В аркаде Лилит разминулась с только что вышедшими из аудиенц-зала послами. Она стала здесь частым гостем, и охрана уже пропускала ее без всяких вопросов. Какое еще требуется доказательство свободы?
Опасения, что Саргатан попытается ввести ее в какие-нибудь новые рамки, постепенно исчезли. Тем более что встречались они все чаще. После совещаний с министрами и генералами он теперь нередко прогуливался с нею по улицам Адамантинаркса, и ей постепенно стало ясно, что эти встречи приносят удовольствие им обоим. Часто разговор касался душ и ее теории терпимого к ним отношения, и Саргатан, к ее удовлетворению, не очень уж ей возражал. Часто и подолгу видеться им, однако, не удавалось, ибо дел у него хватало всегда, но встречи не только приносили радость, но и казались полезными, даже ему. Хотя бы потому, что давали отдых и расслабление, отодвигали насущные заботы и мучительные воспоминания. Она это замечала и, возвращаясь в отведенные ей комнаты дворца, улыбалась сама себе.
Лилит вошла в аудиенц-зал. Луч света, словно палец, проникший сквозь Небесное Око купола, проткнул легкую дымку и ощупывал пол. Над головой прошелестела крыльями стайка серебристо-черных абиссалей и исчезла во тьме. Саргатан восседал в тронном кресле, беседуя с какими-то послами. За спиной его стоял Валефар. Она подошла к подножию тронной пирамиды и стала дожидаться окончания переговоров.
Наконец Саргатан направился к ней, и Лилит принялась гадать, куда они сегодня направятся, ибо гонец ничего толком не объяснил. На всякий случай она: захватила верхнюю накидку. В городе было чем полюбоваться: громадным литейным двором с кузницами, обширным районом ремесленников, бесконечными аркадами арсенала, отлично организованными питомниками абиссалей… Но более всего поразила ее воображение громадная библиотека дворца. Пока что она не в состоянии была разобраться в витиеватом шрифте книг, но Саргатан обещал лично ее обучить, добавив, что есть среди книг и несколько, повествующих о жизни в Небесах. И она с нетерпением ожидала этих уроков, не только желая почерпнуть новые знания, но и стремясь сблизиться со своим учителем.
— Плащ тебе сегодня ни к чему, — сказал Саргатан. — Оставь, Элигор отошлет его обратно в твои комнаты.
— Значит, мы останемся во дворце? — спросила она, надеясь, что предстоит первый из обещанных уроков.
— Наша цель очень близка к месту, на котором мы стоим сейчас, Лилит.
— Я заинтригована, государь, — сказала она, аккуратно складывая плащ на ступеньке тронного возвышения, и последовала за Саргатаном в аркаду.
Они прошли в большой входной вестибюль, и множество демонов опустились здесь на колени перед проходившим государем. Войдя мимо охранного глифа в высокую дверь, Лилит поняла, что они начали спуск. Прошли еще под несколькими глифами, спустились глубже. Тишину нарушали теперь лишь звук шагов, гулкое дыхание и гудение головного факела Саргатана.
Прогулка не показалась Лилит длинной, ибо она шла с Саргатаном, и его близость одновременно действовала на нее и успокаивающе, и будоражила. Новизна этих ощущений и их странная противоречивость все чаще становились предметом ее размышлений. И она радовалась, что вырвалась наконец из долгой духовной изоляции.
Саргатан положил ладонь на ручку двери и чуть задержался. Лилит глядела на него, следила за его опущенным взглядом и прислушивалась к ударам своего сердца. Саргатан явно преодолевал какое-то сомнение, и ей захотелось сказать, что вовсе не обязательно знакомить ее с тем, что находится за дверью. Но она промолчала.
Тихий щелчок двери показался в мертвой тишине подземелья оглушительным.
Короткий проход сразу за дверью открывался в просторное помещение. Саргатан молча глянул на нее, и в его глазах она прочла предложение шагнуть туда первой. И она шагнула.
