Что же это был за глаз в темноте? Ее ли? Левый или правый? Или же ни тот и ни другой? А был ли глаз вообще?
Вдруг мне почудилось, что это я был тем огромным, светящимся в темноте глазом.
НОВЫЙ ГОД
Сегодня первый день нового года и нового – XXI – века. Миллионы людей вышли встречать утреннюю зарю нового дня. Одни просто гуляют по улицам или ликуют на крышах шанхайских высоток, весело приплясывая на пронизывающем холодном ветру, другие танцуют на загородных пляжах. Пожалуй, только я в это праздничное утро спокойно сплю в своей постели и вижу сны.
Мне свойственно видеть удивительные сны, особенно под утро, перед пробуждением. Нечего даже и пытаться пересказать их сюжет. Зачастую во сне со мной происходит такое, чего я и представить себе не мог. Хотя иногда я ясно осознаю, что сплю и все это происходит со мной во сне. В такой момент я отдаюсь полету фантазии и управляю развитием действия, будто я режиссер на киносъемках. Но в этот раз мой сон мне не подчинялся. Причем я ясно чувствовал, что это сопротивление исходило не из моего подсознания, а откуда-то извне. Будто какая-то непонятная внешняя сила пыталась воздействовать на мой мозг.
В эту ночь мне приснился огонек свечи, который превратился в глаз, висящий в темноте прямо передо мной и требующий от меня, чтобы я что-то понял и ответил. Наконец я все же сумел извлечь сам себя из этого сновидения и заставить проснуться. Наутро я встал больным и разбитым.
Когда я наконец вылез из кровати, то решил попробовать разобраться в том, что же произошло за последние дни. Я вспомнил, как полицейский допрашивал Хуан Юнь и как она сказала, что Лу Бай, перед тем как броситься в воду, видел нечто таинственное. И хотя в действительности ничего необычного там не было, взгляд Лу Бая блуждал то вправо, то влево, стал мятущимся, как если бы он увидел нечто колеблющееся – огонек свечи, например, или парящий в темноте глаз, который я видел вчера в кабинете психоаналитика.
Такие видения подобны ветру. Хотя сам ветер незрим, мы способны увидеть предметы, которые он вздымает и несет над землей. И это позволяет нам почувствовать незримое движение воздуха. То, что предстало перед Лу Баем в тот момент, могло существовать в действительности, просто остальные были не способны увидеть это.
Хотя было еще только около семи утра, я позавтракал и сразу же вышел из дома. В это ясное холодное новогоднее утро все уже разошлись по домам.
Опять я был в одиночестве…
Я спустился в метро. Поезд только что ушел, и в ожидании следующего на перроне маячило не более пяти пассажиров. Я сел и начал бездумно разглядывать рекламу, висевшую передо мной.
Рядом уселся очень высокий мужчина лет сорока. Прикид у него был что надо: фирменный плащ, черный европейский костюм, в руках – дорогой портфель. Весь его облик, какой-то суперхоленый, отутюженный, буквально кричал о достатке. Это был типичный «белый воротничок» явно высокого ранга. Неужели даже сегодня – в праздник – ему надо на службу? Человек сидел неподвижно, пристально глядя прямо перед собой.
На секунду у меня заложило уши от воздуха, который выталкивал из туннеля приближающийся состав.
Вдруг мужчина резко поднял голову, посмотрел на потолок, опять потупился, потом повернулся в мою сторону. Мы оказались буквально лицом к лицу, и я смог посмотреть ему прямо в глаза: взгляд его был каким-то мутным, блуждающим. Куда он смотрит? Что видит? Я огляделся. Вокруг – ничего необычного, только позади меня бегут бесконечные ступени эскалатора. Когда я вновь повернулся к мужчине, то увидел, что он встал, сделал три неуверенных шага вперед, потом еще два и вдруг быстро пошел к краю платформы.
Поезд, ярко сверкая огнями, уже показался из туннеля.
