила Риса, - я не плачу. Я просто злюсь.
- И я тебя не виню! – Камилла прошла за ней в комнату и закрыла за собой дверь. Она хмурилась. – Рикард не давал ей покоя с вчера, Мило. Почему ты поддержал его?
- Я его не поддерживал! Ты знаешь, какой он!
- Как бы там ни было, - Камилла села рядом с Рисой в кресло. Она злилась, но ее голос был нежным, мягче обычного. – С Рикардом многим сложно.
- Он пел новую песню, и это ее расстроило, - объяснил Мило.
Камилла растерялась.
- Плохую о пиратше?
- Плохую обо мне, - с пылом сказала Риса. – О смелой и бесстрашной дочери стеклодува, богине в белом.
Камилла изобразила возмущение.
- Серьезно? Боги. Мило! Это любого расстроило бы.
- Он пришел с Амо! Я его не звал! – возмутился Мило. – Ты была там, когда он начал ее писать!
- Я не обращаю внимания на него и его песни, - это были самые недовольные слова от Камиллы. – Не стоит и тебе, - мягче сказала она. – Он – дурак.
- Мне не нравится, как он на меня смотрит. Он будто влюблен!
- Он играет, - сказала Камилла.
- А что такого с тем, как он на тебя смотрит? – напряженно сказал Мило. – Кому-то не из Семи и Тридцати нельзя смотреть на Диветри?
- Нет. Ты знаешь, о чем я, - парировала Риса, злясь, что он такое подумал.
- Я просто не думаю, что казарра должна вести себя так… надменно.
- Мило, - предупредила Камилла.
- Мне жаль, что Рикард расстроил Рису. Честно. Но он просто восхищается ею как героиней.
- Я не героиня! – Риса хотела ударить Мило. Она снова злилась на него за то, что он указывал, как должна себя вести Семерка. – Три казы разрушено за ночь. Люди пострадали! Мои родители похищены! Это жизнь. Она ужасная, а Рикард может только сочинять плохие рифмы о ней… обо мне! – она стукнула себя по груди. – Он использовал меня, чтобы собирать деньги. Это не правильно!
- Ты героиня, - возразил Мило, повысив голос. – Ты спасла эту казу прошлой ночью. Нравится тебе или нет, боги тебя любят!
- Не любят! Боги не выбрали меня в инсулы. Мое стекло ничего не стоит. Мой отец отвернулся от меня, а теперь его нет, а я тут… пытаюсь справиться. Во мне нечего превозносить.
Мило уже кричал:
- Если бы ты перестала вести себя как обиженный ребенок, а стала думать как казарра, ты бы увидела. Священники сказали, что ты не нужна в инсулах. Потому что боги знали, что ты понадобишься тут, - его обычно дружелюбное лицо покраснело от злости. – Ты нужна, Риса. Все в этой казе нуждались в тебе прошлой ночью! Думаешь, брат и сестра с лун не знали, что делает принц Берто? Только ты могла протрубить в рог своей семьи прошлой ночью. Только ты! Твой кузен был бесполезен. Если бы тебя выбрали на фестивале, ты была бы заточена в одной из инсул, а каза развалилась бы. Твоя семья потеряла бы место в Семерке!
Его речь ударила по ней. Она отшатнулась и села на стул, слезы выступили на глазах. Она дышала, что-то трепетало в груди. Слабая надежда впервые ожила. Не понимая этого, она взяла одну из своих чаш со стола, стала гладить поверхность, чтобы ровное стекло успокоило ее. Он не имел права отчитывать ее, но она хотела верить ему.
- Мило, – голос Камиллы был тихим, словно она его предупреждала.
- Я высказался.
- Мы обсудили это ночью.
Мило напрягся с вызовом.
- Я знаю границы, сестра, - сказал он. Рисе казалось, что она слышала разговор, который не должна была. Камилла отошла на шаг, скрестила руки, а он продолжил. – Риса, прости, что я говорю прямо, но ты знаешь, что я прав. Я еще не знал девушки, благословленной богами так, как ты. Ты могла убедить себя, что ты не нужна, но все в этой казе сказали бы другое. Я хочу, чтобы ты верила им. Я хочу, чтобы ты верила в себя! Это все, что я должен сказать.
Во время этой речи голос Мило стал прежним, мягким. От эмоций он немного охрип. Он отвел взгляд на сестру, лицо было виноватым. Он опустил плечи.
- Я больше не могу.
В тяжелой тишине в комнате после слов Мило прозвучал едва слышный женский шепот. Риса увидела, как Мило повернул голову. Камилла тоже была удивлена.
