Твой младший брат благополучен.
Сегодня вечером я не заснул и всю ночь не спал. Я потрясен. Раз такое событие совершилось, если все это правда, то тело императрицы совершенно необыкновенно. С точки зрения физиологии человеческого тела оно обладает высочайшей научной ценностью. Если будет возможно провести антропологическое вскрытие тела и получить результаты, то это может стать эпохальным открытием и принести громадную пользу всему человечеству. Я обязан доложить нанкинскомуправительству и съездить в Дунлин, несмотря на опасность такого предприятия.
13 октября Бюрократы нанкинского правительства – ~ все сплошь обжоры и пьяницы – только сегодня санкционировали нашу поездку в Дунлин. Нам присвоили статус правительственной комиссии по расследованию и поручили местной полиции обеспечить нашу безопасность. Сегодня вечером мы выезжаем в Дунлин поездом через Тяньцзинь, это меня очень воодушевляет.
16 октября Долгое и трудное путешествие, в такое время солдаты и бандиты очень похожи друг на друга. Кто есть кто – не разберешь. Наконец добрались до Дунлина. Полное опустошение и разорение – смотреть невыносимо. Мы сразу же направились к гробнице Хуйлин императора Тунчжи. Ворота подземного дворца открыты нараспашку. Мы зажгли факелы и в сопровождении местной полиции спустились в подземный дворец. В нем загробная жуть, полный мрак, без факелов я не посмел бы туда войти. Под землей миновали несколько каменных ворот, мы все содрогались от страха, у всех побелели лица, как у мертвецов. Несколько человек струсили и сбежали, другие падали на колени и плакали. Я тоже боялся, но ради науки и будущего человечества возглавил остальных и вошел в последнюю залу подземного дворца. Впечатление торжественно-траурное. В центре стоят два громадных гроба из позолоченного южного дерева фебе. Гробы сдвинуты, крышки с них сорваны. По слухам, в подземном дворце изначально хранились неисчислимые сокровища, но все расхищено многочисленными грабителями. В юго-восточном углу погребального зала я обнаружил тело императрицы. В свете факелов я лично лицезрел это чудо. Действительно, тело сохранилась без дефектов. Императрица лежала нагая, ее кожа была белее яшмы, но это отнюдь не была та белизна мертвого тела, которую мы привыкли видеть. На первый взгляд она была похожа на спящую весенним сном красавицу с картины художника и даже волновала сердца мужчин. Даже у такого старика, как я, проснулась плоть и возжелала женщину. Только на животе императрицы была резаная рана, кишки вывалились наружу. Говорят, беспощадный злодей вспорол живот императрицы в поисках золота, которое она проглотила при самоубийстве. Этот разбойник содеял страшное преступление и заслужил смертную казнь на месте.
Я надел продезинфицированные резиновые перчатки и осторожно заправил вывалившиеся наружу кишки обратно в тело императрицы. С ее кончины прошло почти семь десятков лет, а внутренности были в целости и сохранности, без дефектов, мягкие и эластичные, как у живого человека.
Когда моя рука ощупывала внутренности в теле императрицы, ощущение было такое же, как при обычной внутриполостной операции после вскрытия живота скальпелем. Я тотчас же вооружился иглой и наложил шов на резаную рану на животе.
Я набрался смелости и поднял тело императрицы. Совершенно отсутствовало ощущение одеревенения трупа. Тело императрицы было мягким и эластичным, кожа обладала упругостью, ее можно было посадить под углом в 90 градусов совершенно прямо, суставы сохраняли подвижность.
Если бы не пониженная температура тела императрицы, я не смог бы поверить, что она мертва. А в то, что она умерла много лет назад, я все еще не мог поверить.
Отойдя от тела, я начал осматривать подземный дворец. В него просачивалась вода, никакой герметичности здесь не было; воздух хотя и слабо, но проникал, не было принято и никаких мер против гниения и разложения, так что можно утверждать, что условия в подземном дворце не имели непосредственного отношения к нетленности тела императрицы. Вскоре были обнаружены останки императора Тунчжи, обратившиеся в груду костей.
Согласно историческим сведениям, император Тунчжи и императрица умерли один за другим в течение одного месяца. Оба они умерли молодыми, в цветущем возрасте двадцати с небольшим лет и были похоронены вместе. Тела их сохранялись в совершенно одинаковых условиях. Почему же результат оказался таким различным? Сколько я ни думал, найти ответ на этот вопрос я не смог.
