Ганнибал очнулся, словно от резкого толчка. Он вздохнул и открыл глаза. И сразу понял, что он не такой, каким был, что чего-то не хватает. Попытался сесть, но тут же услышал голос Маго — брат умолял не двигаться. Незнакомая комната, должно быть, в Адамантинарксе… И это — хорошо. Значит, они победили.
Левая рука отсутствовала. Он перевел взгляд на лежавший рядом страшный крюк. Забавно, что оно здесь — орудие, отхватившее ему руку.
Еще интереснее был лежавший с крюком темный рельефный диск рядом. Молох… Точнее, то, что от него осталось. Невероятный трофей. Знак почета, награда. Только он ведь — не демон, как ему это использовать? На шее носить, что ли? Надо спросить Лилит, а может, Элигора.
— Маго, напомни, что там было.
— А ты счастливчик, брат мой. Ты ловко разделался с Молохом, а еще больше повезло тебе, что раны твои лечила сама Первая супруга.
Бой и поединок с бывшим богом всплыли в памяти Ганнибала уже смутно. Свирепое лицо Молоха представилось, тем не менее, весьма четко.
— А… Саргатан?
— Жив. Но совсем не тот, каким был.
Ганнибал скосил взгляд туда, где было левое плечо.
— Я то же.
— Да, Ганнибал. Но Саргатан… Его ранили, но это не из-за раны. Он теперь — весь белый. С головы до пят.
— Чудо?
— Или проклятие. Разное говорят, город полон слухов. И не только доброе болтают. Иные видят в этом знамение беды. Лорд Йен Вань, к примеру… Его подданные мутят демонов, сеют сомнения.
— Сомнения?
Маго потер подбородок. Ганнибал всмотрелся в лицо брата и не смог определить, чьей стороны тот придерживается.
— Город теперь похож на наш родной город. Тогда, в Жизни. Подготовка к новой битве. А Саргатан… Большинство верит официальным объяснениям, но мало кто знает, что произошло там, что так его изменило. Одни считают, что это — работа Люцифера, что это он так отметил Саргатана. Или что его Первая супруга заколдовала. В этом, как мне кажется, есть доля правды. Циники болтают, что он сошел с ума, что изменился не только внешне, но и внутренне. Этих, правда, немного. Но вот новые союзники… Пут Сатанакия… Ты его не видел. Приспособленцы, так мне кажется. Хорошо, если ошибаюсь, но создалось у меня такое впечатление. А все вместе создает настрой какой-то неуверенности, и на улицах это чувствуется.
|
|
Да, Ганнибал с такой заразой встречался. И действовала она не хуже, чем хорошо нацеленная стрела. В жизни он всегда стремился ее избегать.
Маго опустил глаза; серые руки его мяли одеяние из шкуры абиссалей.
— Что, брат?
Маго нахмурился:
— Не время…
— Спрашивай.
— Тебя не беспокоит наш союз с ними? Душ с демонами?
Ганнибал закрыл глаза. Как объяснить ему свою потребность стремиться к власти, где бы он ни находился? Поймет ли его Маго?
— Да, беспокоит. Будь на месте Саргатана другой демон, я бы не отважился с ним связаться. Но и возможности такой у меня бы тоже не возникло. Уверен, ты заметил, что им тоже нелегко принимать нас как союзников. Но Саргатан не похож на других. Его устремления чисты. И у него есть цель. Похожая на мою.
— А в чем твоя цель?
— Ты вспомнил о приспособленцах. Так вот, мы — тоже приспособленцы. Для нас это восстание — случайно. Сначала меня захватила его цель. Невероятный шанс увидеть Небо. А сейчас, после этой битвы… Нет, не знаю. Когда мы дрались, когда вокруг меня гибли души, они казались мне безвозвратно мертвыми — не живыми мертвецами, обращенными в кирпич, а мертвыми окончательно. И я спросил себя: изменится ли это когда-нибудь? И до сих пор, Маго, я не могу ответить на этот вопрос, не могу понять, есть ли у нас шанс попасть туда…
|
|
Маго встал, повернулся к одетой камнем стене. Посмотрел на парившие под потолком глифы защиты.
— А разве это что-то меняет? В смысле — для тебя как для нашего генерала?
