Культура изнасилования — это комплекс явлений, мировоззренческих установок, идеологических стереотипов, убеждений, штампов восприятия, которые поощряют сексуальную агрессию у мужчин и социально одобряют насилие против женщин. Эти установки попустительствуют сексуальному, физическому и психологическому насилию, направленному против женщин, принимают его как норму. То есть в этой культуре преобладают взгляды, практики и подача материалов в СМИ, которые нормализуют, оправдывают или поощряют сексуальное насилие. В культуре изнасилования женщины ощущают постоянную угрозу насилия, от сексуальных замечаний, прикосновений и вплоть до непосредственного изнасилования. Проявления сексизма часто используются для того, чтобы оправдать и рационализировать нормативные мизогинные практики, сделать изнасилование и жестокость в отношении женщин «допустимыми».
Культура изнасилования — это та, где существует общественная практика изнасилований как метод контроля и управления поведением определенной социальной группы — женщин. Считается, что сексуальное желание и сексуальная активность женщины должны быть полностью подконтрольны мужчине. При этом на женщину возлагается ответственность за действия мужчины, совершенные в состоянии возбуждения, потому что его провоцирует женская сексуальность. Однако мужская сексуальность тоже регламентируется: она должна быть агрессивна и всегда в состоянии «боевой» готовности.
Культура изнасилования — это множество способов, которыми изнасилование открыто, или имплицитно, поддерживается и поощряется, проникая во все уголки культуры, настолько глубоко, что культуру изнасилования трудно определить, вычленить из культуры как таковой. Она невидима, потому что пронизывает всю структуру общества. В культуре изнасилования мужчины и женщины принимают сексуальное насилие в качестве обыденного факта, естественного и неизбежного, как жизнь и смерть. Подобные взгляды влияют на всех мужчин — даже на тех, кто никогда не совершал и не совершит насилия.
Мужская агрессия, якобы идущая от природы, такой же социальный конструкт, как и гендер. Изнасилования в такой культуре распространены и поддерживаются с помощью фундаментальных взглядов на гендер, сексуальность и насилие. К этим фундаментальным взглядам относятся: миф о мужественности, мизогиния и концепция сексуальности, утверждающая активность мужчины и пассивность женщины, которая может только вызывать желание, но не обладать им.
Актором насилия выступает не какой‑нибудь из ряда вот выходящий отрицательный субъект, а обычный мужчина — знакомый или родственник жертвы. И если раньше психологи пытались создать «тип личности насильника», то теперь они от этих попыток отказались: сексуальное насилие может иметь различную мотивацию и совершенно разные лица. Хотя ряд общих черт у насильников есть: повышенная общая агрессивность, склонность к насилию вообще, что нередко проявляется уже в начальных и средних классах школы. Такие мальчики любят унижать своих более слабых сверстников, всячески издеваться над ними, не способны к чувству жалости и состраданию.
Подростки часто прибегают к насилию, сопровождая его физическим надругательством и оскорблением жертвы. Им важно не столько разрядить половое возбуждение, сколько утвердить свою власть над другим человеком, унизить его, сломать его человеческое достоинство. Чаще всего за этим стоит собственный комплекс неполноценности, сомнение в своих мужских качествах, вымещение обид.
Стремление к власти над жертвой — это основная причина насилия. Не сексуальное удовлетворение, а упоение собственной властью. Чем ниже в социальной иерархии стоит насильник, тем важнее для него этот фактор. Изнасилование — это властный инструмент патриархатного общества. То есть оно не предопределено ни биологией, ни богом, это — социальный инструмент удержания женщины на второй позиции и сохранения устоявшегося патриархатного порядка. Это следствие ценностей и мировоззрения, которые можно и до́лжно изменить.
В культуре изнасилования редко говорят о том, что каждая третья женщина в мире хотя бы раз подвергалась сексуальному нападению. При этом многие женщины за свою жизнь подвергаются сексуальному насилию неоднократно. Об этом не говорится — наоборот, тратится много времени и сил на замалчивание проблемы. Если же замолчать какие‑то вопиющие преступления не удается, то тогда бросают все силы на обвинение жертвы и оправдание насильника.
В некоторых христианских методичках подробно рассказывается, почему, согласно Библии, жертва изнасилования виновна так же, как насильник, если она не звала на помощь. Таким образом, авторы продвигают идею о том, что жертвы, по крайней мере частично, сами виноваты в случившемся. А значит, они не совсем жертвы. А если «жертва» получила сексуальное удовольствие, так это значит, что она же еще и соблазнила невинного насильника!
