Когда Уортен пришла к Вертефей, та как раз готовилась к отъезду в Латинскую Америку, где собиралась допросить молодую сотрудницу. Управление беспокоилось о том, что Эйджи сделает с информацией (если, конечно, это был он).
В ЦРУ опасались, что он может использовать эту же уловку ещё где-нибудь. Впоследствии Вертефей отравит телеграмму в резидентуры всех стран мира с описанием происшедшего и предупреждением всем сотрудникам быть начеку. Тот факт, что у неё не было времени проверить информацию Уоррен, никак не затормозил расследование, позднее заявила вертевшей. «Я в любом случае отравила бы Диану к Дэну Псину. Ведь именно он вёл дело о потерях 1985 года».
Для начала Дэн Пэйн просмотрел три файла: личное дело Рика, в котором содержалась оценка его квалификации; материалы службы безопасности с результатами тестов на "детекторе лжи", которые тот проходил, и сведениями о его прошлом, а также файл 201 с информацией о Розарио. Файл 201 заводился на всех, кто рассматривался как потенциальный источник ЦРУ. Что касается Розарио, то это случилось, когда она была завербована Дэйвидом Сэмсоном в Мехико-Сити в качестве источника информации. Пэйн прочёл сотни личных дел. Несмотря на то что в деле Рика упоминалось о его пристрастии к алкоголю, следователь не увидел там ничего такого, что могло бы поразить его воображение. «Пьянство — не редкость среди сотрудников Оперативного директората, — позднее сказал он. — И хотя дело от этого страдает, большинство из них не бегут наниматься в шпионы». В файле Розарио содержались десять страниц комментариев Сэмсона и несколько статей об ее отце. Согласно газетным вырезкам, отец Розарио был большой политической шишкой, губернатором колумбийской провинции и ректором крупного университета. Уортен говорила Пэйну, что у Розарио было немного денег в Мехико-Сити, однако тот решил, что она могла унаследовать состояние после смерти отца. Подобное произошло в деле, расследование которого он только что закончил. Итак, Пэйн позвонил нескольким экспертам по Латинской Америке, и все они согласились, что отец Розарио вполне мог быть обеспеченным человеком, если принять во внимание его социальный статус. «мне сказали, что в Латинской Америке деньги, как тень, следуют за высоким положением в обществе. Чем выше положение, тем больше денег!»
|
|
Уортен сказала, что Рик и Розарио недавно приобрели дом за полмиллиона долларов, и Пэйн отравился в суд округа Арлингтон, чтобы изучить хранившиеся там документы о правах собственности. В течение нескольких минут он нашёл купчую, подтверждающую, что Эймсы заплатили за своё новое жилище 540 тысяч долларов. Но Пэйну не удалось обнаружить записи о том, что они получили заем под закладную. Несколько часов подряд он рылся в документах, но никаких упоминаний о закладной не нашёл. Вернувшись в Управление, Пэйн прямиком направился к Вертефей.
— Это действительно странно, Жанна, — сказал он. — Рик купил этот дом за полмиллиона долларов, но нет записи о том, что он получил заем под закладную.
— Наверное, ты что-то пропустил, — ответила Вертефей. — Почему бы тебе снова не поехать туда завтра и не посмотреть получше?
На следующий день Пэйн вернулся в здание суда и снова приступил к поискам, но закладной опять не нашёл.
|
|
— Да нет ее там, — сообщил он в тот же день Вертефей — Я все проверил.
— Произошла какая-то ошибка, — упорствовала Вертефей. — может, они перепутали папки или сделали запись не в той книге? Поезжай и проверь.
