Писем было не так много, как я ожидала. Мои две тени, Бен и Ларри, помогли мне рассортировать их и объяснили, что любые посылки из дома будут удерживаться до тех пор, пока место не будет полностью забито.
Пока они смотрели в другую сторону, я, проходя мимо, засунула свое письмо Себастьяну в кучу. Закончить сортировку не заняло много времени, и было легко сказать, кто из парней был семьянином - у них было больше всего писем, некоторые, очевидно, адресованные их детьми.
Как он сказал, Себастьян не получал много писем, и в тот день только мое письмо было адресовано ему.
Остальная часть подразделения кружила вокруг нас, как акулы, ожидая момента, когда услышат свое имя. Я видела удивление Себастьяна, когда Ларри позвал "Хантера".
― Вы получили почту, командир, ― и он махнул тонким конвертом в сторону Себастьяна.
Конечно, я не написала обратный адрес, так что это должно было его предупредить, но вместо этого он выглядел озадаченным. Я наблюдала за ним, когда он пробегался по первым нескольким строчкам моего пошлого письма. Затем его глаза расширились в шоке, и порочная усмешка проползла по его лицу. Он взглянул вверх, и я подмигнула ему.
Он прочитал все письмо, сидя на земле и прислонившись к стене. Затем он закрыл глаза и откинул голову назад: он все еще улыбался.
Да, подумай об этих позах, командир.
Один из других мужчин, молодой парень по имени Росс из Миннеаполиса, с отвращением сжал свое письмо и уронил его на землю.
― Что такое, мужик? ― спросил Ларри.
― Чертово «Дорогой Джон» письмо, ― горько сказал он. ― Она написала, что не хотела портить мне последние несколько дней отпуска, поэтому она подумала, что подождет, пока я окажусь здесь, чтобы сказать мне, что она встречается с кем-то еще. Сука.
Он получил несколько сочувственных взглядов. Здесь было много мужчин. Это может быть трудно – сохранить отношения будучи на службе.
Солнце зашло за горы, и воздух начал охлаждаться, когда произошел внезапный шквал активности.
― Нападение! ― прокричали со смотровой вышки.
Внезапно мужчины слетелись отовсюду, бегая за бронежилетом и оружием. Я побежала в свою комнату, но споткнулась о брошенный бронежилет и расстелилась на земле.
Первая граната взорвалась примерно в 200 ярдах от комплекса. Шум был ужасающим, и шлейф грязи взлетел на 90 футов в воздух.
Я закрыла голову руками и опустила лицо в рыхлую грязь на земле. Когда пыльный душ утих, я заползла на руках и коленях в свою комнату и в два раза быстрее натянула на себя бронежилет и шлем. Затем я схватила свою камеру и взволнованно направила ее на вид из крошечного окна, делая снимок за снимком морских пехотинцев, когда они заняли свои позиции. Затем началась пулеметная очередь.
Еще одна граната взорвалась, на этот раз ближе, и я упала вниз, посчитала до десяти и выглянула из окна. Через минуту после того, что казалось организованным хаосом, ревом и криками, наступила тишина.
Мое сердце грохотало в груди, и я поняла, что мои руки дрожали. Я задалась вопросом, может ли хорошая, безопасная работа в банке быть хорошим карьерным шагом.
Голова Себастьяна внезапно появилась у моей двери, и я чуть не закричала от страха.
― Ты в порядке, детка?
― Да, все хорошо. Не беспокойся обо мне, ― ответила я, скорее затаив дыхание.
Он кивнул и исчез.
У талибов появилась новая тактика: лишение сна. Периодически в течение ночи они стреляли в нас случайным образом. Никто из них не подошел достаточно близко, чтобы вызвать беспокойство, но им удалось лишить нас отдыха, впрочем, спать в бронежилетах было возможно в любом случае, по крайней мере, не до полного изнурения.
У Себастьяна не было другого шанса подойти ко мне снова: я догадалась, что он был в кабинете Гранта, чтобы переводить радиопереговоры повстанцев и, таким образом, помочь артиллеристам попытаться выработать цели. На рассвете мы все были с заспанными глазами и злыми, когда наткнулись на очередь за завтраком.
Я не знаю почему, но мне в голову пришла старая песня Битлз, и я начала напевать первые строки «Я так устал» - строки, в которых говорилось, что его разум на последнем издыхании, потому что он не спал. Именно так я себя и чувствовала.