23 октября Сегодня мы отбываем в Шанхай. Скверная здесь обстановка. Вокруг бесчинствуют банды, а так называемая охрана из полицейских думает только о том, как бы самим «стащить барашка»; к тому же усиленно циркулируют слухи, будто Восьмая армия вот-вот войдет в Дунлин истреблять бандитов. Здесь никак нельзя оставаться дольше. Невозможно оставлять тело императрицы в подземном дворце. Ее совершенно необходимо переправить в Шанхай и поместить в лабораторию для дальнейших исследований, чтобы разгадать все загадки. За большие деньги нанял рабочих. Я заказал легкий гроб, поместил в него тело императрицы, потом гроб опечатал. Отправлю его на грузовике до Тяньцзиня, а оттуда на поезде повезу в Шанхай.
25 октября Путешествие было трудным. Теперь уже вечер, я еду в поезде. Нами заказано отдельное купе. Гробе драгоценным нефритом – телом императрицы – стоит рядом со мной. В поезде сильно трясет. Но уже скоро будем в Шанхае. У вагонного окна я предавался раздумьям. Если мы сможем разгадать тайну нетленности императрицы, то в судьбах человечества могут произойти колоссальные перемены. Может быть, нам в будущем уже не понадобятся могилы; умершие дорогие нам близкие люди будут храниться вечно в прижизненном облике, будут всегда вместе с нами, а не только в нашей памяти.
Когда мы видим положение во гроб родных нам умерших, когда видим погребение – как же велика наша скорбь вечной разлуки! Каждый изнас пережил и носит в душе эту рану. Так может статься, что когда мы совершим новые открытия, смерть больше не будет ужасна. Смерть станет возвращением домой, и мы, подобно Чжуан-цзы, будем бить в гонги и барабаны, петь песни. [3] Ведь смерть есть вечная жизнь. Когда эта мысль так внезапно осенила меня, я посмотрел на стоящий рядом гроб, и у меня началось учащенное сердцебиение.
26октября Поскольку моя лаборатория расположена в здании европейской постройки, и здесь, кроме нас, разместились многочисленные правительственные учреждения, мне ради сохранения секретности пришлось поместить драгоценный нефрит тела императрицы в стеклянный гроб и поставить его в подвал, чтобы температурные условия и влажность соответствовали атмосфере подземного дворца и погребальной залы.
В подвале мы провели первичное обследование трупа, в результате коего полностью подтвердилось мое заключение, что драгоценный нефрит тела императрицы сохранился в целости и без дефектов. Я решил предпринять второй шаг, а именно вскрытие, но когда я стал писать план вскрытия, то вдруг остановился. По-моему, вскрытие делать не следовало, хотя, если рассуждать с чисто научной точки зрения, вскрытие трупа – самая эффективная манипуляция при проведении исследований. Однако передо мной была красавица императрица, совершенство без изъянов. Да, она лежала передо мной в красоте совершенства, и даже вспоротая рана на животе чудесным образом срослась!
Если я теперь возьмусь за скальпель и снова вскрою ей живот и грудную клетку, то, неизвестно почему, это представилось моему воображению настоящим преступлением. Занимаясь медицинской практикой, мне доводилось вскрывать трупы несчетное множество раз. Вскрыть у трупа грудь или живот было для меня легким и привычным делом, как хлопнуть в ладоши или откушать домашнюю стряпню. Но на нефритовое тело императрицы у меня не поднялась рука. А все потому, что для меня она не была покойницей; она лежала передо мной как спящая красавица. Мог ли я вскрывать спящего человека? Это было мгновение, когда я испытал мучительное страдание. В конце концов я подписал протокол обследования трупа: женский труп не подлежал вскрытию.
27 октября Сегодня вторичное обследование, результаты идентичны вчерашним данным.
28 октября
Третье обследование. Новых открытий нет. С 16 октября по сегодняшний день прошло уже двенадцать суток. Все эти дни никто не проводил с нефритовым телом императрицы никаких противогнилостных мероприятий, чтобы сохранить ее изначальный вид.
