Кто хочет, тот добьётся
(литературная запись Александра Скляренко)
По-моему, ни один тренер не может быть беспристрастным, если рассказывает о своём ученике. Вот почему мне нелегко писать вступление к этой книге. На её обложке стоит имя Давида Ригерта. За долгую жизнь в спорте у меня было немало учеников. Некоторые поднимались на самые высокие ступени пьедестала почёта. Олимпийскими чемпионами возвращались из дальних стран Алексей Вахонин, Николай Колесников. Но, я думаю, никто не обидится, если я сообщу, что лучшим своим учеником считаю Давида Ригерта.
Как-то раз на пресс-конференции меня в шутку спросили, на сколько процентов я могу оценить талант Ригерта как штангиста. Я ответил: "На сто". Но в каждой шутке есть доля правды. Давид действительно необычайно одарён от природы: у него великолепная координация движений, высокая скорость, гибкость — словом, это тот спортсмен, о котором тренер может только мечтать.
Но сколько я знаю ребят, которые были не менее талантливы, чем Ригерт, и, однако, так и не стали чемпионами...
Взгляните ещё раз на название этой книги. Ригерт потому и стал Ригертом, что он знал, чего хочет добиться. Я помню наши первые совместные тренировки. Как жадно слушал новичок нашей секции советы — и мои, и других опытных штангистов... Внешне он производил впечатление чуть флегматичного человека, но преображался, когда брался за гриф штанги. Мне приходилось буквально выгонять его из спортивного зала, а Давиду всё казалось, что он "недоработал".
Но одного трудолюбия всё-таки недостаточно, чтобы побеждать на крупных соревнованиях. Здесь нужен характер. У Давида он есть. Он ждёт соревнований, словно праздника. И что интересно: чем сильнее соперник, тем азартнее рвётся на помост Давид Ригерт. Ему нравится сам процесс спортивной борьбы, ему нужна победа, а медали — это уже потом... На помосте он не признаёт компромиссов, не желает "экономить силы". И любители спорта знают, что Давид Ригерт редко уходит с крупных соревнований, не установив мирового рекорда.
Давид не любит важничать, кичиться своими победами. У него очень много друзей, но, конечно, ещё больше болельщиков, — в этом мне приходилось убеждаться не раз. И, думаю, они с интересом прочтут эту книгу.
Верю, что у неё будет продолжение: во-первых, Ригерту всего тридцать два года, и как штангист он ещё прогрессирует.А во-вторых, Давид уже сейчас работает с молодыми атлетами, передавая им свой опыт.
Рудольф Плюкфельдер,
олимпийский чемпион
по тяжёлой атлетике,
заслуженный тренер СССР
Призвание
Говорят, что у олимпийских чемпионов самые хлопотные дни наступают после победы. В этом я в полной мере убедился после того, как "со второй попытки" завоевал золотую олимпийскую медаль в Монреале.
Поздравления, приёмы, автографы, интервью, снова интервью, ещё раз интервью...
Только вчера мы прилетели из Канады в Москву. Как говорится, дыхание перевести не успели, а утром уже звонит знакомый журналист. Поздравляет. А затем следует ожидаемое:
— Хотя бы на полчаса... Читателей интересуют подробности!
Против такой формулировки трудно что-либо возразить. Скрепя сердце, соглашаюсь на беседу. И вот уже больше двух часов сидим мы в гостинице "Украина". Журналист — мастер своего дела, цепкий и остроумный собеседник. И, чувствуется, хорошо знает спорт. Но сегодня разговор не клеится: последние дни нервное возбуждение было настолько велико, что ночью я почти не спал. Болит голова. Разговоришься ли тут...
Вздохнув, мой гость в который раз включает диктофон.
— Скажите, Давид, почему вы выбрали именно тяжёлую атлетику, ане какой-то другой вид спорта?
Вопрос традиционный. И я отвечаю, как отвечал уже много раз:
— В школе была штанга... Новенькая... Учитель физкультуры показал основные движения, ну и...
— А если бы в школе были боксёрские перчатки, то вы занялись бы боксом?
— Перчатки у нас были.
— И что же?
— А я занялся штангой.
Похоже, что журналист не очень доволен такими ответами. Но разве объяснишь в двух словах, как и почему ты выбрал дело, которое стало чуть ли не главным в твоей жизни?
...Самолёт покачал крыльями Москве и взял курс на юг, на Ростов. Я поудобнее устроился в кресле. Хорошо бы часок вздремнуть.
Я закрываю глаза... и вижу яркие краски, слышу своеобразную ритмичную музыку, которые присущи только казахскому народному празднику сабантуй. Так ли уж давно это было? Весёлый праздник в целинном районе после сбора урожая, выступления на местном стадионе певцов, танцоров, схватки борцов и — соревнования сельских силачей.