– Берегись! – заорал я и бросился вслед за странным человеком.
Но он даже не оглянулся, а, дойдя до края платформы, спрыгнул вниз.
Экстренное торможение! Поздно! Поздно… Оглушающий визг тормозов, в котором мне послышался хруст раздробленных костей. Сила инерции продолжала тащить состав вдоль перрона…
В этот миг я испытал ни с чем не сравнимый ужас, будто поезд раздавил меня самого. Я зажмурился и помотал головой, потом начал яростно тереть глаза. Ничего! Вокруг не было ничего, что могло бы напугать мужчину и заставить броситься под поезд.
Что же такое ему привиделось?
ПЯТОЕ ЯНВАРЯ
Я поехал к Е Сяо. Я не виделся с ним уже несколько лет. Мы с ним родственники, правда, я понятия не имею, кем он мне приходится, потому что в нашем многочисленном семействе такое множество родственных связей, что легко запутаться. Я привык называть его просто по имени. В детстве какое-то время он жил в нашей семье, мы часто вместе играли, а потом он поступил в Высшее училище общественной безопасности в Пекине, и мы больше не встречались, ограничиваясь редкими телефонными звонками. Говорят, он учился в какой-то секретной технической школе, поэтому в период обучения его связи с внешним миром были исключены. Вчера я навешал родителей, и мама сказала, что Е Сяо вот уже несколько месяцев живет в Шанхае и работает в информационном центре городского управления общественной безопасности.
Оказалось, что Е Сяо, как и я, жил один. Он снимал небольшой, но очень комфортабельный коттедж. Обстановка в доме была скромная. Единственный предмет в его комнате, который привлекал внимание, был дорогой навороченный компьютер. Сам Е Сяо был худ, густобров и своим грозным взглядом, наверное, пугал подследственных, убеждая их признаться во всем. Но сейчас Е Сяо казался усталым и озабоченным. Он насыпал мне в чашку заварку. Я изумился: он же должен помнить, что я никогда не пью чай. С детства почему-то его не люблю.
Да, Е Сяо здорово изменился: он стал молчаливым, немногословным. Теперь он ничуть не походил на того мальчишку, каким был в детстве. Тогда он был необыкновенным живчиком, без конца проказничал, изобретал такие шалости, что все только диву давались. Например, любил наряжаться привидением и среди ночи пугать людей.
– Ну, как ты? – спросил я.
– Ничего. Что это ты вдруг вздумал навестить меня?
Тут я и выложил ему все. Рассказал о тех странных событиях, невольным участником которых мне пришлось стать за последние дни.
Е Сяо нахмурился, но как-то нарочито небрежно сказал:
– Ерунда. Забудь об этом. Это дело полиции и тебя не касается.
– Да не могу я забыть! Мои мозги больше такого не выдержат.
– Ты действительно хочешь знать больше? – спросил меня Е Сяо.
– Очень прошу, помоги мне разобраться во всем. Как друга прошу. Вспомни, как мы дружили в детстве. Ведь прежде я тебя никогда ни о чем не просил.
Он надолго задумался, потом вздохнул, достал из ящика стола компакт-диск и вставил его в компьютер:
– Из-за тебя я нарушаю служебную тайну. Имей в виду, меня за это по головке не погладят.
Е Сяо открыл в меню раздел «Документы» – на экране появился текст:
Чжоу Цзывэнь, пол мужской, 20 лет, студент, 5 декабря. В спальне обрезком стекла перерезал себе горло. Самоубийство. Скончался.
Ян Хао, пол мужской, свободный журналист, 9 декабря. Выбросился из окна своего дома. Самоубийство. Скончался.
Ю Синьсинь, пол женский, системный администратор, 13 декабря. В офисном туалете приняла яд. Самоубийство. Скончалась.
Чжан Кэжань, пол мужской, 17 лет, учащийся средней школы, 17 декабря. Дома вскрыл локтевую вену. Самоубийство. Скончался.