Прежде у меня была гипотеза: не мог ли какой-нибудь доброжелатель обнажить тело только что умершей женщины и подкинуть его в подземный дворец, чтобы выдать труп за покойную императрицу и обмануть нас? Теперь я убежден, что такое просто невозможно. Даже если посчитать, что смерть наступила 16-го числа, то к сегодняшнему дню при наилучшем сохранении трупа должны были произойти деформации.
Сейчас нефритовое тело императрицы было точь-в-точь таким же, каким я увидел его двенадцать дней назад. Если не считать зарубцевавшейся раны на животе, что было абсолютным чудом. Прежде я не верил в чудеса, а теперь поверил. Пусть мы сейчас не способны объяснить их, но настанет день, и мы сможем дать им научное объяснение.
29 октября
Нет записей, только указана дата.
30 октября
Нет записей, только указана дата.
31 октября
Нет записей, только указана дата.
1 ноября
Сегодня надо представить официальный отчет. Не знаю, что мне писать. Мой кабинет принадлежит правительству. Чинуши из нанкинского правительства не придают значения таким отчетам; хорошо, если его вообще прочитают. Никто из них этому не поверит. Все эти дни моей душой владеет особое настроение, когда я подхожу к нефритовому телу императрицы.
2 ноября
Сегодня умер мой способный помощник Ян Цзысу. Его смерть чрезвычайно удивительна и необычна: он сам себя удавил руками до смерти. Такой смерти я никогда прежде не видывал, поскольку при недостатке воздуха у людей слабеют руки. Вчера вечером он дежурил в кабинете, а сегодня утром, когда я вошел в подвал, где покоится нефритовое тело императрицы, я обнаружил его уже бездыханным. Полагаю, что смерть наступила после полуночи – от ноля часов до половины первого. У него вытаращены глаза, труп страшен до ужаса, словно он сам не понимал, почему умирает. Взгляд Ян Цзысу был направлен на покоящееся в стеклянном гробу нефритовое тело императрицы. Я посмотрел на его глаза, потом на спокойно спящую императрицу, и мою душу внезапно поразил страх.
3 ноября Сегодня вечером я решил дежурить в подвале сам…
На этой записи дневник обрывается. 3 ноября – последняя заполненная страница. У меня закружилась голова, когда я стал обдумывать только что прочитанное. Мне нечего было сказать. Текст Дуаньму Июня был странным, половина написана на литературном языке вэньянь, а половина – на разговорном языке байхуа. Вероятно, в те годы образованные люди говорили именно так, на смеси двух языков. Я закрыл дневник и, не решившись перечитывать, передал Е Сяо.
Е Сяо все внимательно прочитал, побледнел и размеренно произнес:
– В личном деле Дуаньму Июня написано, что он скончался ночью 3 ноября 1945 года. Причина смерти – инъекция в вену.
– Инъекция? – засомневался я.
– Он сам себе вколол яд. Это самоубийство.
– Ты знаешь, мне по-настоящему страшно.
– Честно говоря, мне тоже. Почитай эти бумаги. Пока ты изучал дневник, я нашел последнюю страницу по «Эксперименту ALT».
Собравшись с духом, я принялся читать:
Доклад о расследовании случаев гибели людей в ходе эксперимента ALT
В ходе эксперимента ALTимели место два инцидента гибели людей. Погибли: известныйученый физиолог господин Дуаньму Июнь и его главный помощник Ян Цзысу. Хотя инциденты квалифицированы как самоубийства, но мотивы самоубийств не выяснены. Национальное правительство приняло решение провести расследование этих случаев.
Начинаем с показаний Чжан Кая, сотрудника лаборатории господина Дуаньму. Они состоят в следующем:
Мое имя Чжан Кай, мне 26 лет. Я ученик господина Дуаньму и сотрудник его лаборатории. Я сопровождал господина Дуаньму в его поездке в Дунлин. Я принимал участие во всей его деятельности и экспериментах. После нашего возвращения в Шанхай с останками императрицы мы временно поместили останки императрицы в подвале. Мы провели с останками императрицы все мероприятия, кроме вскрытия, и пришли к выводу о сохранности останков нетленными без дефектов. Вечером 31 октября Ян Цзысу пригласил меня на ужин в Байлэмэнь. В эти дни он был в очень скверном настроении, а на мой вопрос, почему, ничего не ответил.
Потом мы выпили очень много вина, и он быстро захмелел. В подпитии Ян Цзысу наговорил очень много всякой ерунды, но кое-что я запомнил. Так, он мне сказал:
– Чжан Кай, я влюбился в одну женщину.