В Небо…
Лилит машинально коснулась пальцами надписей на стенах, и ее взгляд заскользил по помещению, столь непохожему на любое другое в любом из зданий Ада. Как во сне, перемещалась она от статуй к фризу, вглядывалась в мозаику. Она как будто не сознавала себя, не управляла своим телом. Неуверенно касалась она белым пальцем то белизны небесных облаков, то лика запечатленного в мозаике ангела, то изумрудных полей и лазурных потоков, золотых шпилей и куполов… Ее переполняло волнение, и ей хотелось впитать в себя это все. Саргатан тихо пояснял, и она, не всегда его понимая, слушала внимательно. Вокруг нее парили небесные воинства, она слышала серебряные колокольчики ангельских голосов, славящих Престол. Она не замечала, что по лицу ее потекли слезы радости. Она почувствовала слабость и удивительное облегчение. Раз она споткнулась, и мощная рука Саргатана поддержала ее.
Они достигли дальнего фриза, на котором был изображен Его Свет, и Лилит почувствовала безмерный восторг, ощущение красоты и величия затопило ее. И встретилось с ее ненавистью. Все померкло перед ее глазами, она стала падать, и Саргатан едва успел ее подхватить. Он отнес ее в центр комнаты, положил на какое-то каменное возвышение.
«Он оттуда, он ничего не забыл и очень хочет вернуться, — подумала она, глядя в мерцающий опаловый потолок. А потом внутри все сжалось, как от внезапного холода. — Я не смогу туда вернуться. Никогда. Да и не хочу». Ее охватила саднящая тоска. Она не чувствовала себя так, даже когда не вернулась Ардат Лили; исчезла и та хрупкая, столь новая для Лилит радость, родившаяся с приходом в Адамантинаркс. «Я не должна его отпускать».
Саргатан озабоченно склонился над ней, и она впервые ясно увидела его — так, как будто наконец рассеялся скрывавший его туман. Может быть, помогли образы только что увиденных ангелов, а может быть, это он пожелал, чтобы она увидела его таким. Над нею склонился серафим. Даже в Люцифере не видела она такой ясности образа. И в глазах Саргатана читалась безмерная скорбь.
Он помог ей сесть и, не отводя от нее глаз, запустил пальцы в ее волосы. И она поняла, что теперь всякий раз, когда взглянет на него, сможет воспринять его истинную, ангельскую суть.
— Лилит, пока ты не появилась в Адамантинарксе, это место было моим сердцем…
Она невольно взглянула на зияющую в его груди дыру. Значения этой потери она не могла постичь. Она бы такого не перенесла.
— Не плачь. — Он отер слезы с ее щек. — Ты заполнила оба эти места. — Он обвел жестом помещение и указал на свою грудь.
Лилит улыбнулась сквозь пелену слез. И поняла, что тоже ощущает какую-то ясность. Она опустила ноги на пол, поднялась.
— А теперь расскажи мне снова. О Небесах.
ПОЛЯ АДАМАНТИНАРКСА
Жгучий ветер, горячее, чем ветер пустынь, овевавший его при жизни, ометал равнину, обжигал его незащищенное лицо, но Ганнибал не обращал на него внимания. Он стоял на пригорке спиной к Ахерону и простиравшемуся за ним городу в полной безнадежности. Воодушевление пропало. Пропало, когда он осознал, чего стоит превратить это стадо в боеспособную силу.
И на что он, собственно, надеялся? Адамантинаркс — не Карт-Хадашт, его дома по-прежнему выстроены из душ. Где взять здесь стоящий материал? Какие деньги купят крепких и ловких наемников?