Линь Шу, пол мужской, 22 года, безработный, 20 декабря. Дома выбросился из окна. Самоубийство. Скончался.
Лу Бай, пол мужской, 28 лет, служащий фирмы, 24 декабря. В Пудуне на проспекте Биньцзян прыгнул в реку Хуанпу. Самоубийство. Скончался.
Цянь Сяоцин, пол женский, 21 год, студентка, 28 декабря. В аудитории вуза повесилась. Самоубийство. Своевременно обнаружена и спасена. Психика травмирована, сознание неясное, в настоящее время находится на излечении в психиатрической клинике.
Дин Ху, пол мужской, 40 лет, генеральный менеджер представительства иностранной фирмы, 1 января. Бросился под поезд на станции метро. Самоубийство. Скончался.
Ван Янхай, пол мужской, 30 лет, служащий госпредприятия, 3 января. Дома в одиночестве умышленно открыл газовый кран. Отравление газом. Самоубийство. Скончался.
Рядом были помещены фотографии трупов. Одни выглядели ужасно, на них было страшно смотреть, другие наоборот – благообразные и какие-то удивительно спокойные. С болью в сердце я увидел здесь фотографии моих друзей – Линь Шу и Лу Бая.
– Сегодня днем я закончил обработку этих материалов и уже передал их в управление общественной безопасности. В этом перечне собраны случаи самоубийства с неясными мотивами. И это только в Шанхае и только за последний месяц, – бесстрастно пояснил Е Сяо.
– Немотивированные самоубийства?
– Да. У всех этих людей не было причин для самоубийства. Обычные причины суицида – несчастная любовь, безработица, семейные неурядицы, проблемы с учебой, непосильная работа или же крупные убытки, например, утрата всего состояния на бирже и тому подобное. Еще одна причина – страх перед возмездием за совершенное преступление, когда муки совести становятся невыносимыми и смерть кажется единственным путем к искуплению. Однако немотивированные самоубийства, совершенные в последнее время, не подпадают под типичные квалификационные признаки, потому что эти люди жили абсолютно нормально, а у некоторых жизнь вообще была замечательная. Друзья и родственники погибших тоже не могут понять, почему они покончили с собой. Словом, в течение очень короткого времени – всего за один месяц – из жизни ушли девять человек. Причем в этот список я не включил мотивированные самоубийства, даже если предполагаемый мотив – всего лишь гипотеза, предположение посторонних лиц. В прошлом году за этот период в городе не случилось ничего подобного, а теперь такая ситуация, что приходится ожидать новых самоубийств.
– Ты думаешь, что между этими смертями есть какая-то связь?
– В высшей степени вероятно, но сейчас никаких доказательств нет. По нашим сведениям, за последние несколько недель в других крупных городах имели место такие же инциденты.
– О небо! По всему Китаю? – поразился я и сразу же спросил: – А за границей?
– Пока такой информации нет.
– Значит, у полиции нет конкретной версии? Но ведь студентка не умерла, у нее можно разузнать что-нибудь?
– Нет. Студентку спасли, но она сошла с ума, никого не узнает. Крайне тяжелый случай психического расстройства, психиатры все перепробовали и теперь не знают, как быть.
– Да, загадка!
– Погибшие не были знакомы друг с другом, их всех, за исключением твоих друзей, абсолютно ничего не связывало между собой. Только одно мы установили точно – при жизни у них у всех было нечто общее: все они – отъявленные интернетчики.
– Правда? – удивился я.
– Обрати внимание, эта волна самоубийств похожа на эпидемию: одинаковый диагноз, а носителя инфекции установить невозможно. В биологии источником инфекций являются бактерии и вирусы. Я лично – подчеркиваю, это не официальная, а моя версия – так вот, я лично предполагаю, что, возможно, в Интернете появился некий вирус, который заставляет людей покончить с собой.