– Правда? В кого же? Ну-ка, давай рассказывай/ Наверно, это наша новенькая барышня Лю? – пристал я к нему с расспросами.
– Нет. – Он отрицательно покачал головой, вид у него был несчастный. Ян Цзысу снова выпил вина.
– Так в кого же ты влюбился? – Я протянул руку, чтобы отобрать у него бокал с вином.
– Ты мне не поверишь, – ответил он и оттолкнул мою руку.
– Я тебе поверю. – Я пытался убедить его по-хорошему, потому что хотел, чтобы он высказал все наболевшее.
– Я влюбился в императрицу.
– В кого?
– В императрицу.
– Ты напился пьян. Пойдем, я отвезу тебя домой.
– Я не напился, я не пьян. Сейчас я трезвее трезвого. Когда мы в подземном дворце Хуй-лин впервые узрели нефритовое тело императрицы, она меня очаровала. Вожделение влечет меня к ней как магнит. За всю свою жизнь я никогда не видел такой красивой женщины. Когда мы вернулись в Шанхай, я много раз ходил любоваться ею в одиночестве. Когда я пожирал ее глазами, то всегда думал, что передо мной спящая женщина, а не холодный труп.
Я любовался ею, хотя, как выпускник медицинского факультета университета, должен был понимать, что она мертва. По-моему, перед нею моя жизнь – абсолютное ничтожество, а она сама – бессмертная богиня, да, именно богиня. Я люблю ее, я преклоняюсь перед ней. Я совершил коленопреклонение и отдал ей поклоны, я могу умереть за нее, принести ей в дар свою жизнь как жертвоприношение.
– Ты сошел с ума.
– Я знаю, поверить мне ты не способен. В тот вечер меня охватил страстный порыв обнять и приласкать ее. В подвале я был один. Я сам открыл стеклянный гроб. Я обнял ее тело и прильнул к нему, хотя оно было холодным как лед. Но я почувствовал то же самое, как если бы я обнял свою жену. Словно вспомнив о чем-то, я осмелел и поднял ее смеженные веки.
О Небо! По-моему, она смотрела на меня. У меня было такое же чувство, как сейчас, когда ты смотришь на меня. Ее глазные яблоки прекрасно сохранились, а зрачки, хотя и не реагировали на свет, были как у обычных – живых – людей. Ее глаза сияли светом, живым светом. И вдруг я увидел, что в уголках ее глаз начались изменения: глазницы внизу увлажнились, появилась жидкость, она потекла из глаз и пролилась струйкой на щеки. От страха я задрожал всем телом, ноги меня не слушались. Рукой я стер эту жидкость, она оказалась теплой. Я попробовал ее на вкус: соленая. О Небо! Это же слезы, человеческие слезы.
Насколько я разбираюсь в медицине, это никоим образом не могло быть трупной жидкостью, без сомнения, это были слезы, вытекшие из ее нормально функционировавших слезных каналов. Извини, я больше ничего не скажу.
После этих слов Ян Цзысу ушел из ресторана, ушел один. Тогда я предположил, что он просто слишком много выпил и, захмелев, наболтал чепухи. Я никак не думал, что через два дня его найдут мертвым в подвале. Он умер перед останками императрицы.
Заключение расследования
1. Вышеприведенные показания фальшивы и ложны, это бредни для смущения умов. Чжан Кай отстраняется от должности и навечно лишается права занимать посты на государственной службе.
2. Что касается мотивов смерти обоих, Дуаньму Июня и Ян Цзысу, предлагаем временно публично заявить, что чрезмерное переутомление на службе привело к душевному кризису и самоубийству.
3. Лабораторию Дуаньму Июня немедленно расформировать.
4. Эксперимент ALTпрекратить.
5. Останки императрицы Тунчжи временно оставить на хранении в подвале.
Китайская Республика, 34 год, 20 ноября.
Казенная печать.
Я вернул этот документ в стопку докладов об эксперименте ALT. Тщательно просмотрев все остальные бумаги, мы больше не обнаружили ничего интересного. Документы, датированные декабрем 1945 года, были в основном отчетами о ликвидации лаборатории, и в них уже не упоминалось об останках императрицы.