Пэйн уже третий день подряд рылся в судебных записях, однако безрезультатно. На этот раз Вертефей не оставалось ничего иного, как поверить ему. Оба решили, что все это очень странно. Кто может позволить себе купить дом за полмиллиона долларов, не взяв этих денег в долг? Пэйн сказал Вертефей, что запросит информацию о банковских вкладах Рика. Он хотел проверить, не клал ли Рик когда-нибудь на свой счёт сумм по десять тысяч долларов или более наличными. Пэйн знал, что КГБ всегда платит наличными, и прикинул, что «крот» уровня Рика обойдётся КГБ по крайней мере в миллион долларов. Тому пришлось бы зарыть немало кубышек с деньгами на заднем дворе. Приближалось Рождество, а 5 января 1990 г. Пэйн должен был быть на Ферме. Управление решило, что ему нужно пройти курс обучения для офицеров-оперативников. Там уже побывал один из следователей — коллега Пэйна. ЦРУ хотело, чтобы и Пэйн освоил кое-какие приёмы, которым оперативников обучали на Ферме, поскольку он занимался внутренними расследованиями.
В противном случае нечестный офицер-оперативник мог использовать один из этих приёмчиков, чтобы надуть Пэйна. Таможенная служба Соединённых Штатов, подразделение министерства финансов, вела учёт крупных наличных банковских вкладов. Пэйн лично отнёс свой запрос в Таможенную службу в последнюю неделю декабря 1989 года. Затем он вернулся в офис и начал укладывать вещи для поездки на Ферму. Курс его обучения должен был завершиться в марте. Он решил, что у Таможенной службы будет куча времени, чтобы проверить счета Рика.
|
|
КГБ сделало все возможное, чтобы сохранить казнь генерала ГРУ Дмитрия Полякова в тайне, однако новость об этом докатилась до Управления. После окончания допроса Полякова отвели в комнату и велели опуститься на колени, спиной к своему палачу. Ему выстрелили в затылок, чтобы лицо стало неузнаваемым. Затем тело похоронили в безымянной могиле. Жене и сыновьям было отослано формальное извещение. В нем говорилось, что приговор приведён в исполнение. В графе с надписью «казнь» стояла галочка.
В то же самое время ЦРУ узнало об аресте и казни ещё одного шпиона, Владимира Васильева, проходившего под кличкой Аккорд. В 1988 году он помог ЦРУ поймать Клайда Ли Конрада, сержанта американской армии. Чтобы защитить Васильева, Управление заставило средства массовой информации поверить, что существуют другие объяснения ареста Конрада. Тем не менее именно Васильев предоставил доказательства того, что Конрад был шпионом. Хотя этот случай попал на первые полосы немногих газет, Управление считало Конрада значительной фигурой. Он продал ГРУ оборонные планы стран НАТО, приготовленные на тот случай, если Советы атакуют Европу. Он также передал шифры, которыми пользовались страны — члены НАТО.
Диана Уортен и Сэнди Граймс были тесно связаны с Поляковым по долгу службы, и обе были выбиты из колеи его расстрелом. В середине 70-х Уортен была послана в Нью-Дели исключительно для того, чтобы оказать помощь офицеру, занимавшемуся «плодовитым» шпионом из ГРУ: тот поставлял очень много информации. «Однажды Поляков попросил нас привезти ему крючки для рыбной ловли, он очень любил рыбачить, — позже вспоминала Уортен. — По ошибке я купила ему крючки размером в 20 раз больше, чем нужно. Он попросил курировавшего его офицера передать мне, что не собирается ловить китов. У него было хорошее чувство юмора». В тот же период Граймс помогала вести дело Полякова из штаб-квартиры ЦРУ. «У меня было ощущение, что он член моей семьи. Я так много знала о нем и его родных! мне даже был известен размер брюк его тестя: талия — 42 дюйма, — рассказывала она. — мне приходилось планировать свой отпуск так, чтобы он совпадал с его отъездами в Москву. Я никуда не могла уехать, пока он не отправлялся на отдых». Сэнди всегда восхищалась Поляковым. «Он воевал в годы второй мировой войны и знал о тех огромных человеческих жертвах, которые понапрасну приносились в его стране только потому, что это было выгодно кучке людей в Москве. Он был обеспокоен тем, что Соединённые Штаты по-настоящему не понимают, как устроены мозги советского человека и какая огромная опасность исходит от коммунизма». Граймс постоянно говорила себе, что, если что-то случится с Поляковым, она уйдёте из ЦРУ. «Да, такие сильные чувства я к нему испытывала… Я верила в то, что наша прямая обязанность — оградить его от опасности. Когда человека, с которым ты работаешь плечом к плечу, ловят и казнят, для тебя это тяжелейший удар». А теперь она сказала Уортен, что не уйдёт из ЦРУ, пока не узнает, почему был пойман Поляков.
