Ни Лиама. Ни Арии. Ни Купера.
Глава двадцать восьмая
КУПЕР
— Слышно что-нибудь от твоего отца?
Я смотрю на маму Лиама и слегка качаю головой, стараясь не выглядеть слишком расстроенным.
— Нет, но вы же знаете, как он занят.
Женщина раздраженно морщит нос.
— Мне жаль. Он должен быть здесь.
Оглядываю дом. Дом Лиама. Все выглядит так же, как и в прошлый раз, когда я был здесь, но сейчас все по-другому.
Она кладет руку мне на плечо.
— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.
Я должен отказаться. Должен попросить ее подвезти меня до дома моего отца, но кто, черт возьми, знает, захочет ли тот вообще, чтобы я был там. Или будет ли отец дома. А прямо сейчас я не хочу быть один.
— Спасибо.
Ее улыбка теплая и успокаивающая.
— Почему бы тебе не подняться наверх, а я принесу тебе сэндвич.
— Вам необязательно заботиться обо мне.
Ее слезящиеся глаза встречаются с моими, и я знаю, что она сдерживается, чтобы не разрыдаться.
— Я действительно этого хочу.
Я киваю, мои плечи опускаются, во мне не осталось сил бороться.
— Спасибо.
Женщина снова улыбается, прежде чем прогнать меня, и я поднимаюсь наверх в старую спальню Лиама. Когда толкаю дверь, то словно переношусь прямо в прошлое — когда мой лучший друг был жив, а я доставал его, потому что его мама все еще приносила нам закуски, когда мы тусовались здесь.
С тех пор как у нас появился наш дом, прошло много времени. Но много лет мы провели, болтаясь в этой комнате. Часами играли в видеоигры, говорили о девочках и школе и просто дурачились. Но теперь с этим полностью покончено.
До меня это дошло только сейчас — я больше никогда не буду разговаривать со своим лучшим другом.
|
|
Бросаю сумку на пол и ложусь на его кровать, подложив руку под голову. Смотрю на случайный плакат на его стене, один из тех, на которые нужно долго смотреть, чтобы понять, что это такое. Я все еще этого не понимаю.
Мой телефон жужжит в кармане, и я хватаю его, сразу же видя на экране имя Эверли.
— Эв?
— Купер. — Ее голос тих, как будто она ошеломлена или погружена в свои мысли.
— Ты в порядке?
Она очень долго не отвечает, и я задерживаю дыхание, пока наконец не слышу ее голос.
— Да, — выдыхает она. — То есть, нет.
— Где ты находишься?
— Дома. — Ее голос напряженный. Печальный. — В комнате Арии.
Мое горло сжимается, когда я сглатываю, а затем делаю глубокий вдох.
— А я у Лиама.
— Серьезно? — недоверчиво говорит она.
— Да. Я останусь здесь на пару дней, прежде чем вернусь к учебе.
Наступает пауза.
— Это хорошо. Ты собираешься вернуться?
Весенний семестр возобновляется через три дня. Для всех остальных это будет возвращение жизни в нормальное русло. Но для нас? Я понятия не имею, возможно ли это хотя бы отдаленно.
— Да. Я не могу просто сидеть сложа руки.
— Я тоже не могу.
Сажусь, пропуская волосы сквозь пальцы, так сильно желая, чтобы она была здесь. Я знаю, что Эв злится на меня. Знаю, что облажался, сразу не рассказав ей о Лиаме. Но я также не могу избавиться от чувства, что облажался, сказав ей об этом.
Оглядываю старую комнату Лиама, переполненную столькими воспоминаниями о моем лучшем друге. Того, кто всегда прикрывал мне спину и никогда не предавал меня. А я предал его.
— Значит, ты собираешься вернуться?
— Да. — Она снова делает паузу. Затем ее голос звучит странно и непохоже на нее, когда она говорит: — Я не могу находиться здесь слишком долго.
|
|
Ее мама определенно имеет к этому отношение.