Тут острое чувство голода напомнило мне о времени. Мы просидели здесь целый день, забыли даже пообедать, а сейчас служащие архива уже собирались домой. Мы с Е Сяо тоже ушли и решили немедленно где-то перекусить.
За едой я спросил Е Сяо:
– Завтра пойдем в архив?
– Нет, завтра мы будем искать императрицу. – Он произнес это так буднично, как если бы мы собирались искать потерявшийся портфель.
Кажется, Е Сяо пришла в голову какая-то идея.
А за окном – шанхайская зима.
ДЕСЯТОЕ ФЕВРАЛЯ
Это было мрачное черное пятиэтажное здание. В нем не было той мишурной роскоши, которая отличает дворцы на шанхайской набережной Банде или на Нанкин-роуд, и не было той изысканности, которая свойственна уютным коттеджам на авеню Хуайхайлу. Этот огромный черный дом производил гнетущее впечатление, словно посреди городских улиц возвысился мрачный средневековый замок. Кроме меня и Е Сяо, никто из прохожих не обращал на него ни малейшего внимания.
На табличке было написано: Наньхулу, № 125.
Е Сяо сказал мне:
– До освобождения здесь значилось: Тунтяньлу, номер семьдесят девять.
– Это же адрес лаборатории Дуаньму Июня из его рабочего дневника, – вспомнил я.
– Да, я выяснил, что лаборатория была именно здесь. Это здание построили японцы в 1942 году. Тогда здесь размещалась охранка японской армии. После победы Сопротивления национальное правительство разместило здесь научно-исследовательские учреждения министерства здравоохранения административного юаня. Одним из таких учреждений и была лаборатория Дуаньму Июня. Помнишь, вчера мы прочитали в «Докладе о расследовании случаев гибели людей в ходе эксперимента ALT», что эксперимент был прекращен, а останки императрицы временно оставлены в подвале?
– Теперь я понимаю, почему ты сказал, что сегодня пойдем к императрице.
– Посмотрим, повезет нам или нет: вероятность не более десяти процентов. В документах написано, что останки были оставлены в подвале временно, а более поздних записей в архиве нет. Возможно, после ликвидации лаборатории тело просто уничтожили иди при отступлении увезли на Тайвань. Кроме того, мы не можем исключить и того, что впоследствии останки императрицы переместили в другое место.
– Хотелось бы, чтобы императрица была здесь, – сказал я, оглядываясь на мрачную черную ограду вокруг здания и пытаясь сдержать тревожное сердцебиение.
Мы с Е Сяо вошли внутрь. Теперь здесь располагались офисы различных наших и зарубежных фирм. Людей в коридорах было мало, большое здание казалось пустынным. Мы нашли работников хозяйственного управления. Е Сяо предъявил им свое служебное удостоверение и начал расспрашивать о том, что сейчас хранится в подвале. Эти люди работали здесь недавно, поэтому толком ничего сказать не могли. Наконец Е Сяо попросил проводить нас в подвал.
– Подвал никогда не открывается, что там – никто не знает, но если вы желаете его осмотреть – пожалуйста.
С этими словами завхоз извлек из сейфа большой тяжелый ключ.
– Сто лет им не пользовались, не знаю, сумею ли открыть. Мне идти с вами, или вы хотите открыть сами?
– Сами пойдем и откроем. Спасибо вам за содействие. – Е Сяо взял ключ и повел меня в дальний конец коридора.
Дверь была стальная, на вид очень прочная. Е Сяо вставил ключ. За долгие годы замок проржавел, все же ключ со скрипом повернулся, и массивная дверь открылась.
Сразу за дверью оказалась лестница, ведущая вниз. Впереди стоял сплошной мрак, разглядеть что-либо было невозможно, из глубины тянуло холодом. Я решил продемонстрировать свою отвагу и смело двинулся вниз по лестнице, но Е Сяо удержал меня. Он пошарил рукой по стене рядом с дверью и оказался прав: щелчок выключателя – в глубине подвала блеснул свет. Скорчив смешную гримасу, Е Сяо назидательным тоном сказал:
– Вот теперь пойдем.
– Хорошо, спускаемся.
Е Сяо пошел первым, а я – следом за ним.