Как-то раз Рик как ни в чём не бывало без стука вошёл в кабинет, который занимали Уортен и Граймс. Уортен немедленно прикрыла несколько бумаг, лежавших перед ней на столе, а Граймс метнула на него гневный взгляд. По отделу СВЕ ходили слухи, что женщины занимаются «секретной операцией». Никто не имел права без стука заходить к ним в комнату, даже если дверь была открыта. Рик притворился, что не заметил жёсткий взгляд Граймс.
— Диана, как ты смотришь на то, чтобы прокатиться в моей новой машине? — жизнерадостно спросил Рик.
— Конечно, Рик. Что за машину ты купил? — ответила Уортен, дипломатично выталкивая его в коридор, подальше от Граймс.
— "Джэг", — сообщил он, имея в виду свой Новый "седан" марки "Ягуар ХJ-6". — Знаешь, мне так нравился тот, что был у меня в Италии.
Уортен ни разу в жизни не ездила на «Ягуаре».
— Черт возьми, Рик, — выдохнула она, — Ты что, ограбил банк?
Рик ухмыльнулся.
Конечно, Рик даже не подозревал, что Уортен подняла вопрос о его тратах. Он был уверен, что замёл все следы. «Я совершенно не беспокоился о том, что ЦРУ может меня поймать. Я знал, насколько бестолкова эта организация». Рик открыл восемь отдельных банковских и брокерских счетов в Соединённых Штатах. Он перебрасывал деньги с одного счета на другой. Кроме того, прежде чем перевести деньги в Штаты, он «отмывал» их через счёт Сесилии в цюрихском банке. Деньги на покупку дома он также взял со счета тёщи — как будто это она приобрела его для Эймсов. Чтобы его обман выглядел ещё более правдоподобным, Рик связался с Вильямом Брюсом Гэйром, адвокатом из Вирджинии и его хорошим приятелем, и сказал, что Сесилия решила подарить им дом. Гэйр посоветовал Рику предложить тёще написать дарственную на тот случай, если кто-то из Налоговой службы или ЦРУ заинтересуется покупкой. Рик так и сделал. «Сесилия никогда не чувствовала себя вправе задавать мне вопросы о деньгах. Квартира в Боготе, в которой она жила, была куплена на мои средства. Кроме того, я каждый месяц оказывал ей материальную поддержку. Она слушалась меня во всем», — позднее сказал Эймс.
Согласно записям, которые всплывут потом на поверхность, в конце 1989 года Рик перевёл из Швейцарии на свои счета в США 652 080 долларов. В 1990 году он перевёл в Штаты ещё 99 990 долларов. Впоследствии Розарио будет настаивать, что и понятия не имела, откуда Рик на самом деле брал эти деньги. Дескать, она думала, что это комиссионные, которые ее мужу платил Роберт из Чикаго.
Рик недолго заведовал западноевропейским отделением отдела СВЕ. Поскольку в Европе происходили большие перемены, Милтон Берден решил провести в отделе реорганизацию. Рика назначили ответственным за операции в Чехословакии. Для «крота» КГБ это было крайне неудачное назначение, и через некоторое время Рик начал суетиться. Когда до него дошли слухи о том, что скоро освободится место заместителя резидента в Москве, Рик предложил Бердену свою кандидатуру. Служба в Москве была бы «достойным завершением» его карьеры, сказал он. Но Берден выбрал кого-то другого, и вскоре Рик пришел к нему с ещё одним предложением. Он попросил Бердена создать спецгруппу, которая бы занималась расследованием «благонадёжности» уроженцев восточной Европы, пожелавших шпионить на ЦРУ. Рик предупредил Бердена, что КГБ попытается подослать туда своих двойных агентов. Они могли смешаться с толпой потенциальных шпионов. Рик хотел оказать помощь Управлению в выявлении «ложных» источников информации. Берден завернул его предложение. Рик был всерьёз обеспокоен. Нельзя было списывать со счетов, что в любой момент мог объявиться какой-нибудь бывший офицер восточноевропейской разведки, которому удалось про него пронюхать. «Я отчаянно надеялся, что КГБ продолжает обеспечивать мне защиту».
