Вдруг впереди появилась тень. Эта тень быстро приближалась ко мне, пока полностью не преградила дорогу. Неужели опять Е Сяо?
В диалоговом окне я отстучал вопрос:
Я: Е Сяо, это ты?
Ответ ужаснул меня:
Сянсян: Я Сянсян.
Я: Сянсян, куда ты пропала? Скорее уходи отсюда! Здесь опасно!
Сянсян: Нет, это ты должен уйти.
Я: Я не могу уйти. Я должен довести дело до конца. Сянсян, почему ты покинула меня?
Сянсян: Прости, на то у меня есть важные причины.
Я: Какие причины, скажи мне.
Сянсян: Ты не должен об этом знать.
Я: Я хочу тебя увидеть.
Сянсян: Сейчас увидишь.
Тень на экране моего монитора начала медленно проясняться, облако черного тумана окончательно растаяло, и я увидел наконец, кто стоит передо мной. Это была Сянсян.
В динамике раздался голос Сянсян:
– Оставь меня, навсегда оставь меня!
А я продолжал отстукивать иероглифы в диалоговом окне:
Я: Нет, я непременно найду тебя, будь ты на небе или в пучине морской.
Из колонки послышался вопрос:
– Ты не раскаешься?
Я: Никогда не раскаюсь.
Лицо Сянсян стало приближаться ко мне. Как будто наплыв кинокамеры. Все ближе и ближе. Крупный план. На экране только ее лицо. Невидимая камера продолжает наплыв. На мониторе только ее губы. Прекрасные алые губы приникли к экрану. Киношники, кажется, называют это «поцелуй в диафрагму». Я понял: она меня целует. Я тоже поцеловал экран и ощутил тепло ее нежных губ.
В следующее мгновение губы растаяли – и Сянсян исчезла. Туннель опустел.
Возможно, это был прощальный поцелуй?
Я не отчаиваюсь, я хочу найти ее и продолжаю двигаться вперед. С каждым шагом я все яснее ощущаю атмосферу подземного дворца и погребальной камеры. Я прошел больше половины пути, огромные врата уже открылись передо мной. Я знаю: она там – в подземном дворце.
|
|
Все.
Я пришел.
Наконец-то я проник в подземный дворец.
Колоссальное пространство, наполненное беспросветным мраком. Темнота над головой, темнота под ногами, темнота со всех сторон, а в центре черного мрачного мира – два огромных черных гроба.
Я щелкнул мышкой по большему гробу – он открылся. Внутри я увидел белый череп и истлевшее, расшитое драконами одеяние цинского императора.
Это император Тунчжи.
А что там? В другом гробу?
Что я смогу там увидеть?
Курсор двинулся ко второму гробу, стрелка легла поверх него и замерла. Мои пальцы перестали мне повиноваться. Я никак не мог решиться. Наконец, сделав глубокий вдох, я два раза резко щелкнул левой кнопкой мыши.
Крышка гроба открылась.
Экран стал полностью черным, и посреди этой черноты возникли глаза.
Это были глаза женщины.
Глаза с длинными-предлинными ресницами.
Черные блестящие глаза с черными зрачками.
Опять во мне возникло странное ощущение, будто это не зрачки, а бездонный колодец.
И туг погас свет.
В одно мгновение в моей квартире погасли все до одной лампы, даже лампочка – индикатор напряжения на мониторе. Вся квартира погрузилась в темноту. Что случилось? Возможно, отключили электричество? О Небо, я хочу, чтобы это были просто неполадки в электросети и больше ничего. Но я почувствовал, как из глубины души поднимается ставший уже привычным страх. Страх и ужас. Они грызут сердце и леденят душу.
