Когда Бобби Кинера из Гринсборо (Северная Каролина) спросили, почему он любит петушиные бои, он ответил: «В таком бою животное идет до последнего и отдает все, что у него есть. Многие ли из людей способны на такое? Петух отдаст все, что только может, а потом еще и еще. Это и есть его воля к победе, его отвага.
Вот почему я люблю петушиные бои». Я называю это защитой с помощью нравственной модели. Для любителя петушиных боев петух — самое отважное существо в мире. Именно поэтому бойцовый петух является символом футбольной команды университета Южной Каролины. Один любитель петушиных боев так подвел итог обсуждению нравственной модели в своем труде «Отвага и сталь»: «Бойцовый петух предан своей семье и себе, и достаточно храбр, чтобы доказать свою преданность делом… Любому нужна отвага, чтобы сохранять верность — идеалам ли, жене, мужу, друзьям или своей стране».
«Я люблю своих петухов»
По сравнению с другими представителями куриного племени бойцовый петух живет припеваючи. На арену его выпускают только в два года, и эти два года он живет как чистокровный призовой скакун. Первые восемь-девять месяцев цыплята свободно бегают по птичьему двору. По достижении зрелости петухов разделяют, потому что им необходимо тренироваться. Их либо привязывают на двухметровый шнур, либо держат в довольно просторных клетках, по которым те могут расхаживать туда-сюда. Кроме органического зерна, купленного в магазине здоровых продуктов, петухи Джонни получают на завтрак крутые яйца, а на обед — фрукты, листья салата и перловую крупу. Через день они получают гамбургеры и творог по-деревенски. Джонни жалуется: «Мы кормим наших петухов самой лучшей пищей, даем им лучшее жилье, лучших кур… и мы же после этого жестокие люди!»
Как и прочие знакомые мне любители петушиных боев, Эдди Бакнер неравнодушен к своим петухам. Он говорит, что любит их, и я ему верю. Стоит ему заговорить о петухах, и глаза у него загораются, совсем как у Фейба Уэбба.
«Эдди, — говорю я, — но вот ты говоришь, что любишь своих птиц. Ты их выращиваешь, нянчишься с ними два года кряду, каждый день ухаживаешь за ними, тренируешь. А потом несешь их на арену, хотя прекрасно знаешь, что в тот же вечер половина из них погибнет, и бросаешь мертвых в бочку. Вот этого я никак не пойму».
«Не нужно путать разные вещи», — отвечает он.
«Но ты ведь к ним привязан, нет?» — спрашиваю я.
«Привязан, конечно», — говорит он.
«И клички им даешь?»
«Да».
«А ты хоть раз видел, чтобы хозяин плакал над мертвым петухом?»
«Ни разу».
«Вот этого я, хоть убей, не понимаю», — говорю я.
Защитники животных и любители петушиных боев: асимметрия ненависти
Любители петушиных боев не нуждаются в иных доводах — во все вышеперечисленное они верят так истово, что совершенно искренне говорят: будь их воля, они пригласили бы защитников животных на дерби и показали бы им, как прекрасны петушиные бои на самом деле. Конечно, идея эта смехотворна. Все без исключения известные мне защитники животных считают петушиные бои жестокостью, и вряд ли поддадутся переубеждению. Так и возникает асимметрия ненависти: защитники животных ненавидят любителей петушиных боев больше, чем любители боев — защитников животных.
Карен Дэвис, организовавшая единственную в стране группу борьбы за права домашней птицы под названием «За домашнюю птицу вместе», презирает петушиные бои. По ее мнению, причина их существования — не соревновательность, а неуверенность мужчин в себе. Величайшая насмешка маскулинности, по ее словам, заключается в том, что мужчины боятся друг друга и того, что другие мужчины заметят в них хотя бы крохи женской чувствительности. Для нее петушиные бои — это извращенный вариант дразнилок на детской площадке, только во взрослом варианте, вроде «а мой папа твоему папе как даст!».
Когда я спрашиваю, как Карен относится к тем, кто проводит петушиные бои, Карен начинает издалека. «Петух ростом вам по колено оказывается отдан на милость людей, которые во много раз выше бедной птицы и могут в любую минуту наказать ее физически. В качестве самого жестокого наказания петуха отправляют на арену и заставляют сражаться с другим петухом. Люди переносят свою жестокость и кровожадность на птиц, а потом говорят, что любят их. Не думаю, что хоть один петух мог бы быть благодарен за такое обращение».