— Не могу винить тебя.
— У них уже запланировано прощание с Арией.
— Черт. — Откидываюсь на кровать, глядя в потолок. — Когда?
— Через два дня. Мама наняла кого-то, чтобы спланировать это. Очень со вкусом, — последнюю часть она произносит насмешливо, и я предполагаю, что именно так ее мать описала это.
— Черт.
— Да. Ты придешь?
Я киваю, хотя она меня не видит.
— Да. Конечно. Дай мне знать, когда это произойдет.
— Хорошо. — Она вздыхает. — Куп?
— Да?
— Странно, что я скучаю по тому дому?
Легкая улыбка появляется на моих губах, потому что мы оба серьезно облажались.
— Я тоже скучаю.
Я слышу, как она улыбается.
— Дашь мне знать, планирует ли мама Лиама поминки, и когда это произойдет?
Она ничего не говорила об этом по дороге, но думаю, что она уже начала планировать. Черт, я не могу поверить, что пойду на похороны своего лучшего друга. У меня пересыхает в горле, и слова, кажется, застревают, но я, наконец, выдавливаю их.
— Конечно.
— Спасибо. — Мы остаемся на телефоне, ни один из нас не произносит ни слова, пока Эверли, наконец, тихо не прочищает горло. — Я должна идти.
— Я здесь, если тебе понадоблюсь.
Не хочу вешать трубку, но, к счастью, она делает это первой. Эверли заканчивает разговор, и я прижимаю телефон к груди, оглядывая комнату и ненавидя то, насколько она пуста.
Так же, как пуста сейчас моя жизнь.
Глава двадцать девятая
ЭВЕРЛИ
Мои волосы заплетены в длинную французскую косу, и на мне простое черное платье. Я смотрю прямо перед собой, пока тело моей сестры опускают в землю.
|
|
Я онемела.
Оцепенела.
И не хочу быть здесь.
Оглядываюсь на безликих, безымянных людей, которые даже не знали мою сестру, одетых во все черное, официальную одежду, и я ненавижу свою мать.
Это не то, чего хотела бы Ария.
Она ненавидела черное и серое. Все, чем является эта поминальная служба. Даже цветы какие-то унылые. Скучные и приглушенные цвета. Крышка черного, блестящего гроба закрыта, и я не хочу знать, почему.
Моя мать играет роль скорбящей матери, но не плачет открыто, просто вытирает глаза каждые пару минут. Это кажется холодным и спланированным, как будто она знает, как должна реагировать, и имитирует это.
Когда все заканчивается, я нахожу Купера, который все это время сидел сзади. Он в черном костюме и галстуке, его глаза настороженно встречаются с моими.
— Эверли.
— Ты пришел.
Он медленно кивает головой.
— Я сожалею об Арии.
Я знаю, что это так. Вижу, что его преследует та ночь. Купер видел ее тело. Он точно знает, что с ней случилось.
— Ты вел машину?
Он кивает.
— Хочешь, я отвезу тебя на ужин?
Я качаю головой, не утруждая себя тем, чтобы оглянуться на маму, когда она принимает соболезнования всех своих коллег.
— Нет. Я хочу убраться отсюда к чертовой матери. Можешь отвезти меня? — Купер медленно изучает мое лицо, но затем кивает, и я следую за ним к его машине. — Родители Лиама не приехали?
— Нет. Они хотели... — Он останавливается, когда мы подходим к блестящей черной машине, и достает ключи из кармана. — Мой отец появился вчера. Протянул мне ключи, сказал не разбить ее и ушел, — объясняет он.
Я смотрю на него, моя челюсть слегка отвисла. Почему, я не уверена? Наши родители отвратительны.
— Ух ты.
— Да. Мило, правда?
— Мне жаль, что он такой придурок.
Он улыбается и открывает машину.
— В любом случае, родители Лиама хотели приехать, но думаю, что это было слишком.