Перед ним покачивались на ветру двадцать тысяч душ набранного войска. Даже слово «сброд» казалось для них слишком лестным. Об однородности этой массы вообще нечего думать, здесь и двух похожих не отыщешь. Он поручил командирам рассортировать эту публику. Мало кому можно было сразу доверить оружие, приходилось вмешиваться приданным в помощь демонам, но и тем редко удавалось сразу приспособить эти полудохлые чучела к строю, научить управлять собой. Хорошо хотя бы, что нашлось достаточное количество душ с прежним боевым опытом. Их и произвели в командиры. Он наблюдал, как новоиспеченные военачальники пытаются обучать новобранцев, и каждый раз отводил взгляд. Нет, это невозможно! Однако и при жизни ему приходилось не только преодолевать сложности, но и добиваться невозможного. Не впервой. И он снова заставлял себя вглядываться, оценивать, прикидывать… И куча бесформенных ошметков превращалась в его воображении в какое-то подобие неуклюже скроенного лоскутного одеяла. Да, трудно, но сдаваться никак нельзя. На нем — обязательства перед этим городом, он связан присягой Саргатану. И он — еще взлетит. Не разбиться бы только…
XX
ДИС
Семь раз взошел и зашел Алголь, и только тогда Вельзевул вызвал Адрамалика в башню Молоха. Это приглашение Адрамалик воспринял с облегчением и даже некоторым удовольствием. Оно не только освобождало его от наложенного им самим на себя изгнания, но означало, что облако подозрений рассеялось. Он запер дверь своих апартаментов и по длинным коридорам дворца пустился в путь к подножию башни главного генерала.
Основание башни достигало в поперечнике сотни футов. Башня прорывала толщу плоти Замка и торчала из нее лишь своим фаллическим завершением. Из окон верхнего ее этажа открывался лучший вид на Дис. Она была символом статуса, значения Молоха. Если меньшая по размерам башня Агареса представляла собой чудо архитектуры, как бы некую пародию на строения Небес, то башня Молоха возвышалась мрачной громадой, лишенной каких бы то ни было членений и украшений. Окна в ней зияли лишь на самом верху, откуда и открывался вид на Дис. Адрамалик считал эту башню грубой и примитивной, как и ее хозяина, однако признавал, что недостаток утонченности компенсируется высотой.
Лестницы, тускло освещенные редкими светильниками, убегали вверх. В иное время Адрамалик выругался бы, сотворил себе осветительный глиф и только тогда начал подъем, но сейчас хорошее настроение заставило его пренебречь второстепенными неудобствами. К тому же Адрамалик не торопился — он наслаждался вновь обретенным чувством свободы и потому даже не взвесил возможность полета — вместо карабканья по едва различимым ступенькам.
В редкие моменты откровенности с самим собой Адрамалик признавал, что находит Молоха непредсказуемым, устрашающим. После битвы при Марааке мало радости было бы выполнять еще какие-нибудь поручения главного генерала.
Требовалось, прежде всего, кое к чему привыкнуть. Главной составляющей питания демонов в их мрачном обиталище были абиссали с ферм или дикие, добытые охотниками в Пустошах. Их жесткое мясо не шло ни в какое сравнение с той пищей, что они вкушали там, на Небесах. Однако они привыкли, да и на недостаток времени для выработки привычки трудно было пожаловаться. Некоторые, однако, с самых первых дней усвоили мерзкую, для большинства бывших ангелов совершенно неприемлемую привычку пожирать души. Молох в этом отношении щепетильностью не отличался, и иной раз, заходя к нему, Адрамалик заставал его уминающим трепыхающееся, извивающееся и истошно вопящее создание. И Адрамалику, чтобы не созерцать давящегося поглощаемой душой генерала, приходилось любоваться кровью, стекающей по двум канавкам и собирающейся в углублениях в центре его жилища.
Добравшись до входа в это помещение, Адрамалик потянул тяжелую дверь и с облегчением вздохнул: генерал оживленно беседовал с государем. Трепещущие объедки только что оконченной трапезы валялись в углу, рядом сними в клетках маялись, присев на корточки, три откормленные души. Воняло свежей кровью. Молох все еще утирал пасть и облизывал губы. Стараясь, из вежливости к Вельзевулу, не выразить отвращения, он обратил почти все свои ледяного цвета глаза на вошедшего магистра.