Права ли она? Если бы куры могли выбирать, стали бы они все как одна бойцовыми петухами? Карен заставила меня вновь вернуться к вопросу, которым я задавался, когда ехал по шоссе I-40 за грузовиками, перевозившими кур. Кем предпочел бы быть я — бойцовым петухом или магазинным бройлером? Но чтобы ответить на этот вопрос, нужно прежде познакомиться с печальной участью курицы с птицефабрики.
Кем быть — бойцовым петухом или бройлером?
Современный бройлер — это торжество технологии. Куры, за которыми я ехал по шоссе, походили на породу К066–500, одну из самых популярных в мире разновидностей мясных кур. Порода К066–500 была выведена международной корпорацией Cobb-Vantress, которая возникла в 1986 году в результате совместного предприятия двух корпораций-гигантов Tyson Foods и Upjohn. Корпорация Cobb-Vantress ведет дела в Европе, Азии, Южной Америке и Африке. Она производит кур породы К066–700, отличающихся большим количеством мяса в грудке; К066-Сассо-150, предназначенных для рынка товаров «без жестокости» и рынка органических продуктов, а также К066-Авиан-48, которая, если верить рекламе, отличается «высокой живучестью» и особенно хорошо подходит для «встречающихся в некоторых частях мира рынков живой птицы».
Эти куры — не более чем машины по производству мяса. Средняя несушка породы К066–500 полностью вырабатывается к пятнадцати месяцам, успев к этому времени принести 132 цыпленка. Цыплята проживут намного меньше матери. В 1925 году на получение костлявой килограммовой птицы уходило 120 дней и десять фунтов корма. Сегодня цыплят забивают в возрасте шести-семи недель, и к этому времени они весят уже почти два килограмма.
Куры породы К066–500 растут почти впятеро быстрее, чем те, что разгуливали по двору вашей бабушки, а едят меньше. Корпорация Cobb-Vantress полагает, что вскорости для получения пятисот граммов куриного мяса достаточно будет семисот пятидесяти граммов корма. С точки зрения промышленности еще лучше то, что лишь небольшая доля веса современной курицы идет в отходы. После того как ее ощиплют, отрубят ноги и голову, выпотрошат и спустят кровь, 73 % тушки породы К066–500 превратится в готовый к продаже продукт.
За дешевое мясо нужно платить. Кости бройлера не в состоянии удерживать быстро растущее тело. Неестественно большая грудь тянет курицу вниз и калечит ей ноги, вызывая хромоту, разрывы связок и синдром искривления нижних конечностей. Как утверждает Дональд Брум, профессор Кембриджского университета, занимающийся вопросами благополучия животных, сильнейшие боли в ногах, которые испытывают куры, являются крупнейшей проблемой, беспокоящей защитников животных. Кроме того, постоянными спутниками промышленных бройлеров являются сердечные болезни, артрит, синдром внезапной смерти и разнообразные нарушения обмена веществ.
Условия жизни птиц, которым предстоит превратиться в куриные котлеты, мог бы описать разве что Данте. Куры не видят ни солнца, ни неба. Поскольку центр тяжести у них смещен, бройлеры большую часть времени просто лежат, обычно в грязи и экскрементах. В результате у многих развиваются серозные отеки, ожоги сухожилий и боли в ногах. Помещение, в котором выращивают кур, может иметь двести метров в длину, двадцать в ширину и вмещать в себя 30 тысяч птиц. В помещении темно и влажно, воздух насыщен парами аммиака, производимыми микробами, которые кишат в концентрированной моче и экскрементах десятков тысяч птиц. Аммиак обжигает легкие, раздражает глаза и вызывает хронические респираторные инфекции.
Когда бройлер набирает около двух с половиной килограммов веса, приходит пора отправлять его на забой. Однако прежде курицу надо поймать. Ночью в помещение входят группы низкооплачиваемых куроловов в масках и одноразовых плащах. Они хватают кур за ноги, по пять штук в одну руку, и суют в специальные ящики.
