С тех пор как он обрел себя, к нему вернулись сны. Сны о жизни до Ада. И снилось ему из ночи в ночь одно и то же. Он понимал, что это — сон, но понимание не приносило облегчения. И оставалась тяжесть в руках, которые были словно отлиты из бронзы, хотя ноша, которую он нес во сне, была легка, почти невесома. И она — плакала. Каждый раз ему снилось, что он опускает взгляд и всматривается в чистые детские глаза, как будто стремясь найти поддержку в их невинности, и тогда сердце его готово было остановиться от бешеного стука, а грудь разрывала ненависть! Нет, не к ней. А к тому — там, Наверху. И его взгляд, такой же холодный, как эти голубые небеса, поднимался вверх. «Как могу я совершить такое? Это же против всего человеческого, против отцовства, против самой природы! Даже они, столь ненавидимые нами римляне, и то не совершают такого…» Но… Несчастья, которые эти люди принесли для его города после войны, — вот почему он сейчас здесь. Да еще из-за безжалостного лета.
В ноздри ворвался едкий дым, и ненависть, казалось, забила рот, мешая кричать.
Дочь мирно заворковала. Он так любил эти ее песенки и сейчас засомневался, подумал, не сбежать ли, хотя и знал, что не сможет этого сделать. Ганнибал продолжал идти, и ряды мрачных, молчаливых людей кивали ему, когда он проходил мимо. Он шел к дымящемуся Тофету все ближе, и вдруг беспощадная схватка ненависти и любви, столь сильных в своей борьбе, словно сжала глубоко внутри его что-то исконное, изначальное, и он, суровый воин, понял: когда-нибудь из-за того, что сделает он сегодня, будут страдать многие. Сейчас он, благородный Барка, подаст всем пример, и люди, словно глупые, доверчивые овцы, каковыми они, собственно, и были, последуют за ним, принося в жертву собственных первенцев.
Воркование ребенка сменилось плачем — сначала тихим, но с каждым мгновением все более сильным.
Дым ел глаза Ганнибала, новые слезы от него смешались с прежними. Воздух вокруг дрожал от жара жертвенного огня. Ад… Да, это Ад.
Он подступил к краю жертвенной ямы, к окаймлявшим ее колоннам, кучам пепла, детским обугленным и сломанным костям, к расколовшимся от жара урнам.
От резкого гула барабанов и систрумов он вздрогнул. Он с трудом вытянул вперед руки, и за стеной шума плач трепещущего свертка стал вдруг почти не слышен. Он был мощным мужчиной, а она — почти невесомой. И по знаку жреца он бросил ее — даже дальше, чем ожидал. И тут же, борясь со слезами и захлестнувшей все его существо ненавистью, он проклял бога, потребовавшего от его народа совершать этот зверский ритуал, убедившего, что только пожертвование самого дорогого может его умилостивить.
И теперь каждый раз, вырываясь из цепких лап сна, он продолжал проклинать вечно голодного Молоха.
* * *
Он лежал, не открывая глаз, втягивая донесенный ветром от Ахерона воздух — соленый, с примесью серы от огней города. Завернувшись в плащ из шкуры абиссали, Ганнибал, генерал душ Армии Ада, лежал рядом со своими солдатами и думал об Эмильсе. Тоже не впервые. Он уже заметил последовательность: сначала — сон о дочери, затем — Эмильса. Он вновь представил себе ее лицо с точеными чертами — таким, каким оно было тысячи лет назад, и понадеялся, что уж она-то не в Аду. Хотя с уверенностью сказать этого он не мог — в конце концов, она родилась в семье воина…
Из города донеслись звуки сигнальных рожков. Ганнибал открыл глаза, поднялся, скинул с головы присыпанный пеплом капюшон, расправил плащ. Чуть ли не смешно было вспоминать, как демоны не понимали, почему он отказывается от плащей из кожи душ для себя и для своей армии. Демонам и вправду было смешно, они гоготали, веселились, но, когда он начал настаивать, просто пожали плечами и выдали эти чешуйчатые плащи. Эмильсе понравилось бы, как он теперь настоял на своем, она и сама любила упрямиться. Но этот прочный, как доспехи, плащ, который сейчас на нем, конечно же, не мог заменить того, окропленного ее слезами, который она запахнула на нем перед тем, как он ушел из ее жизни навсегда.
Ганнибал повернулся к Адамантинарксу. Город вдруг почти скрылся, затянувшись пеленой, а потом снова выплыл из тумана. Меж домами мелькали искорки; некоторые поднимались и опадали, другие собирались в нечто, походящее на кубы и пирамиды, — такими казались отсюда головные огни демонов. Странно, что он может считать такое место своим домом. Хотя, с другой стороны, время, проведенное в Карт-Хадаште, в сравнении с тысячелетиями в Аду — ничто.