В начале 1990 года самолюбие Рика было удовлетворено. С согласия Бердена его сделали членом комиссии, занимавшейся вопросами продвижения по службе. Теперь он помогал ЦРУ решать, кого из офицеров-оперативников можно повысить до уровня СТ-12. После ареста Эймса пресса строила много домыслов насчёт того, передавал ли он в КГБ информацию о повышениях в ЦРУ. Сам Эймс это отрицал. «Я уже сообщил КГБ, кого, с моей точки зрения, стоит попробовать завербовать, — позже заявил он. — в тех делах, что я вёл, не было ничего, что заслуживало бы внимания».
Все же работа в комиссии вызывала у него чувство приятого возбуждения. До сих пор Рик был среди тех, кто вымаливал повышение. А сейчас он сам участвовал в принятии подобных решений.
В своих интервью Розарио позже говорила, что уже не любила Рика, когда они в 1989 году вернулись из Италии в Штаты. Более того, она утверждала, что они были на грани развода. Эти заявления повергли близких друзей Эймсов в шок. Никто из них не мог припомнить, чтобы Розарио заводила в 1989 году речь о разводе, хотя кое-что и говорило о том, что дела у неё с Риком обстоят не так хорошо, как раньше. «мне все-таки казалось, что они ещё любят друг друга. Однако отношения между ними изменились, и очень сильно», — сказал Дэйвид Сэмсон, который три раза гостил у Эймсов в конце 1989 и начале 1990 года. «вы понимаете, Розарио подавляла Рика. Она заправляла всем в доме. Я смотрел на него и думал: "Боже, да он, наверное, просто мечтает о том, чтобы выбраться из дома и немножко расслабиться, пропустив стаканчик-другой пива". Но Рик никогда" бы не решился на это, потому что Розарио на следующей день оторвала бы ему голову. Она все время к нему цеплялась».
Сэмсон лишился дара речи, когда впервые увидел Новый дом Рика и Розарио. «Да как же вы за него расплатились?» — запинаясь, спросил Сэмсон. «Сесилия подбросила деньжат», — ответил Рик.
Сэмсону это показалось странным. «Я спросил себя: "Как она могла за это заплатить?" Я не думал, что в семье Розарио водятся деньги. Понимаете, ведь именно я одалживал Розарио деньги в Мехико-Сити, и я же платил ей за использование ее квартиры в качестве явочной. А затем я вспомнил, что отец Розарио был политиком. Известно множество случаев, когда латиноамериканские политики воровали миллионы. Я подумал: "может, Сесилия считает, что союз между Розарио и Риком очень крепкий и раз родился внук, то пора раскошелиться".
Сэмсон спросил: «А Служба безопасности проглотила ваши объяснения насчёт Сесилии?» «Да, — ответил Рик. — Я получил от неё дарственную. Как только я им ею предъявил, они сразу поверили, что все законно». Он лгал. Он не показывал ни одному человеку в ЦРУ дарственную, подписанную Сесилией.
Рик повёл Сэмсона посмотреть на свой «Ягуар». Он обошёлся ему почти в 50 тысяч долларов. «Рик сказал мне, что вначале хотел купить подержанный автомобиль, но продавец убедил его, что разница в цене будет незначительной, и он решился на покупку нового», — вспоминал Дэйвид.
Как-то вечером после ужина Сэмсон и Рик сидели на кухне. Они пили водку и спорили о политике. Сэмсон был сторонником Рейгана. Розарио сказалась усталой и удалилась наверх, но через час спустилась к ним и пожелала знать, когда Рик собирается спать. Сэмсон обратил внимание, что если разговор шёл не о ней, Розарио теряла к нему всякий интерес.