На то, чтобы переправить 30 тысяч кур в проволочные клетки, команде может понадобиться вся ночь, в течение которой каждому куролову придется поднять в общей сложности пятнадцать тонн бьющихся и квохчущих птиц. Тяжело приходится и курам, и людям. Куроловы выходят из помещения исцарапанными, исклеванными, измазанными в дерьме. Во время отлова и погрузки 25 % птиц бывает покалечено. Мой коллега Брюс Хендерсон, ныне психолог, специализирующийся на вопросах развития, в студенческие годы решил подработать ловлей кур. Он продержался шесть дней.
Неужели нет других способов ловить кур? Добро пожаловать в механический комбайн для ловли кур. Выглядит он очень громоздко и бывает нескольких разновидностей — одна даже снабжена огромными резиновыми пальцами. Наиболее популярен комбайн модели РН2000, производимый компанией Lewis/Mola Company в Беннеттсвилле (Южная Каролина). Машина имеет двенадцать метров в длину, весит семь тонн и может собрать 24 тысячи кур из помещения за три с половиной часа. В рабочем состоянии она напоминает два совка для мусора. Машина осторожно ведет две металлические плоскости, называемые «ловчими», сквозь куриную стаю. Куры подталкивают друг друга на плоскости, где их подтягивают к конвейеру, который отправляет добычу прямиком в клетки, в которых кур повезут на завод. Ассоциация гуманизма США утверждает, что механические комбайны лучше для птиц. Курам не нравится, когда ловцы хватают их за больные ноги и держат вниз головой. Куда меньший стресс им причиняет незаметное попадание в чрево машины; всего несколько мгновений, и вот они, лишь слегка встревоженные, уже сидят в проволочной клетке для перевозки. Компания-производитель сообщает, что при механическом отлове происходит на 60 % меньше переломов крыльев и на 99 % меньше переломов ног. И все же, несмотря на эти неоспоримые преимущества, большинство бройлеров, потребляемых каждый год американцами, бывает поймано куроловами.
Загрузив клетки с курами, водитель выводит грузовик на шоссе и везет наших кур на завод, где их вытряхнут из клеток, надежно сцепят ноги металлическими зажимами и подвесят кур вниз головой на конвейер. В таком виде — вверх тормашками, хлопая крыльями, — они попадут в электрическую ванну. В течение семидесяти секунд электричество будет гулять по их телу, оглушая птиц (если повезет). Следующая станция — машина для отрезания голов. Вращающиеся лезвия перережут курам сонные артерии. После того как кровь полностью стечет, тушки попадут в бак для ошпаривания. Эффективная система с двумя линиями потрошения может обрабатывать по 140 птиц в минуту. Однако система не всегда работает эффективно. Некоторые птицы попадают под нож неполностью оглушенными, а если лезвие промахнется мимо сонной артерии, птица падает в кипяток для ошпаривания в полном сознании.
И вот итог. Средний бойцовый петух с востока Теннесси проводит первые два года жизни в холе и неге. Сначала он шесть месяцев бегает где пожелает. Затем он получает семьдесят квадратных метров луга для прогулок и личную спальню. Он не испытывает недостатка в физических упражнениях, питается лучше иных людей и имеет возможность вволю топтать кур. Один только минус: однажды субботним вечером он ощутит, как короткий мексиканский нож вонзается в его грудные мышцы — а может, это будет длинная шпора, которая пронзит его горло; так или иначе, он умрет в грязи после боя, который продлится от нескольких секунд до часа под выкрики ставок, которые делают мужчины в бейсболках. Шансы на то, что он встретит воскресный восход живым, составляют 50:50.
А вот наш бройлер породы К066–500. Он живет в невообразимой грязи, у него болят ноги, горят легкие, он никогда не видел неба, не ходил по траве, не топтал кур и не клевал букашек; все сорок два дня своей короткой жизни он ест тошнотворное месиво, а потом его пихают в клетку, ставят в открытый кузов и везут на завод, где переворачивают вверх ногами, оглушают электрошоком и режут горло. Шансы встретить восход у него нулевые.
Карен Дэвис говорит, что ни один петух в мире не пожелал бы стать бойцовым по собственной воле. Ставлю 25 против 20 — она ошибается.
Как деньги и принадлежность к различным слоям общества влияют на наше восприятие жестокости
При объективном взгляде на ситуацию трудно не согласиться с тем, что петушиные бои причиняют птице меньше страданий, чем наша ненасытная потребность в курином мясе. Можно прикинуть, что на одного бойцового петуха, погибшего во время дерби, приходится 10–20 тысяч кур, которым перерезали горло на фабрике по производству куриного мяса. А еще, как ни неприятно это сознавать, бойцовый петух живет в пятнадцать раз дольше и куда как лучше, чем фабричный бройлер. Так почему, спрашивается, убивать g миллиардов бройлеров ежегодно закон позволяет, а за петушиные бои можно угодить в федеральную тюрьму?