Я оторопел. Неужели на самом деле возможен такой ужас? Я неотрывно смотрел на монитор, а мертвые лица моих друзей с экрана глядели на меня. Мне вдруг стало очень страшно: вдруг среди них я сейчас увижу свое собственное лицо? Я повернулся к Е Сяо и машинально переспросил:
– Вирус?
– Вирус.
ШЕСТОЕ ЯНВАРЯ
Хорошо бы сегодня поспать подольше, но вдруг зазвонил телефон и прервал мой сладкий утренний сон. Я снял трубку, однако ничего не услышал. Прошло несколько секунд, в трубке задышали, причем дышали все громче, странный звук стал похож на шипение змеи, и чем дольше я слушал это, тем страшнее мне становилось. Наконец трубка заговорила, и мои воображаемые страхи и ужасы тут же исчезли.
– Алло, здравствуйте. Это доктор Мо из психологической консультации.
Доктор Мо?… Со сна я плохо соображал, да еще он меня напугал, так что только после долгой паузы я вспомнил этого доктора, называвшего себя психоаналитиком.
– Ах, это вы. Что за странные звуки? В чем дело? – Я был уверен, что он сошлется на неполадки в телефонной сети.
– Извините, если я вас напугал. Это ничего. Просто я испытывал вашу силу воли.
После каждого слова он усмехался. Это такая манера говорить или он подсмеивается надо мной? Очень противно.
– Покорнейше прошу не шутить так больше. У вас ко мне какое-то дело?
– Согласно плану лечения, составленному мною для вас, вам сегодня утром надлежит явиться ко мне на очередной сеанс.
– Вы составили для меня план лечения? Я же сказал, что не намерен продолжать лечение, и уж тем более не просил составлять для меня никакой план.
– Но я уверен, что вы нуждаетесь в лечении. Я вас не обманываю. Вам крайне необходимо лечиться, в противном случае вам угрожает большая опасность. Вы ведь понимаете, о чем я говорю. К тому же сейчас я не требую никаких денег, я лишь считаю, что необходимо провести серию сеансов. А потом уж рассчитаемся.
– Хотите ускорить мою смерть? Ждете, когда придет моя очередь покончить с собой?
Редко мне доводилось говорить с кем-либо так грубо, но я не на шутку обозлился: с чего он взял, будто я болен? Не успел я продолжить, как на другом конце провода меня перебили:
– Это Роза подсказала, что вам надо позвонить, а то я так и не вспомнил бы.
Роза… В моем воображении мгновенно возникло ее лицо, и я пробормотал себе под нос:
– Роза…
– Вы что-то сказали? Вот черт, он услышал.
– Извините, я сказал, что сейчас приду.
– Прекрасно, жду вас. До свиданья. Он отключился. А я все держал трубку возле уха и слушал: гу-гу-гу… – только теперь я окончательно проснулся. Взглянул на часы – о небо! – еще нет и семи. С чего это он позвонил мне так рано? Вряд ли доктор Мо столь. загружен, что работает дни и ночи напролет.
С трудом я выбрался из постели и проваландался дома до восьми. А еще через полчаса добрался до консультации, вошел – и увидел Розу.
– Доброе утро, – приветствовала она меня.
– Доброе утро, – кивнул я, не смея поднять на нее глаза, будто был ей что-то должен.
– Ты немного не вовремя – у доктора пациенты. Обожди здесь немного…
– О, – я растерялся и не смог придумать, что еще ей сказать. И опять я, как дурак, как какой-то мальчишка, неловко стоял перед ней, буквально не зная, куда деть руки.
– Посиди пока. – Она указала на стул.
Усевшись, я принялся от смущения разглядывать потолок. Он был украшен лепниной и расписан в стиле европейского Возрождения. Исключительно христианские религиозные сюжеты: святой младенец на руках у Богоматери, сонм ангелов, – вот уж не ожидал, что доктор Мо еще и ценитель искусств.