Источник этого ужаса – темнота. В душе каждого человека, оказавшегося во мраке, возникает потаенный страх, но его можно преодолеть. Я знал, что мог бы справиться с этим страхом, но сейчас у меня не было сил противиться ему, я не мог проявить силу. Я был не в состоянии понять природу этого ужаса, и вдруг во мне возникло ясное ощущение – источник ужаса здесь, он сейчас у меня за спиной.
|
|
Глаза медленно растворились в серой мути экрана монитора. В темноте я видел только слабое свечение этого серого экрана. Как такое может быть? Выключенный монитор светится в темноте!
Через несколько секунд на экране возникла надпись: «Посмотри назад».
Я оглянулся.
Тень!
У меня за спиной возникла чья-то тень!
Прижав руки к груди, я ощутил бешеное биение сердца, словно оно собиралось выскочить из груди, а я мог удержать его. Я встал и в слабом отсвете экрана монитора попытался понять, кто стоит позади меня. Тень сделала шаг вперед, приближаясь ко мне.
Значит, это не мираж. Обычная такая живая тень. Тень женщины. У меня в квартире. Стоит тут. Прямо передо мной.
Отсвет безжизненно-серого экрана попал на ее лицо.
Сянсян.
Она была в белом, лицо мертвенно-бледное, застывшее, без всякого выражения. Я чувствовал исходивший от нее леденящий холод.
– Сянсян! – позвал я ее.
Она не ответила, продолжая смотреть на меня в упор, и только через несколько секунд до меня донеслись ее слова. Слово – пауза – слово – пауза – слово – и тишина.
– Верни – мне – голову…
Сянсян? Нет, это не ее голос. Я абсолютно уверен: это не мог быть ее голос. Ни моя Сянсян, ни моя Роза не обладали таким голосом, это был голос совсем другой, незнакомой мне женщины. Он был наполнен тоской и печалью, ненавистью и местью; он не походил на голоса людей из моей жизни, этот голос исходил из-под земли, из могильного холода и мрака. Словно я приложил к земле ухо и услышал его. Он буквально сочился скорбью…
|
|
Как только Сянсян произнесла эти три слова, в квартире зажегся свет.
После темноты я ничего не видел в этом ярком сиянии. Я энергично потер глаза и осмотрелся. Сянсян нигде не было. Она исчезла. Пропала в том кратком интервале между светом и тьмой, границы которого не в состоянии уловить человеческий глаз. Она исчезла, как свет в темноте или тьма при свете.
В общем, она исчезла, и все.
Я снова проверил компьютер: он, как и полагается при перепаде напряжения в электросети, автоматически отключился.
Я тяжело вздохнул и сел. Лоб был мокрым от пота. Я весь был мокрым от пота. Только что я пережил самый настоящий страх.
Страх и ужас.
Я боялся даже подумать о том, что здесь только что произошло. Я лег и постарался поскорее заснуть, но сон не шел ко мне. Только под утро я забылся тяжелым сном. По собственному опыту я знал: утренний сон – самый подходящий для кошмаров.
Мне приснилась женщина. У нее была красивая грудь, маленькие руки, длинные стройные ноги, белоснежная кожа, не хватало только одного – головы.
Женщина была без головы.
ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ ФЕВРАЛЯ
Утром я встал с тяжелой головой и красными, опухшими от бессонной ночи глазами. Я посмотрел в окно. Ничего не видно: стекла запотели. Вчера вечером на улице было очень холодно и сыро, влага осела на окнах. В детстве я любил писать на запотевшем стекле иероглифы или рисовать картинки. И вот теперь я, как в детстве, увидел на запотевшем оконном стекле иероглифы. Только писал их не я. В тот же миг волосы зашевелились у меня на голове. Я все читал и читал, в сотый раз я перечитывал эти три слова: «Верни мне голову».
Кто же это написал? Я подошел к окну. С уверенностью могу сказать только то, что писали изнутри – снаружи окна не потеют. Возможно, это Она написала вчера вечером? Только кто – Она? Неужели Сянсян? Во мне зародились сомнения.
Я выпил воды. Сердце стало биться ровнее, руки перестали дрожать, я постарался вспомнить все, что произошло вчера вечером.
