В ЦРУ для него было отложено 330 тысяч долларов, но когда Рик попытался снять эти деньги со счета, Пол Редмонд запротестовал. "Федоренко — двойной агент".
Рик был в бешенстве. "Как вы это докажете?" — спросил он.
Редмонд показал ему докладную, которую его заместитель Пол Стоумбаф-младший написал о Федоренко. Согласно докладной, офицер КГБ, фигурировавший в документе лишь под кличкой Пролог, сообщил Управлению, что в 70-е годы в Нью-Йорке одному двойному агенту удалось дезинформировать ЦРУ и ФБР. Редмонд и Стоумбаф были уверены, что Пролог говорил о Федоренко.
Рик впервые слышал об агенте Пролог. "Этот парень описал не Сергея, — сказал он. — Он лжёт. Сергей никогда не был двойным агентом".
Редмонд был непреклонен. Он настаивал на том, чтобы Федоренко прошёл тест на "детекторе лжи". "Я ушам своим не верил, — признался Федоренко позже. — Сначала я решил, что это шутка. С какой стати им подозревать меня в что-то спустя столько лет?"
Когда оператор "детектора лжи" спросил его, является ли он двойным агентом, Федоренко негодующе воскликнул: "Нет!" машина зафиксировала нервную реакцию. Оператор сказал Федоренко, что результаты теста указывают на то, что он скрывает правду. Федоренко разразился потоком брани и потребовал, чтобы его снова отвезли на квартиру.
Теперь у Редмонда и его заместителя не оставалось никаких сомнений в том, что Федоренко — подстава. Редмонд заявил, что будет рекомендовать Управлению выслать Федоренко обратно в Москву. Федоренко умолял Рика о помощи. Если его депортируют, то не спасут даже родственники — крупные "шишки" в политике. "меня посадят и расстреляют!" — твердил Федоренко.
Рик попытался дойти до начальства Редмонда. "Рик и вправду лез из кожи вон, чтобы помочь Федоренко", — вспоминала Вертефей.
Несмотря на то что несколько ветеранов среди офицеров отдела СВЕ, включая Вертефей, не верили, что Федоренко — именно тот двойной агент, о котором рассказал Пролог, Редмонд и Стоумбаф победили. В отчаянии Рик позвони Р. Патрику Уотсону и попросил его вмешаться. Через несколько дней Редмонд, Стоумбаф и Рик встретились с Уотсоном в штаб-квартире ФБР. Редмонд стоял на своем: Федоренко нечист. "в 1985 и 1986 году всех наших людей, кроме него, расстреляли в Москве, — заявил Редмонд. — Почему не арестовали Федоренко?"
Он сказал Уотсону, что Федоренко подходит под описание двойного агента, которое дал Управлению надежный осведомитель.
Уотсона это не убедило. Ему всегда нравился Федоренко, но позже он будет утверждать, что не согласился с Редмондом не только из-за своих личных симпатий. Уотсон попросил ведущего советолога ФБР Джима Милбурна проверить информацию, которую Федоренко предоставлял Бюро в 70-е годы. Все его сообщения соответствовали тому, что Бюро узнавало от других источников. "вся сколько-нибудь значительная информация, поступившая от Сергея, подтвердилась, — позже сказал Уотсон. — Я не знаю, почему КГБ его не арестовал, но в наших документах нет ни единого намёка на то, что Федоренко был или является двойным агентом".
Уотсон поставил Редмонда в известность о результатах исследования Милбурна. "С нашей точки зрения, Федоренко занимался шпионажем только в пользу Соединённых Штатов", — заявил Уотсон.
Редмонд упомянул о том, что Федоренко провалил тест на "детекторе лжи", но Уотсон лишь пожал плечами. Он ничего не сказал, но про себя заподозрил, что ЦРУ сфабриковало результаты теста, чтобы запугать Федоренко. "У нас в ФБР всегда было принято так: если ты рискуешь жизнью ради Бюро, мы для тебя на все готовы, — позже объяснял Уотсон. — мы тебя не бросим. Мне кажется, ЦРУ не всегда поступало так же с людьми, которых оно использовало".