– Хочешь чаю? – спросила Роза и подала мне чашку. Я не люблю чай, но, постеснявшись отказать ей, осторожно поставил чашку на соседний стул. Когда она наклонилась, чтобы налить мне чай, ее волосы коснулись моего лица. Я буквально замер – все это уже было в моей жизни. Но память никак не хотела помочь мне вспомнить, понять, почему все это так волнует меня. Не только знакомое ощущение от легкого касания волос, главное – аромат, исходивший от ее тела. Он был до боли знаком мне, никакие духи не смогут повторить его. Такой аромат был присущ одному-единственному человеку в мире, и вот теперь появился второй… Ниспосланное небом благоухание девичьего тела, исходящее из самых глубин плоти… Для меня этот аромат стал настоящим потрясением, как разряд электрического тока, как удар, сбросивший мое сознание в тайный и глубокий колодец памяти. Это были очень тяжелые для меня воспоминания…
Мы молча сидели в холле. Роза листала какие-то документы, но я заметил, что краешком глаза она поглядывала на меня. Чтобы чем-то занять себя, я отхлебнул из чашки. Вкус чая оказался гораздо лучше, чем я ожидал. Обычно, когда другие заваривают для меня чай, я никогда его даже не пробую, хотя понимаю, что это неприлично. Ну не люблю я чай.
Прошло, наверное, полчаса, а в холле все так же – ни звука, хотя здесь были два человека. Такая тишина, что я ясно слышал тиканье своих часов. В конце концов я не выдержал. «По-моему, этот доктор Мо просто издевается надо мной!»
Я поднялся и спросил Розу:
– Извини, нельзя ли мне пройти наверх к доктору Мо?
Она на секунду задумалась и кивнула в знак согласия.
Я медленно поднимался по лестнице, стараясь не слишком топать ногами. Перед входом в кабинет я остановился и прислушался: за дверью слышался чей-то голос, но слова невозможно было разобрать. Распахнув дверь, я без стука вошел. Мне представлялось, что внутри будет так же темно, как в прошлый раз, но оказалось иначе: света из окон было вполне достаточно. Доктор Мо по-прежнему восседал в шезлонге и, надменно ухмыляясь, как какой-нибудь князь, свысока взирал на трех человек, сидевших на полу.
Это была весьма странная троица: старик лет шестидесяти, женщина, которой было за тридцать, и молодой парень моего возраста. Поджав ноги, они сидели на ковриках, старательно закрыв глаза, будто молились Будде в храме или вместе с монахами исполняли ритуал поклонения.
Парень заговорил, не открывая глаз: – На улице зажглись газовые фонари, полицейский совершает обход, я сижу в коляске рикши с желтым верхом, не спеша еду по Сяфэйлу. Останавливаемся у последнего переулка, я даю рикше мексиканский серебряный доллар – столько ему за весь день не заработать… Поворачиваю в переулок, там дом европейской постройки, я его обхожу кругом. Уже десять часов вечера, в доме темно, только на третьем этаже светится желтоватым светом одно окошко… Лезу через высокий каменный забор, сердце так и колотится, крепко цепляюсь за железные прутья на верху стены и наконец перелезаю. Вот я в саду. Вижу силуэт в окне третьего этажа. Смело иду к дверям черного хода. Дверь не заперта. Вхожу. В холле темно, только едва мерцает белая свеча… В темноте различаю лестницу, по ней иду наверх, ступеньки скрипят невыносимо. Дрожу всем телом, но иду… Вот и третий этаж, из окна мансарды лунный свет падает мне налицо, я чувствую, как пот струйками стекает по лбу. Вдруг открывается дверь, и я вижу ее лицо в бледно-желтом свете луны… Каролина, моя Каролина! Я сжимаю ее руки, обнимаю ее, словно заключаю в свои объятия весь мир… Ее нежные руки втягивают меня в комнату, я чувствую неудержимую силу сжигающей ее страсти. Она запирает дверь: сегодняшний вечер – наш…
Здесь парень неожиданно оборвал себя, нахмурился и больше ничего не сказал. Изумленный, я глядел на него, потом посмотрел на доктора Мо.
