Жена Геннадия Вареника
Глава 16
В Риме, 1986–1987 г.
Как Рик Эймс объяснял, откуда у него взялись деньги? К июлю 1986 года он уже успел потратить 50 тысяч долларов, которые ему якобы «одолжил Роберт из Чикаго», но при этом у него на руках оставалось ещё порядком наличных. «Я сказал Розарио, что мой друг Роберт и его коллеги собираются сделать крупные капиталовложения в Европе. Поскольку мы уезжали в Рим, то они мне решили выплачивать комиссионные, чтобы я присмотрел за их деньгами», — сказал Эймс.
Годы спустя Розарио повторит историю, рассказанную ей мужем, о щедром Роберте из Чикаго. «Я не видела ничего странного в объяснении Рика… Я знаю немало людей в Колумбии, живущих на комиссионные от капиталовложений», — заявила она.
Давая мне интервью, Эймсы твёрдо стояли на том, что за все время их брака Розарио никогда не выказывала любопытства относительно источника доходов Рика. Она не выспрашивала, что собой представляет Роберт из Чикаго, не интересовалась его фамилией и не удивлялась, почему он ни разу не навестил их, не прислал ни одной открытки с поздравлениями на Рождество или письма, ни разу не позвонил. Розарио также не задавала вопросов, почему ее муж не заявлял о своих «комиссионных» в совместно подаваемых ими налоговых декларациях, которые она сама же подписывала, несмотря на то что эти доходы превосходили зарплату Рика в ЦРУ на десятки тысяч долларов.
Федеральные агенты, допрашивавшие Рика и Розарио, сочли, что вся эта история о Роберте ловко состряпана и что оба супруга лгали, говоря о том, как мало в действительности было известно Розарио. Как стало ясно из моих интервью, той же точки зрения придерживалось большинство близких друзей Эймсов и даже членов их семей. К июлю 1986 года в Розарио проявились совершенно новые стороны характера. Детская наивность исчезла без следа. Розарио стала требовательной, властной. Хорошо знавшим в тот период Эймсов уже одна мысль о том, что Розарио могла молча проглотить версию о Роберте из Чикаго, казалась дикой. Не менее абсурдно выглядела и версия, что кто-то нанял Эймса присматривать за миллионами долларов в своих зарубежных капиталовложениях. Ведь у того не было ни малейшего опыта в этой области, кроме того, он никогда не проявлял никакого интереса к капиталовложениям и настолько плохо вёл свои собственные финансы, что по уши увяз в долгах.
Все это, разумеется, не может служить доказательством того, что Эймс сказал Розарио правду о своих доходах. Но мало кто впоследствии поверит в то, что она была так наивна, как утверждала. Диана Уортен, которая в 1986 году все ещё поддерживала дружеские отношения с Риком и Розарио, позднее предложила следующее объяснение: «Как мне кажется, Розарио должна была спросить Рика о деньгах, и, вероятно, он отшил ее так, что у неё пропало всякое желание задавать какие-то ещё вопросы. Вместо того чтобы докапываться до правды и, возможно, узнать то, что на самом деле она знать не хотела, Розарио решила закрыть эту тему и начала с удовольствием тратить деньги».
Эймсы тратили деньги и впрямь с большим удовольствием.
С того момента, как супруги 22 июля 1986 г. прилетели в Рим, они даже не пытались хоть как-то скрыть свой достаток. Розарио полностью обновила свой гардероб. Во время только одного похода по магазинам она потратила такую крупную сумму, что банк, выдавший Эймсам кредитную карточку, позвонил в Рим, чтобы спросить Рика, не стащил ли кто ее. Быть может, вор старается израсходовать как можно больше денег, прежде чем карточку аннулируют. Шкафы Розарио ломились от нарядов, созданных лучшими дизайнерами и купленных в лучших бутиках Рима. Но наиболее разительные перемены произошли во внешности Рика. Ушли в небытие времена потрёпанных синих свитеров из универмага «Джей Си Пенни», серых полиэстровых штанов и носков, приобретённых за полцены. Теперь Рик щеголял в сшитых на заказ итальянских шёлковых костюмах за 1,5 тысячи долларов, рубашках с монограммами и изготовленных вручную кожаных ботинках. Его зубы, пожелтевшие от многолетнего курения, были скрыты под коронками. Старые очки с чёрной громоздкой оправой отправились на помойку. Рик сделал модную стрижку. Он ездил на спортивной модели «Альфа-ромео» и носил часы «Ролекс». Рик и Розарио обедали в лучших ресторанах Рима, а их телефонные счета каждый месяц достигали 5 тысяч долларов: Розарио ежедневно звонила матери в Боготу. По выходным они осматривали достопримечательности Италии и других стран, при этом всегда путешествовали первым классом и останавливались в лучших отелях Европы.