Уотсон сказал Редмонду, что ФБР берег на себя ответственность за Федоренко. Бюро устроит его с женой на постоянное жительство в Соединённых Штатах и будет оказывать им финансовую поддержку, пока они не найдут работу.» вы делаете ошибку", — предупредил Редмонд, — Если так, то это моя ошибка, а не ваша", — отрезал Уотсон.
Добравшись до своего офиса, Рик сразу же составил все необходимые документы для получения 330 тысяч долларов для Федоренко. Управление выписало чек, который Рик лично вручил Сергею. "Если бы не Пат Уотсон, ты сейчас уже летел бы в Москву", — сказал Рик.
В глазах Федоренко появилась грусть. "Я остаюсь здесь только потому, что КГБ снова набирает силу. Боюсь, органы опять начнут контролировать все выезды за пределы России. Если я поеду домой, КГБ меня уже не выпустит.
После минутной паузы Федоренко прибавил: — Знаешь, я думал, что вы другие, а оказалось, что и здесь все то же самое".
Позже Рик узнал, что ФБР устроило Федоренко на должность старшего научного сотрудника, профессора по приглашению в военно-морской колледж в Ньюпорте, Род-Айленд.
В августе 1990 года начальник отдела СВЕ Милтон Берден рассказал Рику, что в ЦРУ создаётся новое Управление долгосрочного планирования. «Милт сказал мне: "Рик, ты вечно рассуждаешь о переменах, которые ты, будь твоя воля, внёс бы в работу ЦРУ. Так, может быть, перейдёшь в наше новомодное Управление планирования?" Тогда я не думал, что Милт хочет от меня избавиться, но все-таки пошёл к сотруднику, отвечавшему за этот проект».
Рик был не прочь внести свою лепту в создание будущего ЦРУ, но его идеи не произвели впечатление на главу нового Управления. "Я сказал ему, что пора сократить штат ЦРУ, а он, оказывается, был убеждён, что в течение ближайших пяти лет ЦРУ потребуется не менее 300 новых сотрудников, — вспоминал Эймс. — Короче, работу я не получил".
Вскоре Берден снова намекнул на то, что Рику не мешало бы поискать новую работу. «Я догадывался, что Берден хочет меня выгнать, но думал, что причина в том, что мне не нравится моя должность, а не в том, что он подозревает, что я "крот"».
Рик решил попробовать свои силы в ЦКР. Гас Хэтэуэй вышел в отставку в марте, поэтому Рик прошёл собеседование у его преемника. В октябре 1990 года Рик вошёл в штат ЦКР в качестве аналитика. Он стал сотрудником именно того подразделения, которое защищало Управление от "кротов"! в соседних кабинетах работали Жанна Вертефей и Дэн Пэйн. Рик начал писать исследования по своей специальности — КГБ. В одном из документов он заявлял, что ЦРУ никогда не удавалось до конца понять своего основного противника. Несмотря на свою невероятную силу и могущество, КГБ все ещё был "огромным бюрократическим аппаратом Советов" со всеми недостатками других русских учреждений. "Я составил длинный отчёт, где написал, что как организация КГБ — не монолит, а сеть региональных структур. Бывает, что в Москве и понятия не имеют о том, что творится в региональных отделениях КГБ".
С Риком согласились далеко не все, и вскоре он вступил в долгий спор со своим руководителем Кэй Оливер. "Она боялась всего, что могло показаться слишком смелым, — жаловался Эймс позже. — Я начал подсовывать копии своих отчего Милтону Бердену и даже Полу Редмонду. Им очень понравились мои идеи — по крайней мере, так они мне говорили".