Отчасти причина кроется в деньгах и власти. В США есть Национальный совет производителей курицы — торгово-промышленная ассоциация индустрии домашней птицы. В Национальный совет входят корпорации, производящие 95 % всего объема потребляемых в США бройлеров. Эти организации прикладывают все силы, чтобы держать правительство на коротком поводке. В результате их усилий выращиваемые на фабриках цыплята не подпадают практически ни под один федеральный закон о защите животных, в том числе и под Закон о гуманном умерщвлении, который был введен конгрессом в 1958 году с целью избавления животных, выращиваемых ради мяса, от ненужных страданий перед смертью.
В то время как Национальный совет производителей курицы лоббирует интересы производителей бройлеров, такие организации, как «За домашнюю птицу вместе», РЕТА, Приют для спасения сельскохозяйственных животных и Ассоциация гуманизма США (HSUS), озвучивают нужды американских кур. Из них наибольшей политической силой обладает HSUS. Имея годовую прибыль в 100 миллионов долларов и активы на сумму в 190 миллионов долларов, HSUS является эдаким Кинг-Конгом в мире защитников животных.
В 1998 году HSUS решила взяться за любителей петушиных боев. Политическому давлению групп защиты животных уступили наконец все оставшиеся штаты. Дольше всех держалась Луизиана.
Однако ей необходимо было укрепить свой имидж, пострадавший после урагана «Катрина», поэтому влияние защитников петушиных боев в законодательных органах ослабло и в 2007 году губернатор Луизианы Кэтлин Бланко подписала акт, перекрывший последнюю лазейку и вынуждавший применять все законы против жестокого обращения с животными и к курам. С 15 августа 2008 года петушиные бои стали незаконными во всех штатах. Однако законы о петушиных боях, принятые в каждом штате, отличаются от других. Во Флориде участие в петушиных боях обойдется вам в пять лет тюрьмы и 5 тысяч долларов штрафа, а вот в соседней с ней Алабаме бои не считаются большим грехом и оштрафуют вас всего на 50 долларов. Однако после запрета петушиных боев во всех штатах задача HSUS заключается в том, чтобы силами своих членов вынудить законодательные органы приравнять петушиные бои к тяжким преступлениям во всех штатах.
Целью борцов против петушиных боев является искоренение жестокости, однако подтекстом этой борьбы являются социальные классы. Существовавшее в восемнадцатом веке движение против кровавого спорта было нацелено на борьбу с простонародными развлечениями — травлей быка, петушиными боями, — но не затрагивало такие жестокие развлечения мелкопоместного дворянства, как лисья охота. Сегодня все обстоит точно так же. Любители петушиных боев принадлежат к группам, которые легко взять на мушку, — это американцы испанского происхождения и белые, принадлежащие к рабочему классу и живущие в сельской местности. Борцы же за права животных, напротив, как правило, живут в городе, принадлежат к среднему классу и имеют образование. Для них любители петушиных боев — это пестрый сброд, состоящий из немытой деревенщины и незаконных иммигрантов.
Кэти Руди из университета Дюка — активная защитница прав животных и спасательница собак — обеспокоена пропастью между защитниками прав животных и представителями рабочего класса. В своем эссе, опубликованном в Atlanta Journal Constitution вскоре после того, как нападающего команды «Соколы Атланты» Майкла Вика признали виновным в участии в собачьих боях, Кэти отмечает, что наше общество с большей готовностью криминализирует формы плохого обращения с животными, характерные для меньшинств и бедняков, нежели те, что характерны для состоятельных людей. То же самое заявил по национальному телевидению и Крис Рок, когда ему продемонстрировали фотографию Сары Палин — губернатора Аляски и страстной охотницы на крупную дичь. Рок заявил Леттерману: «Гляди, она убила лося и фотографируется с ним. А Майкл Вик еще спрашивает — почему меня посадили? Одно дело, когда белая леди убивает лося. А когда черный мужик хочет убить собаку — о, это уже преступление!»