С первых дней пребывания в Риме Розарио держалась в стороне от коллег Рика. Бросив взгляд на квартиру, которую снимал его предшественник, она заявила: «Здесь я жить не буду!» Квартира была расположена на окраине Рима в многоэтажном доме наподобие тех, что можно увидеть в Штатах. Там жило большинство сотрудников посольства. Это так похоже на американцев, — жаловалась она, закончив осмотр помещения. — Они приезжают в чужую страну и тут же находят жилье, точь-в-точь похожее на то, что оставили на родине». Розарио сняла квартиру в велабро, фешенебельном районе в центре старого Рима, неподалёку от римского Форума. ЦРУ оплатило Новый ковёр и покраску стен всех комнат квартиры. Розарио сама обставила своё жилище. Квартира выглядела элегантно и дорого.
Как-то раз Рика и Розарио пригласили на вечеринку, устроенную сотрудниками резидентуры. Розарио осталась невысокого мнения о присутствовавших на ней женщинах. Некоторые из них работали секретарями в посольстве, потому что другой работы в Риме они не могли найти.
— А вы не хотели бы попробовать себя в роли секретаря? — спросил кто-то.
— Разумеется, нет! — огрызнулась Розарио. — в Мехико-Сити я работала атташе по делам культуры и помощником посла. Я привыкла к тому, чтобы у меня были секретари.
Это было лишь одно из колких замечаний, сделанных ею в тот вечер. Потом Рик ласково отчитал ее за то, что она «задирает нос».
«И вовсе я не задираю нос, — обрушилась на него Розарио. — У меня много друзей из разных слоёв общества, но, скажи на милость, что у меня общего с этими женщинами?»
Большинство из них — матери, гнула свою линию Розарио. У неё самой детей не было. Большинство из них «с радостью покупают замороженную пиццу в лавке при американском посольстве». Розарио превосходно готовила самые изысканные блюда. Годы спустя Розарио жаловалась на то, что жены сотрудников американского посольства в Италии ее не приняли. В ее изложении это звучало так: «Я не разгуливала целыми днями в спортивном костюме и кроссовках. Я знала, что не вписываюсь в круг людей, работавших в посольстве. И, честно говоря, об этом ни капельки не жалела».
Розарио приехала в Рим вовсе не за тем, чтобы вести американский образ жизни или способствовать карьере своего мужа. «в Риме я поняла, что я чья-то жена, и не более того, — впоследствии говорила Розарио, — и это было не по мне!
Американские жены по-настоящему ничего не делают. Особенно если это жены первых секретарей посольства (должность Рика) и им подобных. К тому же Рика никогда никуда не приглашали!»
Розарио решила найти свой собственный круг общения. «Я просто села в такси и велела шоферу отвезти меня в итальянское министерство иностранных дел. Войдя туда, я сказала, что хочу вступить в клуб жён дипломатов». Отвечавшие за него женщины были в шоке. «Они сказали: «О, вы, наверное, из колумбийского посольства», а я им на это ответила: «вовсе нет, мой муж — американский дипломат».