В октябре Рик должен был встретиться с Владом в Вене, но сначала он отправился в Цюрих. После истории со звонком Розарио в "Савой" он взял себе за правило проводить не менее суток в Швейцарии, прежде чем ехать в Вену. Также у него были дела в банке. Влад дал ему номер домашнего телефона офицера КГБ, работавшего в Вене. Он сказал, что Рику необходимо позвонить по этому номеру за день до их встречи ровно в 8 утра. Услышав "алло", Рик должен был выждать десять секунд, а затем положить трубку. Звонок будет сигналом КГБ, что он в Вене и готов к встрече. Согласно инструкциям КГБ, Рику нужно было звонить из телефона-автомата на улице, но он воспользовался аппаратом в своём номере. В тот же день Эймс вылетел в Вену и остановился в отеле "Интерконтиненталь". КГБ предупредил его, что ему следует избегать этой гостиницы, так как она наиболее популярна у приезжающих в Вену американских туристов, но Рик проигнорировал запрет.
На следующее утро Рик заглянул в справочник в поисках адреса кафе "Палермо" — места, где он должен был встретиться с Владом в 7 часов вечера, но не нашёл его. В путеводителе по ресторанам Вены его также не оказалось. Рик поинтересовался у консьержа отеля, знает ли он это кафе. Тот о нем никогда не слышал. Консьерж вывел Рика на улицу, где стояло такси, и спросил водителя, знает ли он адрес кафе "Палермо". Тот не знал. Рик забеспокоился, но консьерж пообещал, что позвонит в диспетчерскую таксопарка и все узнает. Когда Рик вернулся в отель после обеда, консьерж вручил ему клочок бумаги с адресом кафе. Он прибыл туда на такси чуть раньше 7 часов. Вывеска над входом гласила: «Пиццерия "Палермо"». Рику показалось странным, что Влад выбрал для шпионской встречи пиццерию, но предположил, что у русского были на это свои причины. Он прождал два часа. Влад не появился. Раньше Влад говорил ему, что, если кому-то из них не удастся выйти на связь, они должны попытаться встретиться на следующий день — в том же месте и в то же время. На следующее утро Рик снова обратился к консьержу, который заверил его, что, кроме пиццерии "Палермо", других заведений с тем же названием в Вене не существует. Рик вернулся в пиццерию. Влад опять не пришёл. Рик уехал из Вены с пустыми руками. После ареста Эймса ФБР покажет ему фотографии кафе "Палермо" в Вене. "Это огромный ресторан в центре Вены с большой неоновой вывеской, на которой изображены пальмы, — рассказывал Рик позже. — мне, наверное, попались единственный консьерж и таксист во всём городе, которые не знали, где находится это кафе!"
По пути из Вены домой Рика переполняло раздражение. Он рассчитывал, что ему заплатят не менее 100 тысяч долларов. Рик решил передать Владу сообщение через тайник. Он хотел извиниться за то, что не попал на встречу, а также попросить у КГБ денег. Ранним будничным утром Рик въехал в Вашингтон и, повернув на север, повёл машину по Коннектикут-авеню — одной из главных улиц города. Он направлялся к церкви Св. Апостола Тома на Вудли-стрит, где располагались жилые дома. Эта улица полюбилась кэгэбешникам, многие из которых выбрали ее как кратчайший путь от жилого комплекса советских сотрудников на северо-западе Вашингтона до советского посольства, находящегося в центре города. Рик свернул налево с Коннектикут-авеню, выехал на Вудли-стрит и припарковал свой "Ягуар" прямо напротив римской католической церкви. Фронтальная часть здания была обнесена кирпичной стеной, на которой Рик белым мелом начертил горизонтальную линию длиной примерно в пять дюймов. Влад сказал ему, что, если ему потребуется связаться с ним через тайник, он должен сделать пометку на этой стене до 8 часов утра в любой день, кроме субботы и воскресенья. Рик догадался, что по приказу КГБ один из офицеров каждое утро по пути на работу проезжал мимо церкви, проверяя, нет ли на стене сигнала. По традиции КГБ, где любили, чтобы обозначения были как можно проще, Советы назвали место для сигнала Рика "церковью".