Я киваю в знак признательности. Даже представить себе не могу, через что они сейчас проходят. Родители Лиама были по-настоящему хорошими родителями, которые любили Лиама больше, чем самих себя. Они, должно быть, в аду.
— Я ненавижу это.
Он открывает свою дверь, я открываю свою, и мы оба забираемся внутрь. Должно быть странно снова находиться так близко к нему, но это успокаивает.
Да, он солгал мне или умолчал о правде, но я имела в виду то, что сказала. У него не было никаких реальных обязательств говорить мне об этом.
— Куда едем?
— Можешь отвезти меня ко мне домой?
Купер заводит машину и начинает движение вместо своего ответа. Я поворачиваюсь, изучая его лицо. Он, конечно, такой же красивый, как всегда, но выглядит усталым. Печальным.
Когда мы подъезжаем к моему дому, Куп паркуется на подъездной дорожке, а затем поворачивается ко мне.
— Если тебе понадобится что-нибудь еще, просто дай мне знать.
Я вижу вину, написанную на его лице, и мне жаль, что не могу стереть ее. Но что, черт возьми, что я могу сделать? Нам, наверное, нужно пространство, но я все равно открываю свой глупый рот.
— Зайди, пожалуйста, внутрь на минутку. Я хочу собрать сумку.
— Куда ты направляешься?
Я предполагаю, что он собирается вернуться к родителям Лиама.
— Возвращаюсь в кампус. Не возражаешь, если я поеду с тобой?
— Уверена, что готова к этому? — Я смотрю, как он сглатывает. — Твоя семья, может, и не очень хорошая, но ты здесь не одна.
На днях, когда я приехала в дом своих родителей и легла спать в постель Арии, в ее ярко оформленной старой спальне, я поняла, как стала одинока теперь, когда ее нет.
— Здесь меня ничего не держит.
Купер кивает, как будто понимает, и, возможно, так оно и есть.
— Да, я отвезу тебя.
Я улыбаюсь, и мы входим в стерильный дом моих родителей. Здесь нет ничего неуместного, и чистая белизна дома почти ослепляет. Мы поднимаемся в мою старую комнату, и я беру свою сумку из поездки, а затем поворачиваюсь к Куперу, ненавидя то, каким разбитым он выглядит.
— Ты в порядке?
Он снимает сумку с моего плеча и надевает ее на свое невредимое.
— Нормально.
Есть так много вещей, которые я хочу сказать. Так много вещей, которые хочу ему рассказать. Но сдерживаюсь. Чувство предательства скручивает мой желудок, и меня тошнит.
— Ладно. Давай уберемся отсюда, пока моя мать не узнала, что я пропала.
Он поднимает руку, и я делаю глубокий вдох, когда тот скользит пальцами по шраму на моем лбу.
— Тебе больно?
Я поднимаю свой взгляд и смотрю в его прекрасные глаза, кивая.
— Все болит.
Он выглядит расстроенным моим ответом, слишком хорошо понимая, что я имею в виду. Купер заправляет выбившуюся из косы прядь моих волос за ухо и откашливается.
— Пошли.
Хочу прильнуть к этому прикосновению. Мне хочется встать на цыпочки и поцеловать его, но я этого не делаю. Все так запутано. Все кажется неправильным.
Я не знаю, что реально и кому можно доверять.
Мы возвращаемся в кампус в тишине. Оба словно оцепенели от боли, когда подъезжаем к моей квартире.
Он паркует машину и поворачивается ко мне.
— Хочешь, чтобы я поднялся?
Да. Хочу. Очень.
— Нет. Я в порядке.
— Мне очень жаль, Эверли. Так чертовски жаль.
Я слышу это в его голосе. И знаю, что это так.
— Не надо. Пожалуйста. — Я знаю, что должна злиться на Лиама, а не расстраиваться из-за Купера. Даже не думаю, что имею на это право. — Я даже не настолько зла на Лиама.