Вот где я, пятнадцатилетний мальчишка, впервые увидел штангу. Правда, был я на том празднике не только зрителем, но и участником соревнований и даже победил в беге на 100 метров. Результат, к сожалению, не помню, — в то время я не интересовался результатами. Для меня важно было только прибежать первым, а это как раз удалось. Школьный учитель физкультуры считал, что у меня неплохие задатки спринтера. Возможно, они и были, потому что на районных юношеских соревнованиях я занял в том же году второе место. Но это — к слову. А главное то, что я наконец-то наяву увидел, как поднимают штангу.
До этого я о ней только читал. Но много ли можно было найти в нашем селе литературы о штанге? Я давно перебрал всю сельскую библиотеку и, кажется, обменялся книжками со всеми своими сверстниками. О спорте почти ничего не было. А мне, к тому же, нужно было не вообще о спорте, а именно о тяжёлой атлетике.
Почему? Я и сам толком не знаю. Однажды, перелистывая в библиотеке журналы, я увидел фотографию спортсмена, стоящего над штангой в упругой, полной скрытой мощи позиции. Подпись гласила, что это советский рекордсмен мира Сергей Лопатин готовится выполнить свое "коронное" упражнение — рывок.
Я долго рассматривал эту фотографию, пытаясь представить себе, что же это за упражнение, которое называется так внушительно и кратко — "рывок". Затем внимательно прочёл статью о том, кто такой Сергей Лопатин, как онс 15 лет шёл к заветной цели — стать чемпионом мира, как устранял под руководством своего отца технические ошибки, как боролся с трудностями, не щадил сил на тренировках и соревнованиях...
Всё это мне чрезвычайно понравилось, а особенно понравился сам Лопатин. Я тут же пошёл в парикмахерскую и, показав журнал, попросил сделать мне такую же, как у него, лихую чёлочку — полубокс.
Все мальчишки о чём-нибудь мечтают. Мечтал и я. Нет, мне и в голову не приходила мысль о том, что я когда-нибудь стану чемпионом мира. Но всё же очень хотелось стать хотя бы похожим на спортсменов-штангистов, о которыхнет-нет да и рассказывали газетные и журнальные статьи: о Воробьёве и Коно, о Власове и Башановском... На фотографиях были красивые, могучие люди. И, стало быть, могуч и красив был сам этот вид спорта — тяжёлая атлетика!
Вот почему, когда на этом самом сабантуе начались соревнования силачей, я совершенно забыл о своей победе в беге и первый устроился напротив импровизированного помоста. И, наверное, не было на стадионе зрителя внимательнее, чем я.
Среди целинников были и хлеборобы, и механизаторы, и студенты, помогавшие убирать урожай... К соревнованиям допускались все. Но мы, мальчишки из местной школы, болели, понятное дело, за нашего учителя физкультуры, Николая Наскрипняка. Парень он был молодой, крепкий, недавно пришедший из армии. Он неплохо разбирался в лёгкой атлетике, любил бокс и вот, как я неожиданно выяснил, занимался со штангой. Правда, это была не совсем настоящая штанга, а облегчённая, тренировочная, она называлась "народная". Но эти детали я узнал гораздо позднее. К нашему восторгу, Николай победил в соревнованиях, подняв то ли 100 кг, то ли 110 кг. Человек поднял над головой целый центнер! Мне это показалось страшно много, и если прежде я проявлял к штанге интерес, то после сабантуя просто заболел ею.
Не теряя времени, я приволок к себе во двор пару комбайновых противовесов килограммов по двадцать пять, надел их на старый железный лом и тщательно закрепил. Получилось что-то вроде штанги. Она была совсем неплоха, но только я... не мог её поднять. От земли отрывал, а дальше дело не шло. Тяжёлая...
Зато мне совершенно неожиданно повезло в теории. У своего соседа, заядлого, как и я сам, "голубятника", я случайно заметил книжку из серии "Трибуна мастеров" издательства "Физкультура и спорт". Книжка была посвящена тяжёлой атлетике и содержала кинограммы движений наших чемпионов и комментарии к ним известных специалистов: Аркадия Воробьёва и Рудольфа Плюкфельдера... О Плюкфельдере я уже знал. Его громкие победы в те годы занимали умы всех любителей спорта. Не мог я знать только то, что спустя какое-то время он станет моим тренером. Мой сосед, пожалуй, совершенно не ценил эту книжку, но, увидев, что я вцепился в неё мёртвой хваткой, затребовал в обмен ни мало ни много трёх моих лучших голубей.