Головной факел приближавшегося от города гонца он заметил еще до того, как услышал шорох рассекающих воздух крыльев. Тот приблизился, приземлился перед командующим душами и поклонился.
— Великий лорд Саргатан приветствует тебя и твою армию, генерал. И повелевает направиться к Пятым воротам, куда прибудет сам со штабом. Великий лорд посылает тебе этот жезл — как символ твоей власти и принадлежности к Великой Армии Восхождения.
Гонец протянул Барке тяжелый жезл. Он был увенчан горизонтальным полумесяцем и диском — символами канувшей в небытие империи Ганнибала. По его поверхности извивались змейки молний. Этот жест, выражающий признание и даже уважение, растрогал Ганнибала. Насколько можно было его растрогать.
Взяв из рук гонца жезл, Ганнибал дал сигнал одному из приставленных к его войску демонов, и вскоре воздух в отдалении наполнился глухим ревом военных рогов.
К тому времени, как он добрался до передних рядов своих войск, шепот о близком сражении, который пошел из уст в уста сразу по прибытии гонца, уже превратился во взволнованный говор. Души подхватывали оружие и быстро строились. Ганнибал повернулся к брату, и они вместе отдали приказ выступать.
Через час быстрого марша войско душ свернуло за угол массивной городской стены и двинулось к уже близким воротам. Ганнибал еще издали увидел штаб Саргатана, а потом посмотрел на ворота и вспомнил об украшавших их шипах. «Демоны называют эти ворота просто Пятыми, — подумал он. — А души придумали им другое имя. Врата Миллионов Сердец…» И он покачал головой, подумав о насаженных на шипы органах, оценивая иронию проклятых смертных.
За штабом с Саргатаном во главе появились генералы, на темном фоне солдат они были заметны издали. За ними следовали пятнадцать колонн роскошных знаменосцев, а потом шли тяжеловооруженные легионеры. Над пешим войском летали стражи Элигора, тоже с флажками на пиках, и на каждом горела огненная печать лорда. Величие этой картины поразило Ганнибала, он замер. И все же, как мог, постарался не выдать своего волнения.
Он еще не видел старших демонов во всем их боевом великолепии и теперь понял, что никогда не сможет привыкнуть к их столь непривычному для человеческой души облику. Вот они подошли ближе, и их гигантские, похожие на человеческие, фигуры образовали живую стену — огненную, курящуюся дымом. К счастью, их близость теперь его не подавляла. Ганнибал даже предположил, что действие этого эффекта подавления зависит от их собственного выбора.
Теперь он смотрел на них даже с любопытством. Их темная броня срослась с черными телами, и отделить ее можно было лишь с помощью специальных ножей и заклинаний. Плоть между пластинами доспехов словно волновалась — высовывала щупальца, шипы и когти, разевала зубастые пасти и мигала разного размера и формы глазами. Не было двух одинаковых демонов, но все же их объединяло нечто общее. Неважно, какую форму принимали их шлемы, все равно глаза павших ангелов одинаково сияли серебром на черном. И Ганнибал неожиданно выяснил, что если смотреть демонам в глаза, то это успокаивало, словно давая почву под ногами, отвлекая от постоянных изменений адских тел.
Главнейшие из демонов собрались возле Саргатана. Андромалий, и Бифронс, и министр Валефар с длинным мечом, какого Ганнибал никогда не видел, и Зорай со щитом, на котором сияла эмблема пешей гвардии, и свирепого вида поджарый барон Фарайи, отмеченный печатью Пустошей, и какой-то вычурно одетый демон, возможно Йен Вань, вокруг головы которого вращались огненные сферы, а от плеч до пят его искрились мелкие глифы. Были в свите Саргатана и такие, которых Ганнибал не видел раньше, и теперь он понимал, что они явно имеют в иерархии Ада высокий статус. Элигор, о котором Ганнибал слышал, что с ним иметь дело легче всего, подлетел во главе своих летучих стражей и приземлился рядом с Саргатаном.
Ганнибал был предупрежден, что душам, мобилизованным в войско, в Адамантинаркс вход запрещен, и поэтому перестроил свою армию из походного в парадный порядок на некотором расстоянии от ворот. И порадовался выдержке своих солдат — те не испугались вида легионов демонов.
Вот Саргатан отделился от свиты, приблизился к Ганнибалу, окинул взглядом строй душ и одобрительно кивнул.
— Вижу, мне доложили истинную правду, — сказал он. — Ты добился большого успеха, сколотив такое войско. И оно больше, чем я ожидая. Многие не верили, что у тебя получится.