К тому времени Рик и Сэмсон уже прикончили водку и приступили к вину. Рик сказал Розарио, чтобы та ложилась спать, не дожидаясь его. Однако ещё через час она снова вошла на кухню. На этот раз она сделала Рику настоящий выговор. Рик был пьян, и ему было наплевать, что Розарио злится. Это ещё больше ее разъярило. Она объявила, что будет спать в другой комнате. «Я думаю, Рик даже не заметил, что меня нет в постели, — позже жаловалась Розарио. — На следующее утро он сказал: «Чего ты бесишься? Что я такого сделал?» Я была так зла, что не хотела с ним разговаривать».
Вечером того же дня, вернувшись домой после похода по магазинам, Розарио обнаружила дожидавшийся ее букет красных роз. К нему была прикреплена записка с извинениями. «Рик писал мне пламенные послания каждый раз, когда надирался вдрызг или мы с ним ссорились… Таким образом он давал мне понять, что ему стыдно… Именно поэтому мне и было так трудно положить конец этому безобразию… На следующий день он всегда становился самим собой, симпатягой Риком… Он писал мне: «Не бросай меня. Я не могу без тебя жить», а я, как дура, его жалела. Теперь я вижу, что он знал, как вить из меня верёвки… Как ни странно, я целиком от него зависела».
Рек предложил Розарио вновь пойти учиться. Она подозревала, что он хочет выжить ее из дома, чтобы она «отстала от него и дала ему пожить спокойной жизнью». Так это сформулировала сама Розарио. Тем не менее его идея пришлась ей по душе. Она начала собирать информацию об университетах, расположенных в пределах Вашингтона, но ни один из них ее не устроил. «может, в Вашингтоне и полно университетов, — сетовала Розарио, — но я думаю, что единственный приличный из них — Джорджтаунский». Но даже там не было тех курсов, которые ее интересовали. «ваши университеты куда хуже наших, колумбийских», — заявила Розарио. Все же она записалась на три философских курса в Джорджтаунском университете, и Рик нанял няню присматривать за Полом, пока Розарио будет учиться. Филиппинская чета, которую они привезли с собой из Рима, уволилась сразу же после получения всех необходимых документов для работы в Соединённых Штатах. Впоследствии они сказали, что им опротивели бесконечные придирки Розарио.
Пройдя уже половину курса на Ферме, Дэн Пэйн узнал, что Карла Кочера видели в Западной Европе. Кочер и его жена Хана были чешскими «нелегалами», работавшими на Управление в середине 70-х. Именно они рассказали КГБ о Тригоне. Пэйн знал, что во время работы над операцией "Скрин" Кочер предоставлял чехам информацию личного характера о своих коллегах. Большинство людей, участвовавших в "Скрин", по национальности были русскими или уроженцами стран восточной Европы. Они были наняты для того, чтобы переводить магнитофонные записи разговоров, полученных ЦРУ с помощью «жучков» и других подслушивающих устройств. После завершения "Скрин" многие участники операции получили повышение. В конце 80-х одни из них получили письма с просьбами о помощи от давно забытых родственников в СССР, другие были завербованы офицерами КГБ, знавшими интимные подробности их жизни. Было ясно, что не обошлось без Кочера, передавшего КГБ список сотрудников, которые, с его точки зрения, были уязвимы. В 80-х Пэйну было поручено допросить этих сотрудников.