Голубей я любил и времени тратил на них много. Каких птиц у нас только не перебывало: и турманы, и трубачи (мы их ещё называли "дутыши" — за важный вид), и бабочка-высоколёт, и "черновые", которые служили для заманивания "чужаков", и павлиньи, слабые в лёте, но очень красивые птицы... Вот только были проблемы с кормом, добывать его приходилось по-всякому.Помню, как во время уборки урожая мы ходили с ведром и веником по дороге, ведущей на элеватор. Из каждой канавки выметалось всё её содержимое, пыль отсеивалась, а зерно шло на корм голубям...
Но за эту книгу я, наверное, отдал бы всех своих любимцев, если бы только попросили. Она и сейчас занимает самое почётное место на моей книжной полке.
В основном в ней рассказывается о технических приёмах наших ведущих штангистов. Но авторы уделили немало внимания и воспитанию бойцовских качеств, рассказывали об огромном трудолюбии, которое присуще лучшим советским спортсменам. И если тонкости техники оставались для меня тогда ещё за семью замками — я мог понять только, что штангу поднимают не одной лишь силой, — то насчёт трудолюбия я понял всё отлично. Надо заметить, что словом "труд" в нашей семье испугать никого было нельзя: не распространяясь уж об отце и матери, все мы, семеро детей (четыре парня и три девчонки), знали цену работе.
Иногда посмотришь на ладони штангиста и становится страшно: застарелые мозоли, шрамы, порывы кожи... Особенно этим страдают те ребята, которые с детства не были приучены к физическому труду. А когда берёшься за штангу килограммов в сто пятьдесят-двести, то стальная насечка грифа впивается в ладони, как рашпиль. Не буду хвастать чем-либо другим, но этим могу: ладони у меня такие же, как и у любого рабочего человека. Кожа, как говорят штангисты, "держит". А что же ей не "держать", если смолоду руки привыкли и к вилам, и к лопате? Сено подвести, навоз раскидать, силос закладывать — забот хватало. Закладку силоса я ждал со смешанным чувством. С одной стороны, это одна из самых тяжёлых на селе работ. С другой — за время закладки моё лицо заметно округлялось и сияло, как смазанный блин. Это оттого, что на ферме можно было пить сколько угодно молока. Так что ничего кроме хлеба я на работу и не брал. Час пройдёт — литр парного с краюхой выхлебаешь и работаешь за милую душу. Через час всё это повторяется.
Ребята из сборной команды страны первое время удивлялись, когда я под настроение выпивал по пятнадцать стаканов молока. Молоко — чудесный напиток, и я считаю, что для спортсмена он просто незаменим.
Выносливость — важнейшее для атлета качество. Так вот специально над развитием этого качества мне работать почти не приходилось. Оно вырабатывалось, когда в горячие дни уборки урожая весь световой день мы проводили в поле. Чуть светало — подъём, в двадцать три часа — отбой. Правда, в сильную жару мы по два-три часа спали днём. И в таком режиме проходил целый месяц.
Пожалуй, не было в деревне профессии, которой я хоть немного не занимался. Когда работал в кузнице молотобойцем, выковал себе гимнастические кольца. Привязал их к тутовому дереву в нашем дворе (к десятому классу наша семья переехала на Кубань). С апреля по сентябрь я в избе не ночевал — на этом же дереве висел гамак, который служил мне отличной постелью. Плохо, правда, было одно — спелые тутовые ягоды падали ночью на постель, и я ходил весь в подозрительных синих пятнах.
Когда я бываю в своём селе близ Армавира, то всегда с удовольствием захожу к одному соседу. Разговаривая о том, о сём, непременно спрашиваю, как, мол, печь: греет? Не разваливается? Он всегда смеётся: "Нет, — говорит, — стоит крепко и греет хорошо". Дело в том, что летом после окончания десятого класса я помогал нашему сельскому печнику. Вроде ученика у него был. Он вроде был доволен, а я был рад, что делаю нужные для людей вещи. Так вот, эту печку я впервые сложил самостоятельно, и представьте, она служит до сих пор... Между прочим, печник тот показал мне один фокус, который вначале меня просто потряс: худенький, жилистый мужичок разбивал кирпичи... кулаком. Позже я и сам научился этому и сейчас на тренировочных сборах где-нибудь на море люблю иногда озадачить ребят, разбив кулаком обкатанный волной голыш. Силы тут, кстати, особенной не нужно, но необходимы техника и решительность.