В культуре изнасилования на жертву возлагают ответственность и за случившееся, и за предотвращение насилия. Женщинам рекомендуют заниматься самообороной, чтобы отразить нападение. Советуют «проявлять здравомыслие», или «быть ответственными», или «осознавать риск», или «избегать таких мест», или «так не одеваться» — обо всем этом должна побеспокоиться женщина. Но не существует общественной практики, которая бы предостерегала мужчин от насилия. Женщин убеждают в том, что это они не так себя вели, что это они провоцировали насильника: «надела короткую юбку», «шла с пляжа полураздетая», «напилась на вечеринке», «пришла в гости к парню» и т. п. Но забывают посоветовать мужчинам не насиловать. В нашем обществе девушек безуспешно учат тому, как избежать изнасилования, вместо того чтобы учить мужчин не насиловать. И женщины сами начинают полагать, что мужчинам в сексуальном плане больше надо и что женщины зачастую их провоцируют, а потому сами виноваты в насилии. И это чуть ли не бо́льшая травма, чем сам акт изнасилования, это — насаждаемое в пострадавшей чувство вины.
Чувство вины лишает женщину возможности защищаться. А если она все же решается на это, то тут же в ход идут аргументы против нее:
— говорится, что жертва получает удовольствие от своего положения жертвы, привлекает внимание, чувствует свою значимость, «купается» в сочувствии и «греется» в лучах известности;
— на самом деле она никакая не жертва, она получила свою порцию сексуального удовольствия;
— она сама спровоцировала насильника, сама пришла в гости к мужчине;
— она преувеличивает значимость случившегося и все выставляет в неверном свете, изнасилования не было, так как псевдожертва не может предъявить тяжких физических повреждений, а значит, женщина «была согласна» и потом просто решила «отомстить» за то, что мужчина не захотел больше иметь с ней дела; все ее заявления ложны;
— жертве напрямую предлагается отказаться от попыток защитить себя, женщинам рекомендуется «расслабиться и получать удовольствие» во время изнасилования;
— в культуре изнасилования люди, которые обязаны защищать, насилуют: родители, учителя, врачи, священники, полицейские, солдаты, преподаватели самообороны, — и это вынуждает молчать жертву, так как заявлять на близкого человека трудно, на уважаемого человека — никто не поверит.
Такие перевертыши‑оборачивания в патриархате сплошь и рядом. Все потому, что в обществе действуют «двойные стандарты»: что доверяют мужчине, то не доверят женщине. Если женщина говорит, что ее изнасиловали, значит, сама нарвалась. Если мужчина изнасиловал, то он сделал это по просьбе женщины. Если женщина сорока лет вступает в связь с девятнадцатилетним, то — она его соблазнила и развратила. Если ситуацию перевернуть, то «девке» повезло — взор «почтенного человека» на себя обратила. Если женщина успешный политик, то она все равно баба со «стальными яйцами» (такое — чудо социальной природы), если мужчина успешный политик, то он просто крут. Ну и так далее.
Если мужчина изнасиловал женщину, то он — мужик! Если женщина, обороняясь от насильника, применила оружие и нанесла при самообороне смертельный удар, она — убийца, не заслуживающая снисхождения. Женщина виновата по определению — она другая. А значит, она мыслит по‑другому, чувствует по‑другому, действует по‑другому и воспринимать ее надо по‑другому. «Что положено мужчине, то не положено женщине». Перед законом вроде бы все равны, но прекрасно известно, что в практике правоприменения аргументы одних оказываются весомее доказательств других. Женщины — всегда Другие.
В настоящее время по Российскому УК потерпевшей от изнасилования может считаться только женщина, то есть та, которой «по ее природе» положено молча «отдаваться». Наказания за изнасилования, особенно групповые, или с отягчающими обстоятельствами, немалые: от трех лет и выше. Но при этом потерпевшая сама должна подать заявление, так как изнасилование относится к категории дел частно‑публичного обвинения. Таким образом, считается, что большой угрозы для общества они не представляют: если потерпевшая не найдет в себе сил подать заявление, то преступление таковым считаться не будет. О нем могут узнать близкие люди. Но подать заявление от себя они не могут, и никакие свидетели не могут возбудить уголовное дело, если женщина по каким‑либо причинам отказывается писать заявление. А причины для такого отказа, безусловно, есть. Они обнаруживаются сразу, как только женщина заходит в полицейский участок: полицейские стремятся убедить женщину не писать заявление, принимать написанное заявление не хотят, отправляют на унизительную процедуру медицинского освидетельствования и т. п.