Они не поверили своим ушам. Во-первых, потому, что я говорила по-итальянски, а ни одна из жён американцев до сих пор так и не удосужилась выучить язык. А во-вторых, потому, что у них никогда не было в клубе членов, чей статус был бы равен рангу моего мужа», — вспоминала Розарио. Вскоре она стала посетительницей собраний клуба и подружилась с жёнами нескольких послов. «Если мы и вели какую-то светскую жизнь в Риме, то только благодаря мне, но никак не Рику, — хвасталась Розарио. — Он никогда не хотел ничего делать». Тот факт, что ее муж занимал гораздо менее высокую должность, чем мужья большинства женщин в клубе, отнюдь не беспокоил Розарио: «Его должность была его проблемой, а не моей. Конечно, многих забавлял его ранг, поскольку обычно они общались с людьми, занимавшими в дипломатических кругах более высокие должности. Однако это были образованные и обеспеченные люди. Как раз с такими я и привыкла общаться, поэтому меня приняли в их круг без вопросов».
Розарио начала давать званые обеды в своей квартире. Она восстановила старые колумбийские связи. Когда Хулио Сезар Турбэ Алайя прибыл в Италию в качестве нового посла Колумбии в ватикане, то именно Розарио устроила у себя приём по случаю его приезда. Турбэ в прошлом был президентом Колумбии. Он и назначил в своё время Розарио на должность атташе по культурным связям. Она чувствовала себя перед ним в долгу. «Он попросил меня давать ему уроки итальянского, поэтому я начала очень часто днём посещать резиденцию посла. Но это был всего лишь предлог. На самом деле мы обычно просто пили чай — я, он и его жена».
Суматоха, которую Розарио устроила в дипломатических кругах Рима, не осталась незамеченной. Как-то вечером завистливая жена старшего помощника посла США Максвелла М. Рабба буквально напала на неё во время приёма в посольстве Новой Зеландии. «Представляете, эта женщина подбегает ко мне и говорит: «"Какого черта ты здесь делаешь?" — с возмущением рассказывала Розарио. — Я сообщила ей имя моей подруги из новозеландского посольства и объяснила, что она меня пригласила. Я ей сказала: «вам здесь что-то непонятно?» А потом она снова подошла ко мне и спроста: «Тебе приятно вращаться среди всех этих белокурых англосаксов?» Она вела себя как расистка, явно стремясь меня обидеть, но ничего поделать с моим присутствием на приёме не могла».
Рик решил, что, если они организуют вечеринку для его коллег и их супруг, те будут лучшего мнения о Розарио. Он хотел также, чтобы она познакомилась с Аланом Д. Вулфом, резидентом ЦРУ в Риме, и его заместителем Джоном П. Гауэром. Вечеринка не удалась. Вулф любил крепко выразиться и в тот вечер отпустил несколько непристойных шуток.
«Едва ли во всём Риме найдётся хоть один человек, менее цивилизованный и более грубый, чем Алан вулф, — пожаловалась Розарио Рику после того, как гост ушли. — Он пришёл сюда, напился, уделал мне ковёр. Он отвратителен». Розарио считала всех коллег Рика серыми и вульгарными. «Работники ЦРУ все на один лад, — позднее сказала она. — У них дурной вкус, они плохо одеваются и все как один соответствуют стереотипу дурня-американца… Рик обвинял меня в том, что я запугиваю людей, с которыми он работал. Согласна, наверное, я зашла слишком далеко в своём снобизме или излишне демонстрировала свою образованность во время маленьких вечеринок, на которые он меня таскал. Я имею в виду вечеринки, проводившиеся «в отделе» или как там это у них называется… Ну и что с того?
Один из его сослуживцев спросил меня, есть ли в Колумбии лошади. Нет, вы подумайте только! мы живём посередине бассейна Амазонки. Да, у нас есть лошади. Нельзя меня винить в том, что мне практически не о чем было говорить с этими людьми».
Розарио начала сетовать на судьбу. «миф том, что Рик будет всегда заботиться обо мне, в Риме начал развеиваться, — рассказывала она. — Если мне чего-то хотелось, то я сама должна была это найти. Если я хотела устроить вечеринку, то все ложилось на мои плечи… мне приходилось постоянно подталкивать его и подгонять, чтобы добиться каких-то пустяков». Розарио начала думать, что Рик «превращается в старика».
