Он встает, осторожно придерживая плечо, а затем возвышается надо мной.
— Ты злишься.
— Нет. Просто думаю, что нам, наверное, следует использовать дневной свет. Сходить за едой и дровами.
Парень смотрит на меня и его глаза темнеют.
— Ты увиливаешь.
— От чего тут можно увиливать, Куп? Мы трахнулись. Важное событие. Мы оба взрослые люди. — Складываю руки на груди и пытаюсь казаться сильнее, чем себя чувствую. — Одинокие взрослые.
— Но это не так. — Я знаю, что мои глаза расширяются, когда парень это говорит, но молчу. Купер протискивается мимо меня, чтобы схватить рубашку. — Можешь мне помочь?
Киваю и подхожу к нему. Осторожно снимаю повязку и помогаю надеть рубашку с длинными рукавами и пуговицами, прежде чем снова надеть бандаж.
— Спасибо. Это настоящая заноза в заднице.
— Ты хоть немного чувствуешь себя лучше?
Он кивает с легкой улыбкой, потому что никто из нас сейчас на самом деле не думает о его плече. Мы думаем о том, что произошло несколько минут назад.
— Да. Лучше. Спасибо тебе.
— Не за что.
Купер не надевает пальто, и мы направляемся в сарай, повторяя уже привычные движения. Собираем дрова, а затем идем в подвал, чтобы принести еще еды, прежде чем приготовить обед.
Все это время мой разум сосредоточен на фактах.
У нас был секс, и Купер прав... Мы не совсем одиноки.
Глава восемнадцатая
КУПЕР
Все в полном дерьме.
И имею в виду все. Да, я хотел ее. И это было невероятно. На самом деле я нисколько не жалею об этом. Только теперь Эверли не смотрит на меня. Мы сидим здесь со свечами и двумя зажженными лампами, смотрим на огонь, пока едим консервы на ужин, а она отказывается со мной разговаривать.
Мы сегодня почти не разговаривали. Эверли не может смотреть на меня, и я знаю, что она сожалеет о произошедшем. Мне следовало держать свои гребаные руки при себе.
|
Я был потрясен, когда она упомянула о презервативах. Это вернуло меня в реальность. Я действительно думал о том, чтобы переспать с Арией в этой поездке. Если бы мы не попали в аварию, более чем вероятно, что именно это и произошло бы.
И я бы услышал Эверли в соседней комнате с моим лучшим другом. Как и много раз в прошлом.
Эта мысль посылает мощную волну через мой живот, крепко сжимая его чувством вины. Она девушка моего лучшего друга.
Вот что я имел в виду, когда сказал, что на самом деле мы не одиноки. И она тоже это знает.
Если бы не авария, мы бы все еще были в отношениях с другими людьми.
— Ты думал о ней?
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Эверли, которая, кажется, пьет виски вместо ужина.
— Ешь.
— Я съела маринованный огурец.
— Ешь больше. — Забираю у нее виски. — Пей меньше.
Девушка закатывает свои красивые глаза, и я могу ясно видеть ее в свете огня, мерцающего в комнате. Делаю глоток виски, хорошо зная Эверли и то, что она готова к ссоре.
— Просто скажи мне.
Я тяжело вздыхаю и делаю еще один глоток виски.
— Что?
— Ты думал о ней, когда трахал меня? Это из-за горя? Способ забыться?
Эверли пристально смотрит на меня, когда поджимает под себя ноги на диване.
— Нет.
— Тебе необязательно мне врать. Она была моей сестрой. Мы были похожи. Этого нельзя отрицать.
Ладно, если хочет ссоры, она ее получит. Может быть, хороший старомодный спор с Эв заставит меня почувствовать себя менее оцепеневшим.
|
— Вы двое совсем не похожи, и ты, блядь, это знаешь. — Я придвигаюсь к ней ближе и вижу, как ее глаза темнеют. — Она была светлой, а ты темная.
— Пошел ты, — выплевывает она.