— Благодарю, государь, — поклонился Ганнибал. И даже почувствовал гордость от того, что сумел обрадовать такого могущественного демона.
— К сожалению, времени на их дальнейшее обучение уже не остается, — продолжил Саргатан. — Придется учиться в бою с опасным врагом. Как применить твою армию, мы с тобой еще обсудим на марше.
Ганнибал посмотрел на постоянно меняющееся лицо демона, на его обрамленную нимбом из искр голову и почувствовал в себе странную, будоражащую смесь из решительности и восторга.
— На марше, государь?
— На нас движется с отборным войском имперский мэр Диса, главный генерал Вельзевула Молох. У него только одна цель — уничтожение меня, моего двора и Адамантинаркса. Не хочу подпускать его к городу, так как тогда нам придется познакомиться с его искусством держать осаду. Предпочтительно встретить на подходе, и чем дальше, тем лучше. Ганнибал насторожился.
— Государь… Имя этого генерала?..
— Молох, — повторил Саргатан.
Ганнибал замер, и Саргатан, сдвинув брови, кивнул:
— Да. Ганнибал, тот самый Молох. Так что битва эта будет знаменательна для нас обоих.
Оба чуть помолчали.
— Мы победим, Ганнибал. И все изменится. Ты, я… Даже Ад.
Из ворот появилась колонна легкой кавалерии на душезверях. Наблюдая за приближением всадников, выстроенных в строгом порядке, Ганнибал почувствовал укол зависти. Он всегда любил водить в бой свою любимую нумидийскую конницу, а такой радости в Аду ему не представится. Он заметил, что верховой декурион вручил своему командиру поводья скакуна поменьше — оседланной крупной абиссали.
Саргатан поднял руку, приветствуя идущего к ним демона, после чего повернулся к Ганнибалу:
— Лорд Карсафаг приготовил этого скакуна для тебя. Он поймал его недавно, решив, что для генерала неприемлемо в бою быть пешим. Я согласился.
Вновь прибывший командир духов сидел почти на пятнадцать футов выше Ганнибала во ввинченном в спину душезверя седле из резной кости. Демон нагнулся и передал поводья человеку.
Этот верховой зверь не походил на тех, что Ганнибал видел раньше. Он был вдвое меньше других верховых, но все же возвышался над пешими демонами. Человек сразу понял, что битву с его нового скакуна будет видно превосходно.
— Благодарю вас, лорды. — Ганнибал поклонился обоим демонам. — Прекрасный дар, выше всяких ожиданий. А что это вообще такое?
— Мы называем его кириал-пе-лата, скакун для обитателей Пустошей. Его приучили отзываться на имя Гаха, на нашем языке это что-то вроде «щенка Пустошей».
В отличие от толстокожих душезверей тело абиссали облегал довольно яркий серебристо-черный крупночешуйчатый панцирь, столь характерный для коренной живности Преисподней. Ганнибал знал, что каждая чешуйка его нового зверя отличается и гибкостью, и твердостью. Каждую пластину обрамляла череда маленьких шипов, которые переходили на плечевом поясе в короткую острую гриву. Передние ноги зверя больше напоминали руки, были короче и тоньше задних, но благодаря этому зверь был более гибок и мог быстро разворачиваться. Довольно длинная шея поддерживала уплощенную голову с клювом и двумя обращенными вниз бивнеобразными клыками-кинжалами устрашающего вида. Зверь смотрел на Ганнибала четырьмя маленькими красными глазками, а когда Ганнибал вытянул вперед руку и произнес «Гаха», он слегка отпрянул и издал шипящий клекот.
Ободренный кивком Саргатана, Ганнибал поставил ногу в стремя и, схватившись за выступ седла, без труда взобрался на спину зверя. Упряжь предусматривала специальные подколенные упоры, обеспечивающие седоку уверенную посадку даже в случае, если зверь вздыбится или заартачится.
Карсафаг ухмыльнулся и передал Ганнибалу искрящийся стек. Ганнибал тронул им круп зверя, развернул его к демонам. И не смог подавить широкую улыбку: он уж и забыл, когда последний раз сидел верхом. На лице его читалось наслаждение. Демоны были правы: у генерала должен быть свой конь.
— Обкатай его как следует, генерал, — посоветовал Карсафаг. — От него можно всяких сюрпризов ждать. Но ты, вижу, в седле не впервые, справишься.
— Передай пока командование брату, Ганнибал, — приказал Саргатан. — Надо много обсудить, первую часть пути пройдешь со мной.
Над головой его взлетел командный гриф, раскололся на десяток частей и рванулся к командирам. Саргатан развернул своего мощного душезверя и обнажил меч Лукифтиас. Тут же задудели, застонали, захрипели рожки, ударили барабаны, и войска двинулось навстречу приближающимся легионам Молоха.