Затем Рик направился на запад к Массачусетс-авеню — другой крупной улице, пересекающей город. Повернув на север, он проехал мимо Национального Вашингтонского собора — на его каменных башнях играли лучи утреннего солнца. Он пересёк границу штата Мэриленд и въехал на парковую дорогу Литтл Фоллз. Несколько минут спустя он уже был на территории парка Литтл Фоллз. По инструкции Рик должен был пойти по асфальтированному тротуару. Примерно через пять минут он дошёл до пешеходного мостика, перекинутого через небольшую речушку. В своей инструкции Влад назвал это место для тайника "мостом". В хозяйственной сумке Рик нёс пакет с документами, украденными из ЦРУ, толщиной дюйма в четыре. Он завернул бумаги в чёрный пластиковый мешок для мусора, чтобы защитить содержимое от влаги. Рик огляделся по сторонам. По пути к мостику он встретил женщину, прогуливавшую собаку, но теперь вокруг не было ни души. Он сошёл с тротуара и заглянул под мост. С каждого края балки моста поддерживали бетонные плиты. Рику было сказано оставить пакет на плите с юго-восточной стороны. Узнать, что между балками что-то лежит, мог только тот, кто видел, как Рик прячет пакет. Рик вернулся к своей машине и уехал. Ему сказали, что КГБ "разгрузит мост" между 7 и 10 часами утра.
В записке, которую он положил в пакет, Рик сообщил Владу, что ЦРУ завербовало нового шпиона КГБ, известного под кодовым именем Пролог. Рик предложил также обмениваться в дальнейшем сообщениями не на бумаге, а на компьютерных дисках.
Тем же вечером, после половины десятого, Рик сказал Розарио, что ему нужно съездить в штаб-квартиру ЦРУ, чтобы разобраться с пустяковой проблемой. Он обещал вернуться домой до полуночи. Рик направился к "церкви" — посмотреть, там ли ещё его пометка. Влад сказал ему, что после того, как один из офицеров КГБ извлечёт его пакет из тайника под мостом, пометку сотрут. Если она все ещё на стене, для Рика это будет сигналом, что что-то случилось. Было так темно, что он ничего не мог разглядеть. Ему пришлось припарковаться и выйти из машины, чтобы изучить стену. От пометки не осталось и следа. Рик доехал до парка Литтл Фоллз и направился по тротуару к реке. Приближаясь к мосту, он услышал за спиной торопливые шаги. Рик резко повернулся, не зная, чего ожидать, и чуть не столкнулся с бежавшим трусцой спортсменом. Тот был испуган не меньше Рика. Рик подождал, пока бегун не скроется в ночной мгле, сошёл с тротуара и пошарил руками под мостом. Там лежал свёрток. По его весу и размеру он определил, что в нем было несколько пачек купюр, туго завёрнутых в мешок для мусора. Он бросил свёрток в хозяйственную сумку, которую захватил с собой, и направился обратно к машине. Неожиданно до него дошло, каким безумием была вся эта затея. Он в одиночестве шёл по парку поздно ночью с несколькими тысячами долларов. Вот бы удивился грабитель, развернув мешок! И Рик ничего не смог бы поделать, если бы его ограбили. Он не стал бы сообщать о краже в полицию…
В посылке оказалось 37 тысяч долларов 100-долларовыми купюрами и записка. Ему сообщали, что в декабре КГБ пошлёт нового сотрудника в Боготу, где он выйдет на связь с Риком. Именно на это время у Рика было назначено очередное рандеву с Владом. Рику пришло в голову, что он мог навлечь на Влада неприятности, сначала явившись на июньскую встречу пьяным, а затем разминувшись с ним в октябре. Если так, то жаль — Влад ему нравился. В тайнике оказалось гораздо меньше денег, чем ожидал Рик. Он решил, что должен найти способ заставить КГБ класть в тайники больше наличных. Рик отложил 30 тысяч, разделил их на равные части и положил на счета в трёх разных отделениях своего банка. Эймс решил, что, делая вклады по десять тысяч и более, он ничем не рискует. Все знали, что у Рика есть деньги. Он скрывал не своё богатство, а его источник.