— Это правда, Эв, Ария была блондинкой. У тебя черные волосы. У нее были ярко-голубые глаза. — Она опускает глаза, избегая моего взгляда, и я придвигаюсь к ней еще ближе, хватаю за подбородок и приподнимаю лицо, чтобы заглянуть в ее яростные глаза. — Твои глаза бывают разных цветов, но всегда есть темный оттенок.
— Пошел ты, Куп.
— Они прекрасны. — Я с трудом сглатываю, глядя в ее наполненные слезами глаза, которые расширяются от шока.
— Что?
— У тебя красивые глаза. — Я отпускаю ее, а затем чувствую ее шелковистые волосы между пальцами. — И твои волосы. В тебе все прекрасно. Мне нравится твоя темнота.
Я наблюдаю за ее горлом, когда девушка сглатывает, мои слова влияют на нее.
— У нас с ней одинаковые носы.
— Знаю. — Мои губы мягко прижимаются к ее губам. — Я не думал о ней. — И это делает меня еще большим ублюдком, потому что это правда. Ария даже не приходила мне в голову, когда я целовал Эверли. Когда был внутри нее. Ни разу.
Девушка приоткрывает губы, когда я углубляю поцелуй, ее пальцы скользят по моим коротким волосам и крепко сжимают, притягивая меня ближе. У нее вкус виски и соленых огурцов, и еще чего-то, с чем я не могу больше бороться.
То, с чем я так невозможно долго пытался бороться.
— Значит, когда ты целуешь меня, ты не?.. — Она задыхается во время нашего поцелуя. Я слышу неуверенность в ее дрожащем голосе, но Эверли не отстраняется от меня.
— Нет. Это… — Я жадно целую ее полные губы. — Это совсем не похоже на любой другой поцелуй раньше. Сейчас все иначе. С тобой все по-другому.
|
Девушка целует меня в ответ, обвивая руки вокруг моей шеи, и откидывается на спинку дивана, принимая мой вес. Я не могу использовать одну руку, и это расстраивает, но Эверли, кажется, не возражает, когда позволяет мне устроиться у нее между ног.
— Поцелуй с ней был другим?
Она что, пьяна?
Я отстраняюсь, используя здоровую руку, чтобы приподняться достаточно и посмотреть ей в глаза.
— Эв.
— Я знаю, это табу, но хочу знать. Я хочу, чтобы было больно, Куп.
Эверли хочет наказать себя и, возможно, меня.
Боже, я ее понимаю.
— Да. Целовать ее было совсем по-другому. — Я должен слезть с нее, продолжить ужин и не отвлекаться на этот разговор.
«Я хочу, чтобы было больно, Куп».
Ее слова звучат у меня в голове, и я знаю, что тоже этого хочу.
— Ее поцелуи были слаще. Мягче. — Я наклоняюсь вперед и облизываю уголки губ Эверли, заставляя их раздвинуться для меня, что она и делает, прежде чем крепко ее целую. Она не разочаровывает и также крепко целует меня в ответ. Девушка хватает меня за волосы и тянет так сильно, что становится больно. Я покусываю ее челюсть и спускаюсь по шее. — Обычно инициатором был я. Ария была застенчива. Не знала, как попросить, чего хочет.
У Эверли вырывается вскрик, но она не отталкивает меня. Нет, наоборот притягивает меня ближе и крепче сжимает мои волосы.
— Она была невинной. Милой.
Нахожу впадинку у нее на шее и сосу с таким нажимом, что девушка вскрикивает в экстазе. Мой член тверд под джинсами, и я прижимаюсь к ее сердцевине через леггинсы.
— Я не знал, что с ней делать. Мне всегда казалось, что я ее порчу.
— Но разве не этого хотят парни? Быть первым?
Я отодвигаюсь достаточно, чтобы заглянуть ей в глаза, видя в них непролитые слезы.
— Я не хотел.
— Но сделал бы.
Она выглядит сердитой, почти ревнивой, и я знаю, что это убивает ее. Эверли ревнует к своей сестре точно так же, как я ревную ее к Лиаму. Все это извращено и отвратительно.
