Лилит плакала, сидя на постели, подтянув на себя толстые кожаные покрывала. Ей приснилось, что она снова спала в объятиях Ардат Лили. Сон был так реален, что она поверила в него. Она как будто снова вернулась в свою костяную темницу в Дисе. И вот она разрыдалась.
В комнате было темно, холодно, сыро. Потная и липкая Лилит вскочила, подбежала к окну, распахнула его. Снаружи хлынул теплый свежий воздух. Она оперлась бедрами о подоконник, подалась вперед и задышала всей грудью.
Живописные клочья тумана ползли к городу от Ахерона, придавая улицам налет ночной таинственности. Очертаний реки и окаймлявших ее набережных было не разглядеть. Лилит не видела ни городских стен, ни прилепившихся к ним казарм. Виднелись лишь огни ближайших улиц, да угадывались неясные силуэты башен и статуй.
Снизу донесся звук шагов, и она нагнулась, разглядывая мостовую под окном. Широкая площадь перед фасадом служила для сбора летучей гвардии Элигора, ее окаймляли здания правительственных учреждений. В дневное время между ними сновали курьеры и чиновники, но сейчас здесь было пусто. Однако из широкой двери прямо под нею выходила странная процессия.
Сначала появился отряд пеших гвардейцев во главе с Зораем, затем вышли Элигор и Валефар. Вплотную за ними следовала мощная фигура, закутанная в плащ. И она узнала Саргатана. Наконец он вернулся! За Саргатаном из двери снова появились воины.
Элигор, оказавшись на площади, сразу вскинул голову и глянул на ее окно. Лилит отпрянула, надеясь, что он не успел разглядеть ее в темноте, и инстинктивно схватилась за подвернувшийся под руку походный плащ Ардат Лили — она сохранила его лишь как память о верной служанке, но теперь он пришелся кстати. От плаща еще исходила знакомая, не забытая ею смесь запахов Ардат Лили и Пустошей. На ходу запахиваясь и накидывая капюшон, Лилит заспешила из комнаты.
|
|
Внизу она осторожно выглянула в дверь.
Призрачная процессия уже почти пересекла Двор. Лилит дождалась, пока все завернули за угол, и побежала через площадь. А они направились дальше по улице Господства. Та длинными ступенями спускалась к причалам и, к великому облегчению Лилит, была прямой как стрела: новичок в Адамантинарксе, Лилит опасалась углубляться в кривые боковые улочки, там в два счета можно было заблудиться.
Повернув, она с трудом разглядела маленький отряд уже в сотне с лишним шагов впереди, почти за пеленой тумана. Спешащая под уклон улица-лестница, застроенная трехэтажными домами, верхние этажи которых выступали над нижними, вся утопала в тумане, и начиная с третьего-четвертого дома Лилит различала лишь торчащие из дымки волосяные кровли. Туман слегка разгоняли жаровни-светильники, они заливали улицу оранжевым светом. Демонов сейчас на ней почти не было видно, в основном были души — куда-то гонимые, над чем-то копошащиеся, не замечающие времени суток. В мучениях часов не наблюдают.
Когти Лилит царапали теплую мостовую. Не отрывая взгляда от замыкающих, выдерживая дистанцию, она осторожно следовала за отрядом. И терзалась сомнениями. Ночной выход Саргатана явно не был предназначен для ее глаз. Что сказал бы он, если бы узнал о ее самовольстве? Что скажет, если откроется ее шпионская вылазка? В этот раз они ведь еще не виделись…
|
|
И тем не менее что-то толкало ее вперед. Возможно, предполагала она на ходу, какую-то часть ее разума поразила неведомой болезнью вновь обретенная свобода, и эта почти необъяснимая авантюра объяснялась временным помутнением рассудка? Или притягательной силой личности Саргатана?
Она миновала группы душ, выныривающих из тумана и снова в нем растворяющихся; они несли штукатурку, тарахтели тачками с кожами, инструментом и металлическими строительными деталями. Некоторые пытались заглянуть под ее капюшон, но не узнавали — похоже, обнаружение ей не грозило. Она тоже присматривалась к встречным, изучала изуродованные лица, узнавала печати пороков, приведших их сюда. Мало кто из них казался здесь не к месту. Но именно эти в первую очередь были ее душами — теми, на которых она рассчитывала опереться. Всматриваясь в их глаза, она гадала, верно ли сделала ставку, достижимо ли ее искупление…
Она подняла голову и разглядела свечение двух мощных дымовых труб — литейной и кузницы, где-то на половине пути между дворцом и набережной. Туман приобрел вкус и запах плавильных присадок, кузнечной окалины, закаливающих масел. Возросло и число встречных тачек — с оружием, отправляемым в казармы.
Далее по улице Господства следовал квартал кожешвеек, здесь болтались на стойках шкуры и кожи, ожидавшие обработки, а у сточной канавы корчились ободранные души — они наращивали новую кожу для следующего сдирания. Мелкие бесы что-то шили и о чем-то сплетничали. Из подворотни выскочили две собаки, вцепились в руку ближайшей к ним души, принялись ее дергать, грызть, выкручивать, ухитряясь при этом цапать друг друга. Собаки урчали, зубы их лязгали, а душа обессиленно выла, кости хрустели… Оторвав руку, собаки, роняя слюни, рванулись обратно, рыча и борясь за трофей. Душа еще чуть постонала и наконец смолкла.
|
|
Лилит пыталась впитать все увиденное, осознать все впечатления. Тысячелетия в Аду не оставили ее в неведении относительно роли душ в самом его существовании. Нелегко будет убедить демонов в необходимости сотрясения основ. Однако — необходимо. И начало уже положено.