«Во время допросов я пытался взглянуть на этих людей глазами Кочера, — позже вспоминал Пэйн. — мне хотелось выяснить, почему он выбрал именно их. Что в них было такого, что показалось ему уязвимым?» Пэйн всегда задавался вопросом, удалось ли Кочеру завербовать кого-нибудь в Управлении. Возможно, он шантажировал офицера-оперативника, переспавшего с его женой во время одной из буйных секс-вечеринок. «Я знал, что Кочер верен только деньгам, — сказал Пэйн, — поэтому, ещё будучи на Ферме, посоветовал Управлению предложить ему 50 тысяч долларов в обмен на серию личных интервью». Пэйн подумал, что, возможно, ему удастся выяснить у Кочера, завербовал ли КГБ «крота» в Управлении или нет. Кочер был о себе очень высокого мнения, впоследствии заметил Пэйн. Нужно было сыграть на его тщеславии. Управление связалось с Кочером, и, когда у Пэйна пошла уже последняя неделя обучения на Ферме, ему сообщили, что чешский шпион согласился встретиться с ним в Бонне.
Пэйн поспешил обратно в Лэнгли готовиться к беседе с Кочером. Управление уже забронировало для него билет на самолёт. Вернувшись в офис, Пэйн обнаружил на своём столе отчёт о финансах Рика. Таможенная служба трижды попала в цель. Банк штата Вирджиния сообщал, что Рик положил на счёт 13 тысяч долларов наличными 18 октября 1985 г. 18 февраля 1986 г. он положил в банк ещё 15 660 долларов. И совсем недавно, 1 августа 1989 г., он, вернувшись из Рима, обменял итальянские лиры на 22 107 долларов.
Несмотря на то, что суммы были достаточно значительными и о них стоило заявить, цифры все-таки вряд ли можно было назвать ошеломляющими. Пэйн отправился в Бонн.
«Очень приятно наконец-то познакомиться с человеком, о котором я так много знаю», — сказал Пэйн Кочеру, когда они встретились в марте 1990 года в вестибюле отеля. «в файлах содержится далеко не вся информация», — был ответ Кочера.
Пока Пэйн общался с Кочером в Бонне, Вертефей продиралась сквозь джунгли разведданных, переданных ЦРУ новым правительством объединённой Германии. Эти документы являлись копиями материалов тех дел, которые вела наводящая на всех ужас ШТАЗИ — разведка восточной Германии. Она считалась лучшей разведслужбой коммунистического мира. Под руководством печально известного для Запада мастера шпионских дел Маркуса Вольфа ШТАЗИ успешно внедрила своих агентов в правительства нескольких зарубежных государств. Шеф резидентуры ЦРУ в Бонне просмотрел некоторые из файлов ШТАЗИ прежде, чем переслать их в Лэнгли. В результате он сделал одно очень неприятное открытие и счёл нужным передать часть материалов Вертефей для дополнительного расследования.
Согласно файлам, в начале 80-х восточным немцам не было полностью известно, кто из сотрудников американского посольства в Западном Берлине действительно являлся дипломатом, а кто — офицером ЦРУ. Но уже в 1985 году ШТАЗИ внезапно смогла правильно вычислить всех сотрудников западноберлинской резидентуры, кроме одного. Что случилось? Шефу боннской резидентуры ответ казался очевидным: ШТАЗИ внедрила в резидентуру «крота». Если это было правдой, то, возможно, «крот» ШТАЗИ вернулся в штаб-квартиру ЦРУ, выяснил имена агентов отдела СВЕ и передал их КГБ.
Вертефей отправила Пэйну телеграмму в Бонн с указанием срочно связаться с руководителем боннской резидентуры и обсудить с ним содержание материалов ШТАЗИ.
Пэйн получил это послание на второй день интервью с Кочером. Мужчины «играли в шахматы» друг с другом — кто кого. Чешский агент намекал, что располагает сведениями о потерях 1985 года, а затем замолкал. Дэн подозревал, что чех пытается поймать его на крючок, стремясь выяснить, что именно известно Управлению. У него опускались руки. Пэйн сказал Кочеру, что хотел бы провести с ним с перерывами по крайней мере три продолжительные беседы. Это дало бы Пэйну возможность проверить сведения Кочера и выяснить, не лжёт ли тот ему. Они договорились завершить первый "сеанс" встреч через три дня и увидеться вновь лишь по истечении нескольких недель. Как только Кочер уехал, Пэйн помчался в боннскую резидентуру.