Несмотря на то что работать нам, сельским мальчишкам, приходилосьпо-настоящему, у нас хватало сил и энергии на разные спортивные забавы. Не надо думать, что меня кроме штанги ничто больше не интересовало. Как и все мои сверстники, я очень любил футбол. Особенно мне нравилось бить штрафные. И ребята это важное дело мне часто доверяли. Ноги, как видно, и в то время были у меня довольно крепкими — или гол забьёшь, или пальцы отобьёшь... А однажды все деревенские мальчишки дружно "заболели" боксом. Попросили в школе, чтобы нам выписали боксёрские перчатки, потому что поединки начались повсеместно, а спортинвентаря не было. Но к нашей просьбе отнеслись прохладно — бокс не тот вид спорта, который радует учителей. Тогда мы с грехом пополам приобрели вскладчину две пары перчаток — одна хранилась у меня, другая — у моего друга, Толика Сокола.
Уняв первый пыл схваток, мы позаботились и о тренировочных приспособлениях. Для этой цели отлично подошёл пластиковый мешок из-подсельскохозяйственных удобрений. Теперь мы могли в своё удовольствие отрабатывать на нём хуки и апперкоты.
Уроки бокса продолжались довольно долго. А вот занятиями штангой мне ребят увлечь не удалось, хотя я и пытался. Но уж больно примитивным был тот снаряд, который стоял под навесом нашего сарая. Точная копия казахстанской самоделки! И если, допустим, я мог поднимать её уже несколько раз, то у других это пока не получалось ни разу. А в таких условиях интерес пропадает быстро. "Разновесов" же у нас не было.
Никогда, наверное, не забуду я тот день, когда впервые прикоснулся к грифу настоящей штанги. Это было в 1966 году, зимой. Учился я тогда уже в одиннадцатом классе. Как всегда, с нетерпением ждал большой перемены, чтобы хоть на минутку заскочить в спортзал. Уроки физкультуры не могли унять энергию, которая прямо-таки била из меня ключом: что значат два занятия в неделю по общей программе, когда я мог уже десять раз подряд выжать одной рукой пудовую гирю?
Как водится, мы с несколькими приятелями, ворвавшись в спортзал, что совершенно не поощрялось учителями, — кто с мячом, кто на гимнастической стенке — отводили душу. Вдруг дверь распахнулась. Двое рабочих внесли в залчто-то длинное и, похоже, тяжёлое. Я присмотрелся — и сердце зашлось. Это была штанга — новенькая, ленинградская. Она оказалась просто красавицей, когда я в считанные минуты очистил её, к удовольствию рабочих, от упаковки и густой смазки.
Терпения у меня не оставалось ни грамма. Я начал упрашивать пришедшего в зал учителя физкультуры Юрия Алексеевича Одинцова разрешить мне хоть раз поднять снаряд. Я горячо доказывал, что у меня дома есть своя, самодельная штанга и, стало быть, я в тяжёлой атлетике уже не новичок. И вообще я крепкий парень, так что ничего страшного не случится...
Поколебавшись, он сказал:
— Ну, давай!
Весь дрожа от восторга, я вырвал, как сейчас помню, 50 кг и толкнул 55 кг.А вот выжал совсем мало — 37,5 кг. К моему удивлению, эта штанга оказалась совсем не такой послушной, как моя. Ещё бы, ведь у неё мягко прокручивался гриф, а мой лом между колесами крепился наглухо, и я к этому привык.
Когда я без устали махал дома гантелями, растягивал эспандер, висел на ветках шелковицы, то часто ловил на себе недоумённые взгляды матери, — мол, зачем тебе это нужно? Сам себе я никогда такой вопрос не задавал. Мне бессознательно нравилось нагружать свой организм, заставляя егопо-настоящему работать. Но я никогда не мог себе представить, к какому счастью это может привести. Счастьем этим оказались соревнования. Мне, правда, приходилось прежде выступать и в беге, и в прыжках, но как можно сравнить их со стартом в том виде спорта, которому ты отдаёшь сердце? А я уже чувствовал, что сердце моё принадлежит штанге.
Юрий Алексеевич неплохо разбирался в тяжёлой атлетике — что, к сожалению, не так уж часто встречается среди школьных педагогов. И он даже согласился вести секцию молодых штангистов. Первым в неё записался, конечно, я.
13 января 1966 года мы провели первую тренировку — это я помню абсолютно точно, потому что не мог дождаться конца зимних каникул. Тренировки проходили после уроков. Моё село находилось в пятнадцати километрах от школы, ребят отвозили туда после занятий на машине. И, поскольку ждать конца моей тренировки никто не собирался, мне приходилось три раза в неделю преодолевать эти километры пешком, что, однако, ни в коей мере не могло охладить мой спортивный пыл.