То же самое происходит и на скачках, где состязаются чистокровные скакуны. По данным расследования, проведенного Джеффри Мак-Мурри из Associated Press, в 2007 году на скаковых дорожках США умирало более трех лошадей ежедневно — а между 2003 и 2008 годом их умерло более 5 тысяч. И все же опрос общественного мнения, проведенный после смерти Эйт Беле — лошади, которая упала во время Кентуккийского дерби и была немедленно усыплена, — показал, что большинство американцев настроено против запрета на скачки. Скачки, как и петушиные бои, объединяют в себе азарт и страдание. Однако, в отличие от петушиных боев, скачки — это развлечение для богатых.
Петушиные бои и человеческая мораль
Многие этические вопросы, связанные с животными, вызывают у меня противоречивую реакцию. Однако петушиные бои к ним не относятся. Большинство любителей боев, с которыми я познакомился во время исследований, мне нравятся, однако их занятие схоже с рабовладением — жестокий анахронизм, которому нет оправданий. Настало время любителям боев закрыть свои арены и перековать стальные шпоры на рыболовные крючки.
Однако меня беспокоит то лицемерие и недалекость общественного мнения, связанные с нашими взаимоотношениями с животными и лежащие в основе нашего отношения к петушиным боям. Пока большая часть куроедов (к которым отношусь и я) спокойно спит ночью, зная, что петушиные бои отныне запрещены по всей Америке, команды куроловов по всей стране от Мэриленда до Калифорнии входят в темные помещения и запихивают 35 миллионов перепуганных кур в проволочные клетки, в которых те на следующее утро отправятся в свой последний путь, на фабрику.
Когда я писал докторскую диссертацию о петушиных боях, я пригласил одного из организаторов «Международной амнистии» по имени Тони Данбар на дерби, проходившее на арене Эббс-Чэпел. Работа Тони заключалась в том, чтобы спасать осужденных убийц от смертной казни. В два часа ночи, когда мы возвращались домой, распространяя вокруг себя запах табачного дыма и жирных чизбургеров, я спросил Тони, что он думает об этом вечере, проведенном бок о бок с лучшими специалистами по петушиным боям с запада Северной Каролины. Тони подумал и ответил: «По-моему, невелика проблема, с этической точки зрения».
Многие с ним не согласятся. Но, вспоминая о том, сколько нужно страдания для производства шести чикен-нагеттсов в «Макдоналдсе», я не могу не признать, что он прав.
7
Прекрасное, опасное, ужасное и мертвое
Наше отношение к мясу
Вы спрашиваете, почему я не ем мяса. Я же, в свою очередь, поражен тем, что вы способны брать в рот части тела умершего животного, тем, что вам не противно жевать истерзанную плоть и глотать соки, истекающие из смертельных ран.
Дж. М. Кутзее
Все нормальные люди любят мясо. Кому нужны эти травоядные!
Гомер Симпсон
Стейси Джиани сорок один год, но выглядит она на десять лет моложе. Стейси выросла в пригородном районе Коннектикута, однако теперь вместе со своим партнером Грегори живет в экологической коммуне. Коммуна расположена в горах, в двадцати минутах езды на север от Олд-Форта (Северная Каролина) и находится на полном самообеспечении. Стейси излучает силу, а когда речь заходит о пище, начинает словно бы светиться от увлеченности. По происхождению она итало-американка, а еще красавица, из тех людей, посмотрев на которых не можешь удержаться от радости. Стейси рассказывает, что они с Грегори выстроили дом своими руками — даже рубили лес и распиливали бревна на доски. Я отмечаю про себя, что с этой женщиной лучше не ссориться.
Стейси не всегда отличалась столь завидным здоровьем. Когда; ей было чуть за тридцать, она начала чувствовать себя все хуже. Давали о себе знать двенадцать лет вегетарианства — началась анемия, синдром хронической усталости и боли в желудке через два часа после еды. «Я превратилась в настоящую развалину, — говорит Стейси. — Тогда я решила сменить режим питания».
«Что же вы едите теперь? Ну, к примеру, что у вас было сегодня на завтрак?» — спрашиваю я.
«Триста граммов сырой говяжьей печенки», — отвечает она.