Дэйвид Сэмсон, навестив Эймсов в Риме, обратил внимание на периодически повисавшую в воздухе неловкую тишину и частые вспышки гнева супруги. «Порой Розарио так унижала Рика, что с ними рядом было просто неприятно находиться». Дэйвид и Анджела Блейк, друзья Рика и Розарио, приехавшие к ним в 1986 году погостить из Нью-Йорка, также были поражены. «Сначала мы удивились, откуда такое богатство. Просто голова шла кругом! мы оба предположили, что деньги водились у Розарио, — позднее сказал Дэйвид Блейк. — Либо так, либо всю эту роскошь оплачивало ЦРУ, чтобы Рик мог спокойно работать "под крышей"». Блейки заметили ещё кое-что. «Когда они только поженились, Рик бросался с высунутым языком выполнять малейшие пожелания Розарио, — рассказывала Анджела Блейк. — Он постоянно зажигал ей сигареты, приносил выпить, всячески угождал. Розарио, похоже, тоже была к нему внимательна и с готовностью что-то для него делала.
Но в Риме она постоянно критиковала и унижала Рика. Мы не могли не обратить внимания на то, что Розарио без умолку болтает о себе и презирает остальных людей. Этой черты характера мы в ней раньше просто не замечали».
Рик всегда защищал Розарио. «Ну, у неё нервишки пошаливают», — говорил он, когда его жена вела себя явно грубо. В другой раз отпускал шутливое замечание о «горячей латинской крови». В тот год на день рождения Розарио он устроил сюрприз — вечеринку в ее любимом ресторане. Рик пригласил посла Колумбии с женой и ещё четыре пары. Когда принесли счёт, Рик расплатился наличными. Розарио сказала ему, что эта неожиданная вечеринка была самым романтичным подарком, который он ей преподнёс за всю историю их отношений. Но восторги вскоре угасли. Уже через несколько дней, когда из-за срочного дела в посольстве Рик опоздал на 15 минут к ужину, Розарио обвинила его в том, что работу он любит больше, чем ее. «Ты вечно извиняешься, — сказала она ему, — но совершенно неискренне, потому что продолжаешь делать вещи, которые меня раздражают».
На следующий день Рик подарил ей цветы. Он ненавидел ссоры. Кроме того, у него были более серьёзные проблемы. Ещё до того, как они переехали в Рим, Рик узнал о потерях 1985 года. «в отличие от всех остальных, я прекрасно знал, что происходит. Я подумал: "Какого черта КГБ это делает? меня из-за них поймают"». КГБ передал Рику в Вашингтоне послание, в котором говорилось, что Влад встретится с ним в Риме 20 октября у аптеки неподалёку от Пьяцца Ре ди Рома. Рик пришёл туда раньше условленного времени. Он был крайне расстроен. За час до встречи он обнаружил у себя в моче кровь. Его отец умер от рака, и Рик был уверен, что его ожидает такой же конец. Он не рассказал о своей проблеме Владу, но выбросить о ней мысли из головы не смог. Из-за этого все, что говорил Влад, Рик слушал не так внимательно, как всегда.
Влад показал Рику фотографию Алексея Хренкова, сотрудника советского министерства иностранных дел, работавшего в посольстве в Риме. Он был назначен новым посредником между Риком и КГБ. Влад предложил, чтобы Рик и Хренков встретились за ленчем. «Быть может, вы скажете своим боссам из ЦРУ, что собираетесь его завербовать», — сказал Влад. Рик кивнул. Хренкова должны были представить Рику на следующей встрече членов дипломатической ассоциации, в которой состояли оба.
— Дружище, у меня для вас плохие новости, — продолжил Влад. — мы были вынуждены накрыть всех, кто был в представленном вами списке.
Рик был ошеломлён.
— Всех? вы арестовали всех в моем списке? всех шпионов до единого?
Влад пожал плечами.
— Большинство из них. Это происходит, пока мы тут беседуем.
— Бог ты мой! — воскликнул Рик. — Да меня из-за вас арестуют! Почему бы вам просто не вывесить над ЦРУ светящуюся вывеску и не написать на ней: "Среди вас агент"?