— Нет. Ты меня знаешь, Маго. Я не мечтатель, я реалист. Я в Аду, и место свое здесь заслужил, как ты, как все остальные. Если мы не сможем уйти на Небо, я, прямо скажем, не слишком удивлюсь. Надеюсь, все-таки сможем. Но, даже сильно сомневаясь, я так же поведу души, как если бы до конца верил в эту возможность.
— Ты всегда гонялся за мечтами, Ганнибал. Ганнибал засмеялся, но тут же скривился от боли, схватился за изуродованное плечо.
— Сейчас и здесь у меня есть власть, — помолчав, сказал он. — Вот это действительно важно. Ты вообще мог представить, хоть раз за все эти проклятые века, что я… что мы так высоко взлетим? Если я просто смогу улучшить нашу судьбу здесь — за одно это стоит руководить, вести.
Маго повернулся к брату.
— То есть для тебя все дело — во власти?
— Все крутится вокруг власти.
— Не все. И не для Саргатана.
— Вот из-за этого мы можем проиграть.
* * *
Он снова увидел ее лицо и не смог поверить. Несмотря на все, что видел он в Аду, оно оставалось самым удивительным образом, какой мог воскресить его разум во сне. Забавно, но Преисподняя в его представлении всегда казалась более страшной, чем на самом деле. И неважно, какие ужасы он видел — ее светящийся доверием детский взгляд пробирал его до костей.
|
|
Дитя произнесло его имя, и эти звуки пронзили ему грудь и тут же преобразились, огрубели, словно приобрели странный акцент, — и через мгновение генерал понял, что девочка вовсе не звала его. Очнувшись, он осознал, что слышал голос Лилит, а открыв глаза, увидел совершенный овал ее лица.
— Ганнибал!..
— Да, моя госпожа.
— Как ты себя чувствуешь?
— Выздоравливаю, моя госпожа. Благодаря тебе.
— Достаточно выздоровел, чтобы услышать ответ на вопрос об этой игрушке? — Это был уже другой голос. Позади Лилит возник Саргатан. В руке он держал диск Молоха.
— Государь!..
Сколько он уже не видел Саргатана? И как тот изменился! Ганнибал опустил ноги на пол, попытался встать, но Лилит положила руку ему на грудь, удерживая на ложе.
— А он уже сильный, государь, — улыбнулась она.
— Должен быть сильный, он нужен мне со своими легионами.
Саргатан крутил в руках безобразный диск, острые зазубренные края скребли жесткую ладонь архидемона. И лицо Саргатана выражало некоторое уважение, он держал диск даже с осторожностью.
— Ганнибал, в этом мире я мог совершить многое, но сделать тебя прежним… К сожалению, сам я этого сделать не могу. Есть, однако, способ вернуть тебе живую руку, но для этого я должен воспользоваться… Как бы это объяснить… Воспользоваться катализатором, средством, добавляющим к моим возможностям новые. Например, вот этим. — Он поднял диск, зажав его между большим и указательным пальцами.
— Как?
— Введя это в твое плечо.
Ганнибала охватил ужас. Он невольно прикрыл рану здоровой рукой. Омерзительная перспектива — носить в себе бывшего бога. Вобрать в себя сущность, которая причинила ему столько горя… Генерал покачал головой.
— Можешь, конечно, отказаться, — сказала Лилит. — Тогда он останется просто доблестно добытым трофеем, совершенно бесполезным украшением. Если ты предпочтешь этот вариант, тебя нельзя будет упрекнуть.
— Другого под рукой нет, — продолжал Саргатан. — Рано или поздно появится, но не до предстоящей битвы.
Ганнибал сжал губы, сосредоточенно размышляя.
— Это средство демонов… наш способ. — Саргатан положил руку на грудь, покрытую добытыми в боях фалерами. — Как оно на тебя подействует, не известно. На душах такого еще никто, насколько мне известно, не пробовал. Скорее всего, у тебя просто отрастет новая рука… я использую именно это заклинание. Но все же точно предсказать, как диск повлияет на твои способности, невозможно.
— Подумай, взвесь, немного времени еще остается, — проговорила Лилит тихим, успокаивающим голосом. — Пока подходят армии союзников. Но потом Саргатан отправится в поход.
Ганнибал закрыл глаза. На миг перед ним мелькнуло личико дочери — еще свежим отголоском сна. Сделать это — как будто снова предать ее. Но так ли это? Что сказала бы Эмильса? Идея драться одной рукой не прельщала, и еще меньше — оставаться за спинами бойцов и рассылать приказы… Что ж, здесь — Ад. И чтобы выжить, все средства хороши.