Ганнибал подумал, что, возможно, он не вернется в этот город, который поклялся защищать. Но воодушевление от этого не убавилось. Он был воином и, похоже, им остался. А солдаты по сути своей — прагматики, потому вывод мог быть один: риск в Аду мало чем отличался от того, что приходилось испытывать в жизни. Ганнибал только надеялся теперь, как и много раз до этого, что Забвение, коль суждено, застанет его с мечом в руке. Простая надежда старого солдата.
* * *
Лилит проснулась от воплей сигнальных рожков, оглушающего хлопанья многочисленных крыльев и знамен, командных выкриков. Из окна она успела высунуться как раз вовремя, чтобы увидеть, как Саргатан вместе с лордами и генералами шагает внизу, возглавляя большой отряд пешей гвардии. Они двинулись по улице Господства, затем, как ей показалось, повернули к Пятым воротам. Она посмотрела вверх и увидела, как собирающиеся отряды крылатых демонов начали удаляться в том же направлении, повинуясь команде своего господина, как мигрирующие абиссали следуют велению инстинкта. Какое-то время сна наблюдала за ними, пока что-то не заставило ее перевести взгляд на тьму за городскими стенами. Вглядевшись, она различила там множество крохотных фигурок. И поняла, что это, должно быть, армия Ганнибала, Глаза ее заблестели: Лилит увидела воплощение своей мечты, результат того, что она вызвала своими статуэтками, за что была растерзана Ардат Лили. Несмотря на горькие воспоминания, теперь Лилит знала: она и Саргатан дали душам то, на что никто не мог надеяться, что она ценила превыше всего, — подобие свободной воли. Это было началом освобождения бывших смертных, и неважно, проиграют они или выиграют в грядущей войне, ведь сейчас души имели гораздо больше, чем до того, как Лилит начала свою деятельность.
ПУСТОШИ
Два дня похода Ганнибал внимательно наблюдал, как его души маршируют по мрачным холмистым равнинам Ада. Йен Вань с боевыми бегемотами остался в тылу. Саргатан считал их слишком ценными, чтобы бросать вперед. На исходе второго дня летучие разведчики нашли подходящее место для лагеря — в долине между двумя гребнями, горящими вечным пламенем, известной под именем Пламенный Срез. Саргатан со штабом прибыл на выбранное место и остался им доволен.
За свою жизнь Ганнибал много раз ожидал битвы, но лишь один раз ждал войны. Та война длилась шестнадцать долгих лет. Здесь, в Аду, все оказалось таким же: назревающая война походила на роженицу, готовую принести любой плод. Принести и славу, и ужас. Он знал, что конфликты тут пылали веками, с самого Низвержения, разрывая ненадежные границы каждого только-только образованного княжества. Но, несмотря на это, ни один демон не смел посягать на иерархию Ада: война, подлинная война, которая съедает целые государства, здесь не разрешалась. Но скоро, думал Ганнибал, все это изменится.
Брат был занят заточкой клинка.
— Маго, — обратился к нему Ганнибал, — собери командиров. Надо кое-что им сообщить.
Брат двинулся с места не сразу: он полагал, что Ганнибал скажет еще что-то, например объяснит причину сбора. Но Ганнибал молча ждал выполнения приказа. Он с трудом подавлял нетерпение. План Саргатана требовал жертв, и Барку очень не хотелось рассказывать о нем своим солдатам, но ослушаться приказа архидемона он не мог.
Души появлялись одна за другой, становились перед своим генералом, ожидая разъяснения роли своих подразделений в предстоящей битве. Они были взволнованы. Ганнибал оглядел их и прокашлялся.
— Я буду краток, — начал он. — То, что я собираюсь просить вас сделать от имени лорда Саргатана, может потрясти вас и уж точно подвергнет серьезному испытанию вашу храбрость. Наша роль… роль душ… важна для исхода сражения, но наши солдаты могут увидеть в ней предательство со стороны демонов-союзников. Я прошу вас внимательно выслушать меня, проникнуться планом как следует и довести все до офицеров и солдат так, чтобы все поняли серьезность положения. Я прошу вас доверять мне так же, как я доверяю Саргатану. А я верю в него и в его замысел.
Ганнибал посмотрел на своих командиров и припомнил других, столь же своенравных и сомневающихся, представил давние трудные времена. И понял: он сможет быть убедительным, сможет правильно изложить план архидемона. У него всегда был талант убеждать тех, кто потом должен будет за него умереть.