Молох и Вельзевул стояли у одного из окон, но панорама Диса их не занимала. Адрамалик приблизился к ним, и все трое немного помолчали. Тишину нарушил мощный глиф — он взорвался над городом и смел несколько улиц где-то на окраине. На соседние кварталы градом посыпались взлетевшие в воздух обломки.
Адрамалик молчал — он видел, что Муха пребывает в одном из обычных своих приступов задумчивости, которые лучше не прерывать.
— Адрамалик, тебе не случалось бывать на краю Авадоновой бездны? — прожужжал наконец Вельзевул.
— Лишь однажды, государь. Но мне и этого хватило.
Времени с того момента прошло немало, но Адрамалик не мог забыть невыносимой вони, вздымавшейся оттуда, и мощных потоков воздуха, втягивавшихся туда, грозивших затянуть и его. Ужас, там испытанный, у него до сих пор не выветрился.
— Тогда понимаешь, что означает быть ввергнутым туда.
— Да.
Авадонова бездна представляла собой ад в Аду и название носила по властителю своему, Авадону. Адрамалик часто размышлял о тех невыразимо уродливых душах, что попали туда, и о том, как проходит их вечность. Пожалуй, лучше уж остаться там, где тебя уничтожили, каким бы образом тебя ни уничтожили, чем быть превращенным из ангела во что-то несообразное.
— Мы пошлем его туда.
— Кого, государь?
— Адрамалик, — прозудел Муха, — я отдал приказ генералу Молоху собрать войска. Чтобы избавиться от Саргатана.
Серьезный шаг с далеко идущими последствиями. Это не простая склока из-за территории. Это — конфликт с могущественным архидемоном, настоящая война. И не просто за возвращение супруги государя. Это — сигнал всем, имеющим власть в Аду: корона не потерпит своеволия.
Исторический момент. Адрамалик почувствовал себя избранником судьбы. И не смог удержать свирепой ухмылки. Приказ Вельзевула знаменует наступление новой эры террора с ужесточением власти центра, который исправит те глубокие изъяны, которые постепенно разъедали влияние Вельзевула.
— Мудрое и своевременное решение, государь. Давно пора, — отозвался Адрамалик совершенно искренне.
— Я знал, что ты одобришь. Агалиарепт дал мне основания подозревать, что Лилит сбежала в Адамантинаркс. Пока не знаю, как и с чьей помощью. Но так или иначе, тебе с твоими рыцарями задание — отыскать ее и доставить сюда, ко мне. В каком состоянии доставите, мне не так уж важно, лишь бы не утратила способности чувствовать боль.
Адрамалик заверил государя в благодарности рыцарей за оказанное доверие и пообещал отдать выполнению приказа все силы.
— Магистр, что твои рыцари обнаружили в ходе своих… неутомимых изысканий?
Адрамалик заметил, как лицо генерала исказила усмешка, когда тот отворачивался.
«Как же мы ненавидим друг друга! — подумал магистр. — Впрочем, так и должно быть. Как бы он ни старался, Молох никогда не станет одним из нас. Перестал им быть с тех пор, как добровольно покинул Небеса. Бог, видите ли!» Он смерил Молоха взглядом и, как всегда, пришел к неизбежному выводу. Несмотря на свой крайне самонадеянный вид, Молох все равно был настолько огромен, что Адрамалик сомневался, сумеют ли справиться с ним даже все скопом. Силы, данные ему его почитателями, оказались воистину разнообразными и крайне могущественными. И даже если бы магистр бросил вызов свергнутому богу, Молох был любимцем Вельзевула, а потому пользовался его неумолимой мощью.
— Мои рыцари выявили, что супруга государя покинула город через Шестые ворота. К сожалению, более ничего. Это, по сути, сфера ответственности лорда Нергара.
