Когда детектив наконец уехал, Манетт тут же отправилась прямиком в Айрелет‑холл. Она оставила машину на дороге и пошла к башне. С Фредди они остановились на том, что ему ничего не оставалось, кроме как рассказать обо всём инспектору, потому что, если смерть Яна не была случайностью, они обязаны докопаться до истины. В любом случае, сказал он, стало ясно, что есть и другие вопросы, в которых им необходимо как следует разобраться. Вот и отлично, ответила Манетт. Она как раз и собирается докопаться до самой сути.
Миньон была дома. А когда, собственно, Миньон не было дома? Но она была не одна, как обычно, так что Манетт пришлось сидеть и ждать, когда закончится массаж, который её сестре делали трижды в неделю, – основательный массаж, с головы до пяток. Делал его серьёзный китаец, который ради этого приезжал из Уиндермира, что значило час дороги в одну сторону и час – обратно. И за что, само собой, платил их отец.
Миньон растянулась на кушетке с закрытыми глазами, пока шла работа над её ногами: их разминали, растирали и чёрт знает что ещё с ними делали. Манетт не понимала всех этих манипуляций, да ей и наплевать было. Но она достаточно хорошо знала свою сестру, чтобы спокойно сидеть и ждать, потому что это был единственный способ добиться хоть какого‑то внимания. Помешай Миньон наслаждаться – и заплатишь за это так, что мало не покажется.
Прошло не менее получаса. Миньон время от времени бормотала: «Ох, как приятно», или: «Да‑да», или: «Слева чуть покрепче, милый». Серьёзный китаец старательно выполнял указания. Манетт подумала, что бы он стал делать, если бы её сестра попросила облизать ей пальцы на ногах.
Наконец массажист осторожно обернул ноги Миньон тёплым полотенцем. Та застонала и сказала:
– Уже? Так быстро? Мне показалось, пяти минут не прошло! – Она медленно открыла глаза и лучезарно улыбнулась китайцу. – Вы просто волшебник, мистер Зао! – промурлыкала она. – Ну, вы знаете, куда отослать счёт.
«Уж конечно, он знает», – подумала Манетт.
Мистер Зао кивнул и сложил свои вещи: бутылочки с маслом, какие‑то мази и так далее. Потом он ушёл, такой же тихий и мрачный, как неловкая мысль.
Миньон потянулась. Закинула руки за голову, вытянула ноги, как сытая кошка. Потом сняла с ног полотенце, встала и медленно подошла к окну, где ещё разок потянулась. Наклонилась, потрогала пальцы ног, провела ладонями по ногам, по бёдрам, по талии. Манетт уже почти ожидала, что сестра вот‑вот начнёт дёргаться, как марионетка. Она ведь готова была на любой спектакль, лишь бы продолжать издеваться над родителями…
– Не понимаю, как ты, чёрт побери, выносишь самоё себя, – сказала Манетт.
– Это часть вечного круга мучительной боли, – сообщила Миньон, бросая на сестру хитрый взгляд.
Если бы существовало такое понятие, как ликующее страдание, решила Манетт, то именно так можно было бы описать выражение лица её сестры.
– Ты же просто не представляешь, что мне приходится выносить.
Миньон не спеша направилась из гостиной туда, где стоял её компьютер, не забыв по дороге прихватить ходунки – на случай, если бы кому‑то из её родителей вздумалось нанести ей неожиданный визит. Нажав на несколько клавишей, Миньон потратила несколько секунд на то, что явно было электронными письмами, и наконец сказала:
– Ох, чёрт… Этот определённо начинает мне надоедать. Мы как раз дошли до стадии «как‑жаль‑что‑великая‑любовь‑невозможна», а в этот момент они обычно начинают показывать зубки. – Миньон вздохнула. – А я возлагала на этого такие надежды! Он казался подходящим для романа хотя бы на год, тем более что начал он с фотографии гениталий. Ну что тут скажешь? Когда они ошибаются, то падают со страшным грохотом. – Она снова пробежалась пальцами по клавиатуре, бормоча: – Прощай, милый! Увы, увы, и так далее. Но любовь всё равно живёт вечно.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала Манетт сестре.
– Я уже это поняла, Манетт, потому что визит к сестре‑двойняшке без причины – совсем не твой стиль. По крайней мере, визит вот к этой сестре. И это меня беспокоит, знаешь ли. Мы ведь раньше были так близки, ты и я.
– Странно, – сказала Манетт. – Я что‑то не припоминаю эту часть нашей истории.
– Ну, ты и не можешь, ведь так? Как только на сцене появился Фредди, ты полностью сосредоточилась на нём, ты изо всех сил старалась поймать беднягу в ловушку. Он, конечно, был просто запасным вариантом, но он ведь этого не знал. Если, конечно, ты не назвала его случайно другим именем в неподходящий момент. Кстати, ты этого не сделала? Не в том ли причина разрыва между тобой и Фредди?