XXII
ДИС
Две сотни рыцарей стояли вокруг него, дымясь кровью грешников. За ними на прочных высоких козлах дергались подвешенные вверх ногами освежеванные души — невольные участники предшествующего битве торжественного ритуала, который вел свое происхождение еще с давних времен зарождения Диса. Новые кожаные плащи свисали с плеч воинов, еще пульсируя и содрогаясь, только что содранные со смертных. Рядом кучей лежали сферы, ожидая распада. Стекая блестящими ручейками по алым нагрудным панцирям, одеждам и оружию, темно-красная кровь медленно собиралась у их ног, и рыцари разбрызгивали ее вокруг.
Опираясь на длинную пику с зубцами, Адрамалик наслаждался совершенством звездообразного построения, точными линиями вытащенных из ножен мечей и зубастыми ухмылками своих рыцарей. Они уже давно не занимались настоящим делом и вынужденную передышку посвящали контролируемому насилию и бесконтрольному разврату. Но, даже зная об этом, магистр, оглядывая свои войска, понимал, что их преданность и дисциплина абсолютны, что они не потеряли своей свирепости.
Двое рыцарей, еще только проходящих обучение, приволокли очередную душу, выбранную за немалую жестокость, которой этот человек отличился при жизни. Экземпляр попался крупный, и в Аду, наверное, он работал каменщиком. С большими руками и искаженным морщинистым лицом, проклятый был наискось перевязан глубоко врезавшимися в тело ритуальными золотыми шнурами, и с каждого их перекрестья свисал амулет в форме мухи, каким рыцарей награждали за каждую одержанную в бою победу. Ученики волокли душу, и золотые мухи отзывались странным легким звуком, который так не сочетался со сдавленными горловыми стонами из заткнутого рта жертвы.
Адрамалик склонил пику до уровня груди притащенной души, и рыцари сразу зашептали свои клятвы преданности — сначала Люциферу Потерянному, затем Вельзевулу. Потом каждый из них выступал вперед и одним ударом пронзал душу в разных местах между золотыми шнурами. С каждым ударом шепот становился все громче, а когда он почти превратился в крик, ученики схватили душу под руки, подняли ее над головами и с горловыми криками бросили на поднятую пику. Пронзенный снизу вверх, проклятый осел, и все глаза вокруг увидели, как оставшаяся в нем кровь стекает по древку к рукам Адрамалика.
Тишина упала ударом молота.
Адрамалик увенчал пику гербом Вельзевула — большой золотой мухой — и поднял свежесозданный штандарт высоко над головой. В ответ рыцари разомкнули ряды, все направились к своим верховым зверям, стоявшим перед отрядами кавалерии, которые выстроились вдоль широкого, освещенного факелами проспекта Войны. Из казарм по всей его длине один за другим выходили легионы и пристраивались за кавалерией. Горящие эмблемы подразделений ярко выделялись в дымке пепла, затухая по мере приближения к искрам, горящим в отдалении и обозначающим места сбора. Магистру они показались похожими на пятна, красующиеся на спине змеи Пустошей.
Послышались несколько криков и хруст. Адрамалик обернулся и увидел огромную фигуру Молоха. Тот, занимая место перед войсками, затоптал своим душезверем нескольких незадачливых пехотинцев. Молох ехал на так называемом сплавнике — многоногом безголовом душезвере, сплавленном из десятка душ. Из боков его торчали руки, судорожно размахивавшие оружием. Вот он усмехнулся, нервно взмахнул блестящим крюком, и вся армия пришла в движение.
Всего лишь жест, подумал Адрамалик, но как он значителен… Война стояла у порога, и исход у нее мог быть только один. Когда наконец она закончится, утомленный интригами и политикой Адрамалик осядет где-нибудь подальше от Диса, может быть где-нибудь на завоеванных землях, и отдохнет от вечно глядящих глаз Вельзевула. Эта неожиданная фантазия удивила его: он никогда не рассматривал подобную возможность всерьез и теперь даже ощутил удовольствие. Уже двигаясь прочь от столицы, магистр вдруг поймал себя на том, что смотрит на череду знакомых видов так, словно прощается с ними. И по нему словно прошла волна эйфории и странной грусти.
ПУСТОШИ
Земля кричала у них за спиной. Они двигались к Адамантинарксу, и, по мере того как удалялся Дис, рельеф местности становился все хуже. Древним трактом к владениям Саргатана давно не пользовались, и прорезанная в плоти дорога уже основательно заросла. Но Адрамалик видел, она еще не совсем исчезла, виднелась гораздо лучше туннелей, прорытых в холмах, которые почти скрывались под тяжелыми ветками и корнями артериальных деревьев и узлами сплетенных вен.
Солдаты, шедшие в авангарде, срезали мелкие препятствия, но в конце концов огромная лента войск уперлась в подножия первых холмов. Невысокие, покатые, они стали все же значительно выше с того времени, когда была вырезана эта дорога.