– Не бойтесь, он вспоминает случившееся с ним в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, – улыбнулся мне доктор.
Я ему не поверил.
– Тысяча девятьсот тридцать четвертый год? Он же одних лет со мной, а в тридцать четвертом году молодым был мой дедушка.
– Понимаю вашу реакцию. Разве вы не догадались, где находится дом, о котором он рассказывал? Это же здесь, это тот самый дом, где мы сейчас находимся. Полгода тому назад он проходил мимо, и это место показалось ему знакомым, хотя прежде он никогда тут не был. Потом он начал постепенно вспоминать, чувствуя, что бывал здесь, бывал в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. В этом доме проходили его любовные свидания с француженкой Каролиной.
– Он душевнобольной?
– Нет, он вспоминает свою прежнюю жизнь, жизнь предшествовавших поколений. Его предок был молодым человеком, жившим в Шанхае тридцатых годов. Сначала я тоже не верил его россказням. Потом я опросил людей преклонного возраста, которые в те годы жили по соседству, и выяснил, что в тридцатые годы здесь действительно проживала француженка Каролина; ее муж какое-то время занимался торговлей во внутренних провинциях Китая, и в этом доме случилось немало романтических историй. Парень не мог знать об этом, поэтому я верю в подлинность его воспоминаний из прошлой жизни.
– Это тоже лечение?
– Конечно. Ладно, следующий, – строго приказал доктор.
Старик заговорил, не открывая глаз:
– Темная ночь. Подходит похоронная процессия, сотня дюжих молодцов тащит непомерных размеров лакированный гроб, покрытый росписью ошеломляющей красоты. У меня перед глазами гора правильной пирамидальной формы. Это могила императора Цинь Шихуана. По обеим сторонам дороги, ведущей к могиле, стоят десять бронзовых фигур воинов-колоссов. Множество пылающих факелов разгоняют кромешную тьму и освещают пустыню. Постепенно мои глаза привыкают к этому свету, я иду вперед – к распахнутым воротам подземного дворца. Сопровождая гроб великого императора Шихуана, мы спускаемся вниз по лестнице, и подземный мрак накрывает нас. Нам понятно, что мы уже под землей, туннелю конца не видно, слышен только тяжелый топот да лязг оружия воинов. Мы идем по длинной дороге подземного мира, долго шагаем, пока внезапно не распахиваются громадные ворота. Мы входим в них. Лучи золотого света ослепляют меня, я поднимаю голову, протираю глаза и вижу: вокруг светло как днем, над нашими головами – другое небо, под ногами – другая земля, и неподвижное море – словно из ртути. Величайший подземный дворец! Я понимаю, что мы проникли в подземный дворец императора Шихуана. Здесь стоят тысячи, десятки тысяч, целая армия терракотовых воинов – мы осторожно пробираемся сквозь их ряды, ступая по золоту сокровищ, которыми усыпано все вокруг. И вот в самом центре подземного дворца мы устанавливаем гроб. В последний раз мы падаем на колени перед императором Шихуаном. Прощай навсегда, наш император! В последний раз кланяемся фобу: нам надо уходить – человек живет один раз, и живым запрещено быть здесь, иначе останешься навсегда. Покинув подземный дворец, мы закрываем колоссальные ворота. Потом по длинному подземному туннелю идем в обратную сторону. Когда мы подходим к выходу на поверхность, оказывается, что большие ворота крепко закрыты. Что же случилось? Мы стучим, мы бьемся о запертые двери, кричим и воем, но нас никто не слышит. Нас бросили здесь, и наконец мы осознаем, что сами превратились в погребальное жертвоприношение. Во мраке я спокойно ожидаю наступления смерти.