В начале декабря Рик вылетел в Боготу. Он сообщил своему руководителю Кэй Оливер, что тёща нуждается в его помощи. "Я заполнил все необходимые для поездки бумаги и заявил Кэй, что не прочь зайти в местную резидентуру ЦРУ и рассказать нашим людям о том, что творится в восточной Европе, — позже вспоминал Эймс. — Я хотел, чтобы моя поездка в Боготу выглядела более естественной. Какой "крот» будет уведомлять ЦРУ о своей предстоящей встрече с КГБ? Кроме того, необходимость связаться с резидентурой ЦРУ была прекрасным предлогом, под которым я мог безнаказанно выходить из квартиры Сесилии по ночам.
"Розарио и Сесилия всегда интересовались, куда я иду — боялись, что потеряюсь. А так я мог сказать им, что мне нужно зайти в посольство".
Рик ждал советского агента у "Болисентро", кегельбана в торговом комплексе "Унисентро", который был расположен неподалёку от дома Сесилии. К нему подошёл незнакомец.
— Мы с вами не встречались в Вене? — спросил он.
— Нет, но, вероятно, мы встречались в Париже, — отозвался Рик, повторяя слова пароля из записки, которую КГБ передал ему через тайник. Они обменялись рукопожатием и вышли на улицу, где их ждала машина.
— Где Влад? — шепнул Рик.
— Он вышел в отставку и наслаждается спокойной жизнью, — ответил русский. — можете называть меня Андрэ. — Он распахнул заднюю дверцу "седана". — в машине нам лучше не разговаривать.
По пути в советскую резидентуру они молчали. Рик рассматривал своего нового связного. На вид ему было за пятьдесят. Он был выше Влада, подтянутый и почти совсем лысый. Остатки черных волос были зачёсаны назад. На одной стороне его лица выделялась шишка странной формы — нарост, решил Рик. Когда они добрались до резидентуры, Андре налил две рюмки водки и предложил тост
— За вас и ваши дальнейшие успехи!
Рик осушил рюмку и заметил, что Андрэ сделал то же самое. Он ожидал, что Андрэ нальёт ему ещё, но этого не произошло. Влад никогда не скупился на водку.
— Я хочу поговорить с вами о деньгах, — начал Рик. — Почему бы вам не класть в тайники побольше? Если вы постараетесь, то легко сможете платить мне по 100 тысяч за раз.
Андрэ нахмурился.
— Думаю, это слишком крупная сумма для одного пакета. Тем не менее он пообещал Рику, что спросит об этом.
Затем Андрэ достал из кармана карточку и стал по своим записям задавать вопросы. Он спросил Рика о его новой работе в ЦКР. Несмотря на то что Рик был аналитиком, он работал на территории так называемого "подвала". Никто не мог войти в его офис, предварительно не набрав секретный код на электронном замке, которым была оснащена входная дверь. Весь участок считался хорошо защищённым — своего рода огромным сейфом, и из-за этого шкафы с документами не запирались. Так как Рик изучал КГБ, никому не казалось подозрительным, что он роется в папках. Хотя имена действующих агентов ЦРУ были для него недоступны, он мог просматривать все старые документы по делам Советского Союза, которые интересовали КГБ. Также Рик имел доступ к телеграммам, связанным с текущей деятельностью двойных агентов ЦРУ, работавших против КГБ.
Рик спросил Андрэ, каким образом КГБ защищает тайну его личности от возможных предателей из органов госбезопасности.
— Как насчёт этого агента Пролог? — поинтересовался он. Насколько Рику было известно, Пролог все ещё поставлял информацию ЦРУ. — может ли он про меня узнать?
Андрэ улыбнулся.
— Этот человек вам ничем не грозит. В этом вы можете быть абсолютно уверены.
В августе 1990 года Дэн Пэйн решил устроить обычную проверку банковских счетов Рика и Розарио. Он хотел выяснить, не тратят ли они крупные суммы со своих банковских счетов ежемесячно. Проверка показала, что за август 1990 года Рик и Розарио израсходовали около трёх тысяч долларов. Пэйн счёл эту сумму достаточно приемлемой. В отчёте было указано, что у Эймсов хорошая кредитоспособность.