— Нет нужды раздумывать. Государь, госпожа… Я готов. — Ганнибал говорил уверенно, но горло его сжала костлявая лапа страха.
Лилит положила на его плечо руку:
— Не беспокойся, Ганнибал, Саргатан уверен в успехе.
— Тогда сразу и приступим.
Архидемон сосредоточился, глубоко вздохнул, полыхнул. Четыре заклинания четыре раза вылетели изо рта, каждое он интонировал в четырех разных тембрах, после чего произнес заключительное, пятое:
— Огиоди Аздра… Тплабц Зихра… Рнойзр Нрзфм… Рплален Бхемо… Йолкам Абциен!
Четыре крупных глифа простых очертаний, но разных цветов совершили четыре оборота вокруг головы Саргатана, разделились и замерли, по два с каждой стороны.
Лилит сжала руку Ганнибала, а Саргатан острым краем диска вспорол аккуратные швы. Мощным движением он глубоко втолкнул его в тело души, прямо под ключицу. Архидемон повторил одно из заклинаний, и один из глифов метнулся в рану. Ганнибал почувствовал, как все тело его охватил жар, он как будто вспыхнул.
Следующие глифы вызвали поочередно ощущения вязкой влаги, словно затопившей все тело, резко сменившего ее холода, и наконец он весь как будто высох. Ганнибал видел шевелящиеся губы Саргатана, но ничего не слышал. Свело желудок, закружилась голова, его словно выворачивало наизнанку.
Опомнившись, он посмотрел на рану и даже нашел в себе силы удивиться, что та зажила без всяких швов.
— А я правильно выбрала тебя, Ганнибал Барка, — улыбнулась Лилит. — Сила твоя не уступает храбрости. Теперь отдыхай, а Маго последит за то бой.
Саргатан, однако, медлил.
— Еще одно, — сказал он.
И, протянув руку, начертал указательным пальцем над плечом Ганнибала легкий узор — выгибающуюся линию синего пламени, похожую на какого-то зверя в прыжке. Глиф не исчез, как остальные. Он теперь двигался с каждым слабым движением своего хозяина, Ганнибала.
— Ты — первая душа за всю историю Ада, которая заслужила свою собственную эмблему. Это печать отличия… силы и защиты на поле боя. — Демон, казалось, не мог скрыть гордости. Уже встав, он добавил: — Скоро она тебе сильно понадобится на поле боя!
Обессиленный Ганнибал слабо улыбнулся.
* * *
Глядя на Саргатана, Лилит видела, насколько он озабочен. Он оставался внимательным и нежным, но одновременно ему приходилось заниматься множеством повседневных мелочей, разрешать неожиданно возникавшие проблемы. Нужно было создать армию более мощную, чем прежняя, а времени оставалось в обрез. Вместе с Лилит, в сопровождении Зорая и когорты пешей гвардии, он поднимался по улице Господства после смотра легионов за городскими воротами. Встречные души и демоны опускались на колени, провожая взглядами белую пару.
Лилит сознавала, что будет вспоминать об этих днях — ускользающих, падающих, словно изумруды с разорванного ожерелья. В суете военной подготовки, охватившей Адамантинаркс, они находили возможность оставаться вместе. Она сознавала, что Саргатан не расстается с ней, не только движимый своим чувством, но и желая ознакомить ее с хозяйством своей столицы. Казалось, он готовит ее к осуществлению какой-то функции по управлению городом.
Шагая рядом с архидемоном, Лилит как могла сопротивлялась охватывавшим ее мрачным мыслям о грядущей потере. Достигнет он своей цели или падет в бою — для нее исход один. Но третья возможность — просто победы, после которой он вернется домой, не достигнув высокой цели, — страшила ее не меньше. Она не хотела оказаться зависимой от него, но это постепенно становилось правдой. И теперь ее мучило столкновение ее собственных побуждений, эгоистичной жажды обладания и стремления помочь ему достичь цели. А может, это горький ветер с Ахерона вносил смятение в ее мысли.
Они почти подходили к дворцу, когда к Зораю приблизился гонец с докладом. Пока они шли, он быстро изложил суть.
Отпустив демона, Зорай обратился к Саргатану:
— Мой господин, душ не хватает. Маго и его командиры докладывают, что в наличии только девятнадцать полных легионов… Эта цифра даже не приближается к той, на которую мы рассчитывали.