– Хватит, – прервал доктор. – Вы говорили очень хорошо, результативность лечения налицо. Мне нужны были детали. Вы передали их прекрасно.
– Судя по всему, его предок был воином в погребальной процессии Шихуана. Но это же представить себе невозможно! – пробормотал я, подумав про себя, что тут нагородили несусветный вздор, а у старикана такая богатая фантазия, что даже маразм ничего не изменит…
– Насчет того, что невозможно представить, поговорим потом. Теперь вы, мадам, – с ухмылкой сказал доктор.
– Не хочу говорить.
Такой ответ меня удивил и втайне обрадовал: наконец-то доктор Мо встретил отпор.
– Я знаю, что воспоминания могут причинить вам боль, и я вас прекрасно понимаю, но ничего страшного не произойдет. Выговорившись, вы облегчите свои страдания, а этот молодой человек, я уверен, сохранит вашу тайну.
Это он про меня?
– Ох, какой кошмар!.. То есть мне хочется верить, что это был просто кошмарный сон, но, увы, это не сон, я сама пережила это, когда душа моя была в иной телесной оболочке. В декабре 1937 года я находилась в Нанкине. В тот зимний день наша семья не успела убежать вместе со всеми, улицы заполнили толпы отступающих солдат, идти было невозможно, и мы спрятались в доме. Залпы орудий звучали все ближе и громче, от грома выстрелов заложило уши. Вечером первого дня ничего не произошло, мы провели ночь в страхе и ожидании. На второй день я осторожно приоткрыла окно: на улице валялись трупы, это были трупы китайских солдат, а три японских солдата шли вдоль улицы и ударами штыков добивали тех, кто еще дышал. Колонну китайских пленных со связанными руками гнали к реке Янцзы.
Дрожа от страха, я закрыла окно, наша семья не знала, что делать и чего ждать. Вдруг дверь выбили ударом ноги, в дом ворвалась толпа японских солдат. Тыча в нас стволами винтовок, они требовали денег и ценностей. Мы отдали все, что имели: и деньги, и украшения. Потом они начали стрелять. Сначала прострелили голову моему старшему брату, потом всадили несколько десятков пуль в маму и папу, последним убили моего младшего братишку. Ему велели стать на колени, японский офицер вытащил длинную саблю, взмахнул ею – и голова моего брата упала на пол. Струя крови брызнула мне в лицо. Кровь, повсюду была кровь, а они… Извините, я дальше не могу говорить…
Лицо женщины исказилось от страданий.
– Говори! – властно приказал доктор. По-моему, он наслаждался жестокостью и с превеликим удовольствием выслушивал рассказ о страшных событиях.
– Да, – подчинилась женщина приказу доктора. – Они бросили меня на пол, сорвали одежду, окровавленными руками стали ощупывать мое тело, а потом…
Женщина обхватила себя руками, словно кто-то и впрямь пытался сорвать с нее одежду. Ее тихий невозмутимый голос вдруг изменился, и она заорала:
– Пусти, скотина! Пощадите! Не на-а-адо!!!
Слезы двумя быстрыми ручейками побежали по ее лицу, и я просто не посмел заподозрить ее во лжи. Украдкой я наблюдал за доктором Мо: в его глазах светилась неподдельная радость, словно на этот раз его задело за живое. Вдруг женщина открыла глаза и, вся зареванная, попятилась к двери. Раздался торопливый стук ее каблучков – она быстро сбежала вниз по лестнице.
– А знаете, – обратился ко мне доктор, – эти японцы в прошлой жизни ее изнасиловали.
– Но вам не следовало заставлять ее вспоминать о пережитых муках.
– Каждый человек должен принимать свое страдание лицом к лицу.
Он не стал объяснять свою теорию подробно, а обратился к сидящим на полу:
– Хорошо, на сегодня сеанс окончен. В следующий раз жду вас через неделю.