Парень выглядит удивленным этим, его лицо темнеет.
— Он изменил тебе.
— Знаю. — Я опускаю взгляд на свои колени, внезапно мне становится стыдно. — Но я не настолько зла, как должна была бы. Может быть потому, что он мертв. Я не знаю. — Рыдание застревает у меня в горле, и слеза скатывается по щеке, когда я оглядываюсь на Купера. — Я не знаю, что должна чувствовать.
— Не думаю, что есть выбор.
Я киваю, мое горло физически болит от едва сдерживаемых рыданий.
— Увидимся завтра на его похоронах.
— Да. — Он крепко сжимает руль и смотрит прямо перед собой. — Увидимся.
Я вылезаю из машины, хватаю сумку и, не оглядываясь, иду к своей квартире.
Потому что на Лиама чертовски больно смотреть.
Глава тридцатая
КУПЕР
Они опускают гроб в землю, а я просто стою и смотрю на него, зная, что в нем находится тело моего лучшего друга. Зная, что я никогда больше не буду с ним разговаривать. И никогда не услышу его смеха. Он больше никогда не будет подкалывать меня за мой музыкальный вкус.
Его больше нет.
Лиам умер прямо у меня на глазах, и ничто не кажется таким окончательным, как этот момент прямо сейчас.
— Купер. — Я поворачиваюсь к матери и отцу Лиама, которые стоят рядом со мной. Голос его мамы тихий и прерывистый. — Нам нужно идти.
Я не хочу. Все кажется таким чертовски постоянным.
Делаю глубокий вдох, отворачиваюсь от места последнего упокоения Лиама и следую за его родителями к ожидающей машине. После того, как они забираются внутрь, я сажусь впереди и ослабляю галстук, глядя в окно на кладбище.
Знаю, что Эверли была там. Она тихо села сзади, а затем встала у могилы, тоже сзади, подальше от всех остальных. Я не могу себе представить, что творится у нее в голове сегодня. Она только что похоронила свою сестру, и теперь ей нужно было присутствовать на похоронах Лиама.
Мужчины, которому она доверила свое сердце и который разбил его. Мужчины, которого, я знаю, она любила.
Мы прибываем в родительский дом Лиама, и люди заходят внутрь, чтобы поужинать в столовой. Мама Лиама хотела, чтобы поминки проходили у них дома.
Я не знаю большинства присутствующих здесь людей, но стараюсь держаться в стороне, позволяя каждому выразить свои соболезнования его родителям. Наша история была во всех новостях. Все знают, что произошло, и последние два дня я постоянно встречался с глазами, полными жалости и любопытства. С меня определенно хватит этого на всю жизнь.
Я вижу, как Эверли проскальзывает внутрь, быстро обнимает маму и папу Лиама и вежливо разговаривает с ними, прежде чем ускользнуть. Смотрю, как она поднимается по лестнице, и жду несколько мгновений, прежде чем последовать за ней.
Я знаю, что она идет в его комнату. Когда поднимаюсь по лестнице, то нахожу ее сидящей в одиночестве на его кровати. Сегодня на ней другое черное платье, волосы собраны в высокий пучок на макушке. Эв не удивляется, когда я вхожу в дверь.
Девушка держит старую бейсбольную перчатку Лиама на коленях, уставившись на нее и не потрудившись поднять голову, чтобы посмотреть на меня.
— Я даже не знала, что он играл.
Прислоняюсь к его комоду.
— В средней школе, но не в старшей.
Она кивает, пальцы скользят по коже.
— Я многого о нем не знала.
— Думаю, это нормально, что ты не знала, что он играл в бейсбол в младших классах два лета.
Эверли кладет перчатку на кровать и встает, направляясь ко мне с глазами, полными слез.
— Думаешь, это нормально? Очевидно, я не очень много знала о нем.