Подражая Е Сяо, я попробовал мыслить логически. Никаких эмоций – только факты.
Во-первых, почему вчера вечером в моей квартире погас свет, а потом все лампы вдруг сами собой зажглись? Я проверил электропроводку – вроде никаких повреждений, все нормально подключено. Мой компьютер не оснащен системой бесперебойного электропитания, при отключении электричества он не может работать автономно. Однако вчера вечером именно экран монитора давал слабое сероватое свечение.
Я вышел на лестничную площадку и расспросил соседей. Они сказали, что вчера к ним приходили друзья и они всю ночь напролет играли в китайские кости мацзян. У них электричество не отключалось.
Следовательно, у меня нет проблем с электропроводкой. У меня есть проблемы с «Блуждающими душами древних могил». Стоп! Это уже эмоции.
Продолжим. Вроде я где-то читал, что технически возможно послать по проводам волновой сигнал, который может отключить бытовые электроприборы.
Может быть, «Блуждающие души древних могил» одновременно со своей основной программой посылают еще и какой-то сигнал? По телефонным проводам он проник в электропроводку моей квартиры и заставил погаснуть все лампы. Это единственно возможное разумное объяснение.
Во-вторых, каким образом Сянсян вдруг появилась в моей квартире, а потом так же неожиданно исчезла? Невозможно предположить, что она заранее проникла в мою квартиру и спряталась здесь. У меня просто негде спрятаться – все на виду. Она не только неожиданно появилась, но и мгновенно исчезла. Без телепортации такое невозможно. А это уже из области фантастики.
Вчера вечером я не дотрагивался до нее. Поэтому я не могу с уверенностью утверждать, что передо мной был человек из плоти и крови. Пусть это станет ключевым моментом в моих рассуждениях.
Так. Сначала она возникла у меня за спиной. Я сидел за компьютером, оглянулся – она сразу шагнула вперед и оказалась перед компьютером. Я встал. Иными словами, я все время был обращен лицом к компьютеру.
Когда все лампы погасли, сероватый отблеск экрана стал единственным источником света в квартире. Без этой подсветки я бы ее не увидел. В таком случае, возможно, я видел не живого человека, а призрак, мираж?
Свет – это сложная субстанция. Далеко не все его свойства изучены. Возможно, свечение экрана способно проявлять себя как кинопроектор. Так, так, так! Уже теплее. В зале кинотеатра темно, светится только экран. Изображение на киноэкране создает эффект присутствия. Кажется, что фигуры, живущие на экране, – рядом с тобой. Значит, не будет ошибочным предположить, что это была просто компьютерная проекция, голограмма. А почему бы и нет?
В-третьих, ее странный голос. Очень возможно, что этот голос, как и звук моих шагов в лабиринте, исходил из колонок. Тогда понятно, почему голос звучал так безжизненно.
В-четвертых, есть ли какой-нибудь смысл в ее словах: «Верни мне голову»? Эти же слова сейчас написаны на стекле. Но какой тайный смысл в них заключен?
Пока я не прошел весь лабиринт, повсюду постоянно возникали пять иероглифов: «Она в подземном дворце». Потом они встречались мне еще множество раз, например, в архиве лаборатории Дуаньму Июня. Вероятно, эти загадочные слова будили в людях любопытство. Их одолевало желание узнать, кто же «Она», что это за «подземный дворец», что «Она» там делает. Поэтому игроков так и влекло в подземный дворец.
Вчера вечером я прошел весь лабиринт, оказался в подземном дворце, открыл гробы, и мне были явлены глаза.