— Не знаю.
— Лжец.
— Я не лгу. — Снова целую ее губы, словно наказывая их и оставляя распухшими и покрытыми синяками, но я знаю, что Эверли выдержит это. Знаю, что она жаждет этого, когда целует меня в ответ с такой же яростью. Руками она находит пуговицу на моих джинсах и расстегивает ее, потом молнию, а затем помогает стащить мои джинсы и трусы.
— Тебе не нужно лгать. Я знаю, что ты хотел ее. Все в порядке. Я знаю, что она хотела тебя. — Она гладит мой твердый, как сталь, член одной рукой, вырывая стон из моей груди. — Я любила ее. Я любила Лиама.
— Я знаю. — Эверли ласкает мой член своей мягкой рукой, и я опираюсь на одну руку, наблюдая, как она делает это. — Я тоже его любил.
— Я знаю. — Она откидывает голову назад, отыскивая мои губы. — Если бы не авария... Этого бы никогда не случилось.
— Спусти штаны, Эв. Дай мне на тебя посмотреть. — Она перестает гладить меня и подчиняется, стягивая леггинсы. На ней нет трусиков, которые были раньше. Я смотрю между нами на ее хорошенькую обнаженную киску с небольшим треугольником волос над ней. — Ты побрилась для меня?
Она прикусывает нижнюю губу и кивает.
— Да. Вода была чертовски холодной.
Я улыбаюсь и сажусь на колени, глядя между ее ног на ее блестящую киску. Она никак не сможет отрицать, насколько возбуждена, и я тоже не могу.
— Ты прекрасна.
Ее глаза слезятся и такие печальные, но одновременно полны яростной решимости.
— Как и ты.
Ухмыляюсь, провожу большим пальцем по ее влажным складкам и обвожу клитор. Эв откидывает у назад и тихо всхлипывает.
— Я хотел тебя. Хотел с той самой первой ночи, но ты пошла с ним. И я бы никогда не предал его. — Ее глаза встречаются с моими, но я не перестаю играть с ее клитором. — Никогда.
— Знаю. Я бы тоже не стала этого делать.
— Я знаю. — Использую два пальца и вхожу в ее тугое тепло, играя с клитором. Одной рукой она хватает меня за запястье, но не отстраняет. — Я вожделел девушку своего лучшего друга в течение трех гребаных лет и чувствовал себя виноватым из-за этого каждый божий день. Я знал, как это было хреново. Ты была его. Я бы не посмел действовать за его спиной. Никогда.
— Нет. — Я сгибаю пальцы, нахожу то место внутри нее, которое заставляет ее бедра напрягаться, а ее пальцы крепче сжимают мое запястье. — О боже.
— Если бы они не умерли, этого бы никогда не случилось. Все это, ты и я прямо сейчас, находим утешение друг в друге. Утешение в боли.
— Да. — В ее голосе нет уверенности, но она погружена в удовольствие и боль.
— Я знаю, что ты любила его. — Ее пальцы сжимают меня сильнее, пока я дразню ее клитор. — Он тоже любил тебя. Я всего лишь замена. Ты можешь использовать меня для утешения.
Ее глаза встречаются с моими, когда ее грудь вздымается.
— Нет. Это неправда.
— Так и есть. — Двигаю пальцами быстрее, Эверли тяжело дышит, приближаясь к оргазму. Это слова, которые я должен был сказать.
— О боже, Купер, не останавливайся.
Чувствую, как ее киска сжимается вокруг моих пальцев. Я знаю, что она близко.
— Этого никогда бы не случилось, если бы они все еще были живы. Любой из них.
Эверли кончает на мои пальцы, но я продолжаю дразнить ее клитор, выдаивая из нее каждую последнюю секунду оргазма, прежде чем заменить пальцы своим членом и войти в нее, заставляя нас обоих стонать от удовольствия и боли.