Магистр наблюдал, как тупоголовые «утробы» — более быстрые, чем неуклюжие разрушители, — выскочили перед авангардом и под аккомпанемент скрежета зубов и крики общего одобрения стали пробиваться вперед. Увеличенные и вытянутые в длинные цилиндрические формы, а потом крепко связанные вместе сотнями тел, эти связки душ грызли земную плоть, прокладывая путь — прямой как стрела, такой, каким только и могли идти генералы Диса — неумолимые, не знающие препятствий. Адрамалик знал: поля заживут, прихотливые разрезы и прогрызенная дорога со временем затянутся. Но сейчас, когда армия пробивалась к границам владений Саргатана, магистр радовался пронзительным крикам раздираемой земли.
* * *
На третью неделю армия вышла к широкой и бурной кровавой реке. Когда-то, давным-давно, через нее перебросили широкий мост, и его опоры торчали на прежнем месте, но прогнившие пролеты обрушились, и армия должна была переходить вброд. Кавалерия преодолела реку сравнительно легко, но пеших легионеров сносило потоком. Выбравшись на берег гораздо ниже по течению, солдаты отряхивались, рассыпая темно-алые брызги, и тащились к дороге. Земля здесь уже пылала, и черный дым тянулся длинными, зыбкими шлейфами. Адрамалик заметил неясные тени. Это были огромные абиссали, они прятались за дымом и преследовали колонны — с надеждой, что кто-нибудь из солдат слишком далеко отойдет из-под защиты армии. Тогда их будет ожидать быстрый конец, только свет мелькнет во тьме. Но в войсках вряд ли найдется демон настолько тупой, чтобы потерять из виду свою колонну.
Армия продвигалась без отдыха по дикой местности, раскинувшейся за пределами Диса, по шумным полям безразличных саг-хримов и их психомантов, мимо парящих в воздухе стел с огромными скульптурными изображениями мушиных голов, отмечавших границы владений Вельзевула. Дальше, за Пустошами и владениями разбитого и уничтоженного Астарота, уже лежала цель похода — владения Саргатана. Государь легко вырвет их из рук мятежного архидемона. «Если я буду осторожен, они достанутся мне, — подумал Адрамалик. — Осторожен и безжалостен. Мое собственное царство с доменами для лучших рыцарей станет по-настоящему мощным». Эта мысль постоянно вертелась у него в голове, и на тяжелом лице генерала бродил холодный призрак улыбки.
ПЛАМЕННЫЙ СРЕЗ
Приграничный городок низким, зазубренным силуэтом разрушенных строений виднелся между длинными пылающими хребтами. Адрамалик не видел их на картах, которые изучал в Дисе, но особого значения это не имело. Карты создавались столетия и тысячелетия назад, а с ростом напряженности между городами картографы разных сторон перестали посещать соседей. Скорее всего, и горы вокруг тогда еще не горели. А может, здесь просто было подходящее гнездовье для вырезанных из городов зданий, лишившихся душ, которые требовали специального наказания. Наверное, потеряв корни, эти строения приплыли сюда.
Адрамалик последовал через городок за Молохом и его штабом. Повсюду валялись мечи, копья, топоры и топорики — некоторые кучами, другие вразброс, вперемежку с мусором. Насколько давно и почему их тут бросили, Адрамалик не стал даже думать.
Легкий, почти незаметный ветерок постепенно усилился, начал поднимать густые тучи пепла и пыли — они казались живыми, словно готовящимися атаковать воинов Диса. В постоянно смещавшейся ткани облаков некоторым даже мерещились щупальца чужих глифов. Поскольку ветры и вправду могли оказаться искусственно вызванными противником, войско Молоха под пристальным взором прищуренных глаз командиров осторожно заняло городок и стало расползаться вокруг него, протекая между хребтами подобно черной липкой жидкости. В долине устроили укрепленный лагерь. Отсюда уже видны были отдаленные огни костров и сторожевые глифы лагеря Саргатана.
Адрамалик с двумя демонами-бригадирами, прим-рыцарем Мельфагором и Салабром вглядывались в дымные отсветы над лагерем противника и тщетно пытались оценить его силу — это оказалось невозможным из-за застилавших обзор облаков.
— Они не представляют, что их ждет, — прохрипел Мельфагор, выдувая из углов рта дым и искры. — Саргатан совсем из ума выжил. Более того, он еще и нерешителен.
— Ошибаешься, бригадир. Саргатан — не какой-то там выскочка, недооценивать его опасно.
— Да, но и Молох — не простой генерал. Ты сомневаешься в успехе, Адрамалик?