В культуре изнасилования распространено убеждение, будто жертве изнасилования, которая о нем заявляет, сразу верят и оказывают необходимую поддержку. Не признается тот факт, что заявление об изнасиловании требует огромных душевных усилий, что это трудный процесс, который может вызывать неловкость, стыд, боль, раздражение и часто не приносит удовлетворительного результата. Мотивация для подачи заявления сомнительна: опыт ужасен, а вероятность добиться справедливости ничтожно мала.
Вот что говорит Мария Мохова, директор независимого благотворительного центра «Сестры», поддерживающего женщин, переживших сексуальное насилие: «Самая главная проблема, с которой сталкивается жертва: чтобы у нее приняли заявление и возбудили уголовное дело. Огромное количество женщин, осмеянные, униженные, оскорбленные нашими полицейскими, забирают из полиции заявления и прекращают борьбу. Представьте: женщина дала все объяснения, и следователь начинает задавать ей вопросы, которые свидетельствуют о том, что он ей не верит. Ей говорят: «А может, вы сами хотели?», «А что же вы его сами позвали?», «А что же вы с ним кофе пили?», «А на что вы рассчитывали, когда пригласили его/пошли с ним туда‑то и туда‑то?» Женщина теряет веру в себя. В этот момент ей иногда проще уйти, потому что это очень тяжело. Никто в полиции не помогает пострадавшим, никто не думает о том, как женщина себя чувствует. Мы в центре всегда рассказываем женщинам, что их ждет, если они идут защищать свои права. Это долгая и тяжелая процедура. Надо набраться мужества и терпения. От момента, когда она напишет заявление, до момента, когда насильнику вынесут наказание, в среднем проходит год. И весь этот год женщина будет возвращаться к воспоминаниям о насилии. Мы никогда не настаиваем на том, чтобы женщина шла в полицию, если она этого не хочет. Наша задача — реабилитация и моральная поддержка».
Многие юристы убеждены, что «нередко потерпевшие от изнасилования сами создают ситуацию, провоцирующую виновного на совершение действий сексуального характера». И так считают юристы(!), призванные защищать личность от каких‑либо посягательств на ее свободу и неприкосновенность. Что уж говорить о гражданах постсоветского общества, до сих пор руководствующихся общественной моралью, когда общественные интересы превалируют над личными?!
Личность, ее права и свободы приносятся в жертву мифическому «общественному благу» — это главный принцип любой диктатуры. Но даже если общество защищает интересы личности, то наделяется личностью только мужчина. Женщина — не личность, не субъект действия, а объект сексуального желания, предмет приложения сил. Сексуальная объективация возможна только в отношении женщин, это их сводят к некоему образу, наделенному рядом свойств, которые отвечали бы потребностям и интересам сексуально озабоченных мужчин. Это к женщинам относятся как к средству для достижения собственного удовлетворения, никогда как к цели. Это женщин можно подчинять, использовать и отказываться от их услуг после употребления. Это в отношении женщин мужчина всегда занимает позицию сверху, даже когда он лежит снизу (попробуйте только отказать ему в его желании!).
Женщина как сексуальный объект может и должна быть используема. А значит, изнасилование в условиях патриархата никакой патриархатный мужчина признавать не хочет — не будет же он добровольно отказываться от того, что ему положено по его социальному положению, во‑первых, и по законам природы, во вторых. По законам природы фаллос влагается во влагалище, а по законам социума женщина — не личность, она Другая, она объект‑созданный‑для.
Культура насилия в основе своей имеет иерархический порядок социума: у того, кто сверху, силы всегда больше и он приучен действовать принуждением, с применением насилия в отношении нижестоящих. Действовать без насилия из положения «сверху» невозможно. Субъектно‑субъектные отношения предполагают позицию «глаза‑в‑глаза», то есть на уровне горизонтали. Но добровольный отказ от силы, от вертикали, от привилегий патриархатом не предусмотрен. А выйти из патриархата — это выйти из себя, потому что все мы усваиваем в процессе социализации патриархатные установки. Это не оправдывает насильников, просто объясняет механизмы действия закона, пра́ва и других социальных институтов в патриархатном обществе.