Наш тренер раскрывал нам удивительные вещи. Оказывается, чтобы сила росла, совсем не обязательно заниматься с предельными весами. Гораздо эффективнее разнообразить веса. И вообще на каждую тренировку упражнения даются разные. Я о таких тонкостях понятия не имел, но запоминал сразу. С каждым днём сила у меня прибавлялась, и возрастала вера в слова учителя. Я начинал прислушиваться к каждому его совету. Пожалуй, нельзя утверждать, что Юрий Алексеевич Одинцов — мой первый тренер, потому что занимался я у него всего один месяц. Но то, что это мой первый наставник в тяжёлой атлетике, — это уж наверняка. Я глубоко благодарен Юрию Алексеевичу. Он и сейчас живёт и работает в школе совхоза "Киров", и когда я приезжаю к родителям, непременно навещаю Юрия Алексеевича.
13 февраля в станице Прочноокопской проходило первенство района среди профтехучилищ. Мне очень повезло — за всю историю района это были первые соревнования по тяжёлой атлетике. Оказывается, преподаватель физкультуры Прочноокопского профтехучилища был большим любителем тяжёлой атлетики и даже спортивным судьёй. И хотя я не имел к профтехучилищам никакого отношения, всё же явился на эти соревнования. Как и ожидалось, к ним допускались все желающие. И таких оказалось немало. Например, в полусреднем весе выступал мой знакомый, Володя Водянов, недавно вернувшийся из армии. Володя имел второй разряд и, поскольку Юрия Алексеевича на соревнованиях не было, вызвался давать мне советы.
Это было очень даже кстати, потому что правила соревнований я знал весьма приблизительно. Но, не смущаясь, заявил начальные веса: в жиме 70 кг, в рывке — 75 кг, в толчке — 100 кг. Это были лучшие результаты, которые я показывал на тренировках. Я думал, что именно так и надо выступать.
Тактику выступления я тоже замышлял довольно своеобразную: прибавлять к штанге по 2,5 кг и поднимать, пока хватит сил. Кроме того, я был уверен, что к каждому весу можно делать три подхода — ну, как три попытки при прыжках в высоту.
Спасибо Володе: он мне быстро объяснил, что к чему. Оказалось, что в каждом движении даётся всего три подхода — исходя из этого и надо заказывать веса. Тем не менее менять первоначальную заявку я не захотел. Очень волновался, когда впервые вышел на помост, чтобы выжать эти 70 кг. Сам я в то время весил 66 килограммов и выступал в лёгкой весовой категории.
К моему удивлению, я почти не почувствовал вес штанги. Услышал только команду судьи "Опустить!". Он вообще, наш судья, видя, что половина выступавших — зелёные новички, даже ладонями не хлопал, разрешая начинать жим, а говорил "можно", чтобы понятнее было. Поразмыслив, я добавилещё 5 кг. И снова выжал. Остановился на 77,5 кг. Теперь я уже немного понял правила. А кроме того понял, что на соревнованиях поднимать штангу значительно интереснее и легче, чем на тренировках, — в азарте сил прибавляется. В рывке я последовательно поднял 75 кг, 80 кг, 82,5 кг и остался очень доволен собой. Но тут Володя подсказал мне, что если я возьму втолчке 112,5 кг, то выполню второй спортивный разряд. Я не поверил.
— Юношеский?
— Нет, спортивный. Ну, "взрослый", как ты говоришь.
Второй разряд я пожелал выполнить, не откладывая дело в долгий ящик — во второй попытке. Она оказалась удачной. Тут я вошёл во вкус борьбы. Для того чтобы выиграть соревнования легковесов, мне было достаточно добавить к этому результату всего 2,5 кг. Эти килограммы не казались мне большой прибавкой, но победу гарантировали. Я решил не зарываться, и, когда поднял 115 кг, моему восторгу не было предела.
— Видишь, как у тебя всё ловко получилось, — похвалил меня Володя. — Первые в жизни соревнования — и так чётко сработал, на все девять подходов. Такое не каждому удаётся, даже мастерам спорта!
Но этому я уже не поверил. Чтобы мастерам не удавалось то, что смог я, мальчишка?
Увы, время показало, что Володя был совершенно прав. В дальнейшем я не раз убеждался в этом на собственном порой очень горьком опыте, даже тогда, когда стал заслуженным мастером спорта.
Победителям соревнований вручали очень, на мой взгляд, красивые значки общества "Урожай". Я был бы не прочь появиться в школе с такой наградой на груди, но тут меня подстерегло разочарование: поскольку я выступал вне конкурса, значок мне не дали.
На следующее утро школьный день, как всегда, начался с линейки. Неожиданно я услышал свою фамилию.
— Вызывают, — подтолкнули меня сзади.