- Когда это кончится?
- Кто это? – спросил Мило. Он пошел в сторону балкона. Камилла коснулась кинжала на поясе, прошла к двери.
Низкий голос ответил, тоже едва слышный:
- …столько, сколько нужно, - голос ее отца.
- Знаю, я должна быть сильной. Знаю, милый, но я боюсь, что…
- Где они? – завопила Риса. Она думала, что голоса ей показались, но раз их слышали и Мило с Камиллой, она знала, что они были настоящими. – Это мои родители! Где они?
- Тихо, - перебила ее Камилла, взмахнув рукой.
- … в порядке. Она в порядке, - сказал Эро. – Не говори громко. Другие услышат.
- Я не могу поверить, что Диоро уговаривают нам передать Берто Оливковую корону из-за обещания принца вернуть их казу!
- Ты знаешь, что я не соглашусь, - сказал Эро. – Хотя бы Урбано Портелло на нашей стороне, даже после прошлой ночи. Он не сдастся.
- Там! – Мило указал на Рису. Она подумала, что он обвинял ее в изображении голосов. Он указывал на предмет на ее коленях… на недавнюю чашу Рисы, которую она на днях показывала Паскалю.
- Осторожно, - предупредила Камилла, когда он подбежал к хрупкому предмету.
- Мне жаль, - Джулия звучала как издалека, но слова были четкими. – Но у меня подозрения насчет быстрых похорон короля. Еще ни разу в истории страны похороны не проводили без церемонии.
- Я благодарю Муро за Фредо, - сказал ее отец. – Если бы он не завершил ночью ритуал…
Волоски встали на шее Рисы от слов, но она была рассеяна. Мило опустился перед ней.
- Точно, тут, - они с Рисой заглянули в чашу голубого стекла, наклонили, чтобы туда попал свет. – Смотри!
Риса злилась, что его голос заглушал едва слышные голоса ее родителей, и она хотела, чтобы Мило притих. Свет в комнате собрался на дне чаши, задел края, когда Мило поправил ее.
- …выжить в стенах инсулы. А Риса? – когда она забрала у него чашу, тени приняли очертания. В пруду света она видела не свое отражение, а родителей. Она смотрела на них снизу, словно они нависали над ней. Ноздри Джулии раздувались, когда она задала вопрос.
Рука обвивала ее плечо, Эро говорил ей на ухо. Он вздохнул.
- Ты слишком сильно переживаешь. Наш львенок будет в порядке, любимая.
Джулия протянула руку к ним, и Риса затаила дыхание. Мило и Камилла смотрели на тени поверх ее плеча.
- Видите? – выдохнула она.
- Невероятно, - прошептала Камилла.
- Но я переживаю, она одна, - пальцы Джулии закрыли картинку, она провела круг в середине чаши.
- Фредо присмотрит за ней, как и за всей казой.
- Как ты это делаешь? – спросил Мило. – Это чары Диветри?
- Мы не знаем, завершил ли ритуал Фредо, - тихо сказала Джулия.
- Наверное, это делает кто-то из родителей, - сказала Риса. – Это не я.
- Кто еще мог?
Картинка погасла. Остались свет и их отражения.
- Вернитесь! – она затрясла чашу. Отчаяние поднималось в груди. Было поздно.
- Что случилось? – Камилла сжала край чаши. – Как мы их видим, если они далеко?
- Не знаю, - сказала Риса. Ее сжали две эмоции. Радость от вида родителей, от их голосов, от осознания, что они вместе и живы. Но и боль, что они так резко пропали. – Я просто не знаю. Феррер Кассамаги сказал, что его предок работала с такими чарами, но мои родители не могут.
- Это чудесно, - сказал Мило. – Ты увидела казарру и казарро. И ты все еще веришь, что тебя не любят боги?
- Боги шутят, - с горечью сказала Риса. – Они показали, что мои родители не верят, что я могу позаботиться о себе, тем более – о казе.
Голос Камиллы был возмущенным:
- Они так не говорили.
Камилла тоже думала, что ее нужно было поучать? Риса все еще ощущала горечь.
- Мой отец лучше умрет, чем даст женщине коснуться рога Диветри. Я хотела бы, чтобы он слышал Рикарда… о, нет, - Риса зажала рукой рот. – Рикард.
- А что он? – спросил Мило.
- Его песня! Феррер Кассамаги просил не выделяться. Если кто-то из Тридцати, кто на стороне принца, услышит песню, я стану мишенью!
Мило присвистнул.