Таким образом, культура изнасилования входит в культуру насилия как ее составная часть. К культуре изнасилования относятся все насильственные действия сексуального характера в отношении женщин и девочек. Она включает в себя все образы, понятия, описания, убеждения, стереотипы, установки, дискурсивные практики, относящиеся к насильственным действиям сексуального характера, но только в отношении женщин.
Безусловно, в отношении мужчин и мальчиков также совершается насилие, и сексуального характера в том числе. Но здесь есть два принципиальных отличия, не позволяющих включать их опыт в культуру изнасилования. Во‑первых, сексуальный акт, в котором участвуют мужчина и женщина, считается «естественным», даже с применением насилия и не только в позе миссионера. Во‑вторых, в условиях патриархата женщина — это всегда Другой, поэтому насилие в отношении ее санкционировано самим обществом.
Сексуальное насилие в отношении мужчин — вещь ужасная, и вокруг нее складывается своя мифология, которую тоже необходимо раскрывать и расчищать дорогу правовым действиям. Однако по сути своей сексуальное насилие в отношении мужчин и мальчиков не выбивается в отдельную составляющую культуры насилия. Это все тот же бесконечный и бесчеловечный ряд насилия, которым живет патриархатное общество.
А вот насилие в отношении женщин представляет собой квинтэссенцию культуры насилия, или патриархата. В культуре изнасилования как в зеркале отражены все основополагающие принципы патриархата: обязательное наличие Другого, восприятие Другого как объекта, «естественность» и обязательность насилия, так как между субъектом (мужчиной) и объектом (женщиной) могут быть только субъектно‑объектные отношения, а это — всегда насилие. Можно сказать, что культура изнасилования — это «гинекологическое зеркало» патриархата.
Думаю, многие заметили, как в российском обществе описываются насильственные отношения: семейные, воспитательные, образовательные, производственные, политические, внутри правительства, власти с народом и т. п. В этих отношениях практически всегда кто‑нибудь кого‑нибудь е*ет. К сексуальному акту отношение традиционно как к насильственному действию. И даже если он совершается по обоюдному согласию, то женщине приписываются наклонности мазохистки, ну а мужчине… соответственно.
Мужчины, которые вроде бы призваны защищать своих жен от насильников, получают от культуры изнасилования свои бонусы. Ну, во‑первых, они сами могут беспроблемно пополнить ряды насильников, во‑вторых, их жены‑девушки‑сожительницы меньше шляются где ни попадя из‑за страха быть изнасилованной («моя баба меньше по клубам шастать будет»), сидят дома и обслуживают своих благоверных. «Порядок превыше всего!» Порядок патриархата, сложившийся и не подвергаемый сомнению, основан на культуре насилия и поддерживается культурой изнасилования.
Культура изнасилования патриархатным мужчинам выгодна. Любой, самый угнетаемый мужчина может изнасиловать женщину и почувствовать над ней свою власть, свое превосходство. Поэтому патриархатный мужчина не может отказаться от культуры изнасилования. Отказаться от нее — это занять позицию женщины, опуститься на ее уровень — стать опущенным, потерять последнее достоинство. Невозможность отказа от культуры изнасилования влечет за собой поддержку культуры насилия, даже если от этой культуры страдают сами мужчины. На словах они могут провозглашать чистые помыслы и добрые намерения, а на деле пока мужчина не откажется от представления о сексе как о насилии, ничего не изменится.
Плюс к этому культура изнасилования биологически «естественна», считают патриархатные мужчины: брал, беру и буду брать! И мало кто задумывается о том, что изнасиловать суку (собаку) невозможно так же, как и никакую другую самку животного. Культура насилия, культура изнасилования — это человеческое изобретение, культурное достижение. И естественного в человеческом сексуальном акте не больше, чем в письменности. Все, абсолютно все — это культурные наработки. Даже наше тело — явление культуры, а не только природы. Сексуальный же акт — это не просто действие, это отношения. Любое появление человека перед лицом Другого — это заявление, хотите вы этого или нет. И любое действие — это заявление, и то, на каком языке вы это заявление декларируете, говорит о том, к какой культуре вы принадлежите. Патриархатный мужчина говорит на языке насилия, он развивает культуру изнасилования.