Манетт не стала огрызаться. Вместо того она сказала:
– Папа просто истекает деньгами. Я знаю, что он увеличил тебе содержание. Мы должны об этом поговорить.
– Ах, да, экономия, – благочестивым тоном откликнулась Миньон. – Это всегда скользкая тема, правда?
– Давай не будем притворяться. То, что происходит с бизнесом и с папой, не имеет никакого отношения к внезапному падению спроса на унитазы, ванны и раковины, потому что вся прелесть этого бизнеса состоит в его простоте: такие вещи нужны всегда. Но тебе, возможно, захочется узнать, что финансовыми вопросами после смерти Яна занимается Фредди. И эти выплаты тебе необходимо прекратить.
– Прекратить? Почему? Боишься, что я приберу к рукам все денежки вообще? Что тебе ничего не останется?
– Думаю, мне следует говорить более прямо. Я знаю, что папа теперь даёт тебе больше денег, Миньон. Всё это отражается в финансовых документах. Но это глупо. Тебе не нужны эти деньги. Тебя полностью содержат. Ты не должна требовать от папы больше.
– А ты говорила об этом же самом с Ником, возлюбленным яблочком нашего папочки, который просто зря прожигает жизнь?
– Ох, прекрати! Ты не сын, которого папа так желал, и я тоже. Значит, вот о чём ты постоянно думаешь? Вся твоя жизнь представляет собой непрерывную мысль: «Папа недостаточно меня любит»? Ты завидовала Нику с того самого дня, когда он появился на свет.
– А ты что, вообще никому никогда не завидуешь? – Миньон вернулась в гостиную, пройдя мимо многочисленных коробок и ящиков со всякой ерундой, которую она увидела в Интернете и тут же купила. – Я, по крайней мере, знаю, что мне делать с моей «завистью», как ты это называешь. А вот ты никогда не знала.
– О чём это ты? – Манетт слишком поздно заметила ловушку.
Миньон улыбнулась с видом «чёрной вдовы», дождавшейся своего самца.
– О Яне, конечно. Ты всегда хотела заполучить Яна. Все это знали. Все об этом сплетничали у тебя за спиной много лет. Ты ухватила Фредди в качестве замены, и это тоже всем было известно, включая и самого беднягу Фредди. Этот человек просто святой. Или нечто в этом роде.
– Чушь!
– Что именно чушь? Что он святой? Или что он нечто в этом роде? Или то, что ты хотела Яна, или что Фредди об этом знал? Должно быть, ты имеешь в виду своё желание ухватить Яна, Манетт? Боже, да ты, наверное, чуть не сдохла, когда вдруг появилась Найэм. Мне кажется, ты даже теперь уверена, что это Найэм довела Яна до того, что он решил предпочесть мужчину.
– Если бы ты хоть чуть‑чуть подумала, – спокойно произнесла Манетт, хотя внутри у неё бушевала буря, – ты бы увидела небольшую ошибочку в своём сценарии.
– И какую же?
– А ту, что я уже была замужем за Фредди, когда Ян женился на Найэм. Так что не всё сходится, да?
– Ну, это мелочи, – отмахнулась Миньон. – Совершенно несущественные. Ты ведь всё равно не хотела именно выйти замуж за Яна. Ты просто хотела… ну, ты понимаешь. Всякого такого.
– Ох, не говори ты таких глупостей!
– Как пожелаешь. – Миньон зевнула. – У тебя всё? Мне хочется подремать. Массаж очень утомляет, ты знаешь? Так что если тебе больше нечего сказать…
– Прекрати эти игры с папой. Клянусь, Миньон, если ты не…
– Ой, не надо! Не будь дурой! Я беру то, что принадлежит мне по праву. Все так делают. И не понимаю, почему бы тебе не последовать моему примеру.
– Все? Вроде Вивьен Талли, например?
Лицо Миньон изменилось, но ей понадобилось всего мгновение, чтобы взять себя в руки и небрежно бросить:
– Насчёт Вивви тебе лучше поговорить с папой.
– Что ты о ней знаешь?
– Что я знаю, значения не имеет. Важно, что знал Ян. Каждый ведь, в конце концов, старается взять то, на что имеет право. Ян это знал лучше, чем кто‑либо другой. Он, пожалуй, и сам пользовался… Я бы не удивилась. Для него это было бы детской забавой. У него ведь все ниточки были в руках. Разве ему трудно было бы снять немножко сливок? Подумай‑ка об этом. Но лучше веди себя разумно. А то кто‑нибудь может пожелать остановить тебя.
– Звучит как предостережение, только тебе бы следовало обратить его в свой адрес, – ответила Манетт.
Миньон улыбнулась.
– О, я ведь исключение из всех правил!