— Ничего, Адрамалик, — отмахнулся Вельзевул. — У меня и без того достаточно поводов, чтобы уничтожить Саргатана.
Генерал хмыкнул с едва скрываемым презрением. Адрамалик наблюдал, как Молох отходит от окна, пересекает комнату; из-за протезов он передвигался неестественно длинными, скользящими шагами. Он остановился перед двумя одинаковыми желобами и, не сомневаясь, погрузил в них руки. Кровь шипела и пузырилась, пока бывший бог искал два предмета, которые вскоре радостно вытащил наружу и протянул перед собой. Магистр уже видел их, но все равно почувствовал дрожь страха, глядя на одно из самых страшных оружий Ада — «пуйме-пе Молоха», крюки Молоха. На каждом красовалось по десять крюков, и даже сейчас, несмотря на покрывающие их капли густой крови, были хорошо видны их внутренние края с бриллиантовым слоем, сверкающие и невероятно острые, способные вспороть любую броню Преисподней.
Молох повернулся к Адрамалику, в глазах его сверкнул хищный огонек, недвусмысленно угрожая магистру. Тот взгляд выдержал, но оба понимали, что эта «выдержка» — пустая бравада. Адрамалик почувствовал настоящее облегчение, услышав голос Вельзевула:
— Напоминаю, вы оба должны работать ради одной цели. Если вас это не устраивает, отошлю вас передать мой привет великому лорду Авадону лично.
Адрамалик и Молох молча поклонились. Молох прицепил дымящиеся крюки к сплетенному из сухожилий душ поясу и неуклюже склонился перед Вельзевулом:
— Государь, позволь приступить к сбору и подготовке легионов.
— Приступай. Разжигай на полях сбора костры. И приволоки мне этого Саргатана, чтобы я прицепил его диск себе на грудь.
Молох поднялся и двинулся к двери. Крюки свободно болтались там, где когда-то двигались ноги. Распахнув дверь, он прямо из комнаты прыгнул в межлестничную пропасть и исчез из виду.
Новый удар сотряс город. На этот раз глифовая молния ударила намного ближе. До башни донеслись вопли разлетающихся кирпичей, к ним присоединились вопли тех кирпичей, в которые они врезались.
— Молох — мой меч, Адрамалик, мой острейший меч, — прожужжал Вельзевул. Тело его завибрировало, от него отделились несколько мух и вылетели в открытую дверь. — Ты же — мой надежный щит. Ты мне нужнее. Ты и твои рыцари.
— Благодарю, государь. — Адрамалик удивился, услышав от Вельзевула такое. Неважно, искренне эти слова сказаны или для того лишь, чтобы подстегнуть его усердие, они произнесены. Означали они очень многое.
— Поговори с первым министром, расспроси, что он знает об исчезновении Лилит. Не думаю, что он в курсе, но интересна любая мелочь.
— Слушаюсь, государь.
Интересное дело — допрашивать Агареса. Он, конечно, из демонов не самый внушительный.
— Я пока не решил, кому отдать владения Саргатана, — прожужжал Вельзевул. Мухи от него отваливали массами, и кроме физиономии уже мало что осталось. — Берегись Молоха, магистр. Он может попытаться упростить мне выбор. — Пока звучала эта фраза, распалось и лицо. Последним, не успев закрыться, исчез рот.
Адрамалик остался в обиталище Молоха один и огляделся. Не попробовать ли проникнуть в другие помещения башни? Нет. Молох в магии — не новичок. Адрамалик повернулся к двери, но задержался: души в клетках принялись метаться, дергать решетку, вопить. Адрамалик злорадно ухмыльнулся: выпустить их, что ли? Позлить соперника? Нечего размениваться на пустяки, одернул он себя. И тут же подумал: а не трусит ли он теперь? Время, однако, и вправду не позволяло заниматься пустяками.
Адрамалик распахнул крылья, бросаясь вниз вдоль лестницы. Нужно было скорее поставить задачу своим рыцарям…