Она целует меня в губы, ногтями впивается в кожу моей головы, пока я трахаю ее без малейшего подобия сладости. Яростно вонзаюсь в нее, и девушка принимает каждый толчок, двигаясь вместе со мной и умоляя о большем.
— Ты действительно в это веришь? — выдыхает она между яростными поцелуями и наказывающими толчками.
Я смотрю ей в глаза.
— Я должен. — Она двигает руки к моей голой заднице и впивается ногтями в мою плоть, притягивая глубже в себя. Ее киска сжимает мой член, посылая нас обоих в потрясающий оргазм. Эверли прижимается ко мне, и я целую ее, входя глубоко в нее во второй раз за сегодняшний день.
Даже если я произнесу эти слова вслух, мы оба знаем, что это неправда.
То, что было между нами, всегда было неоспоримо.
Глава девятнадцать
ЭВЕРЛИ
Когда мы кончаем, Купер перекатывается на здоровую сторону и прислоняется спиной к дивану, а я поворачиваюсь к нему лицом. На диване тесновато, но не хочу быть где-то в другом месте.
Не знаю, что происходит между нами. Может быть, это из-за горя или из-за того, что мы застряли неизвестно где и можем положиться только друг на друга, но в глубине души, глубоко-глубоко в моем сердце... я знаю, что это назревало в течение долгого времени.
Я любила Лиама. Но ни один поцелуй с ним никогда не был таким. Ни одна ночь с ним не была такой, как эта.
Может быть, страсть усиливается ситуацией или все это из-за неприязни, которую мы испытывали друг к другу все эти годы. Не знаю. Но прямо сейчас, здесь, в этой глуши, все, чего я хочу — это лежать здесь с Купером.
Его джинсы и трусы все еще спущены до лодыжек. То же самое и с моими леггинсами.
Мы оба вспотели, и мои бедра липкие от наших соков, но я не хочу двигаться.
Тянусь к его рубашке, медленно расстегивая пуговицы, пока Купер смотрит мне в лицо, его рука все еще на перевязи. Полностью расстегиваю рубашку и провожу пальцами по его затвердевшему прессу, обводя татуировку на его боку.
— Сердце. Это как символ врача, которым ты хочешь быть?
Он улыбается, обхватив меня рукой и притягивая ближе, пока я обвожу красивые чернила.
— Мы не так много внимания уделяли друг другу за эти годы, да? — Его улыбка говорит мне, что он шутит, но это правда. Потому что никогда не спрашивала, каким направлением в медицине он хотел бы заниматься. Я много о чем его не спрашивала. — Да. Я хочу заниматься кардиологией.
— Это интересно.
Купер улыбается, и я чувствую его руку в своих волосах. Откидываю голову назад, наслаждаясь ощущением его сильных пальцев, массирующих кожу моей головы.
— Да.
Мы много разговаривали во время секса. И в этот момент я не хочу забывать об Арии и Лиаме. Не хочу, чтобы чувство вины, которое я чувствую, исчезало, даже в такие моменты. Это предательство, и я хочу, чтобы это причинило боль. Я хочу наказания.
— А как насчет татуировки?
— Которой из них? — спрашиваю я, смотря ему в глаза.
Мне нравится, как его губы приподнимаются, когда Купер смотрит ниже моей обнаженной талии.
— Молния. Это метафора для мощной киски?
Я смеюсь над его шуткой. Несмотря на то, что он выводил меня из себя на протяжении многих лет, Куп всегда мог рассмешить меня. Даже если я всегда замаскировывала смех под фырканье.
— Нет. — Я пожимаю плечами. — Хотя, может быть.
Парень все еще смотрит на маленькую татуировку, расположенную высоко на внутренней стороне моего бедра, но я не чувствую себя неуверенно, лежа здесь, пока Куп разглядывает меня, а свет огня мерцает вокруг нас.
— Я бы понял. Между твоих ног определенно есть сила.
— Это сексизм.
Он усмехается и переводит взгляд обратно на меня.