Отряд Саргатана тем временем вышел к отливающей медью небесного огня излучине Ахерона. Не знай Лилит, что по руслу реки текут горькие слезы, она подумала бы, что это вулканическая магма недавнего извержения. Свечение речной глади нарушали только темные пятна барж и похожие на них тени групп летящих демонов. Картина показалась ей настолько прекрасной, что она на мгновение замерла и прикрыла рот рукой, боясь вскрикнуть. И еще раз порадовалась, что покинула Дис. Сорвавшись с места, она снова понеслась догонять уходящих вниз демонов Саргатана.
Вскоре начались кварталы портовых складов — громадные ангары зияли распахнутыми воротами. Во времена зарождения Адамантинаркса все эти склады были забиты до отказа, грузы складывались и снаружи, но сейчас они опустели, глаза стенных кирпичей тупо глядели перед собой.
Зарево в небе погасло, потускнела и река. Улеглось и беспокойство Лилит, все опасавшейся, что при ярком освещении ее могут заметить. Держась вплотную к темным стенам, она подобралась поближе к демонам.
Дойдя до конца улицы Господства, они остановились перед железно-костяными воротами. Под оглушительный, словно негодующий скрип створок Валефар открыл их. Что там, за ними?
За воротами оказалась лестница, и демоны начали спускаться по ней к реке. Один за другим они исчезали из поля зрения Лилит. Но она осторожно двинулась следом.
Вблизи печальный Ахерон оказался менее молчаливым, чем представлялся издали. Воды его громко жаловались на что-то берегу, гулявший над волнами ветер начал трепать ее плащ, заглушая своим шумом всхлипывания воды. Лицо Лилит оросили соленые капли. Она прикрыла глаза и ощутила, как тяжелеет ее тело, как наливаются свинцом ноги. Ад построен на безудержной ярости, но эта скорбная, внешне такая спокойная река обладала не меньшей мощью, она пробивала себе путь потоком горчайших вод, влагой страдания.
По телу Лилит пробежала дрожь. Она овладела собой, открыла глаза и опустила взгляд вниз, к подножию лестницы. Там уходил вниз, к самому Ахерону, небольшой, покрытый коркой соли выступ. Пешие гвардейцы выстроились вдоль кромки причала, замерли в молчании. Его нарушал лишь ветер, хлопавший полами солдатских плащей. Валефар и Элигор стояли рядом с Саргатаном, держали его оружие и одежду, а сам Саргатан стоял ближе всех к реке — обнаженный, он возвышался над всеми. Поверхность его темного тела, почти человеческого сложения, оставалась спокойной, не изменялась, не трансформировалась, только все больше блестела от множества капель. Около минуты стоял он так, подобный украшавшим город статуям, лишь факел над его головой становился все ярче — пламя полыхало на ветру, выбрасывало искры. Лилит удивилась достоинству архидемона. Неподвижность его затянулась настолько, что ее внимание на миг отвлеклось на медленно проплывавший мимо скелет, который ударился о выступ, и его понесло дальше. Но тут Саргатан шагнул вперед, и взгляд Лилит метнулся к нему.
И тут же раздался вопль — в тот самый момент, когда Саргатан ступил в реку и она коснулась его ног. Этот вопль перекрыл шумы реки, ветра и города, и он, словно молотом, ударил в уши Лилит. Зачем Саргатан это сделал? Чего от этого действия ждал?
Она пристально, жадно всматривалась в его фигуру, наблюдала, как он, преодолевая боль, погружается все глубже. Вода вокруг него шипела, словно негодуя, пузырилась, вскипала. Даже сверху было видно, что тело Саргатана меняется, — сначала медленно, затем все быстрее. Крылья его раскрылись, распустились лепестками гигантского цветка, по их перепонкам заскользили, заискрились разноцветные мелкие глифы. Тело расширялось и сжималось, из него выскакивали пластинки, шипы, зубцы, рога, иные в два-три фута длиной. Все это время голова архидемона сияла подобно ярчайшему из факелов, и свет не давал разглядеть, какие трансформации происходят с ней.
Лилит тянуло вниз, к нему; ей хотелось отнять его у реки, вырвать из когтей боли. Но она понимала: это — какой-то ритуал. Для посвященных…
Она подалась назад, к воротам. Налегла на створку. И вдруг та громко заскрипела. Валефар резко обернулся, вскинул голову. Почуял ли ее? Вряд ли. Но сердце чуть не вырвалось из груди.
Лилит понимала, что серьезно рискует, и ее могут даже наказать за подглядывание, если поймают. Бесшумно и осторожно она отошла от ворот и берега реки, не желая уходить, но боясь остаться, после чего растворилась в тумане улицы Господства.
Прошли часы, пока она взобралась на Дворцовую гору, утомленная и опустошенная, и вернулась в свои помещения. Что она видела, чему оказалась свидетелем? Столько вопросов, связанных с Саргатаном… И ответить на них некому. Но она надеялась, что время ответ даст.
Сбросив плащ, Лилит нырнула под кожи постели. Оранжевое зарево снова запылало над Адамантинарксом, расцвело огненной бурей, ветер швырял в ее окно снопы искр, мелкие угольки. Под окном вскоре появились души-метельщики — ритмичный, усыпляющий шорох их работы туманил сознание, убаюкивал, стирал грани между явью и сном. На самом ли деле видела она все это? Покидала ли вообще постель? Последняя картина в засыпающем мозгу — Саргатан, постоянно меняющийся, меняющийся, меняющийся…
XVIII