На протяжении нескольких следующих месяцев Пэйн курсировал между Германией и Соединёнными Штатами, чередуя изучение материалов беседами ШТАЗИ с Кочером. Наконец ему и шефу резидентуры в Бонне удалось по кусочкам восстановить полную картину того, каким образом восточные немцы вычислили в Западном Берлине всех офицеров ЦРУ, за исключением одного. К «кроту» вся эта история не имела ни малейшего отношения. «Как только американский дипломат пересекал границу и въезжал в Берлин, пограничники требовали у него «пропуск»», — позже объяснял Пэйн. Пропуска выдавались дипломатам, которые часто ездили из Западного Берлина в столицу ГДР. На них были фотография дипломата, фамилия, род занятий и личный номер. Пэйн выяснил, что сотрудница, отвечавшая за пропуска в резидентуре ЦРУ, решила, что нечего офицерам ЦРУ тратить время впустую и самим ездить в военную комендатуру, где выдавали эти документы. Вместо этого она запросила огромную стопку бланков, сама их заполнила и раздала офицерам ЦРУ. Таким образом, пропуска оказались последовательно пронумерованы. Как-то раз, когда два хорошо известных сотрудника ЦРУ пересекали границу, офицер ШТАЗИ обратил внимание на то, что номера их карточек отличаются всего на несколько цифр. Через пару дней тот же офицер ШТАЗИ узнал в лицо ещё одного сотрудника ЦРУ. Его номер находился как раз где-то между первыми двумя. Офицер ШТАЗИ пришёл к заключению, что пропуска всех церэушников были взяты из одной стопки. «После этого им было очень легко восполнить пробелы в своих знаниях», — сказал Пэйн. Единственным офицером ЦРУ, которого ШТАЗИ не опознала, оказался человек, ни разу не посетивший восточный Берлин.
Осенью 1990 года усталый и разочарованный Пэйн возвратился в Лэнгли. Он положил конец эпопее с Кочером, решив, что тому о «кроте» ничего не известно. Пэйн также перелопатил большую часть материалов ШТАЗИ. Ему оставалось прочесть лишь несколько переведённых на английский язык документов, а потом он мог вновь заняться проверкой финансов Рика. Работа была адской, но Пэйн вновь углубился в материалы ШТАЗИ, и, дойдя почти до последнего файла, внезапно напал на след. Он обнаружил информацию весьма интимного характера о сотруднике ЦРУ, который служил в Германии в начале 80-х годов. Из материалов было ясно, что ШТАЗИ предпринимала попытку его завербовать. Этот оперативник по-прежнему работал не в Управлении, и в 1985 году занимал должность, которая позволяла ему знать имена агентов отдела СВЕ. Было похоже, что Пэйн наконец-то нашёл «крота».
Глава 21
В июне 1990 года Рик объявил о том, что по просьбе Роберта из Чикаго ему нужно срочно вылететь в Цюрих — разобраться с кое-какими капиталовложениями. Рик предупредил Розарио, что никто не должен знать о его отъезде из страны. "Если будут спрашивать, говори, что я в Нью-Йорке", — сказал он.
Согласно правилам, установленным в ЦРУ, Рек был обязан ставить Управление в известность о всех своих выездах за границу. Розарии пообещала его прикрыть. Естественно, Рек солгал. Он отправлялся в Вену на встречу с Владом. Сначала он вылетел в Нью-Йорк, а оттуда в Цюрих, чтобы замести следы на случай, если Розарии придёт в голову позвонить в кассы авиалиний. В Швейцарии он купил за наличные билет до Австрии.
На встречу с Владом Рик явился в пьяном виде. Сотрудник КГБ затолкал Рика в поджидавший автомобиль и дал ему шляпу, чтобы тот надвинул ее на лоб. Покружив по улицам, "седан" завернул на территорию советского посольства. Позже Рик будет утверждать, что во время этой встречи его рассудок был так замутнён алкоголем, что разговор почти не отложился в его памяти. Он запомнил лишь, что они обсуждали падение коммунистического режима в восточной Европе. "Помню, я спросил его: "Что, черт возьми, происходит?" Я был уверен, что в этих странах полным-полно потенциальных агентов, которым не терпится продать ЦРУ информацию об операциях КГБ", — позже говорил Эймс.