Морпех позади меня начал мягко подпевать, и я повернулась, чтобы улыбнуться ему и присоединилась. Затем еще двое начали. Вскоре, около двадцати здоровенных морских пехотинцев напевали мелодии и получали свои порции в очереди на завтрак. Ничего особенного, но это было чертовски весело - и нам действительно нужно было расслабиться.
Капитан Грант появился из своего кабинета, небритый и с темными кругами вокруг глаз, в сопровождении Кроули и Себастьяна. Когда Грант увидел, что актеры сериала "Хор" становятся фанками Битлз, на его лицо расплылась огромная усмешка (прим. перев. Слово «фанк» (Get funk!, Get funky!) джазмэны употребляли с начала XX века, когда обращались к зрителям, наряду с ним употреблялось слово «сканк» (англ. skunk). Впоследствии слово фанк закрепилось за стилем музыки, который считается наиболее танцевальным во всём ритм-блюзе). Я даже не знала, что у него есть зубы. Он отдал мне ироничный салют и скрылся в своем логове. Кроули громко рассмеялся, и Себастьян гордо улыбнулся мне.
С этого момента мужчины называли меня "Йоко", и я счастливо смеялась, видя их удовольствие в чем-то таком простом (прим. перев. Йо́ко О́но Ле́ннон, известная как Йоко Оно (яп. 小野 洋子 Оно Ё:ко, англ. Yoko Ono; 18 февраля 1933, Токио, Япония) — японская авангардная художница, певица и деятель искусства).
Это был последний раз, когда я смеялась очень долго.
Патрули в тот день были короткими. Кроули и его команда проверили старый рынок, который, казалось, взял на себя основную тяжесть деятельности гранатометов; два других двигались параллельно по обе стороны главной дороги; Себастьян ушел дальше всех, исчезая в предгорьях с Янковски и быстро движущимся пешим патрулем.
Когда они вернулись, намного позже после того, как все остальные закончили свой ужин, Себастьян выглядел горячим, потным и усталым.
Он устало улыбнулся мне и пошел разговаривать с Грантом и Янковски.
Кухня вновь открылась, раздавая запыленной команде пайки со вкусом чили. Себастьян только начал есть, когда Грант позвал его обратно в кабинет. Он был там почти полчаса, и его оставленная еда остыла, когда он внезапно снова появился и направился ко мне, его лицо стало мрачным.
― Что такое? Что случилось? ― спросила я, испугавшись выражения на его лице.
― Грант хочет тебя видеть, ― сказал он, игнорируя любопытные взгляды других мужчин.
Я натянуто встала и пошла за ним в кабинет.
― Пожалуйста, присаживайтесь, мисс Вензи, ― мягко сказал Грант.
Мой сердечный ритм ускорился. Что, черт возьми, происходит?
― Боюсь, у меня для вас плохие новости... я сказал вам вчера, что командир Хантер услышал в вашу сторону некоторые тупые угрозы; ну, я боюсь, что это стало гораздо более серьезным. Талибы слышали, что вы с нами, и они рассматривают вас как приз за убийство.
Я смутно осознавала, что Себастьян хмурился на Гранта, вероятно, потому, что информация была настолько откровенной, но мой мозг был в состоянии свободного падения. Они преследовали меня?
― Они знают о важности публикаций, — сказал он устало, — И я боюсь, что сегодня утром они убили другого журналиста-женщину, и Хантер только что подтвердил по радиопереговорам, что вы - явная мишень. Я звоню пилоту, чтобы эвакуировать вас обратно в Лезернек как можно скорее. Мисс Вензи? Мисс Вензи?
Я посмотрела на него, оглушенная.
― Кто?
― Простите? ― сказал он, явно озадаченный.
― Кто эта журналистка, которую убили?
Он вопросительно взглянул на Себастьяна.
― Лиз Эштон, ― сказал Себастьян, его глаза были мягкие от жалости.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Я опустила голову на свои руки.
― Мне жаль, ― сказал Грант неловко. ― Конечно... вы знали ее.
Я медленно кивнула.
― Она была моей подругой.
― Мне жаль, ― сказал он снова, ― Но мы не можем рисковать нашей миссией здесь и…
Он не договорил то, что собирался сказать, но это не имело значения. Я догадалась, что была какая-то особая причина, по которой его подразделение было отправлено в Навзад, и причина, по которой в первую очередь, он не хотел, чтобы я была здесь. Отдаленная часть моего мозга помнила, что Себастьян намекнул, что он будет путешествовать в отдаленные деревни, без связи в течение нескольких дней или даже недель.