— Совсем нет. Ты могущественная, Эв. Сильная.
— Не из-за того, что у меня между ног.
— Тогда почему там?
— Честно? — Он кивает. — Это все Ария. — Купер судорожно сглатывает, и я вижу боль, которую тот чувствует при упоминании моей сестры. Волна ревности захлестывает меня. Ревность, которую я не имею права испытывать, но все равно испытываю. Интересно, не преуменьшает ли он то, что у них было, ради меня? — Я хотела татуировку, но хотела спрятать ее от родителей, потому что они считают татуировки вульгарными. Недостойными меня.
— Отлично сказано.
Я смеюсь, качая головой, потому что нет, это определенно не так, и его сарказм попадает прямо в точку.
— Ария умоляла меня позволить ей выбрать, а я никогда не могла ей отказать. И вот она выбрала молнию.
— Она сказала, почему?
Киваю, слезы наполняют мои глаза, когда я думаю о своей младшей сестре, такой полной жизни, яркой и сияющей. Больше людей должны быть похожими на Арию. Нетронутыми уродством этого мира.
— Она сказала, что я хочу быть мрачной и угрюмой, но на самом деле я достаточно сильна, чтобы осветить небо.
— Глубоко.
Киваю, и мой взгляд опускаются к его груди, выглядывающей из-под рубашки.
— Думаю, она просто хотела, чтобы я была яркой и блестящей. У нее на бедре вытатуировано солнце. Очень подходит для моей младшей сестры.
— Да, я так и думал.
Конечно, он ее видел. Татуировка не была скрыта бикини, в котором она была в тот день, когда они встретились на вечеринке у бассейна. Он видел тату в тот день, и, вероятно, много раз после.
Его рука лежит на моем затылке, и Купер наклоняет мою голову ровно настолько, чтобы я посмотрела на него.
— И она не ошиблась, Эв. Ты сильная. Она была оптимисткой, но ты настоящая.
Я усмехаюсь.
— Настоящая, то есть типа я ненавижу мир?
— Настоящая. Во всех отношениях.
Купер придвигается ближе ко мне и губами касается моих, заставляя мое сердце биться быстрее. Я делаю глубокий вдох, желая, чтобы он снова поцеловал меня.
— Нам нужно немного поспать.
— Нужно. — Я киваю, разочарованная, пока он не прижимается своими губами к моим и не целует меня так чертовски крепко, потому что знает, что мне этого хочется. Мы кусаемся и тянем, оставляя синяки на губах друг друга.
Купер тоже этого хочет.
Мы оба жаждем боли.
Глава двадцатая
КУПЕР
Дни и ночи наполнены почти безостановочным сексом. Кажется, мы не можем оторваться друг от друга. И правда в том, что не думаю, что кто-то из нас хочет этого.
Вода все еще теплая, мы оба чистые, а Эверли лежит обнаженная между моих бедер, ее голова покоится на моем здоровом плече. Мое другое плечо чувствует себя лучше, но я все равно надеваю повязку.
— Одна неделя. Мы здесь уже неделю.
Ее рука лежит на моем бедре, и Эв нежно поглаживает меня под водой.
— Знаю. Это кажется вечностью и всего лишь парой часов одновременно.
Мы впали в некую рутину. Снег начал таять, и в последнее время мы нагревали его для наших ванн, пользуясь тем, что он еще не сошел. У нас все еще остается много консервов. Воды в доме давно нет. Мы приносим ведро воды, чтобы смыть воду в туалете, и еще одно, чтобы мыть руки в течение дня.
Но в основном мы трахаемся.
Это неправильно. Мы оба это знаем, но это приятно и помогает скоротать время.
В глубине души я напоминаю себе, что для нее я всего лишь утешение. Член на замену. Даже если это неправда. Мне просто нужно держать это там, в глубине моего сознания.
Боль в плече не так мучительна, как мое предательство по отношению к Лиаму. Он был моим лучшим другом, моим братом, а я накинулся на его девушку, в то время как его тело разлагается, погребенное под несколькими футами снега.