Я сделал шаг вперёд, размышляя, за какую провинность будет "проработка". К сожалению, такое случалось, и довольно часто. Виной тому обычно бывали моя излишняя энергия да ещё упрямство.
Но вместо этого наш строгий директор торжественно зачитал благодарность учащемуся одиннадцатого класса Давиду Ригерту, занявшему первое место в районных соревнованиях "среди взрослых штангистов".
Так я впервые узнал, что успехи в спорте быстро становятся общеизвестными, и целый день купался в лучах славы. Для полного счастья мне недоставало только значка общества "Урожай", который, по моему глубокому убеждению, а также по мнению всех ребят нашей школы, я не получил совершенно несправедливо.
На этом, к сожалению, и закончились мои школьные занятия тяжёлой атлетикой. Мы, правда, провели ещё две-три тренировки, но... Приближалась весна, не за горами были выпускные экзамены, а мне хотелось сдать их как можно лучше — ведь я собирался поступать в лётное училище. Но этим надеждам не суждено было сбыться: медицинская комиссия не допустила меня к экзаменам, потому что не так давно у меня был сломан нос.
Вот так и получилось, что 21 июня я сдал последний экзамен на аттестат зрелости, а 23 июня поезд увёз меня в сторону Урала — туда, где должна была проходить моя воинская служба.
Мастер спорта, а до мастерства далеко
Я с детства люблю, чтобы вокруг меня были люди. Возможно, потому армейская служба даже с первых, наиболее трудных для всякого новичка месяцев была для меня, в общем, не в тягость. С одним перебросишься шуткой, другому поможешь, третий тебе что-нибудь подскажет... С самым тёплым чувством вспоминаю наше армейское братство, благодаря которому любое трудное задание в конце концов успешно выполнялось.
Мы, понятно, не сразу втянулись в жёсткий режим солдатского дня. В школе младшего командного состава, призванной сделать из вчерашних горластых ребят строгих и умелых командиров, всё было расписано по минутам.
Много часов в день проводили мы только в классных комнатах. Вот где я получил возможность научиться усидчивости — качеству, которым никогда прежде не отличался. Да плюс к тому строевая подготовка и другие занятия. Но когда дело доходило до физподготовки, тут уж я отдыхал душой. Однако нелишне будет сообщить молодым читателям этой книги, что далеко не все солдаты с таким удовольствием шагали к нашему спортивному городку. Я вспоминаю первое занятие по гимнастике, когда рослый и с виду далеко не слабый парень Коля Бабенко не смог подтянуться на перекладине ни одного раза.
Вот когда под сотней сочувственных, а то и насмешливых глаз он пожалел, наверное, о своём пренебрежении к школьным урокам физкультуры... Всё это, конечно, дело поправимое, и к концу обучения Коля мог подтянуться уже раз восемьдесят, но сколько это стоило ему нервов и сил... А истина проста — всё надо делать вовремя. И учиться подтягиваться на перекладине тоже.
...Когда меня спрашивают, кто ваш спортивный кумир, я обычно стараюсь перевести разговор на другую тему. Или прямо говорю, что не очень люблю это слово, и вообще кумира у меня не было. Но здесь я немного грешу против истины. Кумир у меня был, причём целых полгода. Именно в то время, когда я учился в школе сержантского состава. Дело в том, что в соседнем здании проводились тренировочные сборы лучших спортсменов со всего военного округа. И вот однажды, проходя мимо спортзала, я увидел группу штангистов. Сердце моё забилось, а ноги сами направились к двери. Но, увы, моя новенькая зелёная "роба" никак не могла служить пропуском в спортзал — курсантов туда не пускали. Кусая пальцы, я смотрел, как ребята возились со снарядами, делали приседания, "качали" спину... А от одного удивительно стройного парня я просто не мог отвести глаз. По всему чувствовалось, что это не новичок в спорте. Ну, а уж фигура — тут и говорить нечего. Я ещё сильнее влюбился в этого атлета, когда узнал, что он, Владимир Вагин, чемпион Свердловской области, мастер спорта... Словосочетание "мастер спорта" само по себе вызывало у меня безграничное уважение, а тут ещё и чемпион...
С какой завистью смотрел я вслед этим здоровым, ладным парням, когда они, распаренные и благодушные, возвращались из душевой, небрежно повязавшись большими махровыми полотенцами! Они, понятно, не обращали на меня никакого внимания. Свои спортивные умения я мог демонстрировать только перед ребятами из нашего взвода. Кое-что мне уже удавалось. Так, путём постоянных "дополнительных занятий" по гимнастике я довёл подъём силой на перекладине до тридцати семи раз.