Черт возьми. Я ненавижу это выражение ее лица.
— Лиам совершил ошибку, и это была огромная ошибка, но Эв... это просто ошибка. Это не определяет его.
— А что, если это случилось несколько раз?
— Это не так.
— Откуда ты знаешь? — В ее глазах застыла мольба.
— Я просто знаю. — Я видел это в его глазах в тот день. Это было всего один раз, и он очень жалел об этом. — Люди иногда совершают ошибки. Не думаю, что это когда-нибудь повторилось бы снова.
Девушка качает головой.
— Сегодня все это казалось ложью.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду... — Я наблюдаю, как двигается ее нежное горло, когда она сглатывает, а затем встречается своими глазами с моими. — Изображаю скорбящую подругу. Это было похоже на ложь.
Я вздрагиваю от ее признания, но не могу представить, через какой ад она сейчас проходит.
— Ты любила его.
Она подходит ближе, кладет свои маленькие ручки мне на грудь и смотрит на меня снизу вверх.
— Я его даже не знала. На самом деле. Я была такой идиоткой. Просто ребенок, играющий в игры. Я думала, что знаю все, а теперь, похоже, ничего не знаю. Все перевернуто с ног на голову.
Я обнимаю Эв и прижимаю ее гораздо меньшее тело к своему.
— Я понимаю, но ты его знала. Не позволяй этому разрушить твою уверенность. Поверь мне. Ты знаешь, кто ты, а это главное.
— Я тупая девчонка, которая думала, что у нее идеальный парень. — Она утыкается лицом в мою грудь, и мне интересно, слышит ли она, как быстро бьется мое сердце, когда я снова обнимаю ее. — Я и сама не была хорошей девушкой.
Это удивляет меня, и я тяну ее за плечи, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Нет. Ты была идеальной девушкой.
Эверли встречается своими блестящими глазами с моими.
— Нет. Не была. И ты это знаешь.
Напряженность в ее глазах выбивает меня из колеи, но я борюсь с этим.
— Нет, не знаю.
Эверли усмехается, сердитая и холодная, но в то же время такая чертовски сломленная и потерянная одновременно.
— Знаешь. Мы с тобой все время ссорились, но это было похоже на мерцающее пламя, готовое вырваться из-под контроля. Ждущее, чтобы вырваться на свободу и сжечь все дотла.
Я хочу это отрицать.
— Чушь собачья. Ты любила его и ненавидела меня.
Она качает головой.
— Нет. Я не испытывала к тебе ненависти. Ты всколыхнул что-то глубоко внутри меня. И я была ужасной девушкой, вожделевшей его лучшего друга.
Черт!
— Не делай этого. Я знаю, что сейчас все кажется искаженным.
Эверли кивает и выпрямляется в моих руках, ее взгляд, застывший на моих губах, делает меня слабым.
— Ничто не кажется правильным. Я больше не знаю, что реально, а что нет. Было ли что-нибудь вообще реальным?
Дом был реальным. Но я не могу этого сказать, не в тот день, когда мы похоронили Лиама. Я, блядь, не могу этого сделать.
— Эверли. — Ее имя — словно затаенная мольба, и когда ее губы касаются моих, я сдаюсь.
Я, черт возьми, не могу устоять перед ней, и знаю, что она права. Я заботился о Лиаме. Он был моим лучшим другом. Но если бы в какой-то момент во время их отношений она проявила бы ко мне хоть какой-то интерес... Я бы поджег весь мир, чтобы заполучить ее.
Обхватываю ладонью затылок Эв, притягивая ее ближе, прижимая ее губы к своим, и целую ее. Наши рты сталкиваются, ее губы раздвигаются, и она дарит моему языку вкус своей сладости. Это безумно и чертовски неправильно, но до сих пор сегодня я был совершенно оцепенелым. Ее поцелуй пробуждает меня, и сначала мне хорошо, но потом он быстро становится горьким.