— Так что насчет этой татуировки? — Я провожу рукой под ее грудью над сексуальной татуировкой в виде розы со словами «Пусть будет так», написанными курсивом.
Эверли на мгновение напрягается, и я знаю, почему. И все же спрашиваю. Потому что мне нужна эта боль.
— У нее тоже была такая.
— Я знаю.
Эверли наклоняет голову и смотрит на меня, ее губы изгибаются в полуулыбке.
— Пожалуйста, не напоминай мне, что ты видел грудь моей сестры.
Мы гребаные извращенцы.
Но это лучше, чем просто игнорировать очевидное, верно? Чем жить в отрицании?
— Я много раз видел ее в купальнике.
Эверли пожимает плечами, принимая этот ответ, и снова смотрит на переднюю часть ванны.
— О.
— И я видел ее сиськи, — добавляю я, покусывая ее ухо.
— Ты придурок. — Она щиплет меня за бедро, но несильно.
Я смеюсь, но потом Эверли поворачивается и садится на колени между моих ног.
— Ты использовал мою сестру, чтобы заставить меня ревновать?
Ее глаза потемнели еще больше, когда она смотрит на меня в ожидании ответа. Я вздыхаю, потому что это игра, в которую мы играем. Баланс боли и удовольствия. Эверли хочет трахаться, но сначала хочет, чтобы было больно. Сильно.
Я вижу это в ее глазах.
— Я уже говорил, что в тот первый день, когда познакомился с ней, это было для того, чтобы разозлить тебя. Но после этого, нет. Я не хотел причинять тебе боль. Или ей.
Эверли думает, положив руки мне на грудь.
— Я ревновала, когда она говорила о тебе. Завидовала. И не признавалась в этом даже самой себе.
Интересно, чувствует ли она, как быстро забилось мое сердце при ее признании?
«Сделай так, чтобы было больно».
Эв наклоняется вперед, ее губы касаются моей шеи, оставляя поцелуи на моей коже и спускаясь по моей груди.
— Она говорила, как нежно ты целовал ее. — Ее губы касаются моих. — Я ей не поверила. Я всегда думала, что ты будешь жестким, требовательным. — Она осторожно целует меня в губы, и я позволяю ей продолжать. — Как со мной.
— Я же говорил, что с тобой все по-другому.
— Слышав, что ты был нежен, я завидовала ей, несмотря на то, что никогда не была большой поклонницей нежности.
Мои глаза открываются, и я смотрю в ее глаза.
— Ты этого хочешь?
Эверли качает головой.
— Нет. Боже, нет. Не меняй то, как ты целуешь меня.
Наклоняюсь вперед, обнимаю ее одной рукой за талию и крепко целую в губы, убеждаясь, что она чувствует меня. Я уже возбужден, и она трется своей киской о мой член, атакуя мой рот.
— Я жутко ревновала каждый раз, когда Ария говорила об этом. — Эверли кусает мою нижнюю губу и шепчет мне на ухо: — Она рассказала мне, как ты заставил ее кончить.
Боже. Это полная жесть.
— Было дело.
— Но у вас не было секса.
— Необязательно заниматься сексом, чтобы заставить кого-то кончить.
Она скользит рукой вниз по моей груди к твердому члену, крепко сжимая его.
— Знаю. Ария сказала, что у нее никогда не было такого невероятного оргазма. Это вызвало у меня любопытство и злость. Поэтому сказала ей, что это отвратительно, что я не хочу слышать о ее сексуальной жизни.
Она гладит мой член.
— Это, наверное, к лучшему.
— Ей было неприятно, потому что мы всегда все рассказывали друг другу.
Я обхватываю рукой ее затылок и притягиваю к своим губам для поцелуя, пока Эв продолжает гладить меня.
— Позволь мне войти в тебя.
Эверли просто продолжает дрочить мой член, оседлав мои бедра.
— Вы с Лиамом говорили обо мне?