Старик и парень открыли глаза, поднялись и вышли.
– Ну, хорошо. Теперь ваша очередь.
В комнате остались только мы двое: я и доктор.
– Сядьте на пол, здесь чисто. Закройте глаза.
– Я? Нет, я не верю в это.
– Вам надо верить, садитесь и все.
Доктор Мо опять заговорил повелительным тоном, в котором, по-моему, было что-то завораживающее, или же он и впрямь был мастак напускать на себя командирский вид. Что делать, я взял да и уселся на полу. А он продолжал говорить:
– Закройте глаза, хорошо, успокойтесь, спокойнее, еще спокойнее…
Он монотонно, раз двадцать или тридцать призвал меня к спокойствию и расслаблению. Не помню, как долго это длилось, но я действительно расслабился, да так, словно моего тела вовсе не было, а сознание превратилось в нечто, существующее отдельно от меня. Наконец я услышал его далекий, невнятный голос:
– Ты больше уже не ты.
– Почему я уже не я?
И в этот момент я провалился, словно упал в могилу…
Не знаю, сколько времени прошло, я начал медленно приходить в себя и наконец открыл глаза. Доктор Мо по-прежнему сидел передо мной. Я посмотрел на часы: странно, прошло только полчаса. Мне показалось – целая вечность.
– Знаете, что вы мне только что рассказали?
– Я ничего не помню о том, что здесь было. Неужели вы поверили бы, если бы я сообщил вам, что я незаконнорожденный сын императора?
– Точно. Ваши воспоминания были о прежних перерождениях – причем все из жизни императоров.
– Чушь дерьмовая, – возразил я очень слабым голосом.
– Нет, честно. Вы сами сказали, собственными устами.
– Тогда прошу вас уведомить меня, каким же императором я был в прежних перерождениях, циньским Шихуаном или ханьским Уди? – обозлился я.
– От вас зависит – верить или не верить.
– Кто же вы, в конце концов, врач или колдун? – я даже не удержался от угрожающего жеста.
– В глубокой древности самыми первыми врачевателями были именно колдуны.
Его ответ прозвучал торжественно и гордо. Причем я был вполне согласен с его словами, но ведь сейчас у нас на дворе XXI век, а он – просто искусный гипнотизер, мастер обмана. Даже если поверить в очень правдивый рассказ женщины, все равно: Мо – несомненно, аферист.
– Извините, я ухожу, и не надо мне больше звонить.
Я вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Внизу Роза встретила меня неизменной улыбкой:
– Как прошел сеанс у доктора?
Меня подмывало искренне сказать: «Безобразно!» – но я, как всегда, смущенно пробормотал:
– Сносно.
Уже у выхода я услышал голос Розы:
– Мы будем ждать тебя.
Я обернулся, кивнул ей и только потом вышел. Вдохнув свежий воздух, я оглянулся на этот старый трехэтажный дом, и мне вдруг почему-то стало жутко. Пройдя несколько шагов, я увидел женщину, ее неясный силуэт мелькнул передо мной. Знакомая фигура… Я ускорил шаг. Я видел ее только со спины, но сразу узнал: это была Хуан Юнь.
Как же она сюда попала? Наверняка тоже вышла из этого дома и пошла прямо к проспекту. Не колеблясь, я догнал ее и окликнул:
– Хуан Юнь!
– Откуда ты здесь? – Она казалась взволнованной, но сразу успокоилась. – Вот уж счастливый случай. Как тесен мир.
– Я приходил к доктору лечиться.
– А, я и забыла. Я же сама посоветовала тебе прийти к нему.
– А ты-то как сюда попала?
– Да что-то нервы пошаливают последнее время.
Она поколебалась в нерешительности, как будто хотела сказать что-то еще, но сменила тему:
– Как тебе лечение у доктора Мо?
– Я в нем разочарован, – сказал я и добавил шепотом: – Это демон, прикидывающийся святым. Только не передавай ему моих слов.