Но я собиралась вернуться домой.
Я посмотрела в лицо Гранта, понимая, что это был не первый раз, когда ему приходилось сообщать такие новости.
― Как она умерла?
Грант отвернулся, и Себастьян ответил.
― Снайпер. Она умерла мгновенно.
Думаю, Грант пытался сказать мне что-то еще, но я его не слышала. Я вышла из его кабинета с сухими глазами, мое горло болело, смутно осознавая, что Себастьян начал протягивать мне руку, когда я проходила мимо него.
Я в оцепенении пересекла территорию, игнорируя всех, кто говорил со мной. Я закрыла за собой дверь комнаты и присела в углу.
Только не Лиз. Как это может быть Лиз? Она была несокрушима, больше, чем жизнь. Нет, не больше, чем жизнь. Она была мертва.
Погасите свет, в таком случае погасите свет.
Теперь ее свет пропал. Стало на одну мелькающую свечку во тьме меньше; на одного человека меньше, чтобы сказать правду об этой жалкой войне.
Я отказалась плакать по ней: не здесь, не в этом Богом забытом поселении.
Плотно обхватывая колени руками, я опускаю голову вперед, прижимая ее вниз, как бы делаясь как можно меньшей мишенью.
Я не знаю, как долго пряталась в углу, прежде чем услышала тихий стук в дверь.
Я не смотрела вверх, я уже знала, что это будет Себастьян. Он тихо закрыл за собой дверь, затем сел рядом со мной и обнял меня.
Он не говорил, просто нежно качал меня и целовал мои волосы.
Через некоторое время я позволила своему телу расслабиться, прижавшись к его груди.
― Мне так жаль, Каро, ― пробормотал он. ― Я знаю, что она была твоей подругой.
Мы сидели в тишине, пока не наступила ночь, и я черпала силу из его прикосновений и невысказанной любви.
Мы услышали звуки снаружи, как мужчины сменяют вахту, и Себастьян вздохнул.
― Я лучше пойду, или Грант задастся вопросом, какого черта мы делаем.
Он сдвинул меня с коленей и начал вставать, но я схватила его за руку.
― Не уходи, Себастьян, пожалуйста. Неважно, кто знает, меня все равно отправят домой. Позволь мне провести последние несколько часов с тобой.
Он снова опустился.
― Я надеялся, что ты скажешь это, ― признался он, его голос был нежен.
Мы лежали на матрасе, полностью одетые, наши руки и ноги спутались.
― Я не очень хорошо разбираюсь в садоводстве, ― задумчиво сказала я.
― О чем ты, детка?
― Я не могу ничего вырастить. Деревья вянут, когда они видят меня. А ты хорош в садоводстве?
Я почувствовала, как он пожал плечами, смущенный моим вопросом.
― Я не знаю, Каро. Я никогда не пробовал.
― Я хотела бы посадить что-нибудь, ― пробормотала я, ― Увидеть, как оно живет и растет.
Он усилил хватку и погладил мои волосы.
― У твоего дома на Лонг-Бич есть задний двор? ― мягко спросил он.
― Да. Там могло бы быть очень красиво. Помнишь бугенвиллию синьоры Карелло? Может, мы могли бы вырастить что-нибудь подобное.
Он поцеловал мои волосы.
― Детка, я даже не могу произнести по буквам буген... что бы это ни было. ― Он вздохнул. ― Но я думаю, что могу попробовать. Они фиолетового цвета?
Я кивнула.
― Хорошо, детка. Мы можем выращивать фиолетовые.
― А розовые?
― Конечно, детка, с желтыми гребаными полосками, если хочешь.
― Ладно.
Глава 16
Той ночью я не спала. Я думала, что в какой-то момент Себастьян мог заснуть, но посмотрев на его лицо, я увидела, что его глаза открыты.
Когда оставшееся время истекло, я упаковала свое оборудование и закатала спущенный матрас под молчаливым взглядом Себастьяна.
― Мне будет не хватать тебя здесь, ― сказал он, наконец. ― Но я рад, что ты уезжаешь из этой дыры.
Я обхватила его торс руками и наклонилась к груди.