Все это выглядело точно так же, как во время сеанса у доктора Мо. Покойного доктора Мо…
Затем явилась тень Сянсян, которая сказала: «Верни мне голову». Я могу утверждать, что это был не ее голос, во всяком случае, не тот голос, которым говорили со мной Сянсян и Роза. Неужели это еще одна женщина? Ничего не понимаю. Что значит «Верни мне голову»? Я читал в каком-то классическом китайском романе, как люди с отрубленными головами становились бесплотными духами, являлись кому-нибудь, до смерти пугали всех и постоянно твердили замогильными голосами: «Верните мне голову». Большинство из них являлось с того света, чтобы отомстить обидчикам, лишить их жизни.
Почему она явилась ко мне? Неужели я смертельно обидел какую-то женщину? Мне ничего неизвестно об этом. В жизни я встретил слишком мало женщин, чтобы мог о таком забыть. В порядке ли у нее рассудок? Если да, то я не понимаю ее.
Я тяжело вдохнул и посмотрел в окно. Уже давно рассвело. Солнечные лучи ярко освещали комнату.
«Верни мне голову». Иероглифы растеклись, превратились в безобидные капельки воды. Солнечный свет лишил их устрашающей, вселяющей ужас силы. Подтеки, оставшиеся на стекле, похожи на следы слез, скатившихся по щекам.
Скорее всего, эти иероглифы были написаны в надежде, что тот, кто их прочитает, что-то предпримет. Возможно, это мольба о помощи.
«Верни мне голову…» Фраза построена как заклинание, приблизительный смысл ее должен быть таков: прошу тебя, возврати мне мою голову. Она просит, чтобы я для нее это сделал. Все самоубийцы наверняка дошли до конца игры и тоже прочитали эти иероглифы. Возможно, вечером накануне зимнего солнцестояния Линь Шу увидел эти четыре иероглифа, а может быть, к нему тоже явилась тень Сянсян.
Мы трое были однокурсниками; он был знаком с Сянсян. Ему известно, что она умерла. И когда она явилась к нему, конечно, не она, а ее тень, он безумно испугался. Он ничего не мог понять, он был один в своем огромном доме и потому от страха послал мне мейл.
А она в это время молила его: «Верни мне голову, верни мне голову». Линь Шу не смог выполнить ее просьбу или подумал, что не в силах будет выполнить ее, поэтому он отчаялся и от ужаса, страха и бессилия покончил с собой.
С другими было то же самое. Вероятно, это и был мотив их самоубийств.
Так. Что-то складывается. Только бы мне не ошибиться, не заплутать в этом логическом лабиринте.
Если моя гипотеза верна, то «Она» желает, чтобы я вернул ей голову. Это значит, что она лишилась своей головы и надеется получить ее обратно.
У меня начался нервный смех: это же очень смешно – представьте себе человека, который разыскивает собственную голову. Надо успокоиться, а то можно сойти с ума.
Поехали дальше. Никто из тех, кто прошел лабиринт, не знал, как найти эту голову. Это понятно. Я, между прочим, тоже не знаю.
Сначала надо разобраться, каким образом она лишилась своей головы. Очень странно, но мне сейчас кажется, что самое главное – это выполнить ее просьбу, помочь ей найти голову. Интересно, если мне не удастся это сделать, случится ли со мной то же, что и со всеми, – покончу ли я с собой? И меня снова охватил уже знакомый ужас.
Страх и ужас.
Справлюсь ли я?
Надо понимать, что поиски ее головы – это такое дело, с которым она сама справиться не может; где уж тут справиться нам, обычным людям из плоти и крови?
Может быть, в скором времени я, как Линь Шу, выпрыгну из этого окна в порыве отчаяния, и в сводках управления общественной безопасности появится имя еще одного беспричинного самоубийцы?
Мне не хочется умирать.
Снова мне вспомнилась Сянсян. Она ли это была, в конце-то концов? Если да, то как объяснить ее слова: «Верни мне голову»?
Продолжим логические построения. Я понимаю, что Сянсян – это ключ к разгадке. Сянсян умерла. Умерла, когда нам с ней было по восемнадцать лет. Умерла! Мертвые не могут воскреснуть. Это неоспоримая истина.