Пэйн вернулся к расследованию дела сотрудника, который, по его подозрению, мог оказаться "кротом". Он прочел о нем в документах ШТАЗИ. Эта работа отнимала у него почти все время. Проверять Рика и Розарио Дэн решил лишь по одной причине — из-за их дома. Пэйн любил, чтобы во всем был порядок. Он все ещё пытался понять, каким образом им удалось купить дом без взятия кредита.
Расследование Пэйном архивов ШТАЗИ приняло неожиданный оборот. Из дел ШТАЗИ он узнал, что КГБ заплатил деньги одному из своих источников в Германии. Вначале Дэн думал, что этим источником был его подозреваемый. Но когда Пэйн стал изучать финансовые дела предполагаемого "крота", то не смог обнаружить никаких доходов "со стороны". Этот сотрудник не тратил и крупных сумм денег.
Пэйн был в недоумении. Согласно записям ШТАЗИ, некоему информатору было заплачено несколько тысяч долларов. В то же время факт получения подозреваемым дополнительных доходов нигде не был зафиксирован.
Примерно тогда же Пэйн получил ценную информацию из отдела СВЕ. По утверждению источника из КГБ в Москве, в 70-е годы Комитет завербовал одного из сотрудников ЦРУ. Имя сотрудника не было известно Управлению, но описание шпиона напоминало то, что ЦРУ получило от другого источника в КГБ за несколько месяцев до того. Пэйн решил сравнить два донесения. Возможно, составив из двух описаний одно, он сумеет узнать подозреваемого.
В конце ноября Пэйн заметил, что Рику подошло время обязательной для всех сотрудников проверки благонадёжности. Раз в пять лет каждый служащий ЦРУ был обязан пройти через тест на "детекторе лжи" и, кроме этого, собиралась информация от лиц, знающих его. Этим занималась Служба безопасности. В прошлый раз Рик проходил тест на "детекторе лжи" 2 мая 1986 г. Пэйн встретился с Жанной Вертефей и ее начальником в ЦКР Рэймондом Рирдоном, чтобы обсудить грядущую проверку Рика.
— На том этапе мы не хотели слишком давить на Рика, — позже сказала Вертефей. — Поэтому решили, что уделять особое внимание вопросам о финансах не стоит, но хорошо подготовленный оператор "детектора лжи" сможет повернуть разговор в нужное русло.
5 декабря 1990 г. Пэйн напечатал докладную на двух страницах, в которой отметил "возросшие за последние пять лет траты Эймса". В качестве примеров Пэйн привёл особняк Эймсов стоимостью в 540 тысяч долларов, недавний ремонт их кухни, на который Розарио "не пожалела денег", и спортивный "Ягуар" Рика. Также он отметил, что Рик сделал три денежных вклада, каждый из которых превышал 10 тысяч долларов. Однако Пэйн не хотел, чтобы потом его обвинили в следовании тактике Энглтона — опорочивания сотрудников, особенно если Рик не был "кротом". "Расходам Эймса можно найти логическое объяснение, — писал он. — мать Рика умерла и могла оставить ему наследство. Родители жены Эймса имеют большие политические связи в Колумбии, — прибавил он. — Не исключено, что эти деньги от них".
"Наша просьба требует по возможности срочного рассмотрения, — приписал Пэйн в конце докладной. — …Скоро у нас не останется заданий для Эймса, не предоставляющих ему ещё больший доступ к секретным материалам".
22 января 1991 г. Служба безопасности выслала Эймсу анкеты, которые нужно было заполнить для прохождения теста на "детекторе лжи". Рик должен был вернуть их до 4 марта, но не сделал этого. После неоднократных напоминаний Службы безопасности 10 Марта он отправил бумаги обратно. Тестирование было назначено на 12 апреля. К тому времени с момента написания докладной Пэйна должно было пройти около четырёх месяцев.
В тот самый день, когда Рик проходил тестирование, Пэйн получил копию отчёта о нем, составленного офицером безопасности. Сотрудница опросила 12 человек, включая начальников и соседей Рика. После ареста Эймса следователи сената, палаты представителей и даже аппарата генерального инспектора ЦРУ обнародуют три факта из отчета о Рике, которые повергнут общественность в шок:
"По словам одного сослуживца, Рика взяли на работу в ЦКР, когда он был "в немилости". Другой говорит, что в отделе СВЕ Рику не доверяли".