— Вы должны понять, мы не хотели этого делать. Позднее Эймс вспоминал, как Влад пытался его в этом убедить: «Влад сообщил мне, что решение было принято не КГБ, а на гораздо более высоком уровне. Он сказал: "вы можете быть спокойны, больше этого не повторится. Мы уже не будем так опрометчивы. Если вы дадите нам подобные наводки в будущем, мы обязательно защитим вас, положитесь на нас. Мы сейчас делаем все, что в наших силах, чтобы отвести от вас подозрения"».
Рик страшно расстроился. «С того дня я знал в глубине души, что обречён. Не было сомнений в том, что мне недолго осталось гулять на свободе».
КГБ старался повернуть дело так, будто бы Советы узнали о шпионах, подключившись к центру связи ЦРУ в Уоррентоне, штат Вирджиния. «Также мы, разумеется, валим все на Эдварда Ли Ховарда и согласимся с любыми вашими предложениями», — сказал Влад.
Рик упомянул о деньгах. До этого КГБ дал ему понять, что для него отложены два миллиона долларов. Рик хотел получить из них как можно больше сейчас. «К сожалению, такую сумму сложно доставить в пластиковом пакете», — ответил Влад. Рик предложил, чтобы КГБ перевёл деньги на счёт в швейцарском банке, однако Влад сказал, что это рискованно: легко проследить, откуда деньги пришли. «Как насчёт немецких облигаций на предъявителя? — спросил Рик. — вы можете купить их, а затем передать мне. Они не хуже наличных». Влад сказал: «Нет». Рик предположил, что Влад пытается уклониться от прямого ответа. Он знал, что КГБ не хочет выплачивать ему все сразу, так как в таком случае потеряет над ним контроль. «Дайте мне, сколько можете, наличными», — сказал Рик. Вернувшись вечером домой, он вновь проверил свою мочу. Крови оказалось больше, чем в первый раз. Рик не смог заснуть. Он несколько раз вставал и наливал себе выпить. Внезапно до него дошло, что он прослушал, когда они с Владом договорились встретиться в следующий раз. Рик думал, что встреча назначена на следующий вечер и в том же самом месте, однако до конца в этом уверен не был. Влад должен был дать ему ещё наличных. Вечером Рик ждал Влада у аптеки, но тот так и не появился.
Рик сказал посольской медсестре о проблеме со здоровьем. Она отравила его сдать анализы, и врач диагностировал мочеполовую инфекцию. У Рика с души свалился камень. Несколько дней спустя он получил от штаб-квартиры телеграмму с приказом вернуться в Лэнгли. ЦРУ хотело, чтобы он переговорил с двумя канадскими разведчиками, ведущими расследование по заявлению Виталия Юрченко, утверждавшего, что в правительстве Канады работают «кроты» КГБ. «Кто-то дал маху. То, что Юрченко рассказал нам о Канаде, почему-то не записали на магнитофон», — позднее сообщил Эймс. Все, что у них было по Канаде, — это собственные записи Рика. Он вернулся в Штаты 12 ноября. «Я выяснил, что у нас в Москве не осталось ни одного агента. Всю сеть арестовали. Я не мог поверить в то, что КГБ мог так со мной поступить». Рику сказали, что главой специальной группы, расследующей дело о потерях, назначена Жанна Вертефей. До него также дошли слухи о том, что Пол Редмонд-младший считает, что в ЦРУ работает «крот».
Рик знал их обоих. Вертефей в отличие от Редмонда ему нравилась. Несмотря на то что Рик и Редмонд были приблизительно одного возраста, у них было очень мало общего.
Приземистый и энергичный Редмонд был сыном преуспевающего страхового агента из Массачусетса. Он закончил элитарную частную школу и колледж в Гарварде. Редмонд стал почти легендарной фигурой в отделе Советского Союза и восточной Европы. Но благодаря не своему происхождению, а исключительно своей наглости. Он далеко не всегда играл по правилам и никогда никому не давал себя запугать. Вот типичный случай из его жизни. Редмонд получил приказ от директора Кейси. Приказ показался ему глупым. Богатый бизнесмен, в своё время активно поддержавший финансами предвыборную кампанию президента Рейгана, прочёл в газете статью о перебежавшем на сторону ЦРУ Виталии Юрченко и написал Кейси письмо. Бизнесмен желал жать, допросили ли Юрченко об исчезновении Рауля Валленберга, шведского бизнесмена, который во время второй мировой войны помог спастись от нацистских концлагерей почти 100 тысячам венгерских евреев. Советы арестовали Валленберга в 1945 году по сфабрикованному обвинению в шпионаже, и, несмотря на то что КГБ позднее признал арест ошибкой, Валленберга больше никто не видел. Советы утверждали, что он умер в московской тюрьме от сердечного приступа в 1947 году, но периодически поступали донесения, что он до сих пор жив и находится под стражей где-то в России.