Я не знал, о чем еще логически порассуждать, и поэтому решил действовать.
Начну с Сянсян.
Я пошел к ее родителям.
Раньше мы, однокурсники, часто ходили друг к другу в гости, и я хорошо помнил дом Сянсян. Она жила в новом тридцатиэтажном доме, расположенном в самом центре Шанхая. Дверь открыл ее отец. Он не узнал меня, хотя раньше мы с ним много раз виделись. Я назвал себя, напомнил, что я – бывший однокурсник Сянсян, он пригласил мне войти и предложил кофе.
От кофе я отказался и стал украдкой рассматривать отца Сянсян. Он сильно постарел с тех пор, как я видел его в последний раз. По моим представлениям, ему было около пятидесяти, но седина выбелила его волосы, и выглядел он на все шестьдесят. У него были печальные глаза: возможно, он так и не оправился после трагической смерти дочери.
Я не знал, с чего начать разговор, поэтому рубанул с плеча:
– Извините, но я пришел к вам потому, что недавно встретил Сянсян.
Он грустно покачал головой и сказал:
– Вы обознались. В нашем мире живет очень много похожих людей.
– В таком случае как быть с ее необыкновенным природным ароматом?
Кажется, он вздрогнул, а затем твердо произнес:
– Я не хочу об этом говорить.
– Извините, но я буду говорить с вами об этом, именно сегодня буду говорить об этом, потому что это вопрос жизни и смерти очень многих людей.
– Я не понимаю, о чем речь.
– Отец, прошу вас вспомнить, не случилось ли после гибели Сянсян какого-нибудь странного события? Я знаю, что вспоминать об этом мучительно для вас, но это необычайно важно.
– Это действительно так? Я должен подумать. – Он нахмурил брови, помолчал и решительно произнес: – Ничего не случилось. Пей свой кофе и уходи.
Похоже, он что-то скрывал, я инстинктивно чувствовал это. Скорее всего, он лжет и делает это очень неумело – избегает смотреть мне в глаза, нервно потирает руки, хрустит пальцами. А может быть, он тоже чего-то боится?
Я пошел на риск.
– Отец, несколько дней назад я и Сянсян были вместе, она мне все рассказала. Пожалуйста, поверьте мне. Вам не надо ничего скрывать от меня. Это очень важное дело, от него зависят судьбы многих людей.
– Пощади меня.
Пожилой человек понуро стоял передо мной, низко склонив свою седую голову, руки его дрожали.
– Прошу вас, расскажите мне все. Возможно, вы спасете жизни многих людей.
Отец Сянсян поднял голову и долго смотрел на меня расширившимися от ужаса глазами. Наконец он взял себя в руки и медленно заговорил:
– Это такое дело, которое даже представить себе невозможно. Мне и в голову не могло прийти, что я хоть кому-нибудь смогу рассказать о нем. Потому что, если даже все рассказать, никто не поверит.
Он замолчал.
– Я поверю вам. Клянусь!
Отец Сянсян кивнул и продолжил:
– В тот год, летом, после того как нам позвонили из провинции Цзянсу и сообщили, что с Сянсян случилось несчастье, мы просто не могли поверить в это. Сразу поехали туда. Увидев тело Сянсян, я пал духом. Она была единственным ребенком, восемнадцать лет мы не могли нарадоваться на нее. Красивая, умная, добрая – наша единственная надежда. И вот она погибла. Мне казалось, что моя жизнь кончена.
По закону Сянсян должны были кремировать там же, на месте. Мы отвезли ее в крематорий и пошли ночевать в тамошнюю гостиницу, так как ритуал прощания был назначен на следующий день. В тот же вечер к нам в номер пришел человек. Он задал нам очень странный вопрос: не хотим ли мы, чтобы наша дочь вернулась в свое собственное тело? То есть чтобы она ожила! Я сказал, что, конечно, хочу, но это невозможно. А затем попросил, чтобы он не терзал нам душу и немедленно уходил. Но человек не ушел, он продолжал утверждать, что может воскресить Сянсян. Я понял, что это сумасшедший. С такими не следует спорить. А незнакомец продолжал настойчиво убеждать нас, что может вернуть нашу дочь. Условием была абсолютная тайна. Нельзя, твердил он, чтобы хоть кто-то узнал об этом. Чтобы он не начал буйствовать, мы с женой кивали и не спорили с ним. Наконец он ушел.