― Просто вернись домой невредимым, Себастьян. Без героизма, пожалуйста.
― Единственное, о чем тебе нужно беспокоиться, это что я сойду с ума, особенно, если ты собираешься отправлять мне больше писем, подобных тому, что ты написала вчера.
Я расправила его форму.
― Я серьезно. Береги себя.
Он вздохнул и прижался лицом к моим волосам.
― Я сделаю все возможное, детка. Обещаю.
Затем он поднял мой подбородок одним средним пальцем и нежно поцеловал меня.
― Черт, я буду скучать по тебе, Каро.
― Я люблю тебя, tesoro. Сильно.
Он держал мое лицо между руками и смотрел мне в глаза.
― Sei tutto per me. Ты для меня все.
Наш момент закончился, и настало время уходить.
Себастьян вынес мою сумку на территорию комплекса, игнорируя пристальные взгляды других мужчин. Капитан Грант и лейтенант Кроули пожали мне руки, последний выразил свои сожаления.
Несколько мужчин, к которым я была ближе всего, подошли и дали мне неловкие, однорукие объятия.
Как только мы услышали вертолет, восемь морских пехотинцев с М-16 сопроводили меня к месту посадки в 200 ярдах от комплекса.
Пыль летела в мои глаза, взбиваясь лопастями ротора, которые не останавливались. С кашлем и слезящимися глазами я рванула внутрь и взяла наушники в руки. Мы сразу же взлетели, не желая становиться слишком легкой мишенью недружелюбным лицам, которые точно наблюдали с предгорья.
Я прищурилась, протирая песок из глаз, и посмотрела в окно, пытаясь выискать Себастьяна среди маленьких точек мужчин, стоящих в комплексе, но из-за их универсальной униформы я не могла сказать, кто из них был он.
Мои зубы клацнули от вибрации вертолета, и мне пришлось схватиться за пряжку сиденья, чтобы перестать шататься, когда мы резко накренились.
― Извините, мисс Вензи, ― голос с английским акцентом отозвался в моих наушниках. ― Я лейтенант Ривз, и я буду сопровождать вас в Бастион.
О, я думала, что вернусь в Лезернек. Я догадалась, что это был просто единственный вариант, чтобы я могла улететь в кратчайшие сроки. В любом случае - американское и британское отделения были всего в нескольких милях друг от друга.
Лагерь Бастион, Британская база в Гильменде был даже больше, чем Лазернек. Было странно находиться в окружении английских акцентов, и я все ждала, когда голос Лиз прозвучит в моем ухе.
Я не была уверена, что они собираются делать со мной - я предполагала, что они перевезут меня в Лезернек и позволят США решить, как отправить меня.
Но я ошиблась. Меня посадили в Ленд Ровер и вместо этого сопроводили в полевой госпиталь.
Меня встретил коренастый мужчина в форме Королевского армейского медицинского корпуса.
― Мисс Вензи, я майор Гибсон. Я так понимаю, вы здесь, чтобы забрать тело Элизабет Эштон.
Я сглотнула, мое горло внезапно стало сухим, и уставилась на него.
― Нет, я...
Он нахмурился.
― Я так понимаю, вы были ее ближайшим родственником?
― Она была моей подругой, ― тихо сказала я.
― Извините, ― коротко сказал он. ― Я понимаю, что это должно быть тяжело для вас. Но ее работодатели дали мне список ее контактов, и она указала вас ближайшим родственником. Она была довольно конкретна в этом.
― Я не знала, ― прошептала я. ― Но я не возражаю против этого. Что она... что она хотела, чтобы было сделано, если...?
― Ее тело будет репатриировано в Великобританию. Я так понимаю, она попросила кремацию и службу в церкви Святой Невесты на Флит-Стрит.
Это имело смысл. Я вспомнила, как она рассказывала мне, что восстановление церкви после Второй Мировой войны было оплачено журналистами - это было их особое место. Мне понравилось.
― Что мне нужно сделать?
― Есть некоторые документы, ― доброжелательно сказал он, ― И ее личные вещи. Ее газета устраивает все остальное.
Я медленно кивнула.
― Могу я увидеть ее?
Он посмотрел мне в глаза.
― Простите, мисс Вензи, но это невозможно.
Я могла угадать причину.
Я подписала бланки, которые он мне дал, и получила коробку с именем Лиз. Ее камера была сверху, с ноутбуком и записными книжками снизу.