"В Риме… Эймс систематически оставлял свой сейф открытым… по крайней мере раз в неделю Эймс употреблял алкоголь во время обеденного перерыва… Эймс появлялся на работе не раньше 9 или 10 часов".
"Один из коллег Эймса сказал, что не считает Эймса шпионом, но не удивится, если когда-нибудь его в этом уличат. Когда его попросили дать объяснение этому утверждению, сотрудник отказался от него… но сказал, что не доверяет Эймсу как сослуживцу".
Из-за этих свидетельств ЦРУ подвергнут острой критике за то, что в Рике сразу же не опознали "крота". Конечно, ЦРУ заслуживает осуждения за ошибки, допущенные им во время охоты на "крота". Однако было бы несправедливо обвинять Пэйна в том, что после ознакомления с отчётом офицера безопасности о Рике он не заключил, что тот является "кротом". В этом пространном отчёте содержится большое количество положительных, даже лестных отзывов об Эймсе, которые так и не дошли до широкой общественности. Более того, все опрашиваемые рекомендовали Эймса к дальнейшему допуску к секретной информации. Сотрудник, который заявил, что Эймс мог оказаться шпионом, а потом взял свои слова обратно, пояснил, что не доверяет Эймсу, так как они сцепились из-за Федоренко. Почти каждый из опрашиваемых знал о том, что Эймсы купались в деньгах. Однако никто не счёл зато подозрительным, так как все слышали, что Рик получил деньги от родственников жены.
Даже пристрастие Эймса к алкоголю не вызывало у его сослуживцев беспокойства. "Отчёт о Рике не заставил меня содрогнуться, — позже сказал Пэйн, — поскольку мы уже все знали о его мотовстве и пьянстве".
Строго осудить ЦРУ следовало бы за другое, а именно за реакцию Службы безопасности на докладную Пэйна от 5 декабря, в которой он задавал вопросы о финансах Рика. Кое-кто — ЦРУ отказалось назвать имя этого человека — решил, что в докладной Пэйна содержалась слишком подробная информация о Рике. Поэтому из докладной исчезли все упоминания о дорогостоящем особняке Рика, отремонтированной кухне, спортивной машине и денежных вкладах, прежде чем она попала к офицеру безопасности и оператору "детектора лжи". В результате во время тестирования Рику не задали ни одного острого финансового вопроса, интересовавшего Пэйна.
Рик не боялся очередного тестирования. Он прошёл предыдущий тест на "детекторе лжи" меньше, чем через год после того, как выдал КГБ имена почти всех агентов отдела СВЕ. Если он выдержал тот тест, то, по его мнению, с этим у него не будет никаких проблем.
— Скрываете ли вы что-либо от ЦРУ? — спросил его оператор во время тестирования.
— Нет, — ответил Эймс.
Машина не зафиксировала нервной реакции.
— Связывались ли вы когда-либо со службой иностранной разведки без уведомления или согласия Управления?
— Нет, — сказал Эймс.
Аппарат показал отсутствие реакции. То же самое повторилось со всеми последующими вопросами, пока в самом конце экзамена оператор не спросил:
— Есть ли у вас связи с иностранными гражданами, которые вы хотите скрыть от ЦРУ?
— Нет, — ответил Рик, но машина отметила, что он нервничает. Это указывало на возможный обман.
Экзаменатор спросил Рика, почему он так отреагировал на вопрос.
— Понятия не имею.
Рику сказали, что он должен подумать и пройти повторный тест через четыре дня. На этот раз его тестировал другой служащий. Пока его не подключили к детектору, Рик попытался войти к оператору в доверие. "мне хотелось казаться искренне взволнованным и готовым к сотрудничеству". Рику предстояло ответить только на один вопрос — о его связях с иностранными гражданами.
— Вы хорошо подумали? — спросил экзаменатор перёд тем, как задать вопрос.