Адрамалик прищурился. Сейчас не самое подходящее время, чтобы на него пало подозрение в сомнениях. Особенно когда награда так близка. Он вполне доверял бригадиру, это доверие было взращено и на полях битвы, и в мирное время, но доверие в Аду — вещь относительная, а он, Адрамалик, сейчас в таком сложном и ответственном положении… Поэтому он ответил спокойно:
— Ни в коей мере, просто хочу сказать, Мельфагор, что недооценка противника может привести к большим потерям, чем ожидает генерал Молох. А в успешном исходе битвы я уверен. Более того, мне в голову не приходила даже возможность ставить его под сомнение.
Мельфагор заулыбался, вроде бы удовлетворенный ответом.
Над лагерем противника маячили светлые точки. Воздушные дозорные… Разумеется, они заметили подход армии Молоха. «Что он замышляет? Ясно, Саргатан не хочет подпускать нас к своему драгоценному городу. Мне это даже на руку, столько бы усилий понадобилось на его восстановление после того, как мы бы его стерли…» — подумал Адрамалик.
Он повернулся к своему лагерю и обрадовался, увидев, как дюжина оборонительных символов, расставленных по периметру лагеря, пробудились к жизни с громким шипением. Саргатана они бы не остановили, но, если б он сдуру решил атаковать их лагерь, замедлили бы. Адрамалик покосился на алые плащи своих командиров; он знал: то, что он сейчас скажет, рыцарям понравится.
— Я хочу, чтобы вы усвоили одну вещь. Охрана генерала Молоха — личная забота самого генерала Молоха. Его персональная безопасность меня не интересует. Мы вступаем в бой во славу нашего Ордена, а не для вящей известности генерала. Я ясно выразился?
Оба помощника коротко кивнули, прижав в приветствии руки к груди и выставив когти. Адрамалик увидел ожидаемые улыбки и теперь знал, что они вскоре донесут его слова до каждого рыцаря. Значит, верности бывшему богу сегодня не будет. Молох силен, но ему придется проявить немалую предусмотрительность, чтобы выдержать направленный на него удар. Он, конечно, может выжить, но магистр поклялся себе, что это произойдет без помощи его или его рыцарей.
Решающая победа и немного везения — и Адрамалик получит свое царство. Хватка Вельзевула не казалась уже ему столь цепкой.
ПЛАМЕННЫЙ СРЕЗ
— Они сразу за той грядой, государь!
Элигор попытался перекричать шум ветра и сложил крылья, чтобы войти в главный шатер. Отмеченный огромной печатью, тот располагался на небольшом холме посредине лагеря, с которого открывался великолепный вид. Правда, защиты у него никакой не было, и ветер свободно играл хлопающими шкурами покровов.
— Что в городке?
— Пусто, государь.
Саргатан откинул входной полог и всмотрелся в пелену пепла, носившегося в воздухе между лагерями двух враждующих сторон. За ставкой войск Адамантинаркса виднелись листья серой земляной плоти, волнующиеся, словно вызванный архидемоном горячий ветер колебал их. Сквозь пепельные вихри тускло просвечивало пламя над хребтами — по нему этой местности и дано было название.
— Ганнибал?..
— На позиции, развернул войско, ждет указаний.
Саргатан выпустил серию глифов, вызывая к себе штаб и полевых командиров. Началось!
Элигор молча стоял рядом с архидемоном у входа в шатер — спокойно, с закрытыми глазами; над его головой сияющим кругом висела корона из глифов.
Появились первые члены Совета — некоторые на крыльях, другие быстрым шагом. Каждый из входивших стряхивал с себя пепел и торжественно приветствовал лорда. Лица большинства выражали суровую решимость, некоторые светились боевым задором. После приветственного коленопреклонения демоны чинно усаживались на походные стулья, их молчание лучше слов говорило о смешанных чувствах опасения и одновременно уважения к Саргатану, борющихся внутри демонов. Элигор посмотрел на них и вновь поразился, как его господину удалось собрать вокруг себя столь разных союзников.
В проеме возникла стройная фигура Фарайи.
— Благодарю за возможность снова вести моих бойцов, государь, — тихо произнес он, почтительно склоняясь перед Саргатаном.
Тот кратко кивнул, жестом пригласил барона присоединиться к собранию и проводил его взглядом, следя за реакцией на его появление остальных.
Валефар вошел, и Саргатан поприветствовал его улыбкой. Первый министр, слегка приподняв меч, встал рядом с господином, ожидая, когда тот пройдет во главу собрания. Архидемон искоса посмотрел на него, заметил меч и сказал:
— Вижу, ты принес с собой моего старого друга.