Защитники животных порой утверждают, что все большее число американцев отказывается от свиных ребрышек и куриных крылышек и переходит на бургеры с гороховыми котлетами и ореховый тофу. Да, люди все чаще признают, что у животных есть определенные права, в том числе право не быть убитым ради собственного мяса. Однако, несмотря на всеобщую любовь к животным, американцы каждый год потребляют 32 миллиарда килограммов мяса животных, и лишь небольшая часть жителей США придерживается настоящего вегетарианства. Мы убиваем по 200 мясных животных на каждое животное, использованное при экспериментах, по 2 тысячи на каждую усыпляемую в приюте бездомную собаку и по 40 тысяч на каждого детеныша тюленя, убиваемого дубинками на ледовых полях Канады. И что бы там ни говорилось порой, за последние тридцать лет движение защитников животных не слишком преуспело в избавлении нас от привычки кушать на обед представителей других видов.
В большинстве культур мясо является символом благосостояния, и, когда страна становится богаче, ее граждане хотят есть больше мяса. С 1960-х годов потребление мяса на душу населения выросло в шесть раз в Японии и в пятнадцать раз в Китае. Бывший ресторанный обозреватель New York Times Фрэнк Бруни описал всю прелесть мяса, рассказывая о бифштексе за до долларов, который ему однажды подали в специализированном манхэттенском ресторане. Это был «превосходный кусок великолепного мяса, о каком потом долго еще вспоминаешь, которое оплакиваешь на следующий день и которое превозносишь так истово и безудержно, что друзья начинают беспокоиться не столько за твой уровень холестерина, сколько за твое душевное здоровье».
Сам я открыл для себя божественную прелесть мяса, когда нас с Мэри Джин угостила дорогущим ужином знакомая пара, праздновавшая годовщину семейной жизни. Два официанта, пять сортов вина, которое сомелье специально подбирал в соответствии с нашим меню, чайная ложка льда с лимоном между супом и рыбным блюдом для того, чтобы оживить вкусовые сосочки. Закуски были подобраны шеф-поваром, однако мы могли выбирать из нескольких вариантов. Мэри Джин выбрала утиное конфи, а я — свиную грудинку.
Прежде мне никогда не приходилось пробовать свиную грудинку, однако я помнил, что наша местная музыкальная станция объявляла цены на нее в дневной передаче для фермеров. Лежавшая передо мной на тарелке грудинка представляла собой ломоть чистейшего тушеного сала. Один укус — и мои представления о мясе изменились навсегда. Как-то раз я десять минут кряду простоял в музее у картины Марка Ротко, пытаясь понять, почему сплошь черный холст считается произведением искусства, но потом у меня в голове что-то щелкнуло, и я вдруг все понял. То же самое произошло, когда я попробовал грудинку. И картины Ротко, и свиная грудинка обладают неким платоновским совершенством. Картина передает суть настоящей черноты. Грудинка передает суть настоящего мяса.
Так что же такого есть в мясе, что оно вызывает противоречия и несоответствия в нашем отношении к представителям других видов? Проблема вот в чем: мясо приятно на вкус, но оно может быть вредным, оно отвратительно и, чтобы его получить, требуется убивать животных.
Почему мясо так приятно на вкус?
Когда в ходе опроса общественного мнения людей спрашивали что они хотели бы съесть в «идеальный» обед или ужин, выбравших мясное блюдо было в двадцать раз больше, чем тех, кто вы брал главное блюдо из растительных продуктов. Половина вегетарианцев даже признаются, что порой им невыносимо хочется мяса. Почему люди предпочитают вкус плоти животных? На самом деле все просто — мы происходим из древнего рода мясоедов.
Наши ближайшие родственники, шимпанзе, тоже любят вкус мяса. Приматолог Ричард Рэнгхэм из Гарвардского университета на протяжении нескольких десятков лет изучавший шимпанзе, говорит, что никогда не слыхал о диком шимпанзе, который не любил бы мяса. Самки шимпанзе с готовностью меняют секс на мясо а Крейгу Стэнфорду, профессору антропологии из университете Южной Калифорнии, доводилось видеть детенышей шимпанзе которые сидели под деревом и тоскливо смотрели на взрослых поедающих мясо над их головами, надеясь, что им перепадет хотя бы капля-другая крови. Взрослые шимпанзе охотятся на крыс, белок, небольших антилоп, бабуинов и даже детенышей шимпанзе, однако больше всего любят мясо красных колобусов. Убивают они свою жертву весьма жестокими способами. Шимпанзе из Тайского национального парка Кот-д'Ивуара убивали добычу, вырывая ей кишки, а их сородичи из Гомбе в Танзании предпочитали помучить жертву, отрывали ей конечности или старались размозжить голов о ствол дерева или о камень. В лесах Кибале (Уганда) шимпанзе начинают есть добычу еще живой, первым делом лакомясь потрохами и внутренними органами.