Я вытащила ее фотоаппарат Nikon D4 - стоимостью шесть тысяч долларов. Лиз серьезно относилась к своей работе, у нее всегда было лучшее оборудование.
― Вы можете взять все, что захотите, мисс Вензи, ― сказал майор.
― Спасибо. Она оставила какие-нибудь письма?
Он покачал головой.
― Об этом я не знаю. Вероятно, она что-то отправила в свою газету, прежде чем вылетела.
― Хорошо, спасибо.
Нас прервала молодая женщина в халате.
― Простите, майор, но у нас тут три раненых категории А.
Он быстро встал.
― Мне нужно идти. Простите, мисс Вензи. Ваш эскорт будет впереди - вам забронировали место на следующий рейс в Кабул.
Он внезапно ушел. Я не возражала: он не мог помочь Лиз. Больше нет.
Я несколько минут сидела и смотрела на ее коробку, затем взяла ее камеру, засунула в свой рюкзак и вышла.
Следующие два часа я сидела в ангаре в лагере Бастион, ожидая своего возвращения в Кабул. Я отправила письмо по электронной почте своему редактору, чтобы объяснить, что мне нужен полет в США, и отправила семь тезисов, которые я уже написала с фотографиями из атак гранатами, а также жизнью в Лезернек и из комплекса. Другими словами, я сделала то, что Лиз ожидала от меня: я сделала свою работу. Я бы не позволила, чтобы моя статья была не отправлена - и мне еще многое нужно было сказать.
Затем на своем ноутбуке, балансирующем на колене, я написала некролог о Лиз. Я написала о ее любви к жизни, ее сострадании, ее любопытстве, ее прекрасном журналистском чувстве, порядочности и вере в ценность всей человеческой жизни. Я вспомнила ее захватывающие истории, фляжку - всегда наполненную лучшим шотландского виски, ее симпатии, стоическое отношение к невзгодам и, самое главное, ее человечность.
Когда я писала, я задавалась вопросом, что бы обо мне сказали, если бы я умерла. Кто-нибудь упомянул бы Себастьяна? Кроме Лиз, кто знал о нашем романе, о нашей безумной любви? Марк немного знал, и у Николь были подозрения, но кроме этого, был бы он даже сноской?
Моя настойчивость в секретности показалась мне нелепой. Конечно, меня бы сейчас не отпустили в Навзад, если бы о нашей помолвке было известно, но меня могли бы отправить в другое отдаленное поселение американских военных.
А потом я подумала о двух тысячах американских солдат, убитых в Афганистане. Кто написал свои некрологи? Их рассказы были разнесены в газетах по всей стране? Или 500 британских войск; 158 из Канады; 88 из Франции; 56 из Германии; Италии, Дании, Австралии, Польши, Турции, Латвии, Финляндии, Иордании, даже Литвы.
И 37 убитых журналистов - сейчас 38. Столько смертей, столько потерь.
Я сняла кольцо Себастьяна с цепи на шее и надела его обратно на палец левой руки, где, если Бог даст, оно останется навсегда.
Вернувшись в Кабул, я снова зарегистрировалась в отеле Мустафа. Менеджер был удивлен, увидев меня, но поприветствовал меня и дал мне мой старый номер.
Хотела бы я, чтобы он этого не делал. Он хотел быть добрым, но, глядя на односпальную кровать, где спала Лиз – и жутко храпела пол ночи - мне просто было грустно.
Я работала всю ночь, написав черновик, а затем, отредактировав остальные параметры, которые я задолжала газете. Все время я задавалась вопросом, что делает Себастьян; я надеялась, что он, наконец, немного поспит без меня, чтобы отвлечься.
Я отправила ему письмо, чтобы сообщить, что я вернулась в Кабул и жду возвращения домой. Я не знала, когда он его получит, но все равно было важно, чтобы я его отправила. Я также написала письмо, рассказав ему, как сильно я люблю его и скучаю по нему, а затем рассказала обо всех вещах, которые мы сможем делать, когда он будет дома со мной, на Лонг-Бич. Казалось, это еще очень далеко.
Я собралась и уже пыталась уснуть, когда получила письмо от моего редактора. Он делал все возможное, но предупредил меня, чтобы получить рейс понадобится три или четыре дня. И он хотел поговорить со мной.