Саргатан глянул вверх и вздохнул.
— К подходу союзников все должно быть готово. Начинайте разборку домов.
— Господин…
И рабочих мобилизуй. Маго знает, как сделать из них армию. Когортами должны командовать пережившие Пламенный Срез.
— Но дома, государь…
— Дома — наши ресурсы, и их следует использовать. Начнем с личных. Тех, кто в них, — уничтожить. Далее — лавки, потом большие здания, и так — пока не наберем нужное количество. И, Зорай, не забудь про дворец.
Демон казался смущенным.
— Ты жертвуешь столицей, государь?
— Город можно отстроить, причем не используя души. Камня вокруг достаточно.
— И число душ должно быть таким, как ты сказал?
— Совершенно верно. Мы идем на столицу Ада, Зорай, а не на окраинный форт Астарота.
Зорай поклонился и исчез в потоке направлявшихся в свои отряды легионеров.
Внимательно следившая за разговором Лилит положила ладонь на руку Саргатана:
— Что будет с душами, которые вернутся?
— Пусть делают, что хотят… В определенных пределах. Пределы установишь ты. Пусть строят новые города в Пустошах. Или отстраивают этот.
— А почему ты сам не хочешь определить их судьбу?
— Потому что я не люблю их так, как любишь ты — просто ответил архидемон.
— Даже Ганнибала?
— Ну, разве что Ганнибала, — усмехнулся он.
Войдя во дворец, Саргатан и Лилит отделились от чиновников и пешей гвардии и направились к парадной лестнице. Не сговариваясь, они взялись за руки, и пожатие его крепкой ладони вызвало на губах Лилит сладкую улыбку. По дворцовому распорядку дня предстоял большой обед, но сначала они хотели утолить свой собственный взаимный голод.
* * *
Что-то неуловимо изменилось. В этом она не сомневалась. То ли это ощущение вызвал снос домов города, то ли печаль по исчезнувшему Валефару, а может, перспектива потери Саргатана или нечто совсем незаметное — Лилит не могла сказать. Сидя за древним столом, за которым шумели демоны свиты, Лилит задумчиво следила за вертелами с нанизанными на них кусками абиссалей, поджариваемых над громадными жаровнями, и чувствовала только гнет перемен. Но и чисто физически также что-то изменилось — столь же неуловимо.
И потому она сидела тихо, слушала, кивала, но хранила молчание.
Пиршественный зал Саргатана освещали двенадцать высоких четырехногих жаровен, равномерно распределенных по периметру длинного стола. Настенная роспись изображала сцены охоты Саргатана и его двора. Взгляд Лилит, обычно скользивших! по изображениям лихих всадников, в этот раз редко поднимался от тарелки — в основном тогда, когда она с вежливой улыбкой отвечала на чей-нибудь вопрос.
Напротив, рядом с Андромалием, сидели Пут Сатанакия и его первый министр Пруслас. В наступившие времена нестабильности этот архидемон был, разумеется, самым желанным и наиболее могущественным союзником Саргатана. Выглядел он весьма утонченно — закутанный в синюю перламутровую плоть, с изящными шипами и изменяющимися чертами лица, тем не менее всегда остающимися благородными, даже аскетичными. Саргатан называл это «благородством высочайшего Ордена серафимов». Прибыл он очень кстати. Лилит знала, что на Небесах Саргатан, Валефар и Сатанакия слыли неразлучными друзьями.
Весьма общительный и жизнерадостный, Сатанакия не скупился теперь на рассказы о своих охотничьих приключениях в Пустошах. В Дисе Лилит видела его так же редко, как Саргатана. Если не сравнивать постоянную серьезность лорда Адамантинаркса и некое самолюбование Сатанакии, то они даже чем-то напоминали друг друга. Этот демон был настоящим другом ее господина, потому Лилит признавала его важность и обычно была внимательна ко всему, что он говорит. Тем не менее сейчас она, погруженная в свои проблемы, слушала Сатанакию вполуха.