Влад заверил его, что в Москве его имя содержится в строгом секрете "Тебе нечего бояться", — позже цитировал Влада Эймс.
Влад упомянул о том, что Владимир Крючков, Новый председатель КГБ, в большом долгу перед Риком. "Ты и представить себе не можешь, как помог его карьере, — сказал Влад. — Он всегда будет тебя защищать".
Рик сообщил Владу о возвращении Сергея Федоренко: "Он хочет возобновить сотрудничество с нами". Во второй раз Рик предал своего "близкого друга". По пути в отель Рик купил бутылку водки. Не успев войти в номер, принялся ее распивать. Неожиданно он вспомнил, что обещал позвонить Розарио.
— Откуда ты звонишь? — спросила она.
— Из Цюриха. Я, как обычно, остановился в отеле "Савой", — ответил Рик.
— А вот и нет! Я пыталась до тебя дозвониться, но служащая в регистратуре отеля не нашла тебя в списке гостей.
Рик попытался продраться сквозь водочный дурман. Позже он вспоминал, что страшно испугался. "Розарио вычислила меня! Она поняла, что я вру, и, очевидно, решила, что я встречаюсь с какой-нибудь крошкой. У неё всегда была навязчивая идея, что я ей изменяю. По логике вещей я должен был этому радоваться… Ведь из-за этих подозрений ей не могло прийти в голову другое, например, то, что я шпион. Но мысль о том, что в ее глазах я изменник, всегда причиняла мне боль".
Рик попытался убедить Розарио, что служащая ошиблась.
— Я немедленно спущусь вниз и все выясню! Завтра утром, как проснёшься, сразу позвони и сама увидишь. Я не позволю им так унижать свою жену!
Положив трубку, Рик помчался в аэропорт. Он взял билет на ближайший рейс до Цюриха и был уже в отеле, когда утром раздался звонок Розарио.
— Я устроил клерку взбучку, — заверил он ее. — Это было какое-то недоразумение. Когда я регистрировался, работала новенькая или что-то в этом роде.
Розарио попалась на удочку.
— Знаешь, тебе все-таки надо быть поаккуратнее, — посоветовала она. — Эти тупицы могут поставить человека в очень неудобное положение.
Розарио сообщила ему, что звонил его босс из Управления по какому-то срочному делу. Рик должен был связаться с Лэнгли.
По поводу того, что произошло потом, мнения расходятся. Эймс будет утверждать, что связался с Управлением по обычной телефонной линии из Цюриха. Его босс сказал ему, что Федоренко находится в Канаде и хочет с ним поговорить. "Я узнал у них, где он остановился, и позвонил ему в отель, — вспоминал Эймс. — Это было безопасно. Не может же КГБ прослушивать все международные телефонные разговоры!"
Однако ЦРУ будет настаивать на том, что этого произойти не могло. "Начальник Рика никогда бы не назвал настоящее имя агента по открытой международной линии связи!" — позже сказала Вертефей.
Бесспорно лишь то, что Федоренко действительно поступил телефонный звонок от Рика. Русский не знал, откуда звонит Рик. Федоренко сообщил ему о своём намерении перебежать к американцам: "Я не уверен, что Горбачёв останется у власти. Я устал. Я хочу жить в Соединённых Штатах".
Рик передал его желание руководству, и Управление помогло Федоренко и его жене пересечь канадскую границу. Их привезли в Вашингтон и поселили на конспиративной квартире ЦРУ. Будучи шпионом в Нью-Йорке, Федоренко никогда не прост денег за свои услуги, но Рик заверил его, что в 70-е годы Управление начисляло ему годовой заработок. "Пока Сергей не появился снова, об этом никто не помнил, — сказал Эймс позже. — выяснилось, что все те годы, что Федоренко жил в Москве, на его счёт капали денежки".