Как только я собиралась позвонить ему, сигнал на моем телефоне снова исчез. Я спустилась к стойке регистрации, чтобы позвонить ему с городского телефона отеля, который был немного более надежным.
Когда я, наконец, дозвонилась, то сообщила ему больше информации о смерти Лиз - факты, которые я не смогла поместить в ее некролог. Шокированный, он обещал вытащить меня как можно скорее.
После этого мне не хотелось спать, поэтому я провела день, бродя по гулким залам Национального музея Афганистана. Семьдесят процентов артефактов исчезли во время грабежей за последние три десятилетия, но музей медленно возвращался к жизни. Я воспользовалась возможностью, чтобы взять интервью у нескольких энтузиастов, но плохо оплачиваемых кураторов. Они надеялись, что долгая культурная история имеет будущее в их стране.
Я надеялась, что они правы, и была рада, что кто-то оптимистично смотрит на будущее Афганистана.
Усталая, я вернулась в свой номер и написала еще одно письмо Себастьяну. На этот раз я рассказала ему о местах для серфинга на Лонг-Бич, около Хэмптона и Монтока.
Я старалась сделать свое письмо бодрым и жизнерадостным, но было трудно, когда я знала, что не увижу его еще, по крайней мере, пять месяцев.
Когда я закончила, я сняла ботинки и легла.
Я не поела - не была голодна. Зато устала, я свернулась под простынями в невероятном комфорте на узкой кровати, желая, чтобы теплое тело Себастьяна было рядом со мной, его дыхание на моей шее, а руки - вокруг талии.
Громкий стук в дверь разбудил меня от легкого сна. Я села в кровати, мое сердце грохотало. Я покосилась на свои часы: 2:45 утра.
― Кто? ― сказала я громко и четко.
― Телефонный звонок.
Это был голос, который я не узнала.
― Кто мне звонит?
― Телефонный звонок.
Я не могла сказать, было ли случайностью, что человек за моей дверью не говорил по-английски, или я была в опасности. Мне это совсем не понравилось, и мой уровень тревоги поднялся до полной боеготовности.
Не говоря больше, я скользнула в ботинки и взяла сумку для эвакуации, одним пальцем набирая номер экстренного контакта на моем мобильном телефоне.
Я посмотрела через дверной глазок, но никого не увидела; я внимательно прислушивалась, но ничего не слышала. Я прекрасно понимала, что кто-то может легко поджидать меня вне поля моего зрения.
Я глубоко вздохнула и открыла дверь: коридор был пуст. Это означало, что телефонный звонок вполне может быть подлинным, а не уловкой. Я поспешила вниз по лестнице, избегая лифта, и пробралась к стойке регистрации.
Молодой человек в сильно расшитом жилете поверх свободной белой рубашки полусонный сидел за столом. Когда я подошла, он не подскочил.
― Вензи?
― Э, ― ответила я. ― Да.
― Телефонный звонок, ― сказал он, указывая на телефон на столе.
Я нерешительно взяла его.
― Здравствуйте. Это Ли Вензи.
― Кэролайн. Наконец-то! Это Дэвид.
― Дэвид?
Какого черта мой бывший муж звонит мне посреди ночи? Он пьян?
― Что случилось? Как ты меня нашел, Дэвид? С тобой все в порядке?
― Кэролайн, послушай, у меня мало времени. Я в полевом госпитале в Бастионе. Это Хантер.
― Себастьян?
О нет, пожалуйста, Боже, нет.
― Мне жаль, Кэролайн: его привезли пять часов назад. Я пытался найти тебя.
Мне было плохо и холодно, и мои колени подогнулись. Я упала на стул, лязгая ногами о стойку регистрации и заставляя молодого человека подпрыгнуть.
― Что случилось? Дэвид, пожалуйста, скажи мне!
Его голос треснул на конце линии.
― Они все еще пытаются установить факты, но это не для записи, это была еще одна атака зеленых против синих: снайпер и террорист-смертник, они думают. Кэролайн, ты не можешь ничего из этого сообщать.
― Меня это не волнует, черт возьми! Как Себастьян? Он... он пострадал? Сильно? Насколько?
Он колебался достаточно долго, чтобы мой мир рухнул.