Это было больше, чем у других, но что могло сообщить такое число тем же штангистам? Пользуясь любой возможностью, я старался укрепить хотя бы руки. Для этого имелось простое и довольно эффективное упражнение. Я просилкого-нибудь из товарищей сесть мне на спину и с этой дополнительной нагрузкой делал отжимания от пола. Но так как на подобные тренировки времени в распорядке дня не отводилось, то мне нередко приходилось лететь, сломя голову, чтобы вовремя выполнить очередную команду "Становись!". И так же нередко вслед за этим следовало банальное: "Курсант Ригерт, выйти из строя. За опоздание на построение — наряд вне очереди". Спорт, равно как и искусство, не обходится без жертв...
Один раз я всё же прорвался в спортзал на тренировку этих штангистов. Но почувствовал себя там не очень уютно. Я пытался поднять какие-то веса, но с каждой минутой всё больше убеждался, что при моём втором "взрослом" разряде техника подъёма штанги равна у меня нулю. Я пытался что-то спросить у штангистов, но они отвечали мне каким-то непонятным языком. То ли я ещё совершенно не разбирался в спортивной теории, то ли они не хотели снисходить до уровня моих жалких килограммов и отделывались туманными формулировками...
Когда после окончания школы сержантского состава для меня началась служба в воинской части, я был уже более или менее опытным солдатом. А опытный солдат тем и отличается от новичка, что при кажущейся "непробиваемой" плотности расписания служебных занятий всегда отыщет время для любимого дела.
И вот — ура! Наконец-то нашёлся человек, который по достоинству оценил мою спортивную неугомонность! Замполит роты справедливо рассудил, что наибольшую пользу я принесу коллективу в должности физкультурного организатора. Это, понятно, не освобождало меня от прямых обязанностей, но всё же предоставляло возможности для тренировок. Кое-какой опыт организаторской работы у меня уже имелся, если вспомнить нашу деревенскую "секцию бокса". Ею руководил тот, у кого были крепче кулаки, то есть я.
Солдаты — народ организованный, с ними работать оказалось гораздо легче, чем с детьми. Тем более что я действительно всегда стремился увлечь товарищей спортом. Занятиями с удовольствием руководили молодые офицеры. Всё чаще мы выбирались с мячом на стадион. Всё охотнее ребята бегали кроссы, которые в конце концов стали проводиться каждый день. Нашлись в роте и боксёрские перчатки, и охотников попробовать силы тоже оказалось немало...
Однажды наш замполит потребовал, чтобы я зафиксировал спортивные успехи роты документально. Пришлось засесть за бумажки, чего я никогда не любил. Но, как выяснилось, документацию тоже полезно знать. Роясь в старых бумагах, я обнаружил список спортивного инвентаря, приобретённого два года назад. И там чёрным по белому значилось: "Штанга ленинградская, "Рекордная"".
Я не поверил своим глазам. Настоящая штанга снилась мне по ночам. Но в роте имелись только гири. Ещё вчера я, упражняясь с отягощениями, проломил гирей пол в нашей казарме. Старшине, отвечавшему за хозяйственную часть, человеку пожилому, чуть не сделалось плохо. В таких условиях, понятно, результата не добьёшься...
Штангу я искал, как Шерлок Холмс. В расположении роты не осталось чулана, который я не вывернул бы наизнанку. На чердаке, под грудой старых костюмов для противохимической защиты, я обнаружил наконец мою стальную красавицу.
Убедить замполита в необходимости организации секции тяжёлой атлетики труда не составляло. Сложность заключалась в другом: где тренироваться? В конце концов решили, что из двух классных комнат можно сделать сносный спортзал.
У моих родителей висит на стене бледная любительская фотография: я в армейских галифе и с обнажённым торсом поднимаю штангу, которая блинами едва не упирается в потолок. Это — в нашем армейском "спортзале". И хотя ребята ростом выше 175 см не могли полностью выпрямиться со снарядом, популярность нашей секции росла с каждым днём. Вот когда я ощутил недостаток теоретических знаний... Я далеко не всё мог объяснить своим подопечным, а ведь они прислушивались к каждому слову "тренера". Вновь и вновь доставал я свою книжку "Трибуна мастеров". Подолгу вглядывался в кинограммы движений чемпионов-штангистов. Ничего похожего не умели ни я, ни мои ребята.
Но ведь мы были в том счастливом возрасте, когда каждый день прибавляет силы, — тем более при систематических занятиях спортом. Вот почему, несмотря на всё несовершенство тренировок, наши результаты заметно росли, ребята крепли, и через какое-то время на наших парней было уже приятно посмотреть.