— Что? — Я отстраняюсь и смотрю ей в глаза. — Нет.
— Он никогда не говорил о нашей сексуальной жизни?
Ей это нужно.
— Нет. Не говорил. — Я притягиваю ее обратно к себе, но не целую. Эверли прижимает кончик моего члена к своему влажному входу. — Хотя я слышал, как вы трахаетесь через стену. Знаю, что ты кончала не каждый раз и когда была стервозной на следующий день, я всегда знал, почему.
Эверли задыхается, когда скользит вниз по моему члену, я наполняю ее.
— Он просто был занят.
— Тогда он не должен был трахать тебя в те ночи.
— Мне нравилось, когда он был внутри меня.
Я рычу и крепче сжимаю ее волосы. Она стонет мне в рот, целуя меня.
— Ты ведь хотела кончить.
— Он заставлял меня кончить.
— Не все время. — Резко вхожу в нее, стараясь попасть в то идеальное место внутри. Она кусает меня за плечо, прижимаясь ко мне, и мне все равно, что она давит на мое больное плечо.
Потому что говорить об этом — о том, что я лежал в своей постели и слушал их, надеясь, что она не кончит, и думая обо всех способах, которыми я мог бы подарить ей оргазм — это гораздо больнее.
— Почему ты не занимался сексом с Арией?
Эверли знает, почему. Мы оба знаем.
— Она хотела этого. Я знаю, что хотела. И все время говорила об этом, но также говорила, что ты считаешь, что следует подождать, и ты убедил ее в этом.
Отпускаю ее волосы и опускаю руку под воду между ее ног, нахожу клитор и щиплю его. Эверли откидывает назад голову, пока скачет на мне, положив одну руку мне на бедро, а другой сжимая мой бицепс.
— Ты действительно хочешь знать?
Она резко наклоняет голову вперед и встречается со мной взглядом.
— Сделай так, чтобы было больно, Куп.
Я глажу ее клитор и чувствую, как ее киска сжимается вокруг меня, ее тело начинает дрожать.
— Я знал в глубине души, хотя редко позволял себе думать об этом... — Скольжу пальцем по клитору, приближая ее к оргазму все ближе и ближе. — Если бы я занялся с ней сексом, у меня никогда не было бы шанса с тобой.
Ее киска сжимает мой член, когда ее захлестывает оргазм. Эв впивается ногтями в мою руку и бедро, пока я глубоко вхожу в нее, в то время как наши губы соприкасаются, на самом деле больше не нуждаясь в разговорах.
Это признание кажется вырвалось из глубины души. Оно вызывает достаточно хаоса, потому что мы оба знаем, что это правда. Если бы у меня был секс с Арией, Эверли ни за что не позволила бы мне прикоснуться к ней. И хотя мы оба были преданы Лиаму, мне не хотелось разрушать этот шанс.
— Но вы же собирались в этой поездке.
Она отрывает свое тело от моего и поворачивается, чтобы лечь спиной мне на грудь.
— Может быть. — Я целую ее обнаженное плечо. — А может, и нет.
И это чистая правда.
Я не знаю, что могло произойти.
Глава двадцать первая
ЭВЕРЛИ
— Он когда-нибудь сойдет? — Мы плетемся по снегу к сараю. И да, я ною, потому что устала от белого, густого снега, покрывающего землю.
Я устала ходить по нему и мочить штаны и ботинки. Прошло чуть больше недели, и, похоже, он никуда не денется.
Не помогает и то, что прошлой ночью снова пошел снег, и стало очень холодно.
Мы добираемся до сарая, и я распахиваю тяжелую дверь, чтобы Куперу не приходилось делать это, даже если его плечу немного лучше.
Парень улыбается мне, входя внутрь, и я захожу следом за ним.
— Кто-то сегодня стервозный.
— Пошел ты. Я сплошной позитив.
Он смеется, когда я закрываю дверь, но комментарий бьет нас обоих прямо в грудь. Потому что Ария была такой.