Эверли тянется к моему галстуку, чтобы снять его, но моя грудь наполняется болью, и я останавливаю ее, отстраняясь, чтобы посмотреть в ее красивые глаза.
— Мы не можем этого сделать.
Она застыла, ее глаза полны замешательства и боли. Но отступает назад, проводя пальцем по распухшей нижней губе.
— Знаю.
Я подхожу к ней ближе.
— Я хочу.
Она ошеломленно оглядывает спальню, и я вижу, как у нее дрожат руки.
— Я так облажалась.
— Нет. Ты просто скорбишь.
— Мне нужно идти.
Она направляется к двери, и мне так сильно хочется остановить ее, но я знаю, что не могу. Оглядываю комнату своего лучшего друга и вижу только его. Прошлое. Как бы он был убит горем, если бы застал меня целующим ее.
Поэтому отпускаю Эверли.
Я сажусь на его кровать и снова оглядываюсь. Потерянный и сломленный.
— Купер? — Я смотрю на дверь, вижу его маму и пытаюсь быстро взять себя в руки. Она видела нас?
— Да?
Она входит внутрь, оглядывая комнату в слезах.
— Я подумала, что ты можешь быть здесь.
Я. Она ничего не сказала об Эверли. Должно быть, она не видела, как Эв уходила.
— Да. Извините. Я не очень хорошо лажу с толпой.
Женщина садится рядом со мной, поднимая перчатку, на которую смотрела Эверли.
— Я тоже.
— Мне так чертовски жаль. Жаль, что я не смог спасти его.
Она наклоняет голову набок и улыбается.
— Он был хорошим ребенком.
— Самым лучшим. — Я улыбаюсь ей в ответ.
— У всех нас есть свои недостатки, даже у Лиама. Но да, он был потрясающим. — Она печально оглядывается и прижимает перчатку к груди, прежде чем снова встретиться со мной взглядом. — Я очень долго не видела Эверли.
Я напрягаюсь, не в силах скрыть это.
— Да. У нее сейчас трудные времена.
— Даже не могу себе представить. Я знаю, что у них была юная любовь, но это все равно была любовь.
Ненавижу ревность, горящую во мне.
— Да, так и было. Уверен, что они поженились бы и жили бы долго и счастливо. Это нечестно.
Слова кажутся горькими на вкус, потому что почти уверен, что это убило бы меня. Но я действительно думаю, что это произошло бы. Мама Лиама встречается со мной взглядом, ее глаза темнеют от чего-то, чего я не ожидал.
— Я не так уверена в этом.
Я изучаю ее лицо, пытаясь понять, что она имеет в виду.
— Вы сказали, что это была любовь.
— Юная любовь.
— Что это значит?
Она смотрит на плакат на стене и вздыхает.
— Как я уже сказала, у Лиама были свои недостатки. Он был молод.
Она знает?
— Он, э-эм... — Я не могу рассказать о нем его маме, если та не знает. Может быть, она просто говорит в общих чертах.
Наши взгляды снова пересекаются.
— Ты тоже знал?
Ох, черт.
— Он сказал вам?
Женщина печально кивает головой.
— Он был очень расстроен, Купер. Он так сильно любил ее и знал, как сильно все испортил.
— Тогда зачем он это сделал? — Сегодня я должен был только скорбеть по нему. Я не должен злиться на своего мертвого лучшего друга, но, черт возьми, если это не так. Как он мог так поступить с ней?
Она встает, явно расстроенная.
— Я не должна была ничего говорить.
— Вы знаете? Что он сказал?
Она отмахивается от меня, направляясь к двери.
— Не так уж много, Купер. Я, наверное, знаю меньше, чем ты. Просто знаю, что он очень сожалел об этом. — Она поворачивается ко мне лицом и останавливается у двери. — Я сказала ему, чтобы он поговорил с ней об этом.
Вот черт. Я тот засранец, который сказал ему относиться к этому так, будто ничего не было.