— Разумеется. Единственное, что мне приходит в голову, это то, что моя жена — колумбийка и в Боготе я встречался со многими ее друзьями и коллегами. Полагаю, что детектор уловил то, что я почти ничего не знаю об этих людях.
На случай, если эта ложь не сработает, Рик приготовил другую. Он сказал, что подумывает об отставке и хочет открыть своё дело в Колумбии. Он обсуждал это с несколькими иностранцами, и кое-кто из них вполне мог быть связан со службами иностранной разведки — без ведома Рика.
Экзаменатор задал ему вопрос. Рик ответил. Машина показала, что он лжёт.
Экзаменатор сказал, что Рик может не беспокоиться. Он прошел тест.
* * *
Говорит Эймс
ВОПРОС: — Вы не были лично знакомы почти ни с кем из агентов, но хорошо знали Сергея Федоренко. Хотя он был вашим другом, вы выдали его КГБ, зная о том, что всех остальных русские арестовали и расстреляли. Как вы могли так поступить?
Р.Э. Я впервые рассказал Владу о Сергее в Риме, в конце 1986 года. Перед этим Влад принёс мне свои извинения за то, что КГБ потерял контроль над ситуацией. Другие органы, я полагаю — политбюро, заставили арестовать всех агентов, которых я выдал. Узнав об этом, я, естественно, напрягся и занервничал, но дым из ушей у меня не шёл. Правда, я сказал Владу, что действия его правительства поставили меня под серьёзную угрозу. Но я не потерял самообладания, не поддался панике, потому что, честно говоря, знал, что мои сенсационные донесения будет очень сложно удержать в рамках КГБ.
Чего ещё я ожидал? Был ли у нас выбор? И в то же время, я не собирался вытягивать из Влада подробные объяснения их действий. Наверное, я хотел подавить в себе чувство вины и горечи из-за этих расстрелов. Как бы то ни было, Влад быстро рассказал мне о том, что произошло, в самых мягких выражениях, которые только смог найти. Он успокоил меня, и я хотел, чтобы меня успокоили. Он сказал, что этого больше не повторится, сославшись на информацию, которая казалась правдоподобной и разумной. Когда прошло первое потрясение, КГБ разрешили в будущем принимать решения самостоятельно. Казни должны были прекратиться. В это я мог поверить. Также на меня подействовала искренность Влада. В конце концов, не каждый будет рассказывать агенту о том, что в штаб-квартире потеряли контроль над обеспечением секретности операций! Наверное, это была мелочь, но именно из подобных мелочей складывалось моё отношение к Владу, основанное на уважении и доверии. Так что, находясь под этим впечатлением, я и рассказал ему о Сергее — зная о том, что его не казнят и, возможно, даже не арестуют.
Вы должны понять одну вещь. С самого начала я чувствовал, что не должен ничего скрывать от Влада. Сергей же буквально прожигал дыру в моем кармане. Я хотел сообщить о нём Владу и, можно сказать, искал для этого подходящий случай. Встреча с Владом была именно таким случаем. Почему? Потому что я не хотел лишиться той атмосферы доверия, которая появилась в моих с. ним отношениях. Я чувство вал, что теперь Влад сочтёт своим долгом доказать мне, что КГБ способен держать в узде тех, кто жаждет крови. Поэтому я описал ему характер прошлых донесений Сергея о секретных военных исследованиях. Должен признать, что дела Сергея обстояли неважно. Я бесспорно подвергал его риску. Мои откровения сделали его уязвимым. Но я также сказал Владу, почему, по моему мнению, Сергея следует пощадить. Влад ничего впрямую мне не пообещал, да я и не ожидал от него обещаний. Но всей своей реакцией он продемонстрировал, что "проблем" не будет, и для меня это было знаком, что с Сергеем ничего не случится. Я готов признать, что говорю сейчас об этом слишком рационально. Я несомненно, поставил жизнь Сергея под угрозу и ищу оправданий своему поступку. Но Сергей не был наказан. Мне было приятно убедиться в том, что моё мнение о ладе и доверие к нему оправдались.