Правило не упоминать о них полностью исчезло. Мы сейчас часто о них говорим. Убедившись, что это больно. Представляя, чтобы они почувствовали, если бы наблюдали за нашим предательством. Так как-то проще.
Подходим к куче дров, которых, к счастью, все еще довольно много, но я пока не беру их в руки. Вместо этого сажусь на один из тюков сена.
— Если снег не сойдет, никто не найдет обломки. Никто не будет нас искать.
— Здесь с нами все будет в порядке.
Купер садится, и я обнимаю его за шею, поворачиваясь к нему всем телом. Это действие, которое должно быть чуждым, но сейчас такое же легкое, как дышать. Знакомое.
— Тебе просто нравится трахать меня.
Он усмехается, но это грустная улыбка, и мне это не нравится.
— Нравится.
Я нежно целую его в губы, позволяя реальности остаться на задворках моего сознания, думая о том, что подумала бы сейчас моя сестра, если бы увидела нас. Как сильно она возненавидела бы меня. Как бы она кричала на меня.
— Мне тоже это нравится.
— О чем ты думаешь?
— Об Арии, — честно признаюсь. По какой-то причине я ничего от него не скрываю. Купер знает, что мне нужно, чтобы это было больно, и, похоже, ему нужно то же самое. Это единственный способ, которым мы можем пережить это. — А ты?
— О Лиаме. — Я киваю, уже зная это, когда целую его в губы и позволяю своим пальцам скользнуть по его волосам. — Он всегда был хорошим.
Я отстраняюсь, позволяя своим рукам лечь ему на плечи.
— Вы, ребята, знали друг друга всю свою жизнь?
— Да, наши родители были довольно близки. Наши мамы дружили, когда росли. Они проводили много времени вместе, так что, думаю, для нас с Лиамом было естественно сблизиться.
С таким же успехом они могли быть братьями. Я знаю, что они жили на одной улице и видели друг друга каждый божий день. Лиам рассказал мне об этом давным-давно. Когда я жаловалась на то, что Купер меня раздражает, он просил меня быть милой с его братом.
— Он нравился твоему отцу? Я имею в виду...
Купер улыбается, зная, к чему я клоню, потому что он сказал мне, какой ублюдок его отец.
— Он любил его. — Он смеется, но это иронично. — Всю мою жизнь мой отец хотел, чтобы я был Лиамом.
Ненавижу то, что он так принижает себя.
— Уверена, что это неправда.
Купер встает, явно нуждаясь в дистанции.
— Так и есть. Он прямо так и сказал мне. — Куп скользит рукой по волосам, уже взъерошенным моими пальцами. — Я всегда попадал в передряги. Без всякой причины создавал проблемы. И мой отец ненавидел это. Он унижался всякий раз, когда ему приходилось идти в школу, потому что я сделал что-то глупое. И он спрашивал меня, почему я не могу быть больше похожим на Лиама.
Я проглатываю тошнотворное чувство в животе. Скорее всего, Купер действовал ради внимания, которого никогда не удостаивал его отец.
— Это ненормально.
Купер опускает руку и пожимает плечами.
— Это то, что есть. Лиам был чертовски хорош во всем. Получал хорошие оценки, был любимчиком учителей, вызывался добровольцем. Он был хорошем парнем.
— Это не значит, что ты нет.
Купер улыбается, но не верит мне.
— Лиам хотел спасти всех. Помнишь, как он хотел забрать домой всех бездомных животных?
Я улыбаюсь этому, потому что так и было.
— Да, хотя ваша аренда этого не позволяла.
— Да. Мы бы никогда не получили депозит обратно.
Лиам недавно приютил двух собак, которые останутся с его родителями до окончания каникул. Они были так привязаны к нему.
Мой желудок сжимается, думая о еще двух душах, которые будут раздавлены, когда поймут, что Лиам не вернется.
— Вероятно, нет.
— Он просто хотел сделать мир лучше. Я имею в виду, что у него были награды за помощь обществу. Естественно, мой отец хотел, чтобы я был похож на него.