Лестница была широкая – по ней могли идти шеренгой человек шесть. С обеих сторон – холодные каменные стены с осыпавшейся штукатуркой. Я осторожно спускался по высоким ступеням, ориентируясь на слабый огонек впереди. Наконец мы увидели источник желтоватого света – тусклую электрическую лампочку. Лестница по-прежнему вела вниз, и мы продолжили спуск. Я подумал, что сейчас мы находимся на глубине более десяти метров от поверхности земли.
– Почему подвал такой глубокий? – не удержавшись, спросил я.
Звук моего голоса породил в этом подземелье такое гулкое эхо, что от неожиданности я споткнулся и едва не упал, но Е Сяо успел подхватить меня:
– Осторожно. Этот подвал, как и весь дом, построили японцы. Я же говорил, здесь раньше была их охранка. Наверняка все это соорудили для каких-то особых целей, например, здесь могла быть подземная тюрьма или бомбоубежище. Поэтому подвал такой глубокий и просторный.
Какое простое объяснение. Мой страх сразу куда-то улетучился.
Мы продолжили спуск по лестнице, миновали по пути еще несколько желтоватых электрических ламп. Вдруг я вспомнил, что прочитал вчера в рабочем дневнике Дуаньму Июня: он поместил останки императрицы в подвале, потому что условия здесь соответствуют обстановке подземного дворца Хуйлин. От этого во мне опять все похолодело. Неудивительно, что Дуаньму Июнь выбрал такое место. У меня возникло ощущение, будто я спускаюсь в могилу. Ощущение было такое же, как на последнем этапе игры в лабиринт на сайте «Блуждающие души древних могил». Здесь тоже обитали духи. Могильный холод, мрак, подземелье – миражи страха и ужаса. От всего этого у меня заныло под ложечкой.
Мы с Е Сяо старались не шуметь, даже затаили дыхание, в тишине были слышны только наши шаги и их гулкое эхо. Точно такой же звук преследовал меня в лабиринте. По-моему, в подобных обстоятельствах у любого человека могло возникнуть ощущение, что он спускается в могилу, а сам он – грабитель могил. В древности грабители могил обычно шли на дело вдвоем, причем чаще всего это были родственники, например, такая пара, как мы с Е Сяо. Сам не знаю, отчего я подумал об этом. Кстати, цель нашей экспедиции – в общем-то самая грабительская: мы собрались потревожить покой императрицы. «Она – в – подземном – дворце», – опять послышался мне тихий, как дыхание, шепот.
Здесь ли императрица? Вдруг словно ледяная рука сжала мне сердце, а в голове возник образ обнаженной женщины, но эта картина не вызвала во мне вожделения, я испытал только страх и ужас. «Страх» и «ужас» – именно такие иероглифы начертал доктор Мо на календаре в день своей смерти. Я остановился.
– Дальше не пойду.
– Честно говоря, мне тоже страшно. – Е Сяо оглянулся на меня, его глаза странно блеснули в желтом свете лампы.
– Давай вернемся, раз так.
– Если будем трусить, станет еще страшнее.
Я кивнул, и мы продолжили спуск.
Наконец мы дошли до конца лестницы. В желтоватом свете мы увидели еще одну черную железную дверь. Е Сяо попытался открыть ее. Дверь оказалась не заперта, она с громким скрежетом подалась – и мы вошли.
Что же там, за дверью?
В душном, холодном и влажном воздухе мы увидели очень просторный зал – площадью, наверное, в сто квадратных метров. Помещение освещала такая же слабенькая лампочка. Вдоль стен были деревянные полки, предназначенные, видимо, для складирования чего-то, а посредине – помост, на котором стоял стеклянный гроб.
Стекло было разбито.
Гроб оказался пуст.
Мы с Е Сяо переглянулись. Он тяжело вздохнул. Потом мы осмотрели весь зал, но, кроме деревянных полок с пыльной битой лабораторной посудой, ничего не обнаружили.
Останков императрицы здесь не было.
Возможно, их давно перевезли. Может быть, в 1949 году переправили на Тайвань. А вдруг невежды из национального правительства просто уничтожили тело? Но в мою душу, кроме глубокого сожаления, закралась и тайная радость: я по-настоящему боялся увидеть эту женщину – она внушала мне страх.
– Смотри. – Е Сяо указал рукой на стену.
На белой стене масляной краской были намалеваны крупные иероглифы:
«В океане полагайся на Кормчего, в революции полагайся на идеи Мао Цзэдуна».
«Председателю Мао десять тысяч лет жизни, заместителю председателя Линю вечного здоровья».