— Он так и не сказал.
Она выглядит огорченной.
— Эверли не знает?
Теперь я чувствую себя еще хуже, когда отвожу от нее взгляд.
— Разве это имеет значение?
Она тихо всхлипывает.
— Не уверена, что сейчас хоть что-то имеет значения
Чувствую, что в этой истории есть что-то еще, но женщина выбегает из комнаты, но я слишком оцепенел, чтобы последовать за ней. Не могу допрашивать ее в тот день, когда она попрощалась со своим сыном.
И, может быть, она права...
Может быть, больше ничего не имеет значения.
Глава тридцать первая
ЭВЕРЛИ
Кампус кажется таким пустынным. Что не имеет смысла, потому что люди пролетают мимо меня, спеша на занятия.
«Я могу это сделать».
Делаю глубокий вдох и оглядываюсь вокруг. Сегодня теплый январский день, и на земле нет снега, что является плюсом.
Если я больше никогда не увижу снега, меня это вполне устроит.
У меня есть тридцать минут до начала занятий. Я вышла из своей квартиры, чтобы прийти сюда пораньше, инстинктивно зная, что мне понадобится больше времени, чтобы привыкнуть. Для всех студентов сегодня первый день после возвращения, и все они улыбаются и смеются, выглядя такими счастливыми.
«На самом деле меня здесь нет».
Мне кажется, что я плыву по тропинке к большому кирпичному зданию, не контролируя свои конечности.
Лиам часто провожал меня на занятия, если в это время у него не было своих занятий. Мы наслаждались обществом друг друга. Или я так думала. В конце концов, он решил искать компанию у кого-то другого.
Так много вещей осталось без ответа, и я не могу избавиться от чувства, что так чертовски долго ошибалась во всем.
Наконец добираюсь до здания и смотрю на него, пытаясь уговорить себя войти внутрь. Люди проходят мимо меня, открывают дверь и заходят внутрь, а я стою там, совершенно оцепенев.
— Не думаю, что твой класс сам придет к тебе. — Я слегка вздрагиваю от глубокого голоса, донесшегося рядом со мной, но прихожу в себя и поворачиваюсь к нему лицом.
— Куп?
Парень улыбается мне. Улыбка вымученная, но все равно чертовски красивая.
— Привет.
— Что ты здесь делаешь?
Куп пожимает плечами.
— У меня только что закончилось занятие, а следующее как раз по соседству. Увидел тебя и решил поздороваться.
Слегка наклоняю голову набок, не до конца веря ему. С другой стороны, откуда он мог знать мое расписание.
— Довольно большое совпадение.
Теперь он улыбается чуть шире.
— Не совсем. Мы оба не ранние пташки, поэтому я предположил, что ты планируешь свои занятия на более позднее время дня, как и я.
Это правда. Ненавижу вставать с постели по утрам. Никогда не любила.
— Да.
— Так я и думал. И подумал, что ты часто бываешь в бизнес блоке. Так что да, я действительно выбрал этот путь в надежде увидеть тебя.
— Ты хотел меня видеть? — Я думаю о вчерашнем дне. Его губах на моих. Боли в его глазах. Как он отталкивает меня. Щемящее чувство отверженности возвращается вновь.
— Я всегда хочу видеть тебя, Эв.
— Не вчера.
На лице отражается страдание, когда он проводит рукой по своим густым волосам.
— Не в его спальне. Не в день его похорон. Я просто...
Я чувствую себя грязной, обхватив себя руками за талию.
— Знаю. Я не должна была...
Куп кладет руку мне на плечо.
— Ты не сделала ничего плохого.
Это так чертовски сбивает с толку.
— А ты значит сделал? — Я опускаю глаза и замечаю, что на нем нет поддерживающей повязки. Вчера тоже не было. — Твоей руке лучше?
Парень улыбается, вероятно, моей непоследовательности.