— …И когда мы добрались до вулканов, которые находятся на западной границе моих владений, — продолжал Сатанакия своим бархатистым голосом, — мы вдруг столкнулись с ордою саламандринов, направлявшихся грабить мои селения. Мы их всех перебили, сняли с их тощих тел шкуры, как полагается, а тут один мой трибун — он знал их язык — и предложил: давайте распнем их вдоль границы, заколдуем, и пусть вещают всем, чтоб неповадно было к нам соваться. Сочинил он им, что говорить, так мы и сделали по его совету. С тех пор никто нас не трогал. — Он чуть помолчал и добавил: — Может, они и читать умеют…
Над столом прокатился гул одобрения, и Лилит слегка улыбнулась. Саргатан, разрезая когтями кусок серебристого мяса, в ответ на последнее замечание Сатанакии кивнул в сторону капитана:
— Ты можешь поговорить об этом с Элигором, он у нас ученый и жителей Пустошей знает лучше всех нас. Он считает их…
— Занятными, господин, — отозвался Элигор, сразу вспомнив разговоры с Фарайи. — Саламандрины появились в Пустошах задолго до нас. Они выживают в самых жутких условиях, кажется, они даже предпочитают их более удобным. Мне рассказывали… что это закаляет, что, когда они осваивают самые жуткие места Ада, остальные для них уже не представляют проблем. И похоже, так и есть. Они столь же сильны, как и абиссали, среди которых живут.
— Ну, так, чтобы их клинок не брал, они себя пока что не закалили, — проворчал Пруслас.
— Верно, но я думаю отловить нескольких живьем и понаблюдать за ними. Они гораздо умнее, чем мы считаем. Может, нам есть чему у них поучиться.
— Да собственно говоря, их примитивность мною вовсе не доказана, — легко согласился Сатанакия.
На стол водрузили огромное блюдо отрезанных копченых пальцев. Лилит с сомнением глянула на него, пожала руку Саргатана и поднялась. Взгляды присутствующих вскинулись на нее, все приготовились к какой-то речи. Но она лишь улыбнулась и прошла к двери на балкон.
Приблизившись к покрытым свинцовыми пластинами дверям, она услышала негромкий частый стук — это порывы ветра несли горячие угольки, и она почти пожалела о своем решении выйти наружу. На балконе она сразу плотно завернулась в одежды. Смахнув с балюстрады слой тлеющего пепла, Лилит поставила на нее локти и прищурилась, вглядываясь в дымно-коричневую ночь Ада. Настала пора шлаковых бурь, и эта была еще слабой, но все же приходилось прикрывать глаза.
«Это место — все, что мне осталось, — думала Лилит. — Место Люцифера. Саргатан пойдет дальше, а я — останусь. Как можно было обрести его, чтобы опять так быстро потерять? Как можно любить его так сильно, но одновременно желать, чтобы его мечты не сбылись?»
Сквозь несущийся пепел и искры Лилит посмотрела на широкий ковер огней за стенами — туда, где сливались вместе эмблемы легионов, огни лагеря душ, — и представила, как солдаты готовятся к войне. «К его войне. Их сейчас, наверное, уже миллионы. И он ими всеми командует. Это сила, которую он отдаст с легкостью. Как и меня. За мечту».
Снизу доносились отдаленные крики разбираемых зданий, почти неразличимые за голосами демонов в пиршественном зале и стонами ветра. Но шум в зале уже понемногу стихал, демоны расходились. Только жаркий ветер с шелестом гладил украшенные скульптурами свесы крыши.
Она уже собралась вернуться в зал, как вдруг почувствовала на плече приятную тяжесть руки Саргатана. Она повернулась. На его спокойном, неизменном после ответа Небес лице отражалось сочувствие, и сейчас Лилит было почти невыносимо смотреть на него. Но взгляд архидемона проник ей в душу. Она знала, что он делает и на что теперь способен.
— Я понимаю…
— Правда?
— Да. Я сам это чувствую. Знаю, что это кажется несправедливым. Найти тебя через многие тысячелетия и сразу…
Он перевел взгляд за стену, на легионы.
— Сразу — что?
— Потерять… ради мечты. Ради видения. — Она молчала. — Лилит, сердце мое… Я решился еще задолго до твоего появления. И я слишком далеко зашел, чтобы остановиться.
— Вижу. Понимаю. — В ее голосе не было ни горечи, ни гнева. — Твоя мечта — величайшая из всех мечтаний Ада. У меня в мыслях нет просить, чтобы ты ее предал. Никогда. Даже ради меня. Ради меня — тем более.