Это был странный человек – таинственный и загадочный. Я преподаю биологию в университете и абсолютно не верю ни в какую мистику, в том числе и в воскрешение из мертвых. Но в тот момент я был не ученым, а просто убитым горем отцом. Поэтому в глубине моей души зародилась надежда: а вдруг он говорит правду? Ради Сянсян мы были готовы на все.
На следующий день в зале прощания мы в последний раз увидели нашу Сянсян. Она спокойно лежала в гробу. Мне казалось, что моя доченька просто спит. В тот момент я верил, я надеялся, что она жива и просто крепко спит. После церемонии прощания мы с женой вдвоем вошли в зал кремации. Тут я с удивлением увидел, что служащий крематория – тот самый человек, который вечером приходил к нам и предлагал воскресить Сянсян.
Он улыбнулся нам и попросил удалиться, но я не согласился, я хотел видеть, как Сянсян навсегда покинет нас. Однако у мамы Сянсян было больное сердце, она могла не вынести этой картины и потому согласилась с требованием служащего. В конце концов я тоже не выдержал и покинул крематорий. Через час этот странный тип вынес нам урну с прахом Сянсян. Я спросил, действительно ли это ее прах. Он поклялся, что это так. А потом шепотом сказал, что мы должны еще три дня жить в гостинице и через три дня Сянсян вернется к нам.
Возвратившись в гостиницу, мы стали собираться – я ни на грош не поверил психу из крематория. Мы хотели покинуть это скорбное место и побыстрее уехать домой. Но едва мы дошли до станции междугородных автобусов, как я, непонятно почему, вдруг повернул и пошел обратно в гостиницу. Наверное, я так тосковал по Сянсян, что просто лишился рассудка от горя. Мне все еще казалось, что Сянсян жива, а это всего лишь кошмарный сон. В грустных раздумьях мы прожили в гостинице три дня.
На третий день ночью, когда мы, отчаявшись, опять начали паковать вещи, кто-то постучал в дверь. Я открыл – и обомлел: передо мной стояла Сянсян. Вне всяких сомнений, это была она. Ее лицо, руки, фигура… Я обонял присущий только ей врожденный аромат ее тела. Ошибки быть не могло. Никакой грим, никакое внешнее сходство не могли бы обмануть меня. Мы с женой бросились обнимать ее и зарыдали в голос, но Сянсян не плакала.
Оказалось, что она ничего не знает о том, что с ней случилось. Помнит только, что пошла купаться, а потом вышла на берег и пришла к нам в гостиницу. Сянсян была одета в ту же одежду, в которой с ней приключилось несчастье, и держалась она так, будто с ней вовсе ничего не произошло: сказала лишь, что очень хочет есть. Мы ее накормили и в тот же вечер вернулись в Шанхай.
Мы боялись рассказать об этом кому бы то ни было и решили, что будет лучше, если Сянсян перестанет жить с нами: ее никто не должен был видеть. Мы сняли ей квартиру, помогли сменить имя и фамилию, я устроил ее учиться в университет. Я заметил, что она сильно изменилась, наверное, потому, что стала жить отдельно от нас. Она стала очень холодна к родителям. Раньше она любила петь и танцевать, общаться с друзьями, а после поступления в университет стала скрытной, молчаливой, все читала книги о разных таинственных явлениях, постоянно рассуждала о смысле жизни, увлеклась философией и мистикой. В общем, она стала абсолютно другой – не похожей на ту, нашу Сянсян. А внешность и голос остались прежними.