«Слава хунвэйбинам!»
Что это такое? Как могли здесь оказаться дацзыбао – лозунги времен культурной революции? От этого я просто одурел.
– Верится с трудом. Единственное объяснение: здесь что-то произошло во времена культурной революции, – растеряно сказал Е Сяо.
Пожалуй, Е Сяо был прав. Другого объяснения не существовало. Я обратил внимание на последнее дацзыбао: «Заместителю председателя Линю вечного здоровья». Значит, это было написано до смещения Линь Бяо в 1971 году.
Прежде чем уйти из подвала, я осмотрел разбитый стеклянный фоб и потрогал рукой место, где лежала императрица. Мои пальцы ощутили леденящий холод, который мгновенно охватил все мое существо.
Только поднявшись наверх, мы наконец свободно вдохнули. Свежий воздух показался нам целительным бальзамом.
Мы отыскали завхоза и спросили, не известно ли ему, что здесь было во времена культурной революции.
– О том времени у нас тут никто ничего не знает, вам лучше расспросить нашего вахтера Дуга. Он прослужил в этом здании более сорока лет и во времена культурной революции тоже был здесь. Теперь он на пенсии, но работу не оставил.
В маленькой комнатке возле проходной было темновато. Пожилой мужчина – судя по всему, ему было крепко за шестьдесят – слушал старенький радиоприемник.
– Вы почтенный Дун?
– А вы кто такие будете? – с подозрением поглядел на нас старик.
– Я из общественной безопасности, – сказал Е Сяо, предъявляя свое удостоверение. – Почтенный шеф,[4]вы не помните, что здесь было во времена культурной революции?
Старик опустил голову и ответил не сразу. После долгого молчания он сказал:
– Зачем ворошить былые времена?
– Действительно, все в прошлом. Но прошлое касается и настоящего, затрагивает жизни и судьбы разных людей. – Е Сяо каждое слово произносил важно и многозначительно.
Старик наконец заговорил:
– Это было в первый год великой культурной революции, везде были хунвэйбины. У нас здесь был научный институт, работала сплошь интеллигенция, поэтому хунвэйбины первым делом явились сюда. Ежедневно проводили собрания критики и борьбы – делали революцию. Они заняли почти все помещения, а большую часть ученых просто выгнали, потом вообще оставили одного меня. Лихие были ребята. Они говорили, что здесь во всех комнатах надо написать изречения председателя Мао – на вечную память. Они так и поступили, даже мужские и женские туалеты не пропустили. Наконец остался только подвал, где они еще не были. Мне велели открыть его. Я взял ключ и открыл большую дверь в подвал. Они спустились вниз, а я стал ждать снаружи и прождал почти целый день. Я не посмел спуститься туда один, просто ушел отсюда, чтобы спастись от беды. Только через месяц я вернулся, когда здесь уже никого не было. Тогда я запер дверь в подвал.
– Шеф, вы, наверное, знаете, откуда были эти хунвэйбины?
– Да, из соседней школы в Наньху.
– Спасибо вам, почтенный шеф. Мы попрощались и ушли.
За воротами я еще раз оглянулся на здание. Все заслоняла черная стена ограды. Я спросил Е Сяо:
– Как по-твоему, хунвэйбины имеют отношение к пропаже останков императрицы?
– Не знаю. Если останки императрицы перевезли давно, то эти хунвэйбины ничего там не увидели и никакого к ним отношения не имеют. Однако, если тело все еще покоилось в подвале, дело очень усложняется.
– Надеюсь, что память старика не подвела, – сказал я и ускорил шаг.
ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ ФЕВРАЛЯ
Если в праздник фонарей Юаньсяо – день всех влюбленных – какая-нибудь девушка даст тебе номер своего телефона или согласится погулять с тобой, да еще если это девушка красивая, – тебя ждут счастье и удача.
Сегодня мне позвонила Роза и пригласила погулять.
Вечерело, кривой серп молодого месяца вскарабкался на небосвод.
Над макушкой ивы луна, Юность встречается в темноте.
У каждого парня на авеню Хуайхайлу в руках цветы. Мимо меня снуют предприимчивые девчонки-цветочницы. У одной из них я приметил розы – самый подходящий подарок для Розы. Но я не решился купить цветы, потому что вдруг передо мной опять промелькнуло лицо Хуан Юнь.