Валефар взглянул удивленно, но ничего не сказал, только любовно потер рукоятку оружия, и Элигор подумал, как хотел бы он увидеть тот момент, когда этот меч даровали Саргатану там, на Небесах.
Когда все расселись, Саргатан и Валефар подошли и остановились перед собравшимися. Элигор увидел, что фигура архидемона изменилась — на ней появилось множество крылышек и шипов, они охватили тело подобно многослойному плащу. Над головой, обливая плечи архидемона ровным огненно-красным светом, парила его Большая Печать. В руке Саргатан сжимал свой меч Лукифтиас, тот дрожал и слегка извивался, словно в предвкушении грядущего боя.
— Братья, — качал Саргатан, и его голос перекрыл шум ветра и хлопанье кожаных стен шатра, — посмотрев в сторону противника, можно усомниться в победе, можно посчитать, что нам не одолеть сил Молоха. Не хочу лгать и убеждать вас, что мы не понесем потерь. Скорее всего, они будут велики. Противостоящая нам армия огромна, но вы увидите, что у меня, у лорда Валефара, у каждого из вас есть многое для того, чтобы сравнять шансы. У нас — преимущества в самих легионах, в видах оружия и даже в воинах, о которых Дис не подозревает… Но есть у нас и еще одно преимущество. Оно — в самоуверенности и заносчивости нечистого придзархима Молоха, воображающего себя непобедимым. Сегодня мы докажем ему обратное. Сегодня тварь, сидящая на троне в Дисе, получит от нас исчерпывающее разъяснение, что ничто, никакая сила в Аду не сможет удержать нас от возвращения в тот мир, который мы когда-то любили и который покинули.
Элигор видел, что слова Саргатана воодушевили генералов, по рядам их пронесся воодушевленный рокот.
— Все вы получите мои приказы и инструкции, — продолжил Саргатан. — Будьте же уверены: если вы четко выполните все, чего я от вас требую, мы победим. Барон Фарайи, ты со своими бойцами остаешься при мне, усилишь мою личную гвардию. Лорд Фуркас, ты — тоже со мной.
— Государь, а что с генералом душ и его армией? — раздался из глубины собравшихся чей-то озабоченный голос.
— Лорд Висмодей, генерал Ганнибал и его войско остаются в моем личном распоряжении.
— Но души… Можем ли мы доверять душам?
— А могут ли души доверять нам? С момента заселения Ада мы были их безжалостными хозяевами и мучителями, исполняли адское правосудие с размеренностью и неумолимостью молота. Эта битва началась как наше восстание, но Ганнибал собрал армию, готовую сразиться не только за свою вечность, но и за нашу тоже. Почему же мы не должны им доверять?
— Государь, я не намеревался подвергать сомнению твои помыслы.
— Твое право — спросить, мой долг — ответить. И тут Элигор в очередной раз стал свидетелем того, что отличало Саргатана от всех демонов Ада. Архидемон выдержал паузу, обвел взглядом ряды собравшихся и заговорил снова:
— Братья, этой битвой мы открываем войну долгую и изнурительную. Если мы потерпим поражение, пощады нам не будет. Но если мы победим — а я уверен в нашей победе, — то изменим свою жизнь навсегда. Каждый из вас несет с собой свое давнее прошлое, лелеет мечты о нем. Обнажая оружие, помните, что вы были когда-то ангелами. Но деритесь, как демоны. Небо ждет нас!
XXIII
ПЛАМЕННЫЙ СРЕЗ
Горячий ветер бросал навстречу покидающим лагерь легионам Молоха пепел, искры, мелкие частицы горящего угля, но даже это не умеряло восторга Адрамалика, его восхищения этим не знающим прощения миром, в котором ему довелось жить. Опустившись на колени рядом со своим душезверем, он омыл пыльные руки в алой крови, хлеставшей из артерии сваленного ветром дерева. «Этот день, — думал Адрамалик, — день Ада, настоящий день Ада, и дает то, ради чего стоит жить. Пепел, кровь, огонь, эта битва — я явно оказался в своей стихии».
Наслаждаясь моментом, он услышал вдруг восторженный вопль. Тот донесся от передовых линий легионеров, и Адрамалик почувствовал, что пахнущий серой ветер чуть ли не мгновенно стих. Пелена пепла постепенно редела, и Адрамалик уже гораздо лучше увидел, как две стены огня, тянущиеся по обе стороны чуть ли не до лагеря Саргатана, поднимаются, мерцая, в небо на сотни футов. «Как это прекрасно!» — пришла ему в голову мысль. Это событие показалось достойным концом прелюдии перед сражением, его радость стала практически полной от столь неожиданного подарка со стороны врага. «Похоже, — подумал магистр, — колдуны Молоха смогли разве