После второго курса она уехала на каникулы, а потом, когда вернулась, поменяла адрес, и мы даже не знали, где она сняла себе жилье. Год назад от рака умерла моя жена, а Сянсян даже не пришла попрощаться с ней. Я иногда видел ее в университете, но она сторонилась меня. После окончания университета Сянсян полностью прекратила связь со мной, и мы – отец и дочь – больше ни разу не виделись.
– Да, значит, это не ошибка, – пробормотал я.
Он тяжело вздохнул и продолжил:
– Сначала я ничего не понимал и не хотел понимать. Мне нужно было чудо – и это чудо свершилось. Однако потом, когда я заметил в Сянсян все эти перемены, я попробовал разобраться во всем, что с нами произошло. Может быть, надо было позволить Сянсян тихо покоиться в земле. Может быть, это моя самая страшная ошибка. Возможно, все, что потом произошло, – и перемены в Сянсян, и мучительная безвременная смерть жены – все это кара божья.
– А тот рабочий из крематория? Как он выглядел?
– Обычно. Примерно моих лет, без особых примет. Только говорил загадочно и таинственно.
– Вы больше не видели его?
– Нет. Сначала мы хотели съездить к нему и поблагодарить за то, что он всех нас вернул к жизни. Но так и не собрались. Наверное, потому, что я с самого начала не понимал, почему он сделал это для нас. В чем был его интерес? Ведь он не получил от нас ни гроша. Да он и не просил денег. Ничего не просил. А потом у меня появились все эти сомнения, и в моей душе родился страх перед тем человеком. Я безумно боялся его и не хотел больше встречаться с ним.
– Спасибо вам, отец. Может быть, вспомните что-то еще?
– Нет, это все, что мне известно. Пусть я нарушил договор, который заключил с этим человеком, – хранить все в тайне и никогда никому не рассказывать об этом, – но вот поделился с тобой, и вроде полегчало на душе. – Он помолчал, а потом с надеждой спросил: – Скажи, сынок, как там моя Сянсян? У нее все в порядке?
– У нее все хорошо, не беспокойтесь о ней. Может быть, скоро все кончится, и она сможет вернуться к вам. – Я не хотел мучить старика и рассказывать ему обо всех страшных событиях, которые произошли в последнее время.
– Дай-то бог. И еще. Ты сказал, что все это касается жизни многих людей. Неужели Сянсян совершила нечто ужасное?
– Нет, похоже, что дело не в ней, но все это как-то касается ее. – Объяснять мне не хотелось.
– Виной всему моя роковая ошибка. Сянсян умерла и не должна была возвращаться, не должна… Я знал, что все это кончится бедой. Нарушены законы природы, законы самой жизни. Рано или поздно небеса покарают всех нас. – И этот несчастный человек горько заплакал.
Я не хотел больше мучить его и торопливо попрощался.
Теперь я должен был найти служащего крематория.
ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ ФЕВРАЛЯ
Паром переправляет автобус через Янцзы. Все вокруг окутывает туман, внизу – серая вода, вверху – серое небо. Ветер такой сильный, что лодки на реке качает из стороны в сторону. Я смотрю из окна автобуса на бушующие волны в устье реки. Этот междугородный автобус везет меня в Северную Цзянсу.
Рядом со мной сидит Е Сяо. Он по-прежнему подавлен. Хотя он и согласился поехать со мной, но считает это ошибкой:
– Ты должен был послушать меня и больше не посещать «Блуждающие души древних могил». Ты же не знаешь, сколько за последнее время погибло людей! Я не хочу потерять и тебя.
– Я просто обязан продолжать расследование.
– Обязан? А может, ты воображаешь, что я смогу тебе чем-то помочь? Говорю же, я не желаю снова влезать в это дело. Ты рыскаешь по «Блуждающим душам древних могил», вольному воля, но при чем тут я, скажи на милость?
Он говорит так громко, что пассажиры автобуса начинают оглядываться на нас.