Кейси передал письмо Бертону Ли Герберу, а тот, в свою очередь, отослал копию Редмонду. Последнего письмо вывело из себя. Он не хотел, чтобы спонсоры предвыборной кампании указывали ему, как допрашивать Юрченко, и не считал, что у его людей есть время гоняться за призраком Валленберга. Он швырнул запрос Кейси в ящик и забыл про него.
«У вас есть ответ для директора Кейси?» — несколько дней спустя спросил Гербер. «Да, я отреагировал на его запрос должным образом», — ответил Редмонд.
Гербер, который был хорошо знаком с бунтарскими замашками Редмонда, потребовал разъяснений. «Я ни хрена не сделал. Потому что все это — пустая трата времени. А сам вопрос — дурацкий», — парировал Редмонд.
Гербер приказал Редмонду подготовить ответ для Кейси. Вскоре ответ был готов. «Юрченко говорит, что ничего не знает о Рауле Валленберге, — написал Редмонд и добавил, что он не знает также, где похоронен Джимми Хоффа»[6]. Редмонд был в своем репертуаре.
Рик вернулся в Рим 15 ноября и написал докладную о своей поездке Владу. Он передал ее Алексею Хренкову, новому связному в КГБ, когда они встретились за ленчем. Хренков был гораздо общительнее, чем непробиваемый Сергей Чувахин в Вашингтоне. Русский сказал Рику, что он счастлив работать с ним, и добавил, что его прадедушка был большевиком и работал с Лениным во времена Октябрьской революции. «Он бы гордился мной, если бы увидел, как я здесь сижу и разговариваю с таким важным человеком, как вы», — сказал Хренков. Рик сиял от удовольствия. Хренков вручил ему пластиковый пакет — внутри были спрятаны 60 тысяч долларов наличными. Рик не хотел класть эти деньги в римский банк, поскольку не был знаком с местным банковским законодательством и не знал, как отреагирует клерк, когда перед ним на стол вывалят такую кучу денег. Он решил открыть счёт в Швейцарии.
Это был первый из двух текущих счетов, которые он завёл в Цюрихе. Второй был открыт на имя тёщи, однако контролировал его сам Рик. Пропуская наличные, полученные от КГБ, через счёт Сесилии, он поддерживал легенду, распространяемую им среди коллег, что все его богатство пришло со стороны родственников Розарио. У Рика не было проблем с тем, чтобы заставить Сесилию подписать все необходимые бумаги. По просьбе Розарио он ежемесячно высылал той деньги, а также оплачивал авиабилеты каждый раз, когда Сесилии приходило в голову навестить их в Риме. Она была у него в долгу.
Рик ладил с тещей лучше, чем сама Розарио, во всяком случае так он утверждал. Сесилия вела себя, как королева. Она была полностью поглощена собой и без конца болтала о том, какими богатыми были ее предки и какое высокое положение они занимали в обществе. Рик думал, что она оказывает огромное давление на Розарио, заставляя ту жить по недоступным ей меркам. Сесилия постоянно придиралась к дочери, говоря, что та не умеет одеваться, готовить и вести домашнее хозяйство. В конечном итоге Розарио поднимала бунт, и две женщины начинали орать друг на друга. Но стоило Сесилии вернуться в Боготу, как Розарио тут же начинала ей названивать, спрашивая у матери совета.