— Ты — единственное, ради чего я подумал бы об этом. То, что ты никогда не вернешься на Небеса, для меня одна из самых тяжелых истин. Да, я понимаю твое ожесточение… Понимаю… Но может быть, ты пересмотришь… переосмыслишь…
Если бы об этом заговорил кто-то другой, не Саргатан, она вспыхнула бы гневом. Но ему она ответила с такой же серьезностью:
— Я останусь в Аду, любимый.
— Даже если я дам тебе Небеса?
— Ты уже дал.
Она притянула его к себе. Они обнялись, их губы слились. Отрываться друг от друга не хотелось, тем более что скоро они должны были расстаться. Хотелось прижаться так, чтобы этот миг запечатлелся навсегда, чтобы ощущение его осталось навечно. Через тысячелетия она вернется в памяти к этому мгновению, почти не веря, что такое могло случиться.
Они оторвались друг от друга, и в глазах его она прочла, что его любовь к ней пребудет с ним вовеки, где бы он ни находился.
— Что ты будешь делать, если… когда вернешься?
Саргатан отвел взгляд, как будто не желая обсуждать свое возвращение.
— Сначала омоюсь в водах реки Исток, чтобы избавиться от следов этого места. Затем, наверное, буду ждать приглашения к Престолу. А ты?.. Когда все это минует…
— Не знаю. Странствовать. Но здесь я не останусь.
Он кивнул. Конечно, Адамантинаркс будет болезненным напоминанием об их расставании. «Слишком мало я провела времени с тобой, в этом городе, так не похожем на Дис, — подумала она. — Но оба оставят по прошествии только печаль и боль, правда по совершенно разным причинам».
Ничего не сказав, Саргатан повернулся к двери, увлекая за собой Лилит. На мгновение она задержала его. Мрачные воспоминания прошлого сталкивались с невозможными, мимолетными видениями будущего. И столкновение это вылилось в призыв:
— Обещай мне, Саргатан… Обещай, когда разделаешься с Мухой, уничтожить Черный Купол.
Он всмотрелся в ее глаза, увидел, что желал, и ответил:
— Клянусь. За тебя. И за Ардат.
XXVII
ДИС
— Я вызвал вас всех, потому что в Адамантинарксе что-то происходит, — услышал новоназначенный первый министр шипение Агалиарепта. Указующе взмахнув пятью из множества своих рук, генерал-маг продолжил: — Очаги слабости образуются один за другим. Видите эти контуры… еще… еще… Видите, как они затухают?
Адрамалик и сам видел, что дрожащая в воздухе карта Адамантинаркса ведет себя странно. В многослойной структуре глифов, обозначающих строения, улицы, туннели, даже некоторых демонов, казалось, набухают и лопаются пузыри — как на поверхности магмы. Иные из ртов Агалиарепта издавали теперь довольные посасывающие звуки, вполне уместные при взрыве глифов, так как тщательно выстроенная защита города нарушалась, позволяя ему проникать дальше — туда, куда раньше он доступа не имел.
— Если дойдет до дворца, надо будет доложить государю, — высказался Адрамалик. Пока что, как он видел, на карте сыпались окраинные постройки, главным образом дома-тюрьмы и склады. — Я уверен, она где-то в городской черте. Не будут они держать ее за стенами. Но рука государя продолжает обшаривать весь город и пока безрезультатно.
Агалиарепт его, похоже, не слушал. Он пребывал в состоянии транса, его руки-манипуляторы ловко разделяли и отщипывали вновь сформировавшиеся глифы, он проникал внутрь, выслеживал, подсчитывал. Когда неучаствовавшие в деле части колдуна начали отслаиваться и падать на пол, чирикая и скрываясь во тьме покоев, отправляясь по каким-то своим неизвестным делам, Адрамалик медленно вышел, внимательно наблюдая, не следят ли какие-нибудь части Агалиарепта за ним. Он знал: надо торопиться.
Магистр усмехнулся, так как решил не медлить с докладом господину, как советовал Агалиарепту. Муха будет рад услышать последние новости, а новый первый министр очень хотел рассказать их первым и не рисковать, придерживая информацию, не то наказание, от которого он страдал все меньше, могли и усилить. Адрамалик неодобрительно покачал головой: стратегия Саргатана оказалась предсказуемой. Испытывая нехватку сил, он прибег к единственному оставшемуся ресурсу — душам, — а это только на руку Вельзевулу. Да и самому магистру тоже.