― Да, довольно сильно. ― Он ненадолго остановился, затем переключился на режим доктора. ― У него огнестрельное ранение, которое вызвало пневмоторакс - коллапс легкого. Мы не слишком беспокоимся об этом, так как выходное ранение четкое, и пуля прошла чисто, хотя может быть некоторое повреждение нерва на левой руке, что приводит к ограничению мелкой моторики…
Весь воздух покинул мое тело.
― Но у него категория А... ― он снова остановился, прежде чем медленно продолжить. ― У него тяжелая травма правого бедра с множественными осколочными ранениями. Сейчас его везут на операцию - там они решат, жизнеспособна ли нога. Если нет, это будет транс бедренная ампутация... ― он снова остановился. ― Ампутация выше колена.
Наступила долгая тишина, и весь свет в моем мире вылился в глубокую, темную дыру.
― Прости, Кэролайн, я думал, ты захочешь знать.
Я держала руку у рта, как будто я могла отодвинуть страх, который угрожал задушить меня.
― Могу я увидеть его?
Он вздохнул.
― На данный момент - нет. Ты не... послушай, я попытаюсь получить тебе допуск, Кэролайн, но тебе придется приехать сюда, и я не знаю, будет ли это легко. Я посмотрю, что смогу выяснить... но это маловероятно. Я не могу ничего обещать.
― Понятно.
Дыши. Дыши.
― Спасибо тебе, Дэвид. Ты дашь мне знать, если ситуация изменится?
― Да, конечно. Я…
Все, что он хотел сказать, не сказал, и слова остались невысказанными.
― Я буду на связи, ― тихо сказал он. ― Пока, Кэролайн.
Телефонная линия отключилась, и я посмотрела на приемник.
О, Боже, нет.
Нет. Нет! Они не собирались помешать мне встретиться с Себастьяном. Мне было все равно, если бы мне пришлось сражаться со всей чертовой армией США. Я была нужна своему любимому, и никакие силы ада на земле не могли помешать мне быть с ним.
И эта мысль побудила меня к действию: сейчас было не время разваливаться на части. Я достала телефон и пролистала контакты, чтобы найти номер экстренной спутниковой связи, который дал мне Себастьян. Он сказал: "Только в экстренных случаях" - и это, черт возьми, был экстренный случай.
Мужчина на ресепшене выглядел так, будто хотел что-то сказать по поводу моего свободного использования телефона в отеле, но мое свирепое выражение лица остановило его.
Я быстро набрала номер, и на втором звонке мне ответили.
— Грант.
О!
— Капитан Грант, это Ли Вензи. Мне нужна услуга: я нахожусь в Кабуле, но мне нужно вернуться в Лезернек. Вы можете помочь мне достать документы, транспорт, что угодно?
— Мисс Вензи? — он звучал удивленно и раздраженно. — Откуда у вас этот номер? Послушайте, сейчас не самое подходящее время.
— Простите, но это срочно, капитан.
Только во второй раз с тех пор, как я его знаю, он выругался.
— Я только что потерял трех своих людей, и еще двое ранены, категория А, и…
Я закричала на него.
— Я знаю!
— Откуда, черт возьми, вы это знаете? — рявкнул он в ответ.
— Не имеет значения - просто знаю.
— Ни хрена, это имеет значение! Если кто-то сливает информацию о наших передвижениях и…
Я сделала глубокий вдох: нельзя потерять его доверие сейчас.
— Нет! — мне удалось сказать, более размеренным тоном. — Нет, ничего такого не было: у меня есть знакомый медик в полевом госпитале Бастиона; я получила информацию от него.
— А я и не подозревал, что ты такая кровопийца, Ли, — мрачно сказал он.
— Пошел ты, Грант! — огрызнулась я. —У меня есть друг, которого только что прооперировали, и я не знаю, выживет ли он, так что просто доставь меня туда, мать твою!
Наступила короткая пауза.
— Ты говоришь о Хантере, не так ли?
— Да, — сказала я, стараясь глубоко дышать.
— Хорошо, мисс Вензи, — сказал он более ровным тоном. — Я посмотрю, смогу ли потянуть за некоторые ниточки, чтобы доставить вас туда. Но не звоните по этому номеру и не спрашивайте ни о чем больше меня.
— Не буду, — рявкнула я в трубку.
— Где вы остановились?
Я назвала ему адрес отеля и повесила трубку.
Я думала, что он попытается мне помочь, но у него были другие люди, о которых нужно было беспокоиться - другие жертвы. Я грызла ноготь, размышляя, кому еще я могу позвонить.