— Благодаря тебе. И, Эверли, он был моим лучшим другом. А ты была его девушкой.
— Он обманщик. Очевидно, у него была не одна девушка.
— Нет. Ты была единственной, кого он любил.
— Значит ты плохой, если целовал меня? Но я ведь целовала тебя в ответ.
Похоже, он собирается с духом.
— Потому что ты... — Его челюсти сжимаются.
— Не обращайся со мной так, как будто я хрупкая. Просто скажи это.
— Ты ему ничего не должна. Ничего. Он изменил тебе. Но я должен, Эв. Он все еще остается моим другом. Я не могу...
— Ясно. — Я отодвигаюсь от него, но он следует за мной.
— Это ты меня оттолкнула, помнишь?
— А ты держал это в секрете от меня. И… — Я в отчаянии вскидываю руки, потому что не знаю, что чувствовать. — Черт возьми. Ты прав. Ты должен быть верен ему. И вчера снова показал свою верность.
Купер на мгновение закрывает глаза, а затем открывает их.
— Мы все еще можем быть друзьями. Я хочу быть твоим другом. Хочу быть рядом, если буду нужен тебе.
Я заставляю себя проглотить всхлип. У меня действительно никого нет. Если окончательно оттолкну Купа, у меня никого не останется. Но могу ли я использовать его таким образом? Можем ли мы на самом деле просто быть друзьями? Я знаю, что мы не должны и не можем быть чем-то большим.
— Хорошо.
Он выглядит немного удивленным моим согласием.
— Правда?
Я киваю.
— Очевидно, что я не могу справиться в одиночку. Хотя пыталась. Я покинула ту больницу, пообещав позвонить, если ты мне понадобишься, но не думала, что сделаю это. И что потом? Спустя три часа я позвонила тебе.
Куп улыбается на это.
— Я рад, что ты это сделала.
Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на большое угрожающее здание перед нами.
— Я тоже. Спасибо тебе за то, что был мне другом. — Даже если я почти уверена, что он делает это только из преданности Лиаму.
— Я всегда буду твоим другом.
Поворачиваюсь к парню лицом и выдыхаю воздух, который задерживала, глядя на здание.
— И никаких поцелуев.
Купер улыбается, но выглядит раздираемый противоречиями.
— Точно.
— Думаю, что смогу это сделать.
Его улыбка превращается в дерзкую ухмылку, к которой я привыкла.
— Уверена? Как ты сможешь держать свои руки подальше от всего этого? — Он указывает на свое тело, и я игриво толкаю его.
— О господи, действительно, как я смогу это сделать?
Он хихикает, а затем притягивает меня для объятий, используя руку, которую мне не так давно пришлось вставлять на место.
— Ты можешь это сделать, Эв. Ты сильная.
Я делаю еще один глубокий вдох и выдыхаю.
— Спасибо.
— В любое время. Мне пора идти. Позвони, если я тебе понадоблюсь.
Я заверяю его, что так и сделаю, а затем он уходит, направляясь к зданию через дорогу от меня.
«Хорошо, я могу это сделать».
Поднимаюсь по лестнице и открываю двери в здание, захожу внутрь и оглядываюсь в поисках лекционного зала. Группа студентов проходит мимо меня, и я клянусь, что слышу, как они шепчутся обо мне.
«Я становлюсь параноиком».
Захожу в большой лекционный зал и почти мгновенно чувствую себя выставленной на всеобщее обозрение, когда сажусь и чувствую на себе взгляды. И снова слышу шепот.
«Я могу это сделать».
Две девушки, сидящие в нескольких рядах передо мной, не прекращают болтать, а потом оглядываются на меня. Знаю, что в новостях было несколько историй о нас. Я видела новости в интернете и по телевизору. Моя фотография вместе с Арией, Лиамом и Купером была во всех новостях.
Ладони потеют, и я пытаюсь вытереть их о джинсы, но понимаю, что мои руки дрожат.