Интересно, что, хотя шимпанзе и любят мясо, едят они его немного. Мясо составляет лишь 3–4 % обычной диеты шимпанзе, и даже самые заядлые мясоеды среди них потребляют в среднем 50 граммов мяса в день. Примерно два с половиной миллиона лет назад наши предки-гоминиды ели больше мяса, чем современные шимпанзе. Переход на всеядность сопровождался изменением строения тела и мозга. У современного человека желудочно-кишечный тракт меньше, чем у обезьяны, причем меньшая его доля приходится на толстую кишку, а большая — на тонкую кишку. Зубы тоже выдают в нас мясоедов. Как и у шимпанзе с гориллами, зубы нашего раннего предка-австралопитека не имели острых режущих граней, необходимых настоящему мясоеду; крупные плоские коренные зубы были предназначены для пережевывания жесткой растительности и разгрызания семян и орехов. По сравнению с ними наши зубы — это настоящий швейцарский нож с полным набором инструментов для разрезания, раскалывания и раскусывания.
Наиболее важным следствием всеядности стало ее влияние на развитие человеческого мозга. Многие антропологи считают, что именно переход на мясоедение сыграл основную роль в том, что за несколько миллионов лет наш мозг увеличился в размерах втрое. Мысль о том, что мы произошли от охочих до мяса обезьян, не нова. Реймонд Дарт, в 1924 году впервые обнаруживший окаменелые останки «обезьяночеловека» — «ребенка из Таунга», — писал, что наши предки были кровожадными убийцами, находившими удовольствие в «жадном поглощении трепещущей багровой плоти». Современные теории, связанные с ролью мясоедения в эволюции человека, несколько более сложны, однако в их основе лежит та же самая мысль. Крейг Стэнфорд отнюдь не считает совпадением то, что люди, шимпанзе, бабуины и капуцины — приматы, потребляющие мясо больше прочих, — являются также наиболее искушенными в социальной жизни. Они умеют лгать и заключать союзы; они хорошо понимают все тонкости сложных межличностных отношений. Стэнфорд считает, что совместное поедание мяса резко ускорило эволюцию мозга потому, что способствовало развитию социальных способностей.
Можно предположить, что пищевые пристрастия наших предков менялись несколько раз — вначале состоялся переход с богатой клетчаткой растительной пищи на рацион, включающий значительное количество мяса животных. Затем, с возникновением агрокультуры, произошел возврат к более вегетарианской пище. Рацион охотников-собирателей показывает, что человек может приспособиться к самым разным пищевым условиям, однако его пища всегда будет включать в себя некоторое количество мяса. До появления за полярным кругом снегоходов и спутникового телевидения 99 % калорий, потребляемых народностями Северной Аляски, извлекались из животной пищи — сырого муктука (китовой кожи и жира), рыбы, мяса моржей и подвергнутых ферментации ласт тюленя. И наоборот, рацион представителей племени кунг из пустыни Калахари на 85 % состоит из растений. Изучив рацион нескольких сотен групп охотников-собирателей, исследовательница Лорен Кордейн из университета Колорадо, занимающаяся изучением вопросов питания, обнаружила, что в среднем две трети потребляемых этими группами калорий приходились на мясо животных. Не было ни одного сообщества охотников-собирателей, рацион которого включал бы в себя меньше 15 % продуктов животного происхождения.
БоБо Ли, настоящее имя которого (без шуток) Роберт И. Ли, согласен с теорией о том, что поедание мяса является нормальным явлением. БоБо и его жена Пэм держат Po-Pigs BBQ, небольшой ресторан барбекю рядом с заправочной станцией в сорока пяти минутах езды от Чарльстона (Южная Каролина). До приобретения кафе БоБо был коммивояжером и продавал всякий ширпотреб. Я наткнулся на Po-Pigs, когда ехал по Низинам, как называют эту часть штата сами жители. И только много позже я обнаружил, что такие спецы по придорожной кормежке, как Джейн и Майкл Стерн, включили Po-Pigs в число пяти лучших заведений США, подающих барбекю.