Жаль только, что смотреть было некому. Соревнования по тяжёлой атлетике поблизости не проводились, а на более крупные нас никто не приглашал. Впрочем, о спортивных достижениях нашей роты уже знали в части. Мы стали победителями соревнований по сдаче военно-спортивного комплекса, причём многие солдаты выполнили нормативы первой и второй ступеней, спортивные разряды. И когда однажды к нам приехал начальник физподготовки части товарищ Кольцов, показать ему уже было что. Познакомив гостя с организацией физкультурной работы в роте, я как бы между прочим сказал, что имею второй разряд по тяжёлой атлетике, да вот только в соревнованиях давно не участвовал. А тренируюсь последнее время регулярно и вообще мечтаю стать настоящим спортсменом... Товарищ Кольцов окинул меня оценивающим взглядом. Я ещё сильнее выпятил грудь.
— Ну что ж, — сказал он, подумав. — Скоро намечается первенство части по тяжёлой атлетике. Покажешь подходящий результат — создадим условия для настоящих тренировок.
Наверное, ни на одном экзамене я не волновался так, как на этом первенстве части. И было отчего: сорвусь — и прощай, по крайней мере до увольнения в запас, мечта о настоящем спорте!
Но всё обошлось как будто благополучно. Выступая в полусреднем весе, я победил, подняв в жиме 105 кг, в рывке 110 кг и в толчке 135 кг. Это равнялось первому спортивному разряду. То ли этот результат был отнесён Кольцовым к категории "подходящих", то ли на него подействовало моё действительно горячее желание стать штангистом, но только моя мечта сбылась. Через пару недель в нашу часть пришла радиограмма: меня вызывали на тренировочный сбор в Свердловск! В тот же день с командировочным удостоверением в кармане я ехал на попутной машине к ближайшей железнодорожной станции. Настроение было, как у жениха, спешащего на свидание с давно заждавшейся невестой.
Нельзя утверждать, что в Свердловске меня встретили с распростёртыми объятиями, но я на это и не рассчитывал. Я получил всё, о чём мог мечтать: возможность заниматься в приличном спортзале, да ещё с настоящими штангистами. Себя я ещё пока таковым не считал. Но тем не менее наш старший тренер восторга у меня не вызвал. Он был не армеец, а "почасовик", и чувствовалось, что особого старания в занятия он не вкладывает. Никакими титулами тот тренер не обладал, а это в глазах новичка, каким я, по сути, и являлся, серьёзный недостаток. Со временем мне, правда, не раз приходилось убеждаться, что хорошим тренером может быть человек, никогда не становившийся на высшую ступеньку пьедестала почёта. И наоборот — сколько талантливейших атлетов не сумели "раскрыться" на тренерской работе! Конечно, хорошо, когда тренер сочетает в себе опыт многолетних "схваток" на помосте и умение работать с молодёжью. Но здесь, по-моему, не было ни того, ни другого.
Мне что-то не внушали доверия те рекомендации, которые он давал ребятам (на меня, кстати, они распространялись очень редко). Да и спортсмены, судя по всему, больше надеялись на свои прежние навыки. У меня же таковые, увы, отсутствовали. Пришлось вновь доставать книжки, "советоваться" с Плюкфельдером и Воробьёвым...
Хорошо, конечно, сразу попасть в руки доброжелательного и умелого тренера. Но, вспоминая тот период, я думаю, что нет худа без добра: с первых шагов в спорте мне приходилось многое осмысливать самостоятельно. А способность анализировать свои действия — в жизни или на помосте — ещё никому не мешала.
С этого времени меня начали довольно регулярно вызывать на сборы и на соревнования. Я искал любой случай, чтобы проверить себя в деле. Кто бы ни устраивал в Свердловске или поблизости турнир штангистов — "Труд" или "Локомотив", — я был готов в нём участвовать. Но, поскольку мои желания явно превышали возможности, мне редко удавалось довести соревнования до конца. Я рисковал, заказывал веса, поднять которые не был готов ни физически, ни технически. И, как правило, "хватал баранку", то есть, не справившись с начальным весом в жиме, рывке или толчке, получал нулевую оценку. Сейчас по правилам соревнований можно продолжать состязания в толчке, если не справился со снарядом в рывке, и даже претендовать на медаль. А прежде участник в такой ситуации сразу становился зрителем.
Но эти маленькие неудачи меня не огорчали. Я и не рассчитывал на многое. Настроение было боевым, и я верил, что рано или поздно удача ко мне обязательно придёт. Она пришла, скорее, рано, чем поздно. Этобыло 2 октября 1968 года. Впервые я ехал выступать далеко — в Ташкент. Здесь проводились довольно крупные армейские соревнования. Они стали для меня дороги по двум причинам: во-первых, удалось выполнить