– Тогда почему ты согласился поехать со мной?
– Ради твоей матери, дурак. Я встретил ее несколько дней назад. Она сказала, что ты давно не заходил к ним. Твои родители очень беспокоятся за тебя. Они заметили, что с тобой что-то не так. Твоя мама умоляла, заклинала меня, чтобы я непременно позаботился о тебе – ты же у них единственный сын, и они не хотят потерять тебя. Понял ты или нет? Ты всегда думаешь только о себе, подумай о своих родителях! Я с детства рос в твоей семье, твоя мама всегда относилась ко мне как к родному сыну, и я не хочу, чтобы она страдала. Только поэтому я и поехал с тобой.
Я не стал возражать Е Сяо, а просто рассказал ему все, что узнал от отца Сянсян, о том, что произошло со мной тогда, ночью, когда я прошел лабиринт, о странных словах на стекле. Рассказывал долго, со всеми подробностями.
Паром подошел к берегу, и автобус бойко покатил по равнине Северной Цзянсу. Через несколько часов мы наконец прибыли в городок, где погибла Сянсян.
Мне показалось, что здесь ничего не изменилось, и в душе моей проснулись прежние чувства. Возможно, если бы тогда мы с Сянсян остались в Шанхае и терпеливо переносили жару, сидя дома, не было бы всего этого кошмара последних месяцев.
Мы с Е Сяо отправились прямиком в крематорий.
По-моему, крематорий занимает важное место в жизни каждого человека. В родильном отделении человек приходит в наш мир, а в печи крематория он расстается с миром. Если мы просто проходим мимо крематория, нас все равно охватывает скорбь.
Здешний крематорий очень небольшой, я сразу узнал маленький зал, в котором мы все прощались с Сянсян. Тогда я думал, что вижу ее в последний раз, и рыдал так, как никогда прежде не плакал.
Мы нашли заведующего. Е Сяо предъявил ему свое служебное удостоверение и объяснил причину нашего визита. Заведующий распорядился, чтобы нам выдали журнал за тот год, когда была кремирована Сянсян. Судя по записям, в тот день работал человек по имени Ци Хунли.
– Какое-то у него не китайское имя, – удивился я. – Где же нам его искать?
– Спросим у заведующего, – профессионально легко нашел выход Е Сяо.
– Служащий Ци Хунли год назад внезапно ослеп. Могу сообщить вам его нынешний адрес, – сообщил заведующий крематорием.
Взяв листочек с адресом, я поспешил уйти, но Е Сяо удержал меня:
– Подожди минутку.
Он вновь обратился к заведующему:
– Скажите, могу ли я ознакомиться с личным делом Ци Хунли?
– Конечно. Но он же слепой и не мог совершить никакого преступления.
– Никто и не говорит о преступлении. Мы просто расследуем некоторые обстоятельства.
В архиве отдела кадров крематория нам выдали папку с надписью: «Ци Хунли». На первой странице паспортные данные: пол мужской, родился 15 января 1950 года в Хучжоу провинции Чжэцзян, холост.
В кратком послужном списке – запись: с 1972 года по сей день трудится служащим уездного крематория.
– Почему здесь ничего не сказано о том, где он работал до крематория? Это же нарушение установленного порядка, – осведомился Е Сяо.
– Мне об этом ничего неизвестно. Я здесь работаю недавно. Старые служащие говорили, что этот человек, Ци Хунли, приехал сюда в годы культурной революции, когда везде царил хаос. Здесь было много пришлых людей из разных мест, он был одним из них. От остальных он отличался только тем, что говорил на шанхайском диалекте и производил впечатление образованного, хорошо воспитанного человека. По этой причине прежний начальник пожалел его и оформил как временного служащего. Ему досталась самая черная и тяжелая работа. Ци Хунли оказался очень трудолюбивым и исполнительным, никогда не отлынивал, и его перевели на постоянную работу.