Особенно одинокой Розарио почувствовала себя во время Рождества 1986 года. Рику тоже было не по себе. В первый раз они праздновали Рождество одни. Их семьи были далеко, не звучали и звонкие детские голоса. Из-за этого рождественское утро показалось им таким же будничным, как остальные. Розарио всегда хотела иметь детей, и решила, что время пришло. Рик согласился с ней. Ему уже было 45. «Я даже не подумал, как на всем этом может в конечном итоге отразиться то, что я был шпионом КГБ. Я просто хотел ребёнка».
Той же весной врачи сказали Рику, что у его младшей сестры Алисон рак груди. Рик и Розарио отправились ее навестить. ЕЙ было хуже, чем предполагал Рик. Врачи сообщили, что прогноз неутешительный. Рик всегда не любил больницы. Его начали мучить тревожные мысли о собственном здоровье. После визита к Алисон он и Розарио полетели в Боготу. Погостив несколько дней у Сесилии, они поехали на машине в своё кондо в Картахене. Оттуда они отправились на север, в Ла Гуахиру, где в своё время у друзей Сесилии приобрели несколько акров земли на берегу моря. Она же и устроила им эту сделку. Рик любил это место больше всего на свете. Участок шириной в 150 метров вдоль моря, простое бунгало, кокосовые пальмы и песок — больше там ничего не было. Когда они вернулись в Рим, Розарио решила, что она устала от мужа. Там было вовсе не так весело и интересно, как она надеялась. Розарио хотела провести весь июль в Боготе со своей матерью. Рик покорно отвёз ее в аэропорт.
Через несколько дней в Рим прибыл Влад. С отъездом Розарио Рик начал много пить по вечерам. Он встретился с Алексеем Хренковым перед входом в ресторан. Они проскользнули на заднее сиденье стоявшего неподалёку "седана". Пока водитель около получаса кружил по Риму, Рик лежал, скрючившись на заднем сиденье. Когда машина остановилась, Рик обнаружил, что находится на территории жилого комплекса советского посольства.
Влад ждал его внутри. Он провёл Рика по лестнице на чердак.
«Мы оборудовали эту комнату специально для вас», — сказал Влад, открывая дверь. Комнату отделяли от остального дома две стены, между которыми оставался зазор шириной в пять дюймов. В пространстве между стенами играла музыка, чтобы никто не смог подслушать с помощью электронных устройств, о чём разговаривают внутри. Как всегда, Рик принёс с собой копии секретных телеграмм, украденных им в посольстве. Пачка бумаг была толщиной в 15 дюймов. Влад помрачнел, когда Рик вручил ему телеграммы.
«Я видел, что ему хочется что-то сказать, однако он боится меня обидеть, — позднее вспоминал Эймс. — Наконец он произнес: «Знаешь, ты нам даешь огромное количество информации. Несмотря на то, что она очень Денная и интересная, мы просто не успеваем ее обрабатывать». Влад говорил мне, что в Москве не поспевали за мной! Я оказался для них слишком хорош!»
Неожиданно Влад встал из-за стола и начал мерить комнату шагами.
— Я должен кое-что у тебя спросить как профессиональный разведчик разведчика, — промолвил он через несколько секунд. — Пожалуйста, не обижайся.
Рик пообещал не обижаться.
— Нередко мы выясняем, что люди, которые к нам приходят, говорят нам не все, что им известно, и в частности скрывают имена тех, с кем у них сложились особые отношения, — продолжил Влад. — Я уверен, что то же самое относится и к вашим агентам. Всегда чувствуется нежелание наших источников раскрывать личности людей, которых, к примеру, они сами завербовали.
Рик понял, к чему клонит Влад. В КГБ правильно догадались о том, что он придерживал имена шпионов, которых вёл самостоятельно. Перед глазами Рика мелькнуло лицо.
Эго был Сергей Федоренко, его приятель в период работы в Нью-Йорке, или Пиррик. Одно лицо сменилось другим.
Байплей, советский учёный, с которым он подружился лет десять назад.
— Скажите мне, дружище, — настаивал Влад, — нет ли кого-то, о ком бы теперь вы захотели нам сообщить?
С секунду Рик сидел молча, думая о Федоренко и Байплее. Он знал, что КГБ арестовал и казнил почти всех людей, чьи имена он назвал.