- Боги, не дайте услышать ее принцу! – Риса посмотрела на него большими глазами.
Камилла не теряла зря время. Она быстро прошла по комнате, выглянула в окно с видом на север. Через секунды она вернулась, качая головой.
- Тани и Рикарда на площади не видно. Ты отпугнула его, казарра.
- Я поищу его, - сказал Мило. – Он, наверное, ищет обед.
- Или спит, сейчас самые жаркие часы, - ответила Камилла. – Толио не даст тебе уйти одному. Мне не нужно просить разрешения с моим рангом. Я пойду, - она коснулась кинжала, словно проверяла, на месте ли он. Она тихо сказала Рисе. – Не переживай. Оставайся тут и не покидай казу. А ты, - резко сказала она Мило. – Будь все время рядом с ней.
- Скажи Рикарду, что ему нельзя петь ту песню, - тревожно сказал Мило.
- Поверь, - Камилла мрачно улыбнулась, - я многое хочу сказать Рикарду.
21
Веками считалось, что Кассафорт собирался захватить Лазурные острова, так крепко город удерживал северный берег Лазурного моря. Или нехватка армии, или отсутствие амбиций удержало их от этого.
— аноним «Краткая и полная история города Кассафорт»
- Ты его потрясла. Он молчал весь день, - Маттио склонился и кивнул на Фредо. – Но до этого твой кузен вел себя как главный тут.
Риса сделала вид, что проверяла записи отца, записанные аккуратным почерком. Она уже несколько дней не видела, как его рука движется по странице. Последняя строка заканчивалась наспех, он бросил запись посреди слова. Он бросил перо от новости о смерти короля? Что он сейчас делал? Ее синяя чаша стояла на старом столе рядом с ней. Она смотрела на ее поверхность, но видение не появлялось. Она хотела спросить у Маттио, видел ли он, чтобы ее отец так колдовал со стеклом, но знала, что его ответ будет удивленным и отрицательным. Так что она спросила:
- Как Амо?
- Он хороший и трудолюбивый, - признался Маттио. Это была высшая похвала от него. – Он даже лучше в технике, кем Эмиль. И он не против запачкать руки, что порой отказывается делать твой кузен.
- Он может остаться тут?
- Пока твой отец не вернулся, решать тебе, - сказал Маттио. – Я был бы не против еще одного работника, пока Эро нет, - Риса улыбнулась Мило. Тот сидел у стола, слушал их, хотя в этот раз не озвучивал свое мнение. – Но когда твой отец вернется, решать ему. Кстати, - добавил он без эмоций на лице. Он проследил за взглядом Рисы. – Я кое-что покажу, - Маттио обвил рукой ее плечи и повел Рису по комнате к ящикам, где они хранили листы стекла в вертикальном положении. – Мы сейчас, парень. Не переживай, - сказал он Мило. Страж чуть расслабился, хотя все равно был насторожен.
- Что-то не так? – спросила Риса.
- Это я хотел спросить у тебя, - Маттио указал на листы стекла. – Сделаем вид, что говорим о запасах. Все хорошо у тебя и того мальчика?
Румянец проступил на лице Рисы.
- О чем ты?
- Он переживает за тебя сильнее, чем должен страж на работе, - Маттио понизил голос, чтобы никто не слышал. – Он явно тобой заинтересован.
- Он – друг, - возразила Риса. – И все. Мальчики не смотрят на меня так, - ее лицо покраснело, она вспомнила признания Рикарда несколько часов назад. Если это была любовь, она такое не хотела.
С Мило было иначе. Ее присутствие не заставляло его сочинять стихи или песню. Он не жил так, словно был на сцене воображаемой пьесы. Его слова звучали порой игриво, порой раздражающе прямо, но всегда честно. Он мог указать на ее ошибки, но не унижал ее на публике. Он не шутил, как брат. Он… с ним просто было удобно. Словно она знала его задолго до того, как они встретились, и он ей нравился.
Мило озирался с интересом, словно мастерская и оборудование вызывали у него любопытство. Он с уважением смотрел, как Амо крутит раскаленный кубок из стекла тяжелыми металлическими щипцами. Мило нравилось узнавать новое. Он не просто сочинял все, как Рикард.
- Ты того возраста, милая, когда мальчики начнут обращать на тебя внимание, если уже не начали.
- Ты звучишь как папа. А потом скажешь, что я могу только очаровывать мужчин.
- Твой отец немного слеп, когда речь заходит о том, что могут женщины, - сказал Маттио. – У тебя еще есть годы на обучение до того, как ты заведешь свою семью. Ты – Диветри. Стекло в твоей крови.
Если слова Мило были правдой, боги предвидели, что Риса понадобится в Казе Диветри во время кризиса. Но когда все закончится – если закончится – какой от нее будет прок? На следующем Фестивале Двух лун ей будет двадцать два. Она будет уже взрослой для инсулы. Спасение казы означало, что она не научится чарам семьи?
Хоть Феррер Кассамаги звал эти чары незначительными, ей не нравилось, что она осталась даже без них. Она была первой Диветри, которую не выбрали, и она не могла на это повлиять, и она получила работу казарры без преимуществ.
Она могла покинуть казу. Она могла уйти и спрятаться, пока все это не закончится. Каза падет, ее семья потеряет мелкие чары, но ей хуже не станет. На миг она захотела отомстить. Чтобы остальные ощутили, как она себя чувствовала!
Но Риса знала, что не могла так сделать. Она защитит Казу Диветри, будет поднимать флаг каждую ночь. Рог ее семьи будет звучать. Да, она лишилась обучения в инсуле, но она могла выполнять долг семьи.
- Порой я думаю, что я наказала, - сказала она медленно Маттио. – Почему у меня все должно быть таким тяжелым?
Он обнял ее так, что она не смогла дышать. Он делал так часто, когда она была ребенком.
- Думаю, ты идешь сейчас по другой дороге, - сказал он. – Сложнее, чем у других, да. Но порой боги дают трудности, чтобы в конце было приятнее. Тебе просто нужно идти вперед, девочка, как бы сложно ни было. Слышишь?
Она услышала рев голосов в другой части комнаты.
- Что вы творите, дурак! – кричал Амо.
Риса и Маттио обернулись и поспешили по комнате.
- Ты – дурак! – вопил Фредо. Он еще держал длинный металлический шест, на котором было стекло, над которым они работали. Стекло уже раскалилось, конец обмяк. – Настоящий мастер не стал бы дергаться.
- Мастер! Вы зовете себя настоящим мастером? Если бы я не отодвинулся, вы сожгли бы мне лицо! – Амо злился, сжимая кулаки. – Там, где я работал, мои мастера порвали бы вас заживо за такой трюк!
Кипя от гнева, Фредо смотрел на него, ноздри раздувались.
- Это моя мастерская. Моей семьи! Не твоей, неизвестный мелкий…
- Фредо! – повысил голос Маттио.
Амо осторожно ощупал красное пятно на лбу, будто он обгорел на солнце. Волдырей не было, но все равно ему было больно.
- Я разочарован, что в знаменитых мастерских Диветри есть работник, который так беспечно…
- Тебе тут нет места! – ядовито завизжал Фредо. Он замахнулся горячим стеклом на Амо. Тот попятился, подняв руки, готовый защищаться. Мило вскочил на ноги. Эмиль стоял за Фредо без движения.
Стало тихо. Риса сказала тихо и злобно:
- Кузен. Отец не стал бы обходиться с гостем с таким не уважением.
Фредо повернулся к ней с дикими глазами. Комок стекла свисал с палки, стал темнее, остывая, но все еще был достаточно горячим, чтобы повредить от прикосновения.
- Да, казарра, - сказал он, не двигаясь. Он выдавил слова, словно они ему не нравились. – Конечно, казарра.
Маттио в три шага добрался до Фреда, подавляя гнев.
- Хватит, - ему не нравилось происходящее в его мастерской. Он надел перчатки и забрал железную палку. Он отдал ее Эмилю, и он поспешил вернуть ее в печь, где раскаляли стекло. – Сними фартук и остынь. Мы справимся без тебя до завтра.
От этого глаза Фредо широко открылись. Он посмотрел на Рису, но та только кивнула. Она боялась, что он расплачется, было бы неудобно видеть дальнего родственника, рыдающего как ребенок.
- Отдохни днем, кузен, - сказала она, выдавив улыбку. – Расслабься. Сегодня все расстроены.
- Прости, казарра, - сказал Фредо. Его тихий голос дрожал от эмоций. – Эта мастерская – все для меня. Я не знаю, что делал бы, потеряв ее.
Все выдохнули с облегчением, когда Фредо повесил фартук на крючок у двери. Без слов, не оглянувшись, он вышел. Эмиль и Мило тут же заговорили, пытаясь привлечь внимание Маттио:
Эмиль извинялся.
- Это точно вышло случайно. Фредо никогда бы…
- Я видел его! – сказал Мило. – Он намеренно…
Маттио смотрел на Амо.
- Что ты делаешь, парень? – спросил он, когда работник снял перчатки и тяжелый фартук.
- Иду домой.
- Почему? – спросила Риса.
- Меня тут не захотят после такого, - широкое лицо Амо кривилось от недовольства. Он поднял лямку фартука над головой.
- Это решать мне и казарре, парень. Оденься обратно. Работа не завершена.
Мило обрадовался, что его друга не прогнали. Он уже не спорил, защищая Амо. Маттио подмигнул ему.
Эмиль подошел к Рисе.
- Не думаю, что Фредо хотел обжечь его, казаррина, - сказал он. Он спешно добавил. – То есть, казарра.
- Уверена, это было случайно, - сказала Риса, но она сомневалась. Фредо вел себя как казарро, а она забрала это место. Кто знал, как он мог отреагировать, если всего несколько часов назад он чуть не лишился места в мастерской?
- Это было случайно. Должно быть. Он был очень расстроен.
- Знаю, - сказала Риса. Расстроен – это мягкое слово для эмоций на лице кузена. – Не переживай.
- Он должен был быть казарро, - выпалил Эмиль. Риса охнула, и Эмиль тут же запнулся. – Он так думает. Без обид, казарра, но и ваш отец так думал бы.
- Ясно, - Риса не думала, что Эмиль хотел ужалить ее словами, но ее словно ударили по лицу. Да, ее отец отдал бы это место мужчине. Сколько человек согласились бы с ним?
- Молчи! – рявкнул Маттио на нервного юношу. Мастер нахмурился. Он посмотрел на Рису, чтобы извиниться, но она уже отвернулась, чтобы скрыть мрачное выражение лица.
22
Когда все во тьме, сосредоточимся на работе. На ежедневном труде руками, с согнутой спиной и потом на лбу. В этом спасение.
— из книги молитв инсулы Кающихся Лены
- Казарра?
Шепот был робким, едва слышным. Риса замерла от звука, сердце колотилось. Спина болела от того, что она весь день двигала ящики с листами стекла. Хоть Мило помогало, было тяжело и неудобно. До этого она, уставшая и вспотевшая, хотела только вернуться в свою комнату и опуститься в ванну прохладной воды.
- Кто там? – спросила она. За ней Мило напрягся.
Фигура медленно вышла из ниши. Он был хрупким, с морщинистой кожей на костях. В лучах из-за лоз сверху он казался скелетом.
- Дом? – спросила Риса. Пульс не успокоился. Нищий испугал ее.
Его ладонь дрожала, он сжал кулаки. На миг ее поразила его поза, в профиль он напоминал S. Колени были согнуты, словно с трудом удерживали его вес. Голова была вскинута. Он словно пригибался в низком проеме. Дом смотрел на Рису как голодающий во время пира.
- Что такое, Дом?
- Казарра, - вежливо и деловито сказал Мило. – Тебе нужно вернуться в комнату.
- Это Дом, - сказала она, его вмешательство было странным. Она тише добавила. – Что такое?
Он покачал головой и шепнул:
- Что-то не так. Я чувствую это весь день.
- Ты предложил мне забрать беднягу, - напомнила Риса.
- Знаю, - кивнул Мило. – Но…
- Он безобиден, - сказала она, почти смеясь. После всего, что произошло за сутки, появление старика было наименее пугающим событием. – Что у тебя в руках? – сказала она Дому тепло. Ладонь мужчины дрожала, он поднял кулаки. – Это мне?
Дом кивнул и открыл рот. Между губ вырвалось дыхание.
- Вам, - ветерок с моря трепал его белые волосы, похожие на облако.
Он раскрыл пальцы на круглом предмете. В его морщинистых ладонях лежал красный плод.
- О, гранат. Как мило! Спасибо, Дом. Это я и хотела.
Ток пробежал от его ладони к ее пальцам, когда Риса взяла спелый плод. От этого она вздрогнула, но улыбнулась снова. Мило кашлянул за ней.
- Казарра…
Старик пропал в тенях, а они вошли в дом, и она заговорила снова:
- Мило, что такое?
- Мне не нравится, что люди прячутся во тьме вокруг тебя, - сказал он. Он выпалил это так, что она поняла, что его веселье сменилось тревогой.
- Это просто Дом, - повторила она. – Никто мне не навредит в моей казе.
- Мы не знаем этого, - сказал он и остановил ее, коснувшись ее плеча. – Это серьезно, Риса. Стражам не приказали не пускать людей в казу, кроме ночей. Любой может притвориться другом или торговцем и пересечь мосты, если захочет навредить тебе.