— Разумеется, вы правы, — сказал Рик. — Есть ещё два шпиона.
И он рассказал Владу о Федоренко и Байплее. В конце разговора Влад вручил Рику очередной толстый пакет со 100-долларовыми купюрами. Вернувшись домой, Рик напился и уснул. На следующий вечер Рик надрался во время приёма, проходившего в саду резиденции посла Рабба. Он начал препираться с одним из гостей, а затем вышел на улицу и отключился. Полиция отвезла его в госпиталь. На следующий день Рик не смог ничего вспомнить. Явившись на работу, он наткнулся на шефа резидентуры Алана Вулфа. «Он сказал мне, что надо быть осторожнее. Я посмотрел на него полными раскаяния глазами и сказал… что он прав.
Я знал, что люди клюют, когда ты говоришь им, что ты страшно раскаиваешься и что тебе ужасно, ужасно стыдно за своё поведение. Они начинают тебя жалеть». Той ночью Рик опять налился в одиночку в своей квартире.
Где-то неделю спустя после встречи с Владом один из коллег Рика дал ему папку, полную документов и фотографий. Они принадлежали итальянской разведке. «Итальянцы пытались вычислить, что за важная шишка приезжала несколько дней назад в Рим и зачем», — объяснил коллега Рику. Рик открыл папку, и на него глянуло со снимка лицо Влада. На фотографиях было запечатлено прибытие Влада в аэропорт Леонардо да винчи, где его встречал шеф контрразведки советского посольства. Рика охватила паника. «Разумеется, мне было известно, зачем Влад явился в Рим — чтобы встретиться со мной», — вспоминал он. Видели ли итальянцы, как он встречался с Владом или Хренковым?
Сумели ли они сфотографировать эти встречи? Он быстро просмотрел снимки. Его на них не было. Рик решил не говорить Владу о фотографиях. Он боялся, что Влад будет настаивать на перенесении встреч в Вену. КГБ чувствовал себя там уверенно, встречаясь с иностранцами, но Рику не нужно было лишних хлопот. Было гораздо удобнее, чтобы Влад приезжал в Рим.
Розарио осталась в Боготе ещё на месяц. Когда она наконец вернулась домой, то, не успев сойти с самолёта, разразилась слезами. У неё был выкидыш, сказала она. «Ничего страшного, — ободрил ее Рик, — ты снова забеременеешь». Розарио не была в этом так уверена. Она волновалась, что уже слишком стара для того, чтобы выносить ребёнка. Розарио решила начать принимать витамины в больших количествах. Ей не нравились те, что продавались в Риме, поэтому она позвонила Диане Уортен и попросила покупать и высылать в Рим американские витамины.
«После выкидыша Рик долгое время ко мне не прикасался, — утверждала впоследствии Розарио. — Он говорил, что не хочет причинить мне вреда, и другие тому подобные вещи. Но, помимо этого, было кое-что еще. Отсутствие интереса. Как будто бы его абсолютно перестал волновать секс». Когда без занятий любовью прошёл целый месяц, Розарио начала суетиться. Однажды ночью она сказала Рику, что хочет его, но тот ничего не смог. Следующей ночью она предприняла ещё одну попытку, и опять он оказался бессилен. Розарио почувствовала себя оскорблённой и посоветовала ему провериться у врача. Обследование показало, что все было в порядке. Розарио решила, что перестала нравиться Рику. Тот поклялся, что это неправда. Он просто устал от тяжёлой работы. Розарио сделала вывод, что у него интрижка с другой женщиной. Когда она выдвинула свои обвинения, Рик расхохотался. Оба некоторое время избегали занятий любовью, а потом Рик предложил поехать немного развеяться. Эймсы решили отравиться на машине в Германию, во Франкфурт, где жил один из колумбийских друзей Розарио. Они закончили все необходимые приготовления, как вдруг перед самым отъездом позвонила сестра Рика Пэнси Эверли. Алисон скончалась от рака груди. Нэнси не сомневалась, что Рик приедет на похороны. «Не могу, — пробормотал он. — Сейчас для меня это невозможно». Рик не сказал ей почему: он не хотел